К. Хилленбранд КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ Взгляд с Востока. Мусульманская перспектива

Глава 7 - АРМИИ, ОРУЖИЕ, ДОСПЕХИ И УКРЕПЛЕНИЯ

И приготовьте для них, сколько сможете, военной силы и стреноженных коней, с помощью которых вы устрашите врагов Божиих, и врагов ваших, и других, помимо них, которых вы не знаете.

Коран, 8:60

ВВЕДЕНИЕ

В наше время арабы стали называть феномен Крестовых походов "Крестоносными войнами" (ал-хуруб ас-салибиййа). В этом термине отражается их реальная сущность, в первую очередь, как военных предприятий. Несмотря на многочисленные перемирия и длительные периоды мирных взаимоотношений между мусульманами и франками, в течение которых обе стороны торговали и заключали союзы друг с другом, реальность франкской оккупации мусульманских земель в период с 1099 по 1291 гг. сделала необходимыми частые призывы к оружию и постоянную готовность обеих сторон к войне.

На ранних этапах франкского присутствия мусульмане должны были защищаться от многочисленных атак франков на свои города и крепости, чтобы остановить дальнейшую экспансию крестоносцев. На более поздних этапах франкской оккупации, когда баланс сил изменился, Мамлюки находились в состоянии постоянной боевой готовности, стремясь окончательно изгнать франков из "области ислама".

Также необходимо подчеркнуть, что, несмотря на особое внимание, уделяемое в этой книге идеологическим аспектам франко-мусульманского противостояния, война между ними была также и сугубо практическим делом. Это были военные действия, продолжавшиеся с перерывами почти два века и сопровождавшиеся убийствами, уничтожением имущества и крепостей, а также опустошением сельскохозяйственных земель.

ОБЗОР ИССЛЕДОВАНИЙ, ПОСВЯЩЕННЫХ ВОЕННОМУ ДЕЛУ КРЕСТОНОСЦЕВ

Военное дело крестоносцев стало объектом пристального изучения на Западе. Франкские замки были тщательно исследованы специалистами по истории архитектуры и Крестовых походов, в то время как военные аспекты этих войн стали важной частью общей истории военного дела.

В этом отношении особенно важными являются две работы: Р. С. Смайл "Военное дело крестоносцев, 1097-1193" и С. Маршалл "Военное дело на латинском Востоке". На основании многочисленных западных средневековых источников и тех мусульманских источников, которые были переведены на европейские языки, эти работы ясно и всесторонне описывают многие аспекты военного дела крестоносцев. В частности, в них указывается исключительная важность замков и крепостей в военной истории XII и XIII вв. Археологические и историко-архитектурные исследования Д. Прингла весьма убедительно подтверждают эти выводы.

Важная работа, результаты которой опубликованы в виде научных монографий и статей, была проведена и специалистами по оружию и защитному вооружению, которые использовали мусульманские источники для освещения отдельных аспектов мусульманского военного дела.

Тем не менее более широкой интерпретации мусульманского военного дела именно в контексте Крестовых походов до сих пор еще не предпринималось ни ближневосточными, ни западными специалистами по истории ислама.

ЦЕЛИ ДАННОЙ ГЛАВЫ

В данной главе будут освещены лишь те военные сюжеты, которые находят отражение в мусульманских источниках. В ней будет показано, как франко-мусульманский военный конфликт виделся средневековым мусульманским авторам. Другой целью главы будет сопоставление этих свидетельств с теориями, выдвинутыми современными военными историками.

СПЕЦИФИКА СРЕДНЕВЕКОВЫХ МУСУЛЬМАНСКИХ ИСТОЧНИКОВ

Информация мусульманских средневековых историков не позволяет сделать четкого и систематического описания франкской или мусульманской военной тактики на поле боя, равно как и хода отдельных сражений или осад в период Крестовых походов, или даже используемого в этих битвах оружия.

Отдельные обрывки информации, представляющие интерес для военных историков, могут быть собраны лишь в результате тщательного "прочесывания" сотен страниц средневековых хроник; но даже если их удастся собрать воедино, они не смогут составить того критического объема данных, на основе которого можно было бы с уверенностью делать какие-либо серьезные обобщения.

Отчасти проблема заключается в самой природе мусульманских исторических сочинений и той социальной среды, к которой принадлежали их составители. Средневековые мусульманские хронисты определенно не были профессиональными военными историками, и потому от них не следует ожидать какого-либо глубокого понимания военного дела. Иногда, особенно в мамлюкский период, они были по преимуществу администраторами. Еще чаще это были люди, являвшиеся в первую очередь теологами, которые переходили к писанию истории после глубокого изучения Корана, хадисов и шариата. Таким, например, был путь Ибн ал-Асира, являющегося, возможно, крупнейшим мусульманским историком периода Крестовых походов, равно как и многих других авторов.

Такие ученые стали историками с вполне определенной целью: запечатлеть победы мусульман как отражение Божьей воли относительно мира и раскрыть изначальный Божественный замысел, каковым и является победа ислама, последнего и наиболее полного Божественного Откровения. Усама, сам будучи воином и в значительной степени мирским человеком, также разделяет эту точку зрения:

"Победа в войне зависит лишь от Бога, а не от организации и планирования или же количества войск или числа сторонников".

Параллель с Deus vult, "мантрой" Первого Крестового похода, явно бросается в глаза.

Имея перед собой такую глобальную религиозную цель, мусульманские хронисты склонны делать акцент на пропагандистских аспектах событий, которые они описывают. Они с легкостью опускают все практические стороны войны - последовательность битв и осад, детали событий, особенности местности, оружие - и вместо этого подробно рассказывают о славе, венчающей победу (или иногда об унижении от поражения) в битвах с франками. Количество войск, участвовавших в конкретной битве, иногда приводится в мусульманских хрониках, но эти "факты" довольно смутны и ненадежны. Даже мелкие стычки с франками, завершившиеся победой мусульман, могут быть превращены в великие победы посредством простого раздувания размера вражеской армии и акцентирования внимания на блестящих действиях на поле боя хотя и находившихся в абсолютном меньшинстве, но доблестных мусульманских воинов, которым помогает сам Бог.

Другой проблемой многих мусульманских описаний боевых столкновений мусульманской и франкской армий является тот факт, что хронисты сами не присутствовали на месте событий и часто описывали их спустя одно или даже несколько поколений. Им были непонятны практические стороны военного дела, и потому они предпочитают описывать первоначальное построение войск и результат сражения, а не то, что происходило во время самого сражения. Они редко уделяют внимание особенностям местности и тому, как это влияло на ход боевых действий.

СВИДЕТЕЛЬСТВА ПРОИЗВЕДЕНИЙ ИСКУССТВА

Военные историки, желающие использовать информацию, которую содержат дошедшие до нас произведения искусства, сталкиваются с особыми трудностями. Даже если архитектурные памятники, художественные миниатюры, изделия из металла и керамика эпохи Крестовых походов могут быть датированы с достаточной точностью, - что далеко не всегда бывает легкой задачей, - такие свидетельства изобразительного искусства редко оказываются в полной мере надежными в качестве показателя реальной военной практики эпохи. Время художественное и время историческое далеко не всегда синхронны; кроме того, необходимо делать поправку на творческую фантазию мастера.

Как выглядели мусульманская и франкская армии? Простейшим способом описать их внешний вид в период Крестовых походов - их доспехи, лошадей, оружие, боевое построение - было бы внимательно посмотреть на современные указанным событиям изображения воинов, представленные в произведениях изобразительного искусства, включая миниатюру, скульптуру, изделия из слоновой кости, металла, керамики и другие артефакты, изготовленные в Леванте в период XII - XIII вв.

К сожалению, для наиболее важного в этом отношении региона - Палестины - практически нет точно датированных свидетельств подобного рода, относящихся к интересующей нас эпохе; ненамного лучше обстоит ситуация и в Сирии. Таким образом, появляется искушение использовать художественные произведения из соседних регионов, таких как Египет, Анатолия, Ирак и даже Иран, материалы, которые могут быть датированы временем либо непосредственно предшествующим, либо следующим сразу за периодом Крестовых походов.

Таким образом, становится возможным собрать "критическую массу" информации. Именно в этом и заключается задача иллюстраций (особенно рисунков) в этой книге, которые призваны воссоздать общую атмосферу жизни на Ближнем Востоке в период между XI и XIV вв.

В то же время это не является попыткой заполнить пробелы в тексте изобразительным материалом. Его надежность имеет вполне очевидные пределы. Например, в такой специфической сфере, как доспехи и оружие, есть искушение отобрать работы ранее или позднее эпохи Крестовых походов и утверждать, что, принимая во внимание медленный прогресс в области военного дела и технологии в эпоху Средневековья, мусульманские армии в XII и XIII вв., скорее всего, обладали теми же характеристиками, что и в предшествующий и последующий периоды. Однако это далеко не лучший способ проводить исторические исследования.

Сведения о мусульманском оружии Палестины и Сирии в XII-XIII вв. должны черпаться либо из конкретных детальных описаний в литературных источниках, - которых практически не существует, - либо из свидетельств очень немногих сохранившихся произведений искусства, созданных в рассматриваемый период в интересующем нас регионе. Очень часто случается, что подобные произведения изображают интересующие исследователя детали в слишком общем виде, для того чтобы их можно было использовать с целью исторической реконструкции. Однако этого вполне достаточно, чтобы почувствовать дух эпохи и получить представление о ее материальной культуре.

Также существуют серьезные проблемы соотнесения материалов произведений изобразительного искусства с информацией письменных источников. Исследователи, специально интересующиеся одеждой, оружием, доспехами и другими подобными сюжетами, тоже подвергаются искушению использовать имеющиеся источники, чтобы разделить эти предметы по категориям и создать детальное описание эволюции каждой из них или же предложить схему изменений их типологии и использовании. Сложность таких манипуляций с источниками заключается в том, что из них с легкостью можно вычитать больше, чем в них в действительности содержится, и приписать им тонкие различия, которых попросту нет в исходном арабском тексте.

Приведем лишь один характерный пример. Произведения Имад ад-дина ал-Исфахани, с их выверенным стилем, сбалансированными повторениями и антитезами и тщательно построенными кульминациями, не могут использоваться в качестве непосредственного источника знаний о военных технологиях того времени. Если Имад ад-дин использует несколько разных терминов для обозначения меча, то вовсе не обязательно, что все эти слова относятся к разным типам мечей, использовавшихся в битвах мусульман с крестоносцами.

На самом деле автор зачастую просто демонстрирует нам свой богатый словарный запас классического арабского языка. Современным исследователям нет смысла использовать такие цитаты для расцвечивания своих априорных теорий о том, как использовались (или эволюционировали) отдельные виды вооружения в определенном регионе или временном периоде.

Отсюда следует очевидное заключение, что арабские хроники не являются удовлетворительным источником подобных сведений, в то время как произведения искусства при грамотном подходе остаются до сих пор не до конца использованным кладезем информации для расширения наших знаний о военных аспектах Крестовых походов. Это особенно справедливо в том случае, если эти материалы используются осторожно и в сочетании со свидетельствами письменных источников. К подобным артефактам относятся монеты, изделия из металла и керамики, а также оружие и доспехи.

Архитектурные и археологические свидетельства, особенно такие как замки и цитадели, исключительно важны, но они опять-таки должны рассматриваться в сочетании с тщательным изучением топографии местности и информации соответствующих текстов. Кроме того, необходимо помнить о сложностях, создаваемых более поздними перестройками и реконструкциями, которые невозможно определить с помощью эпиграфических данных.

МУСУЛЬМАНСКИЕ РУКОВОДСТВА ПО ВОЕННОМУ ДЕЛУ

Введение

С раннего периода своей истории мусульмане стали писать научные труды о военном искусстве. Подобно уже упомянутому жанру книг о джихаде, среди которых встречались такие названия, как "Книга об искусстве верховой езды во время ведения джихада на Божьем пути", другие произведения описывали верховую езду с более практической точки зрения, вместе со стрельбой из лука или военной тактикой.

Ибн ан-Надим (ум. между 380/990-991 и 388/998 г.), багдадский книготорговец и библиофил, в своем замечательном труде Ал-Фихрист ("Каталог") перечисляет все известные ему книги на арабском языке. В него он включил отдельный раздел, описывающий "сочинения о верховой езде, владении оружием, военном снаряжении, а также об использовании всего этого всеми народами". Согласно ан-Надиму, этот жанр зародился еще в доисламской Персии, и ряд подобных работ был написан для аббасидских халифов, например, для ал-Мансура и ал-Мамуна. Такие трактаты отражают не только влияние доисламской Персии, но и византийских (и даже древнегреческих) теорий, так что все эти элементы заметно обогатили мусульманскую военную традицию.

Значительное количество мусульманских трактатов по военному делу относится к аййубидскому периоду, а при Мамлюках их число заметно возрастает. Повышенный интерес к написанию таких книг, составлявшихся для того, чтобы преподнести их затем султанам или военачальникам, характеризует все более милитаризующееся общество Сирии и Египта, что во многом было связано с вторжением монголов и франков в мусульманский мир.

Здесь необходимо сделать оговорку общего характера. Несмотря на содержащиеся в трактатах детальные описания, свидетельства этих книг должны приниматься с большой долей осторожности, поскольку невозможно с точностью определить, отражают они реальную военную практику или же описывают лишь некий идеал. На них все же будут делаться ссылки в этой главе, и их свидетельства будут оцениваться в комплексе с материалами исторических хроник.

Обзор мусульманских военных трактатов периода Крестовых походов

АТ-ТАРСУСИ

Один трактат о военном искусстве сохранился со времен Саладина. Он был написан ат-Тарсуси приблизительно в 570/1174 г. специально для султана в знак признания его "подвигов в джихаде против неверных". Эта работа имеет особую ценность, поскольку она была написана непосредственно во времена Саладина.

Ат-Тарсуси, хотя и армянского происхождения, но писавший на арабском языке, при любом удобном случае подчеркивает в своей книге, что многие изложенные им сведения были получены от специалиста-оружейника из Александрии по имени Ибн ал-Абраки. В его труде особый акцент делается на стрельбе из лука, но он также дает подробный обзор многих других видов оружия, с описанием их внешнего вида и указанием способов их изготовления и применения. Кроме того, он описывает различные военные машины: катапульты, тараны, осадные башни, использование "греческого огня" (нафт), а также расположение армий на поле боя и способы изготовления доспехов. Разумеется, крайне затруднительно установить, насколько описанные в труде ат-Тарсуси вооружение и тактика соответствуют действительной военной практике во времена Саладина. Но его утверждениям, несомненно, присущ некий практический оттенок, что вместе с множеством упоминаемых им технических деталей придает его работе определенную достоверность.

АЛ-ХАРАВИ

Труд Али б. Аби Бакра ал-Харави (ум. в 611/1214 г.) всесторонне освещает тактику и военную организацию, а также рассматривает такие темы, как ведение осад и построение войск.858 Скэнлон описывает его как "очень тщательное исследование действий мусульманской армии на поле боя и во время осады".

Военные трактаты мамлюкского времени

В мамлюкской военной среде было создано большое количество сочинений по фурусиййе (букв, "верховой езде"). Термин фурусиййа, однако, имеет гораздо более широкое значение, чем просто умение держаться в седле. Он включает в себя целый спектр навыков, в том числе тренировку как ездока, так и лошади, приемы владения оружием, которые должен знать всадник, и то, как конница в целом должна действовать на поле боя. Известный исследователь эпохи Мамлюков Дэвид Айалон определяет понятие фурусиййи еще шире, рассматривая этот термин как включающий в себя

"все, в чем всадник посредством систематических тренировок должен был достичь совершенства, чтобы стать полноценным рыцарем".

Некоторые из таких руководств по фурусиййе дошли до нашего времени в виде рукописей, обильно иллюстрированных миниатюрами на разные темы из жизни всадника и его коня, а также с изображениями военной формы и оружия того периода. Такие практические наставления должны оцениваться в более широком, не только военном контексте, но в контексте того, что может быть условно названо "мусульманским рыцарством". Эти идеалы нашли особенно полное выражение во время правления деятельного аббасидского халифа ан-Насира (1175-1225 гг.).

Концепция футуввы (что можно очень приблизительно перевести как "юношеская мужественность"), поощряемая ан-Насиром, включала в себя официальные церемонии, призванные укрепить личную преданность халифу, а также обряды посвящения, такие как подпоясывание шаровар. Здесь можно обнаружить некоторые параллели с рыцарскими церемониями в Европе.

В мусульманском мире существовало и иное измерение футуввы, выражавшееся в связях с городскими корпорациями, суфийскими братствами и всеми четырьмя суннитскими правовыми школами. Таким образом, как и в случае с европейским рыцарством, религиозная составляющая футуввы выступает на первый план. Что касается роли моральных установок и обрядов футуввы среди мусульман Сирии и Палестины в период до 1291 г., то она требует дополнительного и более детального изучения.

АЛ-АКСАРАИ

Типичным примером руководства по фурусиййе является трактат ал-Аксараи (ум. в 749/1348 г.) "Конец вопрошанию и стремлению [к дополнительным знаниям] об искусстве верховой езды".864 Хотя этот трактат с характерно напыщенным загололовком относится к периоду чуть более позднему, чем время окончательного изгнания франков с Ближнего Востока, его содержание можно рассматривать как типичное и для других, более ранних трактатов подобного рода, которые либо не сохранились, либо до сих пор не были опубликованы.

Сочинение состоит из следующих частей: введение, которое восхваляет добродетели джихада и мученичества во имя Господа, разделы о стрельбе из лука, владении копьем, щитом, палицей, "искусстве воинов и всадников", оружии, боевых сборах и рекрутировании боевых построениях, зажигательных и дымовых устройствах, трофеев и заключительные рассуждения, содержащие полезные советы воинам.

Ал-Аксараи утверждает, что в его книге обобщенные знания о военном искусстве времени. Это образцовый трактат по описывающий качества и навыки, должен обладать настоящий конный! же, как утверждает Тантум, было бы неосмотрительно утверждать, что это руководство представляет собой картину военного искусства того времени. Ал-Аксараи заимствует материал, а дословные цитаты, из военных руководств раннего времени, включая сочинение

(ум. ок. 250/864-865 г.) о мечах и трактат о владении копьем Наджм ад-дина ар-Раммаха (ум. в 694/1294 г.), чье имя означает "изготовитель копий". Более того, ал-Аксараи берет материал для своего труда и из еще более ранних источников: так, он использует почти треть "Тактики" Элиана, написанной на греческом языке во времена правления римского императора Адриана около 106 г. н. э.

ЛИТЕРАТУРА ЖАНРА "КНЯЖИХ ЗЕРЦАЛ"

Этот жанр был широко распространен в мусульманском мире в Средние века. Такие книги давали советы царям, князьям и наместникам о том, как править владениями, и часто включали в себя целые главы, посвященные вопросам военного дела. Следует помнить, что они отражали скорее идеальные модели, нежели действительную практику, скорее содержали советы, нежели информацию. Корни этого жанра также уходят в доисламский период, по большей части во времена сасанидского Ирана.

"Книга об управлении" Низам ал-мулка

Низам ал-мулк (ум. в 485/1092 гг.) написал этот труд для сельджукского султана Малик-шаха. В нее он включил главы о шпионах, курьерах, этническом составе армии, приготовлении оружия и снаряжения для ведения войны.

"Мудрость королевской славы" Йусуфа Хасса Хаджиба

Написанная в 1069 г. в Кашгаре (Центральная Азия) в период правления караханидской династии Йусуфом Хассом Хаджибом "Мудрость королевской славы" является старейшим памятником мусульманской литературы на тюркском языке, сохранившимся до нашего времени. Это сочинение в жанре "княжих зерцал" содержит советы правителям по управлению страной. Несмотря на столь далекое место ее создания, книга, за исключением языка, очень похожа на другие подобные труды, написанные на арабском или персидском.

Эти два примера из литературы "княжих зерцал" были выбраны в качестве полезного источника информации для данной главы, поскольку они описывают сельджукские армии (которые действовали не только в Иране, но и в Ираке, и в Сирии) и тюркскую военную традицию (поскольку тюрки составляли большинство в мусульманских армиях Леванта).

СОСТАВ МУСУЛЬМАНСКИХ АРМИЙ ВО ВРЕМЕНА КРЕСТОВЫХ ПОХОДОВ

Введение

Состав большинства средневековых мусульманских армий долгое время был смешанным, включавшим в себя в разных сочетаниях воинов из различных племен, ополчения и иррегулярные отряды добровольцев, равно как и получавшие плату профессиональные войска, которые часто состояли из военных рабов.

С середины IX в. мусульманские правители стали отдавать предпочтение услугам профессиональных армий, а не племенным контингентам, будь то бедуины, берберы или туркмены, которые часто приводили своих вождей к власти, но от которых те вскоре начинали дистанцироваться. Профессиональные армии не набирались из одного района или одной этнической группы, а основывались на приобретении военных рабов [мамлюков).

Такие военные рабы покупались на рынках Средней Азии, или попадали в мусульманский мир как военнопленные, либо доставались в качестве подарков от других властителей. В любом случае, это были люди, родившиеся за пределами мусульманского мира, на территории "области войны" (дар ал-харб). Их привозили ко двору новых хозяев, размещали поблизости в казармах, обучали военному делу, а также обучали основам мусульманской веры.

Правители считали, что такие войска, не имея ни собственных племенных интересов, ни каких-либо связей в мусульманском мире, будут полностью преданы своим хозяевам. Тюркские конные воины славились своим искусством стрельбы из лука верхом и составляли важнейшую часть профессиональных контингентов, используемых аббасидскими халифами начиная с IX в.

Смайл справедливо делает акцент на составной природе тех мусульманских армий, которые собирались для крупных военных предприятий, и это совершенно четко отражено в мусульманских хрониках. Султан или командующий призывал наместников провинций со своими воинскими контингентами и другие вспомогательные войска, включая городские ополчения870 и туркменские или курдские племенные контингента. Для более мелких кампаний было достаточно регулярных войск (аскар).

До появления великих полководцев XII в.: Зенги, Нур ад-дина и Саладина мусульманским армиям не хватало единого руководства в борьбе против франков, и они часто были подвержены раздорам и анархии. Коалиционные армии были нестабильными, их участникам не хватало выдержки, и они нередко ссорились при дележе добычи.

Печально известным примером этого стала кампания Ил-Гази, артукидского правителя Мардина (а на короткое время и Алеппо), который устроил грандиозную попойку, празднуя свою победу над Рожером Антиохийским в битве при Балате в 513/1119 г.871 Вместо того, чтобы развить свой успех и немедленно двинуться на Антиохию, Ил-Гази позволил своим войскам разойтись с награбленной добычей.

Тюркское наследие: сельджукские армии

Хотя сельджукские султаны на востоке мусульманского мира принимали крайне незначительное участие в борьбе против франков, влияние сельджукской империи и тюрок в целом на военную традицию Леванта в XII и XIII вв. было исключительно сильным. Hyp ад-дин и Саладин твердо придерживались военных традиций, принесенных с востока мусульманского мира.

Роль туркменов

С момента своего вторжения на территорию мусульманского мира в первой половине XI столетия туркмены показали себя крайне беспокойным и непредсказуемым народом. Они стали неизбежным элементом повседневной жизни; их нельзя было выселить; время шло, но они все продолжали продвигаться по территории мусульманского мира от его восточных границ к самым западным районам Малой Азии. В ходе всех этих миграций исламский мир постепенно пришел к осознанию того, что туркмены играют в нем, скорее, положительную роль. Их отношения с сельджукскими султанами и военачальниками были сложными и далеко не спокойными. В войнах с крестоносцами они часто выступали в качестве важного элемента мусульманской военной машины.

В XI в. в Иране туркменские племена расчистили дорогу для дальнейшего захвата восточной части мусульманского мира Сельджуками - правящим родом, который вышел из среды туркменских племен. Однако вскоре обозначился раскол между туркменами, которые сохраняли верность кочевому образу жизни, и их сельджукскими повелителями, которые склонялись к тому, чтобы принять концепции власти и управления, чуждые традициям степи.

Присутствие больших групп поверхностно исламизированных и даже грабящих местное население кочевников зачастую угрожало безопасности городов и деревень. Поэтому сельджукские султаны поощряли движение туркменов к границам сельджукской территории, в направлении Кавказа и Малой Азии, в сторону от центров власти Сельджуков в Иране. Там, на периферии мусульманского мира, они выступали в качестве "бойцов за веру" (гази). Они часто упоминаются в источниках в качестве войск, которые призывались в случае организации объединенного мусульманского похода против франков.

В мусульманских источниках действия туркменов описываются термином джихад. Но такую высокую оценку их деятельности столь громким термином не следует принимать за чистую монету. До сих пор весьма спорным является вопрос о том, были ли они хотя бы поверхностно исламизированы. Осуществляемое ими постепенное, но неотступное разорение вражеской территории представляется скорее продолжением их проверенных временем способов выживания, то есть организации набегов на оседлых соседей при всяком удобном случае. Они вели тяжелую и опасную, зависимую от непредвиденных обстоятельств жизнь, и их всегда привлекала возможность получить богатую добычу. Этот мотив часто и определял их готовность принять предложение со стороны предводителей мусульманского антикрестоносного движения об участии в боевых действиях на стороне объединенных мусульманских войск.

Но именно отсутствие глубокой приверженности религиозным убеждениям или преданности каким-либо надплеменным структурам делали туркменов столь ненадежными в первых сражениях мусульман с франками.

Несмотря на значительные отличия туркменского образа жизни от арабского, тюркские кочевники заслужили восхищение средневековых мусульманских авторов своей воинской доблестью и выносливостью. Шараф аз-заман Тахир Марвази отмечает в своем труде, написанном в 1120-х г.х:

"Эти [тюрки], живущие в пустынях и степях и ведущие кочевой образ жизни летом и зимой, - самые сильные и выносливые люди в битвах и войнах".

Туркмены Западной Анатолии были серьезным препятствием для продвижения Первого Крестового похода и продолжали быть преградой для тех франков с Запада, которые хотели добраться в Святую землю из Константинополя по суше. Во времена Крестовых походов туркмены также проживали на территории мелких княжеств Восточной Анатолии и Северной Сирии, которые были, более или менее, близко связанны с иранскими Сельджуками. Это означает, что географическое положение туркменов обеспечивало им возможность быстро реагировать на просьбы сирийских правителей о помощи в борьбе против крестоносцев.

В первой половине XII в. туркменские войска, расквартированные в городах Сирии и ал-Джазиры, были сомнительным благом, как для мусульманских правителей, желавших использовать их как опытных воинов, так и для местного населения. Зенги, например, разместил туркменов в Алеппо, где им было предоставлено специальное место для поселения. Они составили костяк армии правителя. Поначалу они располагались палаточным лагерем за пределами города и переводились в город под защиту его стен только в случае нападения. Их женщины укрывались в цитадели. Позднее, когда ситуация в регионе несколько улучшилась, туркменам разрешили строить себе дома, что, без сомнения, вызвало напряженность в их отношениях с местным населением.

Начиная с раннего этапа своего правления, сельджукские правители понимали опасность зависимости исключительно от туркменских племенных ополчений. Возможно, они были предупреждены об этом Низам ал-мулком, который в ранге первого министра доминировал в управлении сельджукским государством более тридцати лет. В его сочинении под названием "Книга об управлении" тюрки-кочевники, туркмены, более не упоминаются в качестве главной опоры султана. Низам ал-мулк усвоил из своего печального опыта, что лучше полагаться на армию, состоящую из представителей различных социальных слоев и национальностей:

"Когда все войска принадлежат одной национальности, появляется опасность. Им не хватает рвения, и они становятся склонны к беспорядкам. Необходимо, чтобы они были разных национальностей".

Эта тенденция - не полагаться исключительно на туркменские войска, как это делали первые сельджукские правители, - продолжилась в XII в. и позднее, среди правителей сельджукских государств-преемников в Сирии и Палестине. Это не значит, однако, что туркменские войска не использовались, наоборот, их продолжали привлекать для участия в кампаниях против франков, хотя их присутствие порой создавало серьезные проблемы. Уже около 1090 г. Низам ал-мулк мог отметить, с характерным приуменьшением опытного бюрократа, что

"туркмены стали вызывать некоторое беспокойство".

Судя по свидетельствам источников XI -XII вв., это "беспокойство" включало в себя различные аспекты: неподчинение, ненадежность, открытый бунт, неумеренная страсть к добыче и - что случалось чаще всего - напряженность, возникавшая в результате столкновения кочевого образа жизни туркменов с традициями оседлого населения городов и деревень.

Невольничьи войска

Сельджукские султаны, таким образом, видели все недостатки зависимости исключительно от туркменских войск. Последние вскоре были заменены профессиональными тюркскими конными лучниками. Сельджуки быстро создали регулярную армию, в которую входили, помимо тюркских военных рабов (мамлюков), невольничьи войска других национальностей. Сельджукские армии также использовали курдских наемников: это были опытные всадники, сражавшиеся мечами и копьями. Согласно Низам ал-мулку, регулярная выплата жалования войскам была жизненно важна для поддержания их боевого духа. Если суверен мог лично выдавать им эту плату, то это лучше, ибо

"тогда они будут стремиться еще более охотно и старательно выполнять свои обязанности в военное и мирное время".

Сельджукские регулярные армии являлись, таким образом, оплачиваемыми войсками, которые были исключительно преданы султану.

Что касается численности этих армий, то будет логичным предположить, что идеальное количество войск, упоминаемое Низам ал-мулком в его труде "Книга об управлении" было определено на основе реальной практики. Он советует правителю иметь личную охрану из 200 человек, которые должны сопровождать его в собственной стране и за пределами его владений. Эти люди должны были быть конными воинами. Кроме того, по мнению Низам ал-мулка, было необходимо, чтобы вдобавок к коннице

"в армейских реестрах всегда находились еще 4000 человек разных национальностей".

Из них 1000 предназначалась исключительно для сопровождения султана, а остальные 3000 - для сопровождения губернаторов и военачальников,

"чтобы быть готовыми к любой чрезвычайной ситуации".

Важно помнить о том, что многие тюркские военачальники в Сирии и Палестине в начале XII в. - люди вроде Ил-Гази, Тугтегина и Зенги - выдвинулись на воинской службе у сельджукских султанов, так что они должны были передать многие характерные особенности сельджукской военной организации независимым правителям Леванта. Таким образом, схема, предложенная Низам ал-мулком, вполне могла применяться и там, по крайней мере, частично.

Фатимидские армии

Фатимидские армии состояли из очень разнородных элементов. Так же как и Сельджуки, которые пришли к власти благодаря военной помощи кочевников-туркменов, но вскоре дистанцировались от их зачастую ненадежной поддержки, сделав выбор в пользу регулярной армии, служившей за плату, Фатимиды изначально полагались на военную силу берберов. Однако они быстро оценили все преимущества комплектации армии из разнородных элементов. В источниках упоминаются различные этнические группы, из которых состояли фатимидские армии: берберы, армяне, суданцы, тюрки, а также арабы-бедуины.

Фатимидские войска включали в себя воинов различного происхождения:

"восточные" [воины] (машарика) происходили из стран к востоку от Египта,

"западные" (магариба) - из Северной Африки и

"черные" (судани) - из Африки южнее Сахары.

Такое разнообразие могло в определенных случаях предотвратить слишком сильное влияние одной из группировок на армию в целом, но также было причиной внутренней борьбы во время политических неурядиц. Фатимидские армии состояли как из профессиональных воинов, так и из ополчения. Под последнюю категорию подпадали бедуины из Египта и Южной Палестины, равно как и тюркские, и прочие наемники.

Хэмблин описывает фатимидскую армию, участвовавшую в трех битвах при Рамле (1101-1105 гг.), как

"среднюю по размерам, но хорошо развитую боевую машину, включающую в себя различные этнические подразделения и виды оружия".

Ей недоставало опытных полководцев и мотивации. Численность фатимидской армии на поле боя, как утверждают Хэмблин и Бретт на основе данных арабских источников, составляла от 5000 до 10000 человек.

Армии Саладина и его наследников Аййубидов

Как и армии предшественников, Зенги и Hyp ад-дина, армия Саладина в значительной степени состояла из курдских и тюркских профессиональных воинов. У Саладина также был элитный корпус, состоявший из военных рабов (мамлюков). Кроме этих телохранителей, которые были лично преданы ему, он полагался на военную поддержку, основанную на кровных связях между ним и его сыновьями, племянниками, братьями, двоюродными братьями и другими родственниками, которых он поставил наместниками отдельных провинций в своем государстве. В других областях он надеялся на союзы, заключенные при помощи привычного сочетания - принуждения и поощрения.

В некоторых случаях он также пользовался услугами наемников различного этнического происхождения, равно как и племенными войсками: туркменами и арабами-бедуинами. Несмотря на курдское происхождение Саладина и его потомков-Аййубидов, в их армиях было больше тюрок, чем курдов. В битве при Хиттине в рядах его армии также находились добровольцы - воины джихада (ал-мутатавиа), которые описываются как аскеты и суфии. Каждый из них просил разрешения у Саладина лично казнить одного из рыцарей-тамплиеров или госпитальеров, которые были захвачены в плен во время битвы.

Армии Мамлюков

Об армиях Мамлюков в источниках содержится значительно больше информации, чем об армиях предшествующих периодов, кроме того, в этой области были проведены подробные исследования, в особенности Айалоном.

Мамлюкские войска характеризовались необыкновенной спаянностью и единством. Главным центром мамлюкских войск был Каир, и его формализованные структуры повторялись в уменьшенном виде в провинциях, что стало главным фактором, способствовавшим значительной продолжительности правления этой династии. Султаны и правители могли приходить и уходить, иногда исключительно быстро, но прочным фундаментом этого выдающегося политического государства была его военная организация и та преданность системе, которую она воспитывала в тех, кто принадлежал к его военной элите.

Бейбарс полагался на касту командиров, которые, как и он сам, были мамлюками. Этим командирам выделялись доходы, получаемые от земельных участков или иных владений (икта), часть из которых распределялась между подчиненными командиру мамлюками. Каждый представитель военной элиты был лично заинтересован в стабильности всей системы.

Мамлюкская армия состояла из трех основных частей:

мамлюки султана,

мамлюки эмиров и

отряды халка, конных воинов из числа свободнорожденных.

Мамлюкские султаны могли восполнять недостаток воинской силы с помощью ввоза новых тюркских рабов с Кавказа и из Средней Азии, доставлявшихся торговыми путями, проходящими через Анатолию. Мамлюкское государство могло выставить гораздо больше войск, чем когда-либо могли франки. Более того, когда пришло время для систематического уничтожения франкских замков, поселений и портов в Сирии, Мамлюки могли использовать десятки тысяч воинов из вспомогательных войск: тюрок, курдов или монголов.

Военное образование и упражнения в верховой езде в мамлюкский период

О военном обучении мамлюков написано огромное количество трудов. Когда прибывал новый мамлюк, отрок из южнорусских степей или с Кавказа, его размещали в казармах в Каире и давали суровое образование. В программу занятий входило изучение Корана и хадисов, но, что неудивительно, главный акцент делался на военном искусстве и особенно на навыках верховой езды. Тем не менее, религиозный аспект военного образования мамлюка был принципиально важен. Самоидентификация мамлюка как носителя новой исламской веры дополняла его исключительные навыки в области военного искусства.

Роль майдана

С омеййадского периода и впоследствии среди мусульманской элиты были популярны скачки как вид спорта, которым занимались даже сами халифы.883 В столице Аббасидского халифата Самарре до сих пор сохранилось поле для скачек в форме листа клевера (в виде двух перекрещенных восьмерок). Хроники дают основание предполагать, что роль ипподрома (майдан) была особенно значительной во времена Hyp ад-дина. Он поощрял строительство ипподромов, например, в Алеппо, чтобы его войска могли проводить там свои тренировки. В новом квартале города, ставшем известным как "туркменский квартал", туркменские войска проводили свои тренировки на расположенном поблизости майдане.

Традиция тренировок войск на майданах была преобразована мамлюкскими правителями Египта в массовый и зрелищный вид спорта. Они подходили к тренировкам своих войск очень серьезно. Многие майданы, упоминаемые в хрониках, были построены при Мамлюках. Султан Бейбарс, например, уделял особое внимание строительству майданов и охотно посещал кавалерийские учения. Были разработаны специальные упражнения в верховой езде для подготовки конных воинов самого высокого класса.

Майдан представлял собой главный центр для выполнения подобных упражнений, равно как и для спортивных игр, наподобие поло или кабака - игры, которая изначально пришла из степей Центральной Азии и включала в себя стрельбу из лука со скачущей лошади по высушенной тыкве, установленной на верхнем конце динного шеста, - и игру бирджас, где всадники метали палки, сделанные из пальмовых ветвей.

В других играх использовались палицы и дротики. Значение майдана и его ключевая роль как места для публичной демонстрации военной силы и военного искусства подчеркивается частым присутствием султана и его двора в специально построенных вокруг майдана павильонах. Из этих павильонов султан мог наблюдать за представлениями, туда же он мог приводить почетных иностранных гостей, которых он хотел устрашить или на которых хотел произвести впечатление. Затем в расположенных неподалеку конюшнях он мог продемонстрировать им своих лошадей, бывших его самым престижным достоянием.

Военное искусство мамлюков

Мамлюкских воинов учили использовать два меча, по одному в каждой руке. Уровень владения мечом был исключительно высоким. Мамлюкский всадник был обучен наносить выверенные по силе удары, чтобы знать наверняка, насколько сильно или насколько слабо будет ранен противник. Высокий уровень сложности маневрирования и боевых навыков, достигнутый мамлюкскими войсками, отражен в нескольких иллюстрированных рукописях сочинения ал-Аксараи, созданных в ХIII в.

Иллюстрации, сопровождающие эти трактаты, отражают широкий спектр навыков в верховой езде и владении оружием. На одной миниатюре изображены два наездника на турнире, держащие в руках копья и скачущие галопом. Другой рисунок изображает изощренное упражнение в верховой езде, при котором четыре всадника скачут легким галопом вокруг бассейна, расположенного на майдане. Они движутся особым упорядоченным образом, напоминающим современное синхронное плавание. В расположении наездников, а также в расположении их лошадей и даже цветов на земле и разводов на воде видна абсолютная симметрия.

Иллюстрации показывают всадников, выполняющих упражнения с оружием, скачущих легким галопом или быстрым галопом. Они вооружены самым разнообразным оружием: мечами, копьями, луками и стрелами, а чаще всего палицами, нередко с кубическим завершием. Показаны, по меньшей мере, два типа щитов: дарака, сделанный из кожи, и деревянный или металлический - туре.

Лошади мамлюков приземисты, с довольно короткими ногами, с коренастым и сильным туловищем и достаточно длинной шеей и головой.

Седло и упряжь нарисованы по большей части золотой краской, но скорее всего это художественное преувеличение, поскольку золото было бы слишком дорогим украшением. На одной из миниатюр изображен железный шлем. Он закрывает только верхнюю часть головы, оставляя открытыми уши, лицо и шею.

Вопрос о том, насколько реалистичным является это изображение, остается открытым. За исключением одной этой иллюстрации со шлемом, всадники, как правило, одеты в одни и те же головные уборы: шапка, обычно желтая или коричневая, с белым тюрбаном, обмотанным вокруг нее. Длинные черные волосы, завязанные в "хвост", свисают на спину.

Разумеется, эти рисунки в первую очередь произведения искусства, а не реалистические изображения. Тем не менее они были выполнены для иллюстрации военных руководств, поэтому их практическая направленность является несомненной. Более того, они действительно показывают нам лошадей и упряжь мамлюкской конницы, а также то, во что она была одета и чем экипирована.

Из этих иллюстраций можно сделать вывод о том, что мамлюки были отлично тренированными наездниками, которые владели несколькими видами оружия одновременно, хорошо держались в седле и выходили живыми из самой гущи схватки. Тренировки и представления, происходившие на майданах мамлюкской империи, указывают на то, что перед нами общество с развитой военной элитой, постоянно готовой к бою. Любимым времяпрепровождением этой элиты были военные игры, на которые с большим энтузиазмом смотрели все слои общества.

ВООРУЖЕНИЕ И ДОСПЕХИ МУСУЛЬМАН

Как было отмечено выше, соответствующие артефакты XII и XIII вв. из Палестины и Сирии довольно немногочисленны, но и они могут раскрыть детали, которые невозможно найти в письменных источниках. Таким образом, исследователям особенно важно сопоставлять информацию средневековых исторических источников со свидетельствами, предоставляемыми скульптурой, монетами, металлическими изделиями и керамикой. На этих предметах изображено достаточно много всадников, чтобы дать представление об их вооружении. Средневековые рыцари обеих сторон конфликта использовали разнообразное оружие, и потому для удобства будет лучше рассмотреть разные его виды по очереди.

Копья

Копье, сделанное из стали или из дерева со стальным наконечником, было колющим орудием, главным оружием средневекового всадника. Оно позволяло ему поражать цель, от которой он находился на расстоянии нескольких метров. Из мемуаров Усамы становится очевидным, что копье занимало особое место среди вооружения арабов, и в его книге приводится много разнообразных историй, посвященных копьям. Это оружие играло важную роль в боевом снаряжении арабской пехоты.

Копье было популярно и среди тюрок, чьи копья, по сведениям ал-Джахиза (IX в.), были короткими и полыми:

"Короткое и полое оружие имеет большую силу поражения, оно легче, и с ним удобнее управляться".

Значение копья было неоспоримым. Имад ад-дин ал-Исфахани, писавший во времена Саладина, упоминает разнообразные копья: йеменские, индийские, йазанитские и рудайнийские.

Ат-Тарсуси пишет в своем руководстве, что копье, используемое конным воином, соединяет в себе силу всадника и лошади.889 Один из способов применения копья состоял в том, чтобы наносить колющие удары, используя физическую силу руки.

Другой способ заключался в том, что всадник брал копье наперевес и прижимал его локтем к правому боку, что придавало удару дополнительную силу за счет кинетической энергии движения воина и коня. Усама упоминает, как он упал с лошади, нанеся излишне сильный удар копьем. Это утверждение предполагает, что у него не было стремян, поскольку их использование было лучшим способом избежать последствия резкого и сильного удара.

Тем не менее, стремена были известны в мусульманском мире, по меньшей мере, с начала VIII в. Усама советует использовать франкский метод держать копье наперевес, прижимая его локтем, как лучший способ избегнуть такого падения.

В своем первом боевом столкновении с франками в 513/1119 г. Усама догнал франкского всадника на черной лошади и ударил его копьем. Оно пронзило тело рыцаря насквозь и вышло спереди примерно на локоть. Усама выдернул копье, убежденный в том, что убил рыцаря. Впоследствии Усама узнал, что рыцарь Филипп, таково было его имя, выжил после этого удара, несмотря на то что копье пробило два слоя колец на его кольчуге.

Усама размышляет об этой воле небес следующим образом:

"Тот, кто собирается нанести удар копьем, должен держать его как можно более крепко в руке, прижимая локтем к своему боку и предоставив коню возможность разогнаться и нанести удар. Ведь если [воин] пошевелит рукой с копьем или вытянет ее, то его удар не будет иметь должного эффекта и не причинит никакого вреда".

Усама упоминает один впечатляющий случай, когда лошадь случайно наступила на копье своего наездника, который неосторожно с ним обращался. Копье сломалось с громким треском, и лошадь вместе с наездником повалились на землю.

В другом случае Усама уделяет внимание необычно тяжелому копью, которое использовали люди города Хомса: оно было примерно 30 футов894 длиной и было сделано из двух соединенных между собой копий.

"Они только что стали использовать составные копья, которые изготавливали посредством прикрепления одного копья к другому, в результате чего получалось копье размером в восемнадцать или двадцать локтей".

Довольно сложно представить себе, как такое оружие могло бы быть эффективно использовано, учитывая то, что известно о мусульманской военной тактике XII в. Такое оружие было бы слишком тяжелым и требовало бы от воина большой физической силы, если, конечно, обе его составные части не были полыми; кроме того, оно неизбежно было бы неудобным в обращении. Пики очень большой длины использовались в древние и средневековые времена довольно эффективно, но это предполагает наличие высоко дисциплинированных отрядов копейщиков, обученных атаковать слаженно, в едином строю. Сарисса, использовавшаяся македонской фалангой времен Александра Македонского, может служить хорошим тому примером.

Одна из наиболее трогательных историй, рассказываемых Усамой, повествует о мусульманском воине-курде по имени Маййах, который только что женился и отправился на бой с франками

"в полном защитном снаряжении, но одетый поверх кольчуги в красную свадебную одежду, что сделало его особенно заметным для неприятеля. Один франкский рыцарь поразил его копьем и убил (да пребудет с его душой Божья милость!)"

Усама готов воздать должную похвалу франкскому искусству владения копьем, где это представляется уместным:

"Один из ужаснейших ударов копьем, который мне довелось видеть, был удар, нанесенный франкским рыцарем (да сделает их Господь беспомощными!) одному из всадников по имени Сабах ибн Кунайб из племени бану килаб, который разрубил три его ребра с левой стороны и поразил его локоть острием, разрезав его на две части, как мясник разрубает сустав. Тот скончался на месте".

Разумеется, копья использовались не только против вражеских воинов. Усама приводит яркое описание того, как он убил льва, бросившись на него с копьем в руке. В мамлюкский период могли происходить некоторые изменения в способах применения копий, однако они по-прежнему были популярны как вид оружия, и обучение воинов технике владения копьем было исключительно важным. Копью отведена весьма заметная роль и в руководстве ал-Аксараи. Возможно, популярность копья была отражением впечатляющего способа его использования, его статуса "мужественного", героического оружия, а также той ключевой роли, которое оно играло в турнирах и соревнованиях по верховой езде, проводившихся на майданах. В воображении народа копье могло вырастать до гигантских размеров. В средневековом эпосе амазонка Фатима Зат ал-Химма утверждает, что копья франков могут

"достигать чудовищных размеров, имея составные древки, изготовленные из восемнадцати железных трубок".

Здесь нельзя не вспомнить о Голиафе, чье копье напоминало ткацкий навой (вал ткацкого станка, на который наматывается ткань).

Мечи и кинжалы

Хотя копье и лук были, возможно, наиболее эффективными видами оружия для отдельного воина, меч обладал высоким статусом в мусульманском мире. Уже в IX в. мусульманский философ ал-Кинди (ум. ок. 250/864-865 г.) написал два сочинения о мечах: "Виды мечей из железа" и "То, чем обрабатывают мечи и железо, чтобы их лезвия не тупились, и они никогда не теряли остроты". Саладин, очевидно, владел экземпляром первой из этих книг.

Источники часто упоминают меч Али, двоюродного брата и зятя Пророка, под названием Зу-л-Фикар. Меч является самым первым оружием, которое упоминается метафорически в мусульманских почетных религиозных титулах. Такие титулы, как "Меч веры" (Сайф ад-дин) и "Меч державы" (Сайф ад-даула), даровались халифом военным и политическим лидерам и очень высоко ценились их получателями. Неудивительно, что меч был главным предметом гордости мусульманского воина.

Обычно меч, используемый мусульманскими воинами в период Крестовых походов, был прямым, сделанным из железа или из железа со стальным режущим краем. Мечи идентифицировались по месту их изготовления, причем наиболее ценными считались клинки из Китая и Индии. На знаменитом "Баптистерии Св. Людовика" изображены различные виды мечей, которые, похоже, все использовались в мамлюкском Египте в XIII в.

Ножны также пользовались большим почетом. Их изготавливали из дерева и покрывали такими разнообразными материалами, как бархат, дамасская сталь, металл и шагреневая кожа. Абу Шама пишет, что мусульмане носили мечи на поясе, но Нур ад-дин, узнав, что Пророк носил свой меч на перевязи через плечо, принял на вооружение этот обычай для себя и своей армии. Это утверждение вполне может быть отражением стремления хрониста показать набожность Нур ад-дина; разумеется, такая практика не получила широкого распространения.

Усама приводит несколько примеров ударов, нанесенных острыми мечами и кинжалами. Необыкновенная история рассказана об отце Усамы. Тот в гневе ударил своего конюха мечом, который все еще находился в ножнах:

"Меч прорезал ножны, серебряный наконечник, плащ и шерстяной платок, которые были на стремянном, и рассек его локтевую кость. Вся рука отпала".

Ал-Казвини, однако, хвалит франкские мечи, изготовленные в Европе:

"Там они выковывают очень острые мечи, и мечи франкской земли острее, чем мечи Индии".

Палицы, топоры и другие виды тяжелого оружия

Для нанесения ударов противнику в ближнем бою существовало множество видов тяжелого оружия. По образному выражению ат-Тарсуси, они могут быть использованы любым способом, который "несет смерть и разрушение". Он далее сообщает, что некоторые виды оружия изготавливаются исключительно из железа, другие имеют железный наконечник и деревянную ручку