ШИМОН ДУБНОВ "Новейшая История Евреев"

СТАРЫЙ ПОРЯДОК И ПОПЫТКИ ОБНОВЛЕНИЯ (САКСОНИЯ, БАВАРИЯ, МЕКЛЕНБУРГ, БАДЕН) НОВАЯ ЛИТЕРАТУРА И НОВАЯ ШКОЛА

Выше уже указывалось, что внутренний и культурный кризис в германском еврействе совершался гораздо быстрее и решительнее, чем кризис политический. Передовое еврейское общество поспешило выбросить за борт слишком много из багажа старой культуры, где наряду с отжившими элементами были и животворные начала нации, в то время, когда правительства и народы очень туго расставались со старыми формами общественности, враждебными еврейскому равноправию. Там же, где политическая перемена отразилась на положении евреев в смысле полной или частичной эмансипации, последняя являлась только лишним толчком к безоглядной ломке внутреннего строя жизни. Все эти кризисы нашли очень бледное отражение в еврейской литературе того времени, которая не поспевала за быстрым темпом жизни.

Революционная и Наполеоновская эпоха с её резкими потрясениями была крайне неблагодарна для еврейской просветительной литературы, тогда ещё молодой, неокрепшей. Прежде всего, потерпел от культурного кризиса еврейский язык, национальная форма литературы. Разговорный язык народных масс - "жаргон" в эпоху Мендельсона всячески изгонялся из школы и семьи. Предпринятое накануне революции кружком Мендельсона национальное дело - создание новой литературы на обновлённом библейском языке подвигалось крайне медленно и скоро совсем заглохло в Германии. Периодический сборник "Союза любителей древнееврейского языка" ("hамеасэф"-Собиратель) издавался более или менее регулярно до 1790 года, затем выходили с большими перерывами случайные выпуски до 1797 года, после чего издание приостановилось. Последняя попытка возобновить издание была сделана в 1809 году, но спустя два года выпуск сборника был окончательно прекращён (за всё это время трижды менялось и место издания: Кёнигсберг, Берлин, Бреславль). Причина была проста: национальный язык быстро исчезал из школьного и литературного обихода "просвещённых" евреев, воспитанных в немецкой школе и на немецкой литературе. Редели ряды "любителей древнееврейского языка", а с ним хирел и "Собиратель", который, за неимением свежих литературных сил и растущего круга читателей, застыл в своём элементарно-воспитательном направлении, пока совсем не выбыл из строя. Редактор, сделавший в 1809 году последнюю попытку воскресить "Собиратель" (Шалом hаКоген), горько жалуется: "Со стеснённым сердцем видели мы упадок нашей священной речи, которая всё более чахнет. Со дня на день уменьшается число её любителей... Неужели нет надежды, поднять её значение, показать народам её красоту?" Оказалось однако, что не только "народам", но и единственному народу, для которого "священная речь" должна была составлять культурную ценность, не было до нее дела в тогдашней Германии. Орган на еврейском языке должен был уступить место органу на немецком языке.

В 1806 году начал выходить в Дессау, родине Мендельсона, ежемесячный (позже - двухмесячный) журнал, под заглавием "Суламит - повременное издание для поощрения культуры и гуманности среди еврейской нации". Постоянным редактором был Давид Френкель, директор еврейских училищ в герцогстве Ангальт-Дессау и временно член Якобсоновской консистории в Вестфальском королевстве. Возникший в момент созыва собрания нотаблей в Париже, журнал "Суламит" сделался глашатаем идей этого съезда и сменившего его парижского синедриона. Идеалы "культуры и гуманности" выражались на практике в двойном лозунге ассимиляции-эмансипации. На первых порах ассимиляционное направление проводилось в журнале в весьма умеренной форме, но по мере поступательного движения французской эмансипации в Германии, это направление становилось более радикальным.

После 1807 года, с заглавного листа журнала исчезает надпись "среди еврейской нации" (unter der judischen Nation) и заменяется модным термином "среди израэлитов" (unter der Israeliten). В период 1808-1812 годов журнал сделался фактически органом Израиля Якобсона и вестфальской консистории (§ 33), деятельным членом которой состоял редактор. В числе сотрудников "Суламит" фигурируют Давид Фридлендер и позднейшие ратоборцы религиозной реформы (Саломон, Клее, Иолсон и др.). По содержанию и литературной форме "Суламит" представляет собой значительный шаг вперёд в сравнении с элементарным "Собирателем", но молодое поколение отходило и от немецкого органа, как и от его еврейского предшественника: оно утратило не только свой язык, но и всякий интерес к еврейской литературе на любом языке.

