ШИМОН ДУБНОВ

"Новейшая История Евреев"

Обсудим?
Жду Ваших писем!

= ГЛАВНАЯ = ИЗРАНЕТ = ШОА = ИСТОРИЯ = ИЕРУСАЛИМ = НОВОСТИ = ТРАДИЦИИ = МУЗЕЙ = АТЛАС = ОГЛАВЛЕНИЕ =

ТОРЖЕСТВО РЕАКЦИИ В ПРУССИИ (1815-1830)

Во главе общегерманской реакции шествовала Пруссия. Страна высокой духовной культуры всегда тяготела к низшим формам политической культуры. Быть оплотом абсолютизма (а позже - наиболее монархической из конституций) стало историческим призванием первостепенного германского государства. Духовная культура часто шла здесь навстречу вожделениям реакции. В Берлине, в его новом университете, родилась та идеология христианско-немецкого государства, которая поработила Германию на 30 лет.

Здесь говорили с университетской кафедры и порой действовали в министерских канцеляриях творцы "исторической школы права" - Савиньи и Эйхгорн. К этой школе примыкал профессор Рюс, пустивший лозунги юдофобии по всей Германии. Настроение влиятельных кругов общества вполне гармонировало с настроением короля Фридриха-Вильгельма III, которого успехи освободительной войны освободили ото всех либеральных обещаний, данных им своему народу в предшествующие годы унижения и бедствий. Когда пруссаки шли на "великую битву народов", король поощрял их обещанием ввести представительный строй по окончании войны. Когда же война окончилась, исполнение обещания всё откладывалось и, наконец, свелось к созданию жалкой пародии на народное представительство - областных сословных ландтагов или земских собраний (Provinzialstande), преимущественно из представителей дворянства и духовенства (1823). Верный хранитель Священного союза, набожный Фридрих-Вильгельм III ревностно охранял свои интересы самодержавного монарха, а в качестве главы "христианского государства" - интересы христианства против еврейства.

Евреи скоро почувствовали двойной гнёт реакции в качестве прусских граждан и евреев. Униженная Пруссия возвысила их до степени граждан, возвысившаяся - унизила почти до уровня старого бесправия. Акт эмансипации 1812 года, вырванный у испуганного короля, властителя ощипанной Пруссии, оказался неудобным для члена Священного союза, властителя расширенной Пруссии, получившей в 1815 году все ранее отнятые территории и множество новых (части Саксонии, Ганновера, Вестфальского королевства, Рейнских провинций и Герцогства Варшавского). Численность еврейского населения во всём государстве достигала 200.000 душ. Участь их решалась при наступлении реставрации. Отнять у прусских евреев дарованное им тем же королём равноправие было невозможно, вследствие 16-й статьи союзных актов о сохранении status quo.

Пришлось прибегнуть к юридическому обходу. И вот прусское законодательство (в целом ряде актов, начиная с 1816 года, закреплённых общим декретом 1830 года) установило различие между старыми и новыми территориями государства: в старых действует эмансипационный эдикт 1812 года, а в новых сохраняется то правовое положение, в котором евреи находились в момент присоединения этих областей к Пруссии. А так как новые области раньше входили в состав различных государств и управлялись различными законами, начиная со средневековых саксонских и кончая либеральными французскими, то в Пруссии оказалось не менее двадцати законодательных систем, призванных регулировать жизнь евреев. В одних местах они считались "государственными гражданами", в других - только "терпимыми", "покровительствуемыми" на более или менее тяжёлых условиях. Тут они имели все гражданские и даже некоторые политические права, а там - только жалкие крохи личных прав, часто без свободы передвижения и промыслов.

Были граждане "прусские" (по закону 1812 г.), французско-прусские, вестфальско-прусские, польско-прусские (в Познанской области) и так далее. В провинциях, отторгнутых от бывшего Вестфальского королевства, где король Жером эмансипировал евреев, пришлось всилу союзных актов сохранить за ними равноправие, но постепенно оно урезывалось. С одной стороны еврейских сословных представителей не допускали в местный ландтаг, а с другой упразднили еврейскую общинную автономию по прежнему консисториальному типу. В присоединенных от Франции Рейнских провинциях (Кёльн, Кобленц, Аахен и др.) прусское правительство нашло законный предлог для уничтожения равноправия: здесь в момент присоединения действовал ещё "позорный декрет" Наполеона от 1808 года о десятилетней приостановке акта эмансипации (§ 24), и вот, - когда в 1818 году истёк этот десятилетний срок, прусское правительство распорядилось продлить действие декрета на неопределённое время. Ненависть к наполеоновскому режиму не помешала прусским правителям любить и лелеять его позорные, деспотические проявления, вполне отвечавшие их вкусам.

Таким образом, евреи в Прусской монархии были рассажены по двадцати клеткам и управлялись двадцатью "еврейскими конституциями" (Judenverfassungen). Им запретили переселяться из одной провинции в другую, "где действует иная еврейская конституция" (18 февраля 1818). Евреи были некоторым образом прикреплены к территории каждой области. Но главная забота прусского короля и его правительства была направлена на урегулирование положения евреев в коренной Пруссии. Здесь на христианской совести прусских государственных мужей лежал старый грех: эмансипационный эдикт 1812 года. Надо было исправить эту роковую ошибку, изменить или частями отменить освободительный эдикт и вместе с тем соблюсти невинность по отношению к обязательству "союзных актов", требовавшему сохранения status quo. И вот ум государственных мужей Пруссии, с 1815 года, изощряется в искусстве обхода закона путём толкований, "временных правил", циркуляров. Равноправие отнимается по кусочкам, порою в весьма грубой, обидной форме.

Прежде всего, покончили с пунктом наименьшего сопротивления в эмансипационном эдикте - с политическими правами евреев, которые в самом эдикте были намечены лишь для "будущего времени". Прошения евреев, даже служивших в армии, о допущении к государственным должностям систематически отклонялись. Один из этих отказов характерен по своей форме: "Хотя данное лицо (имя), добровольным участием в походах 1813-14 годов, и приобрело право на обеспечение его государственною службою, оно, однако, не может воспользоваться этим правом вследствие своего иудейского вероисповедания" (1826).

Оскорбительным ограничениям подверглись представители либеральных профессий: евреи-юристы не принимались в адвокатское сословие, врачи не могли занимать муниципальные и земские должности. В городских магистратах, куда евреи давно были допущены, их лишили права быть бургомистрами, ибо "к этой должности пригодны лишь лица, исповедующие христианскую религию". - Совсем бесцеремонно расправилось правительство со статьёй эдикта, предоставившей евреям доступ к "академическим и школьным должностям". Число евреев с высшим образованием было тогда довольно значительно, и некоторые из них (например, известный юрист-гегельянец Эдуард Ганс) добивались кафедры в университетах. Правительство почуяло опасность - и вероломно отменило неудобную статью закона.

В 1822 году было объявлено, что "его величество король отменил статьи 7-8 эдикта 1812 года, по которым туземные евреи могут быть допущены к академическим должностям, вследствие обнаруживающихся при осуществлении этого ненормальных отношений" (Missverhaltnisse). В чём была эта "ненормальность" видно из других правительственных распоряжений, в которых без стеснения указывалось, что такой-то кандидат на академическую должность "не может быть допущен, пока он исповедует иудейскую религию".

Эти гонения на еврейскую интеллигенцию, в которой культурными кризисами уже значительно была ослаблена привязанность к своей религии и народности, усилили вероотступничество. Случаи крещения опять участились, и лучшие умственные силы безжалостно вырывались из рядов еврейства. Достаточно назвать три имени Берне, Гейне и Ганса, выкрестившихся в эти годы (1818-1825), чтобы понять всю громадность потери, понесённой народом. Над всеми утилитарными соображениями здесь господствовало стремление "получить входной билет в европейское общество", как Гейне назвал акт крещения. Но вожди "христианского государства" не довольствовались вынужденными обращениями: им хотелось приобрести и убеждённых прозелитов.

Для этого в Берлине было основано в 1822 году "Общество распространения христианства среди евреев", по образцу Лондонского миссионерского общества. Король взял общество под своё покровительство, "в виду его похвальной цели". В своём уставе общество определило эту цель: обращать евреев в христианство путём убеждения и проповеди, а "не привлекать прозелитов земными выгодами". На деле, однако, охотников до небесных преимуществ среди евреев почти не оказалось, а "земные выгоды" привлекали многих. Один королевский декрет или министерский циркуляр, ограничивавший права евреев, порождал больше "чад церкви", чем уставы всех миссионерских обществ.

Крестись или обособляйся! - такую альтернативу ставило евреям прусское правительство. Оно отказалось от прежней системы поощрения ассимиляции, порождавшей еврейских немцев. Оно знало слабую сторону образованного еврея: страстное желание сходить за немца, маскировать свою национальность - и пользовалось этой слабостью. В этом отношении характерны два распоряжения.

В 1815 году, когда правительство (Гарденберга) ещё не отступилось от прежней политики "слияния", было издано распоряжение, чтобы в паспортах евреев слово "Jude" заменялось выражениями "ветхозаветный", "лицо Моисеева исповедания", то есть теми "более приличными" описательными формами, которые были во вкусе тогдашних передовых евреев из круга Фридлендера. Спустя двадцать лет именем короля издаётся противоположное распоряжение: "воздерживаться" в официальных актах от выражений "лицо Моисеева или ветхозаветного исповедания", а употреблять более ясные названия: "еврей" (Jude), "иудейская религия" и т.п. (1836).

В этом курьёзном приказе онемеченные евреи усмотрели глубокую для себя обиду, и один берлинский фабрикант Мейер обратился даже к королю с жалобною просьбою: "защитить его и единоверцев от незаслуженного пренебрежения". Король ответил, что ничего обидного в своём приказе не усматривает, что имелось в виду только заменить "модернизированные" описательные выражения старыми, более краткими и точными, и то лишь в официальной переписке.

Прусские чиновники, однако, шире толковали королевский приказ, и судебные учреждения стали демонстративно писать даже на адресах повесток: "еврею такому-то". Это вызвало ряд жалоб со стороны оскорблённых, и министр юстиции должен был особым циркуляром разъяснить, что писать на адресах "еврею" действительно нелепо, как нелепо писать "христианину" или "турку", но в тех официальных актах, где нужно обозначить вероисповедание, выражения "еврей, иудейская религия" вполне уместны: "это древнейшее название народа, во всяком случае, почётнее и точнее, чем "лицо Моисеевой, ветхозаветной веры" и подобные изобретения новейшего времени, употребление которых скорее оскорбительно, ибо ни один еврей и вообще разумный человек не допустит, что в наименовании "Jude" заключается нечто нуждающееся в описательном, обходном выражении". Если это замечание министра юстиции было искренне (хотя в нём опущен факт двойного смысла слова "Jude": еврей и "жид"), то в нём заключался справедливый укор для прятавшего своё лицо ассимилированного слоя немецкого еврейства.

Однако, в других своих распоряжениях правительство нарочито устраивало внешние отличительные признаки для евреев по тем же мотивам, по которым в средние века был установлен "еврейский знак". Королевскими приказами (1828, 1836) запрещалось заменять еврейские собственные имена "христианскими" и даже при рождении давать детям "христианские имена", причём полиции строго внушалось наблюдать, "чтобы это бесчинство впредь не имело места". Многих евреев волновал этот запрет не столько вследствие его обидного средневекового мотива, сколько вследствие его неприятного результата: очень уж тяжело было ассимилированным именоваться Мозесами, а не Морицами.

К счастью для них, при применении закона возникло сильное затруднение: как различать имена, имеющие для христиан и евреев общий источник - в Библии? Учёный Цунц в особом исследовании "Об именах евреев" (1837) доказал невозможность разграничения еврейских и христианских имён, смешавшихся в процессе средневековой и новой истории. Тогда правительство смягчило свой запрет: запрещалось давать еврейским детям лишь те имена, которые "имеют связь с христианской религией", например Пётр, Баптист, Христиан, Христофор (1841).

Последовательно реакционным было прусское правительство в своём отношении к еврейской религиозной общине (иная тогда не признавалась). Не заботясь о реорганизации общины, вопреки обещанию эдикта 1812 года, и не признавая за ней прав юридического лица, правительство, однако, грубо вмешивалось в её внутреннею жизнь и позволяло себе даже контролировать благочестие её членов. Когда в Берлине и некоторых других городах передовые евреи, увлёкшись тогдашним реформистским движением, попытались реформировать синагогальное богослужение, ввели проповеди на немецком языке и конфирмацию детей (§ 63), Фридрих-Вильгельм III вмешался и положил конец всем этим "новшествам".

Изданный по этому поводу декрет 1823 года поражает резкостью тона: "Его королевское величество повелевает, чтобы богослужение евреев совершалось только в здешней (берлинской) синагоге и только по традиционному ритуалу, без малейших новшеств в языке, церемониях, молитвах и пении, - совсем по старинному обычаю. Я вас (местную власть) обязываю иметь особое наблюдение за этим и нигде в моём государстве не допускать каких бы то ни было сект".

Власти усердно исполняли сердитый приказ: отдельные синагоги с реформированным культом закрывались, назидательные проповеди на немецком языке, сделавшимся разговорным языком большинства прусских евреев, безжалостно запрещались, а "модные" проповедники изгонялись. Так мудрое прусское правительство одной рукой тащило еврея в церковь, а другой укрепляло старые устои синагоги. Здесь не было противоречия, а была тупая последовательность реакции, которая по профессии охраняла старый быт, "древнее благочестие", во всей сфере своего влияния, ибо пуще всего боялось новаторства, движения, развития.


= ГЛАВНАЯ = ИЗРАНЕТ = ШОА = ИСТОРИЯ = ИЕРУСАЛИМ = НОВОСТИ = ТРАДИЦИИ = МУЗЕЙ = АТЛАС = ОГЛАВЛЕНИЕ =