Амброджо Донини У ИСТОКОВ ХРИСТИАНСТВА

ПЕРВЫЕ ЦЕРКВИ В МАЛОЙ АЗИИ

Последняя по порядку книга Нового завета, но, вероятно, самая древняя,- это Апокалипсис. Его напрасно рассматривали почти исключительно как документ синкретизма иудаизма и астрологии, не связанного с какой-либо определенной социальной и политической ситуацией. Апокалипсис был написан в конце I в. в городских центрах Малой Азии, которые переживали особенно тяжкий гнет чужеземного господства.

Его страницы дышат яростной ненавистью к римлянам, к их союзникам, к развращенным и беспощадным правящим классам. Столица империи уподоблена в нем историческому врагу еврейского народа - "Вавилонии", которая много веков назад уничтожила независимость и поставила под угрозу его религиозную целостность. Кесари тоже чудовищные воплощения сатанинской "бестии". Воспоминание о великом пожаре, который опустошил в 64 г. н. э. значительную часть самых элегантных и аристократических кварталов Рима, жило в экзальтированном сознании как проявление божественного гнева, как знак неминуемого конца света и начала в совсем близком будущем тысячелетней эры справедливости, равенства и главенства "святых", то есть избранных, отождествленных с сыновьями Израиля. По словам автора Апокалипсиса, убитые праведники возмущенно требуют отмщения. "И возопили они громким го-

Сожжение Рима

(Откровение Иоанна Богослова, 18:8-14)

"За то в один день придут на нее (образ вавилонской блудницы) казни, смерть, и плач, и голод, и будет сожжена огнем, потому что силен господь бог, судящий ее. И восплачут и возрыдают о ней цари земные, блудодействовавшие и роскошествовавшие с нею, когда увидят дым от пожара ее, стоя издали от страха мучений ее и говоря: {86} горе, горе тебе, великий город Вавилон, город крепкий! ибо в один час пришел суд твой. И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает. Товаров золотых и серебряных, и камней драгоценных и жемчуга, и виссона и порфиры, и шелка и багряницы, и всякого благовонного дерева, и всяких изделий из слоновой кости, и всяких изделий из дорогих дерев, из меди и железа и мрамора, корицы и фимиама, и мира и ладана, и вина и елея, и муки и пшеницы, и скота и овец, и коней и колесниц, и тел и душ человеческих. И плодов, угодных для души твоей, не стало у тебя, и все тучное и блистательное удалилось от тебя; ты уже не найдешь его".

А. Донини приводит текст католического Апокалипсиса, отличающийся по форме от текста православного Откровения Иоанна Богослова Он несколько напоминает ритмическую прозу и выглядит примерно так:

И купцы земные восплачут и возрыдают о ней,

потому что товаров не купят их больше:

грузов золота и серебра, драгоценных камней,

жемчугов и порфиры, и шелка, и багряницы,

...и т. д.

Именно эту особенность перевода объясняет Донини: Метрика этого песнопения основана на принципе параллелизма семитской поэзии: чередовании скорее понятий, чем слов. В прозе времен Павла эта тенденция вытесняется ритмом скорее ударного, а не музыкального типа, свойственным народному греческому языку того времени.

лосом, говоря: доколе, владыка святый и истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?" (Откров., 6 : 10).

Атмосфера, которой насыщено это писание, еще та же, что и в иудаистской апокалиптической литературе. Идеальный град - это "небесный Иерусалим", к которому обращены взгляды тех, кто живет вдали от родных мест, мучимый порой тоской по родине. Спасение - пока еще преимущественно национальное дело. "Святые", которые предстанут перед троном бога,- это 144 тысячи израильтян, по 12 тысяч на каждое из двенадцати племен ("колен"), неевреи допущены только после них, при условии, {87} что они обратятся в новую веру. Но общины были устремлены к возвращению "сына человеческого", мессии, мистического агнца, который дал себя закласть ради спасения мира и стал жертвой, искупляющей все мерзости сильных мира. Эти общины уже были по своей сущности христианскими.

Мститель Иисус, к которому они обращаются, не имеет в Апокалипсисе никаких человеческих черт:

"Глава его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи его - как пламень огненный; и ноги его подобны халколивану, как раскаленные в печи, и голос его - как шум вод многих. Он держал в деснице своей семь звезд, и из уст его выходил острый с обеих сторон меч; и лице его - как солнце, сияющее в силе своей" (Откров., 1 : 14-16).

Понятно, что в обнищавшей и униженной среде призыв религиозного обращения, переданный христианскими миссионерами по каналам иудаистской иммиграции, реализовался в создании общин, члены которых были связаны друг с другом узами солидарности и взаимопомощи, противопоставленными ударам врага, склонного видеть в ожидании "нового царя", пусть даже небесного, угрозу земному царю, римскому кесарю. Фон этого конфликта уже не тот, что в мессианских группах Палестины. Понятие противостояния выдвинуто здесь людьми иного языкового и религиозного облика, причастными в течение столетий к культам искупления и обрядам чествования страстей, смерти и воскресения бога, будь то Дионис или Атон, Осирис или Гор, Аттис или Митра - все они не слишком отличались от распятого на кресте Христа.

Официальный текст Апокалипсиса, который донес до нас не без явных внутренних несоответствий канон Нового завета, предваряют семь коротких посланий, адресованных церквам, то есть общинам посвященных, возглавляемых "ангелами", которых традиционная герменевтика отождествила впоследствии с епископами. Впрочем, однако, первоначально это слово имело буквальный смысл, сравнимый с будущими "ангелами-хранителями" христианского катехизиса. Итак, речь идет о церквах Эфеса, Смирны, Пергама, Тиатира, Сард, Филадельфии и Лаодикии. Число семь имеет символический смысл, но города существовали в самом деле и по большей части существуют и поныне.

Описание этих когда-то богатейших и модных центров {88} древних царств Фригии и Лидии, поглощенных административными структурами Римской империи под общим наименованием "провинции Азии", свидетельствует, несмотря на все чисто фантастические детали, о непосредственном знакомстве автора с зоной, которую он имеет в виду. Таковы Пергам с его производством задубленных овечьих шкур для письма; Лаодикея с ее дорогими снадобьями; Тиатира, известная своей керамикой; богатая и ненасытная в одно и то же время Смирна - все это те города, где евангелие распространялось в своем первозданном виде бродячими проповедниками, апостолами и пророками, которые переходили с места на место, возвещали пришествие мессии в синагогах, пока не были грубо выброшены за пределы страны, в соответствии с той моделью, которая будет затем использована в Деяниях апостолов для рассказа о миссионерских путях Павла и его сподвижников Тита, Тимофея и Варнавы.

Их противниками были, помимо имперских властей, таинственные группы соперников, именуемые в посланиях держащимися учения Валаама и последователями пророчицы Иезавели, которая учила есть "идоложертвенное" и практиковала "любодеяние", то есть допускала смешанные браки между евреями и неевреями (Откров., 2 : 15). Это, таким образом, некий тип христианства, который защищает "чистоту" крайних форм иудаистского вероучения и обрядности от тех, "которые говорят о себе, что они иудеи, но не суть таковы, а лгут" (Деян., 3 : 9), говорят о себе, что они апостолы, но являются не ими, а приверженцами "синагоги сатаны". Не будет излишней смелостью усматривать под этими оскорбительными прозваниями тех более откровенных предсказателей, которые предваряли настроения, возникавшие в странах иммиграции, и, стремясь выйти за пределы иудаистской ортодоксальности, оперировали терминами космополитизма, обращаясь к людям иного рождения, то есть к неевреям, как это стало обычным в языке эпистолярных писаний павловского цикла.

На фоне сбивчивых и малопонятных сообщений доступных нам источников вырисовываются очертания христианства, возникавшего в конце I в. как религии горожан: наиболее униженных тружеников, рабов, опустившихся людей и, естественно, некоторых элементов из господствующей среды, выходцев из военной и гражданской аристократии, переживавших кризис. В деревню, в среду преданных древним богам и культам крестьян, которые ото-{89}ждествляли их с легендарными временами первобытной общины, христианство сумело проникнуть только много позже, и слово "паганый", "житель пагуса" (pagus - "деревня"), в конце концов стало означать "нехристианский".

Все 43 населенных района Средиземноморского побережья, где в конце I в. можно обнаружить достаточно компактные ячейки христиан (столетием позже их станет 76), носят названия городских поселений. Еще в IV в., в эпоху первых соборов, на тысячу или более восточных и западных епископов приходилось лишь несколько представителей сельских районов.