Замечательно, что во всю переходную эпоху "первой эмансипации" еврейство в Германии не выдвинуло ни одного выдающегося писателя. Второстепенные литературные силы, скоро позабытые, группировались вокруг названных периодических изданий. Литературные работы Давида Фридлендера имеют только временное агитационное значение, в связи с его общественной деятельностью, а Лазарь Бен-Давид занимался философией Канта и еврейству уделил пару незначительных брошюр. Иссякло еврейское творчество в это переходное время, когда шло сплошное разрушение в рядах ассимилированной интеллигенции. Ортодоксальная же масса, ещё не затронутая процессом разложения, стояла оцепеневшая перед ужасом грядущего, бессильная со своим ветхим оружием против напора новых исторических стихий.

Космополитизм эпохи революции увлёк в своём потоке всё свободомыслящее в тогдашнем еврействе. Догмою прогресса стало уничтожение всех перегородок между нациями, слияние всех народных типов, ибо для тогдашнего верхоглядства все такие культурно-исторические деления казались столь же искусственными, как деления гражданские, следствия абсолютизма и сословного строя. На практике, однако, еврейский космополитизм сводился только к отрицанию еврейской национальности, ибо другая догма эпохи - ассимиляция - толкала евреев в круг национальных интересов окружающих народов, делая их патриотами германскими, французскими и т.п. Нелегко давалось евреям вступление в немецкое общество, где ещё не исчезли юдофобские предрассудки - оскорбления и унижения выпадали часто на долю вступающих новичков.

Развилась рабья привычка скрывать среди христиан свою принадлежность к еврейству. Людвиг Берне, учившийся в Гейдельбергском университете, пишет Генриэтте Герц (1807): "Здесь учатся некоторые евреи из хороших семейств. Любопытно видеть, как заботливо эти люди стараются скрывать, что их праотец прихрамывал. Никогда не встретишь здесь двух евреев гуляющими вместе, или даже разговаривающими (в публичном месте)". Историк Иост, слушавший в 1813 году лекции в Геттингене, свидетельствует, что его еврейские товарищи стояли уже на пороге крещения. В своей "Истории новейшего времени" он отмечает тогдашнюю страсть нравиться христианам (Gefallsucht), которая нередко подавала повод к обидным насмешкам. Глаза образованного еврея были устремлены только наружу: оправдаться перед окружающим миром, показать своё душевное родство с ним и отчуждённость от старого еврейского мира, который для него был символом смерти и пустоты.

Немецкая школа - низшая, средняя и высшая, куда устремилась еврейская молодёжь того времени, играла роль сильнейшего ассимилирующего фактора. Не менее ассимилировала и новая еврейская школа, скроенная на немецкий лад. В берлинской Freischule, директором которой состоял с 1806 года философ Бендавид, и в Якобсоновской школе-приюте в Зеезене совместно обучались еврейские и христианские дети, и преподавание приноравливалось к догме онемечивания еврейских детей (27). Бреславская Wilhelmsschule, основанная в 1791 году по инициативе правительства, но на средства еврейской общины, служила источником нескончаемых раздоров между ортодоксами и "просвещёнными": первые видели в новой школе гибель еврейства, последние - спасение и возрождение. Победили просвещённые, поведшие воспитание юношества в духе ассимиляции. Такой же дух господствовал и во франкфуртском "Филантропине" (§ 33) и в других новых "нормальных" школах, превращённых в питомники немцев иудейского вероисповедания.

Культурный переворот среди немецких евреев был связан не только с политическими и идейными кризисами тогдашней Германии, но и с глубоким экономическим переворотом, совершившимся в еврейской жизни. Частью под влиянием эмансипационного движения, частью вследствие экономических потрясений наполеоновской эпохи, торговля перестала быть единственной формой еврейской экономической деятельности: рядом с ней встали фабричный промысел, ремесло и свободные профессии. К последним особенно устремилась молодёжь, воспитанная в высших учебных заведениях. В наполеоновскую эпоху ей улыбались широкие перспективы государственной и общественной службы, местами уже открытой для евреев (Вестфалия), а местами (например, в Пруссии) обещанной в близком будущем. Эти профессии или приготовление к ним наиболее способствовали онемечению еврейской интеллигенции, которая выбивалась из сил, чтобы доказать свою полную гражданскую и политическую правоспособность.

Примечания.

(27) В отчёте Freischule за 1815 год выражается радость по поводу совместного обучения, гарантирующего сближение евреев с христианами, а в том же году последовал взрыв юдофобии в Германии.