Книжная полка

=Главная=Изранет=ШОА=История=Ирушалаим=Новости=Проекты=Традиции=
=Книжная полка=Музей=Антисемитизм=Материалы=

ПИШИТЕ! MD

НА «АРИЙСКОЙ СТОРОНЕ»

Мне хотелось бы, чтобы те, кто
уцелеют после гибели миллионов польских
евреев, дождались вместе с польским населением мира,
свободы и социальной справедливости. Из предсмертного письма члена Польского
национального совета в Лондоне
Шмуля Зигельбойма,
покончившего с собой в знак протеста против
равнодушия союзных держав к судьбе евреев
на оккупированных гитлеровцами территориях

    

Партия, конечно, переживет евреев.

    

Из речи Ганса Франка на приеме 22 августа 1943 г.

    

Евреи начали бежать на «арийскую сторону» сразу же после созда-ния гетто. В сумерках, подкупив полицию, они карабкались по приставным лестницами через стену или пробирались через проби-тую в ней дыру. Сотни людей ежедневно уходили прямо через ворота, заплатив полиции взятку по десять злотых за человека. Иногда немецкий жандарм возвращал пропущенных и проверял документы. Тогда доставалось и беглецам, и полицейским.

    

Из гетто бежали также подземным ходом, пробитым из подвала какого-нибудь дома близ границы гетто в ближайшее здание на «арийской стороне». Несколько сот человек ежедневно уходили вместе с рабочими колоннами плацувкаржей, заплатив начальнику колонны. Его задачей было обмануть жандармов при пересчете выходящих за ворота. По дороге через «арийскую» часть города «посторонние» при первой же возможности отделялись от колонны и скрывались. Кое-кто пытался выходить с польскими рабочими, занятыми на некоторых фабриках в гетто, однако поляки не раз выдавали в воротах пробравшихся в их ряды евреев.

    

Повальный характер приняло бегство из Варшавского гетто летом 1942 г. Уходили состоятельные люди, запасшиеся валютой и драго-ценностями, уходили интеллигенты, имевшие среди «арийского» населения коллег и друзей. С началом «операции Рейнгардт» уйти можно было только по трубам городской канализации. Сложность заключалась не только в необходимости найти достаточно знающего проводника и не только в том, что предстояло часами брести, согнувшись, в темноте, среди нечистот, — люди, появившиеся неожиданно из люка в мокрой и грязной одежде где-нибудь посреди Варшавы, привлекали к себе внимание, а это было опасно. Поэтому, отправля-ясь в подземное путешествие, беглецы выворачивали наизнанку пальто и шапки, чтобы перед выходом наверх надеть их грязной стороной внутрь. Многие пытались выйти по трубам с вещами. Проводники — работники коммунального хозяйства — обычно заби-рали себе часть доверенного им багажа, а подчас присваивали все.

    

Во время восстания некоторое количество евреев спрятали и вывезли из гетто на своих машинах польские пожарные, которых немцы заставили принять участие в боях.

    

Однако бегство из гетто представлялось сущим пустяком по срав-нению с теми опасностями, которые ожидали еврея на «арийской стороне», где без помощи польских друзей и знакомых он был обречен на скорую гибель. Подчас бывший домовладелец искал убежища у своего дворника, директор — у служащего. Такая дружба, как правило, не выдерживала испытания. «Друзья», ссылаясь на плохих соседей, сварливую жену, неприятных родственников и т.п., отделывались от обременительных и опасных посетителей. Впрочем, немало было случаев и поразительной привязанности. Прислуга, прожившая у еврейских хозяев десятки лет, следовала за ними в гетто и — позже — в Треблинку. Некоторых выручали родственные связи. Даже матерые антисемиты не выдавали «своих» евреев и делали все для их спасения.

    

Как правило, евреи вынуждены были платить «арийским» квар-тирохозяевам большие деньги, причем цены повышались из месяца в месяц. В январе 1943 г. жилье «на всем готовом» стоило 100 зло-тых на человека в день, осенью того же года — 200 и более злотых. Для некоторых польских семей сдача квартиры евреям стала основ-ным источником дохода. Небогатые евреи старались устроить на «арийской стороне» хотя бы своих детей. Летом 1942 г. это обходи-лось в сто злотых за ребенка в день. Деньги брали за полгода вперед из опасения, что родители могут вскоре погибнуть. Осиротевших еврейских детей многие поляки усыновляли, но находились и такие, кто сдавал доверенных им малышей в полицию. Известно немало случаев, когда польские семьи содержали еврейских детей беско-рыстно, надеясь лишь на то, что Бог отплатит за это добром их мужьям и сыновьям, находящимся в немецких лагерях. Обществен-ные организации старались оказывать таким семьям хотя бы скром-ную материальную помощь — деньгами (540 злотых в месяц), про-дуктами, одеждой.

    

Спасая детей, поляки, случалось, попадали в трагикомические ситуации. Полька Ирена Шульц приняла еврейскую девочку прямо из канализационного люка. Ребенок был в ужасном состоянии. Когда под видом подкидыша девочку сдали в приют, потрясенный персонал бросился разыскивать «мать-изверга», чтобы привлечь к ответственности. За «издевательство над ребенком» Ирена попала в полицию. С большим трудом удалось дать понять возмущенным служащим приюта, в чем дело.

    

Беглецы из гетто ходили по улицам преимущественно в сумерки, когда прохожим не так бросались в глаза их семитские черты лица. Те, кто не имел ярко выраженной еврейской внешности, старались обзавестись «арийскими» документами, выдавая себя за поляков, украинцев, реже за немцев, приобретали поддельные свидетельства о крещении и т.д. Изготовлением поддельных документов — «ли-пы» — для евреев занимались специальные подпольные мастерские. На каждом шагу приходилось преодолевать большие трудности: непросто было придумать имя и фамилию, так как однообразие в ряде сфабрикованных документов могло навести на подозрения; внешний облик заказчика должен был хоть как-то соответствовать профессии, указанной в «липе», а между тем документы зачастую заказывались заочно; владелец «липы» должен был быть хоть сколь-ко-нибудь знаком с мнимым местом своего рождения, причем не рекомендовалось указывать Варшаву, так как властям легче было проверить такие документы (чаще всего в качестве места рождения указывали Лодзь, известную почти каждому польскому еврею). Лю-дей с сильным акцентом отмечали как белорусов или надевали на них повязки глухонемых.

    

Чтобы подчеркнуть свою «арийскую» внешность, некоторые ев-реи отпускали усы и надевали высокие сапоги. В гетто острили, что еврея на «арийской стороне» можно распознать по усам, сапогам с голенищами и арийским документам. Брюнеты иногда красили во-лосы; в конце концов люди с белыми волосами стали вызывать у агентов гестапо еще большие подозрения.

    

Еврей, выдающий себя за «арийца», жил в постоянном напряже-нии. Хозяин квартиры, почтальон, дворник, сосед — каждый в лю-бую минуту мог разоблачить его и погубить. Еще больше было воображаемых опасностей, когда подозрительным кажется каждый брошенный на тебя взгляд. Говорили, что еврея можно узнать по глазам. Он выдавал себя нервным выражением лица, тем, что посто-янно оглядывался на прохожих. Некоторым, правда, удавалось при-нять независимый вид, вызывающе смотреть на встречных, но такие люди нередко теряли чувство меры. Разъезжая в поездах и трамваях, предназначенных «только для немцев», заходя в магазины и конди-терские, евреи неизменно рисковали обратить на себя внимание и быть схваченными. Несколько богачей погибли потому, что в целях маскировки надели меха, бриллианты, швырялись деньгами. За ни-ми учинялась слежка, кончавшаяся арестом.

    

Обывателям казалось, что у каждого еврея, скрывающегося на «арийской стороне», есть большая сумма денег. Шантажисты не сомневались, что стоит только прижать еврея и из него брызнут монеты. Комендант концлагеря Гесс сетовал на «проклятое еврей-ское золото», которое заставляло его подчиненных забывать о «пар-тийной этике». Действительно, почти все евреи на «арийской сторо-не» имели при себе значительные денежные суммы, и каждый, попав в руки шантажистов или полиции, старался откупиться. Это давало пищу для разговоров о неправедно нажитом богатстве евреев, об их развращенности и склонности добиваться всего подкупом. Рассуж-давшие так люди как бы забывали, что не только для евреев, но и для поляков нарушение немецких «законов» и подкуп администра-ции стали необходимыми условиями существования. К тому же еврей на «арийской стороне» отнюдь не представлял собой «типич-ного еврея». Это была лишь небольшая часть еврейского населения Варшавы, именно те, кто мог распоряжаться значительными денеж-ными суммами. Еврею без денег — а таких в Варшаве было подав-ляющее большинство — нечего было делать вне гетто. Что скажешь о теории, согласно которой люди, сделавшие вымогательство у евре-ев своей профессией, представляются жертвами соблазна, а схвачен-ные за горло, вынужденные под угрозой верной смерти откупаться от палачей и предателей ценой накопленного десятилетиями иму-щества обвиняются в развращенности!

    

Гестапо, полиция и шантажисты с каждым месяцем совершен-ствовали методы распознавания скрывающихся евреев. Подозри-тельных мужчин (а нередко и настоящих «арийцев») раздевали и осматривали, исходя из того, что почти все польские евреи в детстве подверглись обрезанию. По вечерам шмальцовники ходили по улицам, освещая лицо каждого прохожего фонариком. Чтобы разоблачить еврейку, выдающую себя за польку, задавали каверзные вопросы, считая, что, как бы тщательно она ни готовилась, всегда обнаружится незнание какой-нибудь специфической детали поль-ского католического быта («Что делает ксендз после исповеди?», «Когда ваши именины?»). Еврейского ребенка старались вывести на чистую воду провокационным вопросом («Как тебя звать? Ева? А как раньше звали?» или «Как учишься?»). Один пятилетний еврей-ский ребенок, которого укрыла у себя польская семья под видом сына, услышал разговор о том, что когда-то по Варшаве ходила конка. У мальчика вырвалось — к изумлению одних и к ужасу других — «А я тоже видел конку, на Заменгофа» (улица в гетто).

    

Шайки уголовников, сами скрывающиеся от немецкой и польской полиции, с особым удовольствием грабили законспирированные ев-рейские квартиры, будучи уверены, что их жертвы не станут никому жаловаться. Большую помощь немцам в преследовании евреев ока-зала польская полиция, хорошо знавшая местные условия. Польский полицейский получал одну треть ценностей, обнаруженных у пой-манного им еврея. Обобранные и измученные жертвы преследова-ния и шантажа нередко сами отдавались в руки полиции или про-бирались обратно в гетто.

    

Неистощимое в изобретательности гестапо однажды распустило слух, что евреи могут за хорошие деньги приобрести паспорт какой-нибудь латиноамериканской страны и преспокойно дождаться конца войны где-нибудь в лагере для интернированных или даже выехать «на родину». В начале войны гитлеровцы действительно разрешали выезд за границу евреям, имеющим гражданство нейтральных стран, с которыми фашисты по тем или иным причинам предпочитали не обострять отношения. Международные еврейские организации пы-тались использовать это обстоятельство и через дипломатов латино-американских стран посылали польским евреям заграничные пас-порта. После истребления варшавских евреев в гестапо скопилось множество таких паспортов, присланных людям, которых уже не было в живых. Гестаповцы дали понять, что готовы перепродать эти документы и что чиновники, занятые их оформлением, будут смот-реть сквозь пальцы, если перед ними окажутся совсем не те, для кого паспорта предназначались. Евреи, измученные пребыванием в пота-енных жилищах, встрепенулись. Многие стремглав бросились в ло-вушку. Почему бы и нет, рассуждали они. Нацисты, по-видимому, боятся признаться перед всем миром, что истребили владельцев заграничных паспортов, граждан нейтральных стран. Поэтому те-перь они будут рады подсунуть нейтралам кого угодно, лишь бы сошлось число. Отель «Польский», где происходило оформление документов, был переполнен вышедшими из подполья евреями. По-скольку каждый паспорт выписывался на целую семью, в отеле появились «семьи» в 15—20 человек. Наивные люди думали пере-хитрить гестапо. И действительно, время от времени из Варшавы уходили поезда со счастливыми обладателями паспортов. Как пра-вило, они направлялись в лагеря смерти. Так продолжалось до тех пор, пока гестапо, вполне удовлетворенное успехом своей операции, не закрыло «контору» в отеле «Польский», арестовав всех, кто еще ждал очереди.

    

Подавляющее большинство евреев, оказавшихся за пределами гетто, попросту не показывались на люди, разве что очень узкому кругу знакомых. В некоторых польских квартирах создавались специальные укрытия, чаще всего в подвалах, на чердаках, в нишах. Строительные материалы и щебень для оборудования таких поме-щений зачастую приходилось переносить в портфелях, чтобы не заметили соседи. Устройство убежища обходилось евреям в не-сколько десятков тысяч злотых, включая сюда и многочисленные взятки. Поэтому часто они жили просто в одной из комнат кварти-ры, а в случае визита гостей или администрации быстро и незаметно перебирались в уборную или на кухню. Детей прятали в угольных ящиках, шкафах, выпуская оттуда только вечером.

    

Так провел последние месяцы своей жизни и Эмануэль Рингельблюм. Он не погиб во время восстания в гетто. Отправленный фа-шистами в концлагерь в Травниках, Рингельблюм бежал оттуда летом 1943 г. с помощью офицера Армии Крайовой Теодора Паевского и добрался до Варшавы. Около суток он провел на квартире Паевского, в подвале. Дворник, ярый антисемит, давно уже подозре-вавший Теодора, учинил обыск. Не найдя ничего, он стал наблюдать за посещениями квартиры. Рингельблюму пришлось перебраться за четырнадцать километров от Варшавы, в семью садовника Людомира Марчака. Здесь же укрылись жена и сын Рингельблюма. Марчаки построили в саду за домом целую подземную квартиру с кухней и уборной. В ней прятались 36 евреев.

    

Марчаки взяли на себя много хлопот: незаметно для соседей заготовлять продукты для трех с лишним десятков человек, выно-сить мусор и парашу, разыскивать родственников, налаживать кон-такты, следить, чтобы в ту часть сада, где находилось подземелье, не проникли чужие (их внимание могло быть привлечено разговорами взрослых, детским шумом). За всем надо было уследить, вовремя предупредить евреев и под любым предлогом выпроваживать неже-лательных посетителей.

    

У Марчаков Рингельблюм работал над большим трудом «Поль-ско-еврейские отношения во время второй мировой войны», остав-шимся незаконченным, отсюда он ездил в Травники, чтобы передать в концлагерь хлеб, документы и взрывчатку. О лагере в Травниках он написал специальную работу. В конце февраля 1944 г. Рингель-блюм подготовил для научных и общественных организаций за границей доклад о культурной жизни в Варшавском гетто, начинав-шийся словами: «Дорогие друзья! Мы пишем вам после того, как 95% польских евреев погибли в газовых камерах и бойнях Треблинки, Собибура, Хелмно и Освенцима или перебиты во время акций по уничтожению в гетто и лагерях. Судьба томящихся в концлагерях тоже решена. Может быть, несколько человек, замаскировавшихся под «арийцев» и обосновавшихся, как затравленные звери, в лесах, останутся в живых, но уцелеет ли кто-нибудь из нас, участников подпольного движения, сомнительно. Поэтому мы хотим вкратце сообщить о нас и нашей работе. Мы, в гетто и лагерях, стремились жить и умереть с достоинством...»

    

Через неделю, 7 марта 1944 г., немцы обнаружили подземелье в саду Марчаков. Все его обитатели (в том числе и Рингельблюм), Людомир Марчак и еще один садовник — Мечислав Вольский были отвезены в «Павяк» и в тот же день расстреляны. Паевский погиб в немецком концлагере несколькими месяцами позже. Погибло подав-ляющее большинство из 42 000 евреев, бежавших в течение 1940-1943 гг. из Варшавского гетто.

    

Когда буржуазно-либеральный орган «Весь» лицемерно написал, что невозможно поверить в то, что есть поляки, помогавшие истреб-лять евреев, газета «Голос Варшавы» ответила суровой отповедью:

    

«Эти сладкие иллюзии надо развеять — такие поляки есть, и их много. В одной только столице обитают сотни таких преступников, сделавших выслеживание немногочисленных уцелевших евреев сво-ей профессией... живут тысячи людей, в том числе даже известные личности — адвокаты, врачи, которые приняли активное участие в грабеже еврейского имущества, воровали сбережения, присваивали вещи и т.д. Эти люди хотят теперь избавиться от свидетелей своих преступлений... Известно много случаев, когда даже так называемые пользующиеся общим уважением люди брали от предвидевших свою гибель зажиточных евреев солидные суммы, за которые обязы-вались вырастить их детей, — затем деньги присваивали, а детей отдавали в руки гестапо. Прятать голову в песок, закрываться офи-циальными заявлениями мало: злу надо объявить войну...» Крайова Рада Народова в декрете № 3 от 5 февраля 1944 г. предупредила шантажистов, что они наряду с- другими участниками братоубийст-венных действий подвергнутся наказанию сразу по окончании вой-ны. Несколько шантажистов были казнены боевиками Гвардии Людовой.

    

Руководители Армии Крайовой и Делегатуры не одобряли анти-семитизма. Правительство Владислава Сикорского, смущенное яв-ными проявлениями антисемитизма среди его сторонников в Поль-ше, несколько раз специально предостерегало их от какого бы то ни было участия в гонениях на евреев. «Это необходимо из принципи-альных и тактических соображений, так как иначе использование правительством ситуации на международной арене неслыханно за-труднилось бы».

    

В марте 1943 г. органы Делегатуры объявили выдачу евреев пре-ступлением и пригрозили шмальцовникам наказанием, а созданные летом 1943 г. при Делегатуре и Главном командовании АК чрезвы-чайные суды по делам предателей должны были рассматривать и доносы на евреев. 7 июля был приговорен к смерти некий Пильник «за то, что во время немецкой оккупации Польши, сотрудничая с немецкими оккупационными властями в качестве тайного агента, во вред польскому обществу выдал в руки немецких властей польских граждан еврейской национальности, скрывавшихся от немецких вла-стей, а также за то, что выманивал в свою пользу у своих жертв большие суммы денег под предлогом необходимости этих сумм для защиты укрывающихся, затем выманивал якобы для освобождения из «Павяка» у родных драгоценности и деньги». Осенью 1943 г. было казнено еще несколько наиболее разнузданных антисемитов. Двух негодяев уничтожил майор АК Осткевич-Рудницкий (погиб-ший во время Варшавского восстания 1944 г.). Эти шаги морально поддержали укрывающихся евреев и их польских друзей, но на антисемитов подействовали весьма слабо.

    

На фоне бесчеловечности антисемитов ярко выделяются благо-родные фигуры тех десятков тысяч поляков, которые не жалели времени, нервов и самой жизни ради спасения еврейских сограждан. Не говоря уже о смертельной опасности, на них ложилась бездна хлопот по устройству всех дел их зачастую совершенно беспомощ-ных подопечных, по сбору для них денег, приобретению продоволь-ствия на черном рынке, налаживанию связи с родственниками и знакомыми, подыскиванию новой квартиры в случае невозможности оставаться в прежней...

    

Люди, вынужденные месяцами и годами жить вместе, не выходя из помещения, иногда начинали тяготиться друг другом. Несоответ-ствие характеров (или, скажем, ревность — что тоже бывало, когда в одном помещении оказывалось несколько мужчин и женщин) могло стать причиной больших и малых конфликтов, ссор и склок, которые, правда, приглушались сознанием общности судьбы, но не всегда могли быть преодолены. Укрывавшая многих евреев Аурелия Вылежиньская в своих записках вспоминает, как ее преследовало тяжелое чувство вины (за то, что она делает для своих еврейских подопечных не все возможное), смешанное с обидой (на то, что их претензии к ней подчас превышают ее возможности). «Когда-нибудь после войны они встретятся все у меня и будут сторониться друг друга, а ко мне отнесутся холодно за то, что делала для них так мало и так плохо...» Ей не пришлось дожить до этого момента. Вылежинь-ская погибла в 1944 г.

    

Десятки тысяч поляков взвалили на себя тяжелую обязанность спасать гонимых — ведь только в Варшаве скрывалось после уничтожения гетто около 30 000 евреев. И делали это польские друзья по понятным причинам скрытно, незаметно. Потому-то и создавалось столь угнетавшее впечатление разнузданного и повсе-местного шантажа, доносительства, травли. Загнанный еврей, попа-дая на «арийскую сторону», видел сразу же хищные физиономии шантажистов или маску равнодушия, которая на улице скрывала даже тех, кто мог и хотел ему помочь. Примеров скромной, почти незаметной, не претендующей на признательность помощи со сторо-ны «арийцев» немало. Взрослая дочь Исаака Гитлера Нина, вырвав-шись из охваченного восстанием Варшавского гетто, тут же, за стеной гетто, взяла под руку первого встречного. Неизвестный про-хожий вывел ее и ее семью по улицам Варшавы в безопасное место. Менее опасным, чем другие, районом, по свидетельству Янины Дунин-Вонсович, было северное предместье Варшавы Жолибож. Здесь скрывалось много еврейских интеллигентов. Соседи, владель-цы магазинов, как правило, знали, где и у кого скрываются еврей-ские семьи, однако случаи доносов были крайне редки.

    

Находили евреи убежище иногда у польских крестьян. Рингельблюм рассказывал об одном умиравшем от голода еврейском порт-ном, пробравшемся из гетто в свою родную деревню. Крестьяне были в восторге и завалили его заказами. Однако с 1942 г., как отмечает католическая писательница Зофья Коссак в книге «Лицо деревни сегодня», изданной нелегально в конце 1942 г., крестьяне, ранее настроенные по отношению к евреям вполне сочувственно, стали все чаще принимать участие в их истреблении. Немцы апел-лировали к самым низменным инстинктам: за каждого пойманного еврея они давали награду — хлеб, водку, сахар, деньги. Части сель-ского населения такая награда показалась соблазнительной.

    

Надо сказать, что со временем и некоторые антисемиты осознали, насколько на руку гитлеровцам рознь между поляками и евреями. Декан совета адвокатов Новодворский, выступавший до войны за «аризацию» адвокатуры, воспротивился в 1939 г. увольнению адво-катов-евреев. Масштабы расправь! над евреями потрясли этих «ко-леблющихся антисемитов». В своей антипатии к евреям они все-таки не доходили до таких кошмарных пределов. Подругу Аурелии Вылежиньской, «антисемитку со стажем» Констанцию Хельнацкую арестовали за помощь евреям, страшно избили, довели в тюрьме до крайней степени физического истощения. Немецкий солдат говорил Вылежиньской летом 1942 г.:

    

«Я никогда особенно не любил евреев, но теперь невозможно смотреть на то, что с ними делают».

    

Общена-циональная солидарность одних, общечеловеческие чувства у дру-гих брали верх. Католическое и протестантское духовенство, мона-хи — конфессиональные противники евреев — теперь, перед лицом смерти, оказывали им подчас немалую поддержку.

    

«Они вызвали войну и заслужили эту кару», — говорил немецкий железнодорожный мастер, глядя с ненавистью на проходивший в

    

Треблинку поезд с. евреями. «Глупец, — отвечал ему инженер Лешнер, тоже немец. — Те из евреев, кто вызвал войну, давно уже за границей, в Америке, а в этих вагонах везут бедных невинных людей». Этот сердобольный немец еще не понял, кто подлинные виновники войны, но верить всем нацистским бредням уже не мог. Жена методистского проповедника, латыша по национальности, пришла в казармы латышских эсэсовцев, принимавших участие в уничтожении Варшавского гетто, и сказала, что ей стыдно принад-лежать к одной с ними нации. Смутившиеся вояки стали говорить о приказе сверху, принуждении и т.п. Еврейского рабочего-токаря Фогельмана с тремя товарищами, выскочивших ночью из поезда на Треблинку и пробиравшихся в Варшаву, укрыл на своей плацувке немец, начальник Восточного вокзала. Фогельман вспоминает о хо-рошем отношении к еврейским рабочим и другого немца, директора завода автомобильных прицепов в Белянах под Варшавой.

    

Немец по происхождению, адвокат Бенедиктович, презревший привилегию записаться в фольксдойчи, собирал для евреев деньги, помогал выбраться из гетто. По доносу еврея — агента гестапо он был арестован и просидел девять месяцев в «Павяке». В другой раз его арестовали за то, что помешал немецкому жандарму застрелить еврея-контрабандиста.

    

Юлиан Кудасевич, владелец фабрики в гетто, принимал к себе на работу преимущественно бедствующих интеллигентов. И если в других шопах администрация взимала с нанимающихся на работу евреев чудовищные взятки, Кудасевич не брал ни гроша. Он доби-вался увеличения пайка своим рабочим, устроил для них горячее питание, давал взаймы деньги, много и охотно жертвовал для детей. Когда летом 1942 г. гитлеровцы начали «переселение» детей, Куда-севич, невзирая на грубую брань фашистов, категорически заявил, что на его фабрике каждый ребенок старше шести лет — работник и абсолютно необходим для производства. Кудасевич боролся с еврейской администрацией, юденратом и еврейской полицией, оби-равшими рабочих. С теплотой отзывается Рингельблюм и о совла-дельце Кудасевича Герхарде Гадейском, человеке, связанном с поль-ским подпольем. Гадейский устроил на работу многих еврейских художников и писателей, раздавал бесплатно продукты неимущим рабочим. (Конечно, ни он, ни Кудасевич не смогли предотвратить отправку в конце концов всего еврейского персонала их фабрики в лагерь смерти.)

    

Много помогали евреям руководители ППР и ГЛ Владислав Гомулка, Мариан Спыхальский, Зенон Клишко и другие. Несмотря на то, что проживать на квартирах у подпольщиков означало идти на дополнительный риск, евреи охотно обращались к ним за помо-щью. Затравленные шмальцовниками евреи подчас находили на них управу у «партийных». Меньше была угроза шантажа и доноса и в жилищах рабочих. Многие евреи именно там искали убежища, не-смотря на царящую в этих местах бедность и тесноту. Конечно, зараза антисемитизма задела и некоторую часть рабочих, но в целом отношение рабочих и интеллигенции к евреям резко отличалось от поведения буржуазии. Правда, некоторые железнодорожники обира-ли за кусок хлеба и глоток воды евреев, направляемых в Треблинку, и за 1000 злотых вознаграждения сотнями передавали в гестапо выскочивших из вагонов, но, с другой стороны, многие рабочие на железной дороге открывали для пытающихся бежать двери вагонов или снабжали их инструментом, чтобы открыли вагон самостоятель-но, старались задержать отправку уже загруженных вагонов, чтобы дать время на подготовку к бегству, рассказывали евреям, что ожи-дает их в Треблинке, помогали проживающим в разных городах связаться друг с другом,

    

Писательница Зофья Коссак организовала летом 1942 г. Времен-ный комитет помощи евреям. Тогда же была нелегально издана ее книга «Ты католик... какой?», в которой Коссак напоминала верую-щим о том, что заповедь Христа о любви к ближнему относится и к евреям. В октябре 1942 г. Временный комитет был преобразован в Совет помощи евреям. В него вошли представители РППС, ППС— ВРН, Гвардии Людовой, Строництва демократичного, Католическо-го фронта возрождения Польши (членом которого была Коссак), Бунда и Еврейской координационной комиссии. Кроме того, с пер-вых же дней существования Совета в него вошла группа работников легального благотворительного учреждения «Варшавская общест-венная опека», которые уже три года тайком оказывали помощь евреям. Возглавил Совет старый социалист Юлиан Гробельный — «Троян». Совет имел отделения в провинциальных городах, поддер-живал связь с заграницей, откуда время от времени получал мате-риальную помощь. Сотрудники Совета подыскивали евреям квар-тиры, передавали почту, разыскивали пропавших родственников, собирали деньги, помогали евреям в концлагерях, отправляли отче-ты о положении дел за границу. Незадолго до восстания в Варшав-ском гетто Совет помощи евреям организовал побег из гетто не-скольких выдающихся культурных и общественных деятелей. ЖОБ поначалу возражала против этого, полагая, что все обитатели гетто обязаны участвовать в вооруженной борьбе, но в конце концов согласилась на спасение тех, без кого можно было обойтись при организации обороны.

    

В тесном контакте с польской общественностью работали на «арий-ской стороне» после гибели гетто еврейские общественные организации. Еврейская координационная комиссия оказывала (при содей-ствии, конечно, польских товарищей) помощь 10 000 скрывающихся евреев, Бунд — еще 3000.

    

Выдающуюся роль в этом играл руководитель Еврейского наци-онального комитета Адольф Берман. Он посылал эмиссаров коми-тета связываться с заключенными концлагерей, наладил информа-цию польской и еврейской общественности о жизни и гибели евреев в Польше, всячески поддерживал уцелевших. В последние месяцы существования гетто он, проживая уже на «арийской стороне», по нескольку раз в неделю выходил к движущимся по улицам Варшавы к месту работы колоннам плацувкаржей и, несмотря на кишевших вокруг шантажистов, разговаривал с представителями ЖОБ, полу-чал от них поручения, а потом передавал сведения польским под-польным организациям. Под стать ему была его смелая жена Темкин-Берманова, дважды бежавшая вместе с мужем с умшлагплаца. Она много хлопотала, устраивая евреев на «арийской стороне», решая множество возникавших на каждом шагу больших и малых проблем. Так, например, активисты Совета помощи евреям были вынуждены постоянно держать при себе огромное множество бумаг: «липовые» документы, не врученные из-за гибели лиц, которым они предназначались, денежные расчеты, заказы на паспорта с анкет-ными данными и т.д. Десятки бумаг такого рода приходилось тас-кать по городу в портфеле или в продуктовой сумке. Первый же обыск — а на улицах Варшавы прохожих подвергали обыскам весь-ма часто — стоил бы владельцу такой сумки жизни. От ставших ненужными бумаг надо было время от времени как-то избавляться. Это тоже превратилось в проблему. Использовать для этой цели уборные приходилось с большой осмотрительностью: они часто за-сорялись, и обрывки документов могли всплыть. Сжигать в печке можно было только зимой, и то стараясь не насторожить соседей стуком печной дверцы.

    

Несмотря на чудовищную опасность, на «арийской стороне» было немало евреев, которые не ограничивались борьбой за существова-ние и взаимопомощью, но активно боролись в рядах польского национально-освободительного движения. Евреи сражались в поль-ских военных организациях с момента их появления; первым чело-веком, за голову которого осенью 1939 г. немцы в плакатах сулили награду, был «преступный еврей», руководитель боевой организа-ции социалистической молодежи ПЛАН инженер Казимеж Анджей Кот. Как организаторы первых антифашистских групп и партизан-ских отрядов прославились Ганка Шапиро — «Савицка» и легендар-ная девушка-боевик Гвардии Людовой Нюта Тейтельбаум (обе по-гибли смертью героев).

    

На первом заседании подпольной Крайовой Рады Народовой (КРН) от имени Союза еврейских рабочих в Польше (так себя называла тогда Поале-Сион Левица) выступала Поля Эльстер. Она говорила, что оставшиеся в живых еврейские трудящиеся все свои надежды возлагают на победу сил демократии и прогресса в непри-миримой борьбе против фашизма. Вскоре при КРН был создан Еврейский отдел, разработавший широкую программу помощи польским евреям.

    

Повстанцы ЖОБ, выбравшиеся в апреле и мае 1943 г. с помощью ГЛ из Варшавского гетто, организовали партизанский отряд имени Защитников гетто (отряд также носил имя Анелевича). Еврейские партизаны распространяли листовки, нападали на коллаборационис-тов, портили немецкое имущество, пустили под откос немецкий поезд. К ним стали присоединяться бежавшие из лагерей советские военнопленные — русские, армяне, грузины, таджики, осетины, уз-беки, азербайджанцы. Однако отряд имени Анелевича просущество-вал не больше года, почти все его бойцы и командиры погибли в боях с немецкой жандармерией и местными фольксдойчами. Две группы еврейских партизан были вырезаны польскими националис-тами из НОЗ.

    

В феврале 1943 г. геройски погибла у пулемета, прикрывая отход товарищей — польских и советских партизан, — «Маленькая Зося», попавшая в отряд после того, как спрыгнула с поезда, идущего в Треблинку.

    

Известно и о евреях, сражавшихся в рядах Армии Крайовой, в частности в боевых группах знаменитого «Кедива», совершившего ряд громких покушений на видных руководителей гестапо. Боль-шую работу (вплоть до ареста) для АК вел известный экономист профессор Ландау. В СОБ («Социалистической боевой органи-зации») выделялись Мариан Меренхольц и Метек Масьляк — «Иоффе» (оба погибли в первый же день Варшавского восстания 1944 г.), а также Юзеф Фелль. Известно об участии евреев в отрядах ППС—ВРН. Тысячи евреев сложили головы в партизан-ских отрядах.

    

Сопротивление Варшавского гетто послужило примером для гет-то других польских городов. Повсеместно возникали боевые орга-низации. Члены варшавской ЖОБ приняли активное участие в их создании: в Бендзин, Сосновец и Ченстохов были переданы писто-леты, Ицхак Цукерман еще в декабре 1942 г. посетил Краков, где встречался с руководителями местной Еврейской боевой органи-зации. Активный деятель варшавского Антифашистского блока Мордехай Тененбаум — «Тамаров», посланный осенью 1942 г. в

    

Белосток, возглавил через год вооруженное сопротивление в Бело-стокском гетто, продолжавшееся несколько дней. С оружием в руках пали бойцы ЖОБ польских и западно-украинских городов Ченстохов, Бендзин, Тарное, Сандомир, Ясло, Борислав. 2 сентября восстали евреи-смертники лагеря в Треблинке. 14 октября набро-сились на своих палачей евреи, заключенные в лагере смерти в Собибуре. Их возглавлял военнопленный офицер Красной Армии Александр Печерский. Попытки восстаний еврейских узников пред-принимались в лагерях Понятово, Травники, Осенцим-Бжезинка.

    

Сотрудничество Армии Крайовой с остатками варшавской ЖОБ стало менее тесным после ареста командующего АК Стефана Ровецкого. Рингельблюм сетовал на то, что органы Делегатуры неохотно привлекают евреев и стараются избавиться от их участия в борьбе под любым предлогом. Была проведена даже проверка кадрового состава на предмет расовой принадлежности. «По окончании боев в гетто, — писал командующий ЖОБ Ицхак Цукерман преемнику Ровецкого Комаровскому — «Буру», — мы бесчисленное количество раз обращались за помощью ради спасения уцелевших бойцов. Нам не дали проводников по каналам, отказали в квартирах в Варшаве, не дали автомашин для вывоза бойцов за город». «Бур», близкий к правому крылу АК, даже не ответил на письмо Цукермана.

    

Когда в 1944 г. вспыхнуло Варшавское восстание, уцелевшие ев-реи повсеместно приняли в нем участие. Это неоднократно отмеча-ют авторы воспоминаний о восстании — солдаты и офицеры АК и ГЛ Тройский, Файер, Каминьский и другие. 3 августа 1944 г. Цу-керман отдал приказ всем членам ЖОБ (в живых осталось всего десять человек) немедленно примкнуть к польским повстанцам. Однако через сутки выяснилось, что АК не допускает их в свои ряды, и бойцы ЖОБ присоединились к отрядам ГЛ.

    

В первый же день восстания к польским бойцам примкнула группа евреев — узников концлагеря, работавших на Францишканской улице в руинах гетто. Евреи, освобожденные батальоном «Зоська», сформировали группу обслуживания повстанческих тан-ков. Другие под пулеметным и артиллерийским обстрелом рыли для повстанцев рвы, таскали грузы, переносили раненых. Один из таких евреев, некий Павел, сражался бронебойщиком в штурмовом бата-льоне «Парасоль». Около полутора десятков евреев из концлагеря присоединились к отряду капитана «Домбровы» в северной части «крепости Старувка». 1 сентября из горящей «Старувки» они выне-сли по канализационным трубам под немецкими позициями ранен-ного «Домброву». На южных редутах «Старувки» исключительной храбростью, по свидетельству капитана Файера — «Огнистого», от-личался старший сержант Ежи Жмигридер-Конопка — «Поренба», сын погибшего профессора Варшавского университета доктора Жмигридера-Конопки, участника сентябрьской кампании 1939 г. Евреем был и начальник санитарной службы группировки «Гозда-вы» поручик доктор Станислав Воецкий — «Петр». Тройский видел евреев среди защитников Чернякова — места решающего сражения Варшавского восстания.

    

Все это не мешало антисемитам из НСЗ и жандармерии АК издеваться над евреями и даже убивать вышедших из потаенных убежищ на освобожденные улицы Варшавы. Ходатайство еврейской общественности перед повстанческими властями об официальной отмене расистских «нюрнбергских» законов, введенных в свое время гитлеровцами в оккупированной Польше, осталось без внимания. Некоторые евреи, чтобы не подвергаться дискриминации и пресле-дованиям, продолжали и во время восстания скрывать свое проис-хождение. Лишь после войны стало известно, что похороненный под крестом поручик Кручиньский был в действительности Финастером, а могила стрелка Слочиньского является местом упокоения Самуэля Рубинштайна. Иные постарались влиться в немногочис-ленные тогда в Варшаве отряды Армии Людовой, где господствовал дух интернационализма.