Эй Джей Джейкобс
Год, прожитый по-библейски

ЖДУ ВАШИХ ПИСЕМ
Здесь это обсуждают

= Главная = ШОА = История = Ирушалаим = Новости = Традиции = Атлас = Сионизм =

 

Месяц двенадцатый: август (и немного сентября)

Вдовиц почитай, истинных вдовиц.

Первое послание к Тимофею 5:3

День 336. Сегодня я обедаю с двоюродной бабушкой Джоэль. Она единственный религиозный член нашей семьи, за исключением ортодоксальной тети Кейт. Джоэль - практикующая католичка, которая радостно благодарит Бога даже в окружении агностиков вроде моих родственников. Она бывшая актриса и певица (когда мы поем "С днем рожденья тебя" на семейных праздниках, ее вибрато придает исполнению профессиональный оттенок) и однозначно самый разговорчивый человек из всех, кого я знаю. Ее муж, очень симпатичный ветеран флота, умер несколько месяцев назад в их доме в Майами.

Библия гласит, что надо утешать вдов. Я пригласил ее на обед отчасти по этой причине. Но, как это нередко бывает, в итоге она помогла мне больше, чем я ей. Она говорила о Божьей любви, Его безусловной любви.

- Порой я не могу поверить, как сильно Бог любит меня. Я думаю: "Как же это возможно? Ведь я сама и близко не люблю себя так, как он".

Даже если возникают трудности или Джоэль где-то напортачит, она может рассчитывать на безусловную любовь Господа.

Возвращаясь с обеда, я в первый раз за неделю чувствую себя спокойно. Видите ли, на прошлой неделе у меня был небольшой нервный срыв по поводу этого библейского проекта. На последнем отрезке пути я лихорадочно пытаюсь прочесть абсолютно все книги о религии, взять интервью у всех духовных лидеров и выяснить, как соблюдать все правила. А если я пропущу ценную идею? Если прогляжу какой-то перевод? Я не заплатил Богу пять сиклей, чтобы выкупить первенца. И еще не разговаривал с адвентистами Седьмого дня. Что если они владеют секретом? Да я же почти не притронулся к Библии!

Но, может, Бог простит меня за недостаток знаний. Если Джоэль права, он все равно будет меня любить. Я никогда не узнаю всего. И не могу с Ним состязаться. А если вам интересно, что бывает с теми, кто пытается, вспомните о чересчур старательных строителях Вавилонской башни.

И зачала еще и родила сына…

Бытие 29:34

День 359. Сегодня родятся наши близнецы. Мы сами выбрали эту дату. Мы решили, что они появятся на свет Божий сегодня, 24 августа, в девять часов утра. Дата записана в календаре Джули на компьютере, как будто это регулярный осмотр у офтальмолога.

Этот подход кажется мне абсолютно не библейским. Не могу представить себе, чтобы Рахиль запланировала рождение Иосифа на третий день после сбора ячменя. Но наши дети расположены попой к выходу, и доктор говорит, что у нас один вариант: кесарево сечение.

Роды проходят очень цивилизованно. Совершенно не так, как с Джаспером. В этот раз у Джули нет схваток и она не воет по-волчьи. Ее привозят на каталке в операционную. У нее на голове шапочка для душа. Джули делают анестезию нижней части тела, и все - она готова рожать.

Я натягиваю хирургическую маску на рот и нос и присоединяюсь к Джули в операционной.

- Нет-нет, - говорит сестра, - вам нужно закрыть бороду.

Она выводит меня наружу и дает вторую маску для нижней части лица. Я возвращаюсь.

- Сейчас мы снимем с вашей жены рубашку, - говорит сестра. - Если хотите уйти, уходите сейчас.

- Нет, спасибо.

Странное предложение. А, подождите. Она думает, что я ортодоксальный еврей и, возможно, не хочу видеть наготу жены.

Атмосфера в операционной странная. С одной стороны, это страшное и кровавое действо. Мое место у головы Джули, и доктор повесил над животом занавесочку, чтобы мы не видели самое неприятное. Но и от оставшегося на виду я едва не падаю в обморок. С другой стороны, обстановка почти расслабленная. Врачи болтают о планах на выходные, как будто едят салат с курицей в больничном кафетерии.

- Подержи меня за руку, - говорит Джули.

- Ну, ты будешь нечиста неделю после родов, поэтому я могу это делать, пока все не началось.

- Умоляю, не надо…

В 9:50 доктор вытаскивает первого маленького человечка. В 9:52 - второго. Теперь у меня официально есть куча сыновей.

Смотрю, как мои мальчики корчатся под большой греющей лампой. Сами они - тоже странные. С одной стороны, это зверьки - крошечные, голые, покрытые слизью. Они даже издают звериные звуки. Их плач не человеческий, он больше похож на кряканье уток. С другой стороны, я уже вижу в них нечто трансцендентное. Когда они распахивают глаза - голубые у обоих? как это возможно? - я замечаю то, что моя знакомая монахиня называет "ДНК Бога". Это живые глаза.

Когда доктор одного за другим извлекает наших сыновей, я вдруг вспоминаю о самых незабываемых родах в Библии. Да, даже в операционной я о ней не забываю. То было рождение близнецов Фареса и Зары. Происходило оно так: близнецы боролись за право родиться первым. Один сын, Зара, вытащил руку из утробы матери, и повивальная бабка обвязала красную нить вокруг его запястья. Тогда он втянул руку обратно. Второй сын, Фарес, совершил обходной маневр и вышел первым. В Библии не говорится, кто стал считаться первенцем при таком необычном раскладе. Я предпочитаю думать, что это был Зара, поскольку он первым открыл матку рукой - примерно так игроку НФЛ засчитывают тачдаун, если мяч оказывается за линией.

Я рад, что мне вспомнилась эта история. Не из-за поворота с красной ниткой. А из-за того, что, если вы помните, их зачатие - хорошая метафора в моем случае. Эти древние близнецы были зачаты при сложных обстоятельствах - они были отпрысками Иуды и его невестки Фамари, которая переоделась в блудницу. Мои сыновья тоже имеют сложное происхождение. Но, надеюсь, это не станет для них приговором.

А сейчас, набирая этот текст, я думаю: не может ли история Фареса и Зары считаться Большой метафорой для моего года? И не применима ли она к самой Библии? Может, ее не продиктовал сам Бог. Может, ее рождение было беспорядочным и сложным, связанным с политическими программами и устаревшими идеями. Но это не мешает Библии быть прекрасной и священной.

Дети! вы от Бога…

Первое послание Иоанна 4:4

День 361. Джули и близнецов выписали из больницы на третий день, около одиннадцати утра. Они могли бы выйти и быстрее, но мы потеряли минут сорок пять, пока охрана во второй и третий раз перепроверяла идентификационные браслеты и номера страховок, чтобы мы точно не утащили чужих детей.

Мы пробыли дома два дня, и я большую часть времени застегивал кнопки на их крошечных комбинезонах. Да уж, кнопок на них с избытком. Что за помадка со старыми добрыми молниями?

Джаспер практикует по отношению к братьям интересную стратегию: полное отрицание. Он отказывается признавать их существование. Не хочет даже взглянуть. Они могут заходиться плачем прямо перед его носом, но он смотрит сквозь них.

Что до меня, думаю, вас это удивит: я устал до чертиков. Вчера Джули делала на кухне бутерброд, и я игриво похлопал ее по попе, проходя мимо. Только это была не Джули. Это была моя мама. Она пришла навестить близнецов, а я от усталости перепутал ее с Джули. Книга Левит такое точно запрещает.

С самого их рождения я почти не мог заниматься библейским делами. Я теряю ценное время. И поэтому принимаю решение продлить проект еще на месяц. Но Джули уламывает меня на две недели.

Мне не помогает тот факт, что близнецы, Зейн и Лукас, живут по совершенно разному графику и отказываются сотрудничать. Да, это вполне библейское соперничество. Младший крошечный - два килограмма и триста граммов, а старший - крупный мужчина, на три с лишним. И они постоянно бьются за доступ к источнику молока. Младший хитер. Я думаю, он чувствует, когда старший шевелится, и начинает ныть, чтобы его точно взяли первым. Он Иаков для своего брата Исава, вредный аутсайдер. Плохо ли, что я на его стороне? Я всю жизнь был на стороне аутсайдеров, а значит, ничего не попишешь. Но уверен, это временно. Во всяком случае, надеюсь. Я знаю, к чему приводит выбор любимчиков: Иосиф был фаворитом Иакова, и завистливые братья швырнули его в яму.

…Прощайте, и прощены будете…

Евангелие от Луки 6:37

День 363. Я наконец рассказал родителям, что был у бывшего дяди и собираюсь написать о нем в книге. И отправил им отрывки про Гила - для подготовки.

Им не понравилось. Они сказали, что я недостаточно раскрыл темную сторону Гила. И спросили, так ли надо было давать ему важную роль. Еще они попросили подчеркнуть: это бывший дядя. И оспорили часть, где я сказал, что Гил - самое экзотическое существо в нашей семье. Но в итоге меня простили. И не заставили ничего менять.

- Как-нибудь переживем, - сказала мама. - Мы тебя любим.

Их сын, фигурально выражаясь, поедал отбросы вместе со свиньями. А они приветствовали его возвращение, раскрыв объятия.

Восьми дней от рождения да будет обрезан у вас в роды ваши всякий младенец мужеского пола…

Бытие 17:12

День 366. Мои близнецы пробыли в этом мире восемь дней, а это значит, что сегодня настало время выполнить одну из первых библейских заповедей: обрезание.

Вообще, я довольно много знал об обрезании еще до начала библейского года. Наверное, даже слишком. Будучи начинающим журналистом, примерно за год написал множество статей о нем. Это моя первая настоящая тема. Тогда я жил в Сан-Франциско, и эксцентричная тетя Марти познакомила меня с борцами против обрезания, которые считали, что отчекрыживать крайнюю плоть - жестоко и необязательно. А как говорила сама Марти, это единственный мужской вопрос, который ее волнует.

Самые упертые из бескомпромиссных хотели не просто объявить обрезание вне закона. Они мечтали вернуть себе крайнюю плоть. Помню, я как-то посетил группу поддержки, которая выглядела дико даже по стандартам групп поддержки в Сан-Франциско. Она называлась "Покрой пенис заново" (а конкурирующая организация - "Братство будущей крайней плоти").

Собрание проходило в подвале церкви. Либо это была крайне либеральная церковь, либо они не знали, кому сдают помещение. Человек десять сидело кругом на складных стульях. Среди них были хиппи с хвостиками, люди, похожие на парня в коже из группы Village People[243], и пара совершенно обычных кадров, которые могли бы работать в кредитном отделе Citibank.

- Я не чувствую себя целым, - сказал один. - Хочу снова почувствовать себя целым.

Другой спросил:

- Вы можете себе представить, что такое заниматься сексом с крайней плотью? Наверное, это как смотреть цветной телевизор.

(Конечно, я не могу это подтвердить, но считается, что обрезание притупляет ощущения.)

Бо?льшая часть времени ушла на обсуждение народных методов отращивания крайней плоти. Избавлю вас от подробностей. Уверен, что в интернете гораздо больше информации для интересующихся.

Если даже отбросить вопрос чувствительности, медицинский аспект обрезания остается объектом споров. Американская ассоциация педиатров не дает рекомендаций ни за, ни против. Обрезание может снизить риск рака пениса, и теперь есть убедительные доказательства, что оно снижает восприимчивость к ВИЧ. (Уже по истечении моего библейского года ВОЗ рекомендовала медицинское обрезание в зонах повышенного риска.)

Так вот, когда родился наш первенец Джаспер, у меня были смешанные чувства по этому поводу. Нет, меня не пугало, что когда-нибудь он примется срывать злость в подвале в Сан-Франциско. Но зачем его мучить? Тому нет рациональных причин. По крайней мере не было до последних исследований СПИД. И даже если обрезание целесообразно с медицинской точки зрения, надо ли устраивать вечеринку с кунжутными бубликами и вегетарианским сырным кремом?

Тети подливали масла в огонь. Я стал объектом их рьяных кампаний.

С одной стороны, ортодоксальная Кейт оставляла на автоответчике сообщения с призывами это сделать. С другой, Марти присылала буклеты с историями о неудачных обрезаниях, от которых в жилах стыла кровь.

В конце концов Джули сказала последнее слово. У Джаспера будет обрезание, оно пройдет в нашей квартире, и сделает его друг семьи Лью Сэнк, педиатр из Нью-Джерси и сертифицированный мохел[244].

Когда настал условленный день и семья собралась у нас, я приложил все усилия, чтобы не обращать внимания на происходящее. Даже убедил себя, что это всего лишь бранч[245] с небольшим уклоном в сторону маленькой медицинской процедуры.

Я смеялся над анекдотами, которые Лью, как и все мохелы, знает в великом множестве.

- Слышал про парня, который решил перейти в иудаизм уже взрослым? Ему надо сделать обрезание, и он боится. Тогда он спрашивает у еврейского друга Эйба: это больно? А Эйб отвечает: "Ой-вэй! Когда мне его сделали, я целый год не мог ни ходить, ни говорить!"

Единственный страшный момент был, когда я заметил на столе нож размером с маленькое мачете. Оказалось, он нужен для разрезания церемониального хлеба. Так что и тут пугаться было нечего.

Мы с Джули отказались наблюдать сам процесс. Мы ушли в нашу спальню, закрыли дверь, взялись за руки и, чтобы не слышать плача, начали очень громко обсуждать, нужны ли для мобиля с дельфинами батарейки AA или C. Через два с половиной года обрезания номер два и три ложатся на меня. И несмотря на бублики и мохела Лью, теперь все иначе. На этот раз я планирую смотреть. Если я выбрал его для своих сыновей - этот последний, пятый закон в списке пяти самых невероятных правил, - то по крайней мере должен держаться храбро.

Обрезание играет в Библии огромную роль. На него приходится восемьдесят семь упоминаний. Оно считается способом закрепить завет между Богом и людьми. Это подпись кровью.

Первопроходцем был Авраам. Бог явился ему и велел обрезать всех мужчин в его доме и всех новорожденных на восьмой день их жизни. В то время у Авраама не было новорожденных, поэтому первыми обрезанными стали его старший сын Измаил (которому было тринадцать) и сам девяностодевятилетний Авраам.

В Новом Завете обрезание считается в лучшем случае необязательным. Апостол Павел, чья миссия состояла в распространении христианства за пределами еврейской нации, сказал, что обрезания не требуется. Если вы меняетесь в сердце, физические доказательства не нужны. Он так и говорил: обрезание "в сердце". Однако есть отрывки, из которых видно, что он не возражал против обрезания у прямых потомков древних евреев.

- Ты сам будешь делать обрезание? - спрашивает брат Джули Эрик.

- Я слышал, в Центральном парке можно отыскать отличный кремень, - добавляет другой брат, Даг.

- Очень хорошо, - говорю я.

Я не в настроении шутить, слишком нервничаю. Лоб покрылся испариной.

Бормочу, что Библия не обязывает отца проводить церемонию.

На самом деле мы крайне далеки от орудий из кремня. Лью пришел с чемоданчиком, полным блестящих металлических инструментов, которые он разложил на нашем обеденном столе. Он со щелчком натягивает белые хирургические перчатки, повязывает белый фартук и достает коробку спиртовых салфеток.

- Кто первый? - спрашивает Лью.

- Зейн? - говорю я.

- Хорошо, неси его.

Сын кажется крошечным на большом столе - как миска супа, сервированная к обеду.

Оглядываю комнату. Одна родственница глядит в окно. Мама изучает каталог игрушек "Паровозик Томас". Джули сидит к столу спиной. Никто не смотрит на Зейна. Я поворачиваюсь к сыну - он плачет. За окном проезжает автобус. Я сжал зубы. И прищурился - это своего рода компромисс между открытыми и закрытыми глазами.

Лью накладывает зажим. Плач продолжается. Он достает коричневый кожаный ремешок. И скальпели. Капли крови попадают на полотенце. Теперь Зейн завывает с открытым ртом.

В каком-то смысле это очень гигиеничная, стерильная процедура. И все же… сложно не забыть о том, что происходящее на столе глубоко примитивно. Это примитивнее всего, что я видел за весь свой библейский год.

Вот на лоскуте белой марли лежит кусочек моего сына. Он пожертвовал часть своего тела, чтобы вступить в древнее сообщество. Лью читает молитву с ксерокопии:

- Пусть Он, благословивший наших отцов, Авраама, Исаака и Иакова, Моисея и Аарона, Давида и Соломона, благословит сего нежного младенца…

Теперь это не просто бессмысленные имена. Это имена, с которыми я прожил год. Авраам, Исаак, Иаков. Эта цепь, которая - если бы Лью извергал имена несколько часов подряд - предположительно, дошла бы до Чарльза Якобовича, и Арнольда Джейкобса, и Эй Джей Джейкобса. Кто я такой, чтобы нарушать традицию, которой тысячи лет? Обрезание - безумный, иррациональный ритуал. Но дело в том, что это ритуал моих предков. Поэтому, может, мне и не стоит от него отворачиваться.

И так во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними…

Евангелие от Матфея 7:12

День 372. Пару дней назад, прямо перед длинными выходными в честь Дня труда, в коридоре у нашей квартиры появился странный запах.

- Похоже на гнилую репу, - сказала Джули. - Ты чувствуешь, да?

Я чувствовал, но не увидел в этом ничего особенного. Загадочная соседка из квартиры 5R, с которой я так и не познакомился, обожает готовить экзотические блюда из неведомых животных. Может, ей просто не повезло с рецептом. Но к утру запах не выветрился. Джули позвонила в домоуправление, они "провели проверку" и ничего не обнаружили. На День труда все наши соседи уехали с Манхэттена. В здании остались только мы с Джули, наши дети и этот запах. Который стал еще хуже. Намного. При этом источник оставался неясным - как будто запах пропитал весь холл.

Выходя на прогулку, мы с Джули неслись из квартиры к лифту, прикрыв рты и носы воротниками. Она снова позвонила в коммунальные службы. Ей обещали разобраться.

Во вторник утром я проснулся от громких ударов в холле. Я выглянул из дверей и увидел Виктора, нашего ремонтника, у квартиры 5IV, где живет милая хиппи Нэнси. За дверью лаяла ее собака. Рядом ждали четыре медика, тихо переговариваясь по рациям.

Я понял все еще до того, как один медик спросил:

- Вы в последнее время видели вашу соседку?

Виктор полчаса бил в дверь и наконец сломал ее. Он вошел внутрь и очень скоро вышел.

- Жива? - спросил я.

Он покачал головой.

Тело Нэнси под простыней выкатили на носилках. Дверь заперли на висячий замок и заклеили желтой полицейской лентой, а вдобавок оставили предупреждение на флуоресцентной: никому не входить. В конце коридора поставили промышленный вентилятор, чтобы развеять запах.

Когда Джули проснулась, я рассказал ей. Она села на диван, закрыла лицо руками и молчала, кажется, целых две минуты. Наконец она подняла покрасневшие глаза.

- Я видела ее неделю назад. Она все беспокоилась, как я справлюсь.

Я покачал головой.

- От чего она умерла?

- Пока неизвестно.

- Я же говорила им про запах. Говорила. Этого я и боялась.

Когда что-нибудь происходит, я всегда пытаюсь найти библейский прецедент - историю, которая поможет взглянуть на вещи шире. Но для смерти Нэнси ничего не находится. В Библии мало сказано о жизни и смерти в одиночестве. Адам сначала был один, но недолго. Бог решил: "Не хорошо быть человеку одному". В библейские времена мельчайшей ячейкой общества был не человек, а семья. У Нэнси не было ни семьи, ни детей - только горстка друзей, с которыми она виделась довольно редко.

Этой ночью мы с Джули лежим в постели, слишком уставшие, чтобы читать перед сном.

- Может… помолимся?

Джули смотрит на меня так, словно я предложил пригласить к нам в постель официантку из кондитерской на углу.

- Ты серьезно?

- Прочтем благодарственную молитву. Мне они помогают. Не обязательно называть это молитвой. Можно просто благодарить.

Джули какое-то время молчит.

- Ну ладно.

- Начнем с простого.

- Благодарю за наше здоровье и наших детей, - говорит Джули.

- Благодарю за то, что мы были знакомы с Нэнси, - продолжаю я.

- Благодарю за то, что твой проект заканчивается.

Поминки проходят через два дня в квартире женщины, которая чуть-чуть знала Нэнси - они обе принадлежали к неформальной клике собачников нашего дома. Поскольку у Нэнси не было родственников, в основном все организовала Джули: отыскала нескольких друзей и повесила в холле объявление.

Пришло около десяти человек. Школьный друг Нэнси Дэн читает ее письма. Это болезненно искренние рассказы об одиночестве и "надломе", оставшемся со времен 60-х. Мы передаем друг другу обложку для альбома Джимми Хендрикса, которую она нарисовала. Люди говорят примерно так: "У нее была трудная жизнь, но по крайней мере под конец она обрела мир и покой в компании своей собаки Мемфиса".

И мы обсуждаем страшное совпадение, словно взятое из чеховского сюжета: она умерла от сердечной недостаточности и астмы. Астма развилась из-за собаки.

Если вы попытаетесь буквально выполнить правило из Книги Левит 19:18 - "люби ближнего твоего как самого себя", - то, скажем прямо, у вас не получится. Потому что для этого пришлось бы поставить мечты, карьеру, детей, домашних животных и финансы ближнего наравне со своими. Вот почему чаще используется менее жесткое, но бесконечно мудрое "золотое правило нравственности": "Поступай с другими так, как хочешь, чтобы другие поступали с тобой".

Пока Нэнси была жива, я не преуспел в выполнении "золотого правила". Она была рядом, была моим "ближним" в буквальном смысле этого слова. Жила через две двери. А я халтурил. Никогда не приглашал ее на ужин. Так и не собрался взяться за дело и помочь ей опубликовать книгу о Джимми Хендриксе. Так и не купил ей подарок в ответ на подарки Джасперу. Так и не сделал для нее "мицву". Но у меня появился шанс частично искупить свою вину. Бигля Нэнси по имени Мемфис пока никто не забрал. Он временно живет в квартире других соседей, но та семья не может взять его надолго. Поэтому на следующий день я начал лихорадочно искать Мемфису дом, чтобы избавиться от ощущения бессилия.

Я пошел на сайт рекламных объявлений craigslist, но прочел там предупреждение Американского общества против жестокого обращения с животными. Какие-то психи забирают собак и потом ради забавы пристреливают их или бросают в реку. Настроение не улучшилось. Тогда я разразился шквалом электронных писем всем, кого вспомнил. К письмам я прикрепил фото Мемфиса, снятое несколько часов назад. У него и так была грустная морда, но теперь он повесил нос до земли. Кто-нибудь возьмет одинокого песика?

Ответил друг друга. Он хотел познакомиться с одинокой собакой. И приехал, одетый в костюм и галстук, вместе с женой и детьми.

- Давайте подумаем, - сказала жена, пока дети чесали Мемфису голову.

Возможно, это была благоразумная мысль. Но дети не собирались ждать, и Мемфис отбыл в загородный дом с двором и крыльцом. На следующий день у меня было такое чувство, что по крайней мере Нэнси понравился бы этот поступок. А еще я вернулся к вопросу, который она задала много месяцев назад.

Помог ли я, потому что мне велела Библия, или по доброй воле? Может, найти собаке новый дом - удобный и легкий способ стать более этичным ради книги? Вполне вероятно.

Я обратился с этим вопросом к духовному советнику Грегу Фраеру, лютеранскому священнику, который живет в одном доме с моими родителями. Вот что он сказал:

- Клайв Льюис говорил, что разница между попыткой выглядеть лучше и настоящим улучшением тоньше, чем могут вообразить ищейки на ниве морали.

Короче говоря, притворяться хорошим человеком - лучше, чем ничего. Отличная цитата, и к тому же в ней есть метафора с собаками. Я решил, что это судьба, и поблагодарил преподобного Фраера и Клайва Льюиса за избавление от мук совести.

Через несколько дней три человека в белых костюмах химзащиты пришли чистить квартиру Нэнси. Они положили все - одежду, бумаги, сковородки - в черные мусорные мешки. Уже десяток таких мешков стояло в нашем холле, а они только начали.

Я закрыл лицо красной банданой, надел желтые перчатки для мытья посуды и прошел в квартиру.

- Кое-что посмотрю быстренько, - сказал я до того, как они успели спросить, есть ли у меня на это право.

Я просочился в захламленную комнату и нашел на столе в углу стопку бумаги. Бегло взглянув, понял, что это очень сырой черновик ее мемуаров, и забрал его.

- Спасибо! - сказал я на выходе.

Вернувшись в квартиру, я сел на диван и прочел написанные от руки страницы. Это оказалась непростая, но хорошая книга. И далеко не законченная: иногда на странице был только фрагмент предложения. Не знаю, опубликуют ли ее когда-нибудь. Надеюсь, что да. Но на случай, если нет, вот предложение с сорок первой страницы, которое потрясло меня до глубины души. Это о наброске портрета Джимми Хендрикса, который стал обложкой для его альбома.

"В итоге я продала оригинал Hard Rock Caf?, и не только потому, что мне не помешали бы деньги. Просто я боялась: если я умру, его выставят на улицу в черном полиэтиленовом мешке, как обычно поступают с вещами умерших. Но теперь он в безопасности".

…и было в устах моих сладко, как мед.

Иезекииль 3:3

День 374. У моей племянницы Наталии сегодня бат-мицва в Нью-Джерси. Как вы, возможно, знаете, самое важное в современной бар- или бат-мицве не чтение отрывка из Торы и не зажжение свечей. Необходима тема: спорт, рыцари Круглого стола, что угодно. Недавно я был на бар-мицве мальчика Зака под названием "Заковы войны: месть Торы". Название не очень-то согласовалось с запретом на месть в Книге Левит. Тема Наталии - "Шоколадная фабрика Вилли-Вонки".

Наталия с мамой превзошли сами себя. Они прислали приглашения, обернутые вокруг плиток шоколада. Ее мама потратила не одну неделю, чтобы сделать двадцать два умпа-лумпа[246] из папье-маше. Столы они заставили мисками с конфетами Skittles и M&M's.

Джаспер начал ерзать, и я вынес его на танцпол, где мы присоединились к тринадцатилетним одноклассникам и шестидесятивосьмилетним двоюродным бабушкам. Мы танцевали под песню Бейонсе, и тут я испытал необычное чувство. Оно словно накрыло меня, а потом и Джаспера, и вот уже распространяется, словно капля клюквенного сока в стакане воды. Оно расходится по комнате, окружая племянниц, племянника, Джули и моих родителей. Вот так, на восхитительно глупом ритуале, в окружении гигантских конфет, я опустил барьеры, и мое чувство проникло сквозь стенки черепа, вышло на свободу и заполнило комнату. И оно продолжает расти. Мне даже кажется, оно выплеснулось из дверей и окон на стоянку и подъездную дорогу.

За год я не раз был к этому близок. Например, во время гипнотического транса, когда смотрел на проповедника-змеедержца. Но еще никогда я не отдавался ему полностью - только парил в паре метров над землей, как воздушный шар, еще привязанный тросом.

И вот, в кантри-клубе в Нью-Джерси, держа на руках сына, который обвил мою шею руками и положил голову мне на плечо, я решил принять это чувство и испытать его, не сопротивляясь. Это смесь любви, благодарности, сопричастности и радости. Радости концентрированной, гораздо более насыщенной и горячей, чем во время танцев с хасидами. Возможно, я наконец понял чувство, которое испытывал царь Давид, танцуя перед Богом. В такие моменты ничто не может помешать. Если бы моя одежда взлетела вверх, как у него, это не имело бы никакого значения. По крайней мере для меня. Радость заглушила бы все остальное.

Это состояние длилось всего секунд десять или даже меньше. А потом оно ушло, но не до конца. До сих пор осталось послевкусие, и надеюсь, Бог даст, это продлится еще недели или месяцы.

По дороге в Нью-Йорк я спрашиваю себя: почему именно сейчас? Не связано ли это с переутомлением после смерти Нэнси? Не исключено. Или дело в том, что мой проект подходит к концу, и поэтому я силой ввел себя в такое состояние? Да, возможно. Но даже если это чувство было вызвано искусственно, все же оно реально. Лосось с фермы лучше, чем никакого лосося. Мой год был контролируемым экспериментом, но иногда эксперименты дают результаты именно благодаря экстремальным условиям. Если бы Грегор Мендель (между прочим, монах) дал своему гороху расти как попало, он никогда бы не понял принципов генетики.

Если бы не было библейского года, я бы не открылся чувству, которое снизошло на меня на танцполе. И одного этого стоили все безумства, трости-сиденья, кузнечики и змеи.

Впрочем близок всему конец…

Первое послание Петра 4:7

День 378, последний. Я решил не уходить в библейский запой. Не хочу весь день метаться, как курица во время капарота. Постараюсь прожить его не спеша, в размышлениях, посмотреть на вещи в перспективе и ответить на кое-какие вопросы.

Помогла ли мне Библия стать лучше? Трудно говорить наверняка, но надеюсь на это. По крайней мере немного помогла. На днях я раздавал листовки с приглашением на митинг в защиту Дарфура, но потом разозлился на людей, которые игнорировали меня и проходили мимо. В итоге я нафантазировал замысловатые сценарии мести, в которых эти люди читали о митинге в New York Times, стыдились, что не взяли листовку, и даже приходили ко мне с извинениями. То есть я стараюсь казаться лучше, чем есть, а это уже первый шаг, если верить Клайву Льюису.

Не знаю, стоит ли об этом упоминать, но я стал терпимее, особенно к религии. Вот откуда я знаю: когда родился Джаспер, ортодоксальная тетя Кейт подарила ему кубики с алфавитом иврита и картинки с библейским сценами. Я не хотел, чтобы Джаспер играл с ними, потому что боялся, как бы они не запечатлелись в его мозгу и не склонили к хасидизму. Сейчас я не просто разрешаю, но даже радуюсь. Мне хочется, чтобы он знал свою религию.

А сама Библия? Что я думаю о ней после годичного погружения?

Когда я только начинал этот проект, Элтон Ричардс привел величественную пищевую метафору. Он сказал: мой опыт будет похож на пир, и хотя не все готовы сесть со мной за стол, важно, что я испытываю голод и жажду - и имею право их удовлетворить. Мне очень понравилась его манера выражаться. И я решил к концу года применить такую пищевую метафору собственного сочинения. Думаю, я ее нашел. Может, она не такая величественная, но все же.

Существует фраза "столовское христианство". Так фундаменталисты иронически отзываются о взглядах умеренных христиан. Смысл здесь в том, что умеренные выбирают и принимают те части Библии, которым им хочется следовать. Они берут большую порцию милосердия и сострадания. Но запрет на гомосексуализм остается на прилавке.

Фундаментальные иудеи не используют фразу "столовский иудаизм", но приводят те же аргументы. Надо следовать всей Торе, а не только "приятным на вкус" частям.

Они хотят сказать, что умеренные верующие непоследовательны. Они приспосабливают Библию к собственным потребностям.

В этот год я ясно понял, что "столовскую религию" практикуют не только умеренные, но и фундаменталисты. Невозможно положить все на свою тарелку. Иначе придется выставлять из церкви женщин, которые захотят поздороваться ("Жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить…" - Первое послание к Коринфянам 14:34) и выгонять мужчин за обсуждение команды "Титаны Теннесси" ("и имени других богов не упоминайте…" - Исход 23:13).

Но еще важнее то, что в выборе нет ничего плохого. Столовые сами по себе не источник зла. Я не раз отлично в них обедал. Но однажды съел запеканку из индейки и шестнадцать часов мучился рвотными позывами. Поэтому главное - правильно выбирать блюда. Надо брать питательные (сострадание) и здоровые (люби ближнего своего), а не горькие и ядовитые. Религиозные лидеры не могут знать всего об этой пище, но хорошие укажут вам на свежую. Они как любезная женщина на раздаче… похоже, я слишком отвлекся.

И здесь возникает проблема авторитета. Если мы признаем, что выбираем из Библии отдельные отрывки, не подорвет ли это доверие к ней? Не выбьет ли из-под нее почву? Почему мы вообще можем на нее полагаться?

- Важный вопрос, - говорит один из моих раввинов Робби Харрис.

Я задал этот вопрос и ему, и всем остальным членам моего совета. И не получил ни простого, ни стопроцентно удовлетворительного ответа. Но хочу поделиться интересными идеями.

Первую высказал пастор в отставке Элтон Ричардс. Попробуйте представить, что Библия - это моментальный снимок божественного начала. Возможно, он несовершенен. У него могут быть недостатки: след от отпечатка пальца на линзе и выцветшие краски по углам. Но все же он помогает составить определенную картину.

- Мне нужна конкретика, - говорит Элтон. - Красота - это общее. Она абстрактна. А мне надо увидеть розу. И если я знаю, что Иисус принимает прокаженных, для меня это причина принимать больных СПИДом. А если он принимал самаритян, это причина бороться с расизмом.

Вторую идею подал Робби. Нельзя считать Библию итогом наших взаимоотношений с Богом. Разве мы можем утверждать, что в ней содержится вся Его мудрость?

- Если вы настаиваете, что Бог открылся нам всего раз, в одном конкретном месте, именно и только в этих немногих словах, у вас тоже выходит идолопоклонство.

То есть он считает, что можно поклоняться Библии как идолу. Словам, но не духу. Вместо того чтобы "встретиться с Богом на полпути".

И отсюда вытекает еще один вопрос: верю ли я в традиционного библейского Бога? Во всяком случае не так, как древние евреи. Я никогда бы не смог совершить "прыжок веры": принять Бога, который закатывает рукава и вертит нашими жизнями, как романист - персонажами. Я по-прежнему остаюсь агностиком. Но, по словам Элтона Ричардса, теперь я благоговейный агностик. И это не оксюморон, клянусь. Теперь я верю, что независимо от того, есть Бог или нет, существуют священные вещи. Жизнь священна. Шаббат может стать священным днем. Молитва может быть священным ритуалом. Это нечто трансцендентное, выходящее за границы повседневности. Возможно, оно - дело рук самих людей, но от этого не утрачивает ни мощи, ни важности.

Из этого года я вынесу "столовскую религию". И часто буду поступать не так, как тринадцать месяцев назад. Это будут и важные (отдых в шаббат), и незначительные (больше белого в одежде) вещи. И я буду продолжать благодарственные молитвы. Не знаю точно, кого я благодарю, но теперь не могу без этого обходиться (см. очень длинный раздел благодарностей).

Всему свое время, и время всякой вещи под небом…

Екклесиаст 3:1

День 381. В Екклесиасте, моей любимой книге, есть вот эти известные строки:

Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное…

Пришло время выкорчевать кустарник на моем лице. По этому поводу я нервничаю уже не одну неделю. Прежде всего я слышал кошмарные истории о детях, которые не узнают отцов после бритья. Иногда у них бывают приступы затяжного плача - они рыдают из-за чужого мужчины в доме. И чтобы восстановить отношения, требуются недели.

И у меня развилась такая паранойя, что я решил подготовить Джаспера к внезапному исчезновению растительности. Пришлось нарушить Вторую заповедь - запрет на изображение людей. Но все же я это сделал. Пару недель назад я пошел в магазин канцтоваров и распечатал большую цветную фотографию моего лица за 2005 год, в эпоху гладких щек. Я приклеил ее к деревянной палочке и каждое утро по часу, пока кормил Джаспера завтраком, держал перед лицом словно маску. Для глаз и рта я проделал отверстия. Кажется, Джаспер был несколько озадачен.

И вот пришел назначенный день. Все утро я рассматриваю свою бороду. Иду в гостиную, чтобы напоследок помолиться. Там Джули.

- Ты в порядке? - спрашивает она.

- Не особо.

- Зато ты сделаешь меня очень счастливой. Постарайся думать об этом.

Бритье назначено на 18 сентября, на два часа. Издатель прислал фотографа, чтобы запечатлеть меня "до и после", поэтому я несколько минут смотрю в камеру и стараюсь не слишком походить на террориста. Не хочу отпугивать потенциальных покупателей книги.

К счастью, фотограф не просит улыбаться. Это было бы тяжело. Я подавлен по нескольким причинам. Во-первых, после большого проекта всегда накатывает послеродовая депрессия. Так было, когда я прочел последнюю статью в энциклопедии на букву Z - Zywiec. Я немного боюсь и словно лишен почвы под ногами. Что теперь делать? Четких планов больше нет.

Кроме того, борода провела со мной много времени и зажила собственной жизнью, почти как отдельное существо. У меня такое чувство, будто я лишаюсь любимого кролика.

В-третьих, я не просто сбриваю бороду. Я отсекаю большой кусок моей личности. Через пару часов я уже не буду Яковом. Я стану прежним незаметным ньюйоркцем, одним из миллионов.

В два часа я отрезаю от бороды первую прядь. С этой штукой придется повозиться. Нельзя просто так намазать ее кремом и расчехлить бритву. Сначала я сорок пять минут кромсаю ее серебряными ножницами. Клочки волос летят вниз, раковина чернеет, а на полу залежи шерсти, как в районной парикмахерской. В итоге борода становится похожей на подстриженный газон. Я собираю пучки волос и сую их в полиэтиленовый пакет на замочке. Не знаю, что я буду делать с мешком бороды. Может, раздам образцы с первой сотней купленных книг.

Пора браться за бритву. Для такого случая я даже купил новую. За прошедший год в бритвенной промышленности произошли большие перемены. Раньше, когда я брился регулярно, у станка было всего три лезвия. А сейчас понаделали новомодных, с пятью. Я наношу пену на лицо, выдвигаю подбородок и касаюсь бритвой шеи. Слышен знакомый скрип. Появляется полоска кожи. И еще одна. Через десять минут я смываю остатки крема для бритья - и вот оно. Мое лицо.

Ну и странно же я выгляжу. И чувствую себя ранимым и обнаженным. Щеки пощипывает, как будто я только вышел из турецкой бани, где провел целый год.

Джули наблюдает за мной последние пять минут.

- Ты выглядишь на четырнадцать лет!

И она права. Может, это оптическая иллюзия - как с маленьким кружочком, который кажется еще меньше, когда рядом большой круг, - но я могу сойти за восьмиклассника.

Джули хватает меня за щеки и тянет к себе. Я целую ее в первый раз за два месяца. И это чудесно. Я совсем забыл, что такое - касаться губами ее губ.

Фотограф был настолько любезен, что принес шампанское. Он открывает его над раковиной и наливает мне, себе и Джули. Уже собираюсь сделать глоток, и вдруг останавливаюсь. Читаю про себя благодарственную молитву за шампанское. Это приятно, естественно и не так, как раньше. Это уже не работа.

…Он должен возвратить похищенное, что похитил…

Левит 6:4

День 387. После бритья прошла неделя. Самым трудным был первый день, когда я оказался без руля и ветрил. Я получил слишком много возможностей для выбора. Словно на первом курсе, когда на меня свалилась огромная свобода, - только теперь нет никакой радости и в два раза больше страха.

И я все время чувствую себя виноватым. Как будто мне сходят с рук самые разные проступки. Я пошел в парикмахерскую, и женщина помыла мне голову. Все это время я думал: "Можно ли так поступать? Можно листать журнал People, пока она подравнивает мне баки? Можно купить банан по дороге домой и не думать, исполнилось ли пять лет банановому дереву?" Все это до сих пор кажется неправильным.

Но постепенно это чувство уходит. Каждый день я потихоньку привыкаю. Это необязательно плохо, говорю я себе. По крайней мере мой год помог сократить пространство для выбора.

Я больше никогда не буду Яковом. Никогда не буду жить с таким количеством ограничений. Но часть библейского альтер эго осталась со мной. Если у библейского "я" была длинная борода, то осталась легкая щетина. Но она есть. И, думаю, не пропадет никогда.

Прямо сейчас я на почте. За мной увязался Джаспер. Я сказал, что иду по делам, но он все равно напросился: почему-то решил, что поход по делам - это весело, как карусель в Центральном парке. Пятнадцать минут мы стоим в очереди. Я кладу на весы сверток в пузырчатой пленке и коричневой бумаге. До калифорнийского города Монте-Серено будет шесть долларов. Я расплачиваюсь. Через три дня моя бывшая подруга откроет почтовый ящик и найдет в нем Библию в черной кожаной обложке, с тонкими, как папиросная бумага, страницами и выцветшим золотым тиснением - 1536 страниц, которые определили мой год.

Мы с Джаспером выходим из почтового отделения, поворачиваем налево и идем домой, где нас ждет спокойный вечер пятницы.


= Главная = ШОА = История = Ирушалаим = Новости = Традиции = Атлас = Сионизм = ОГЛАВЛЕНИЕ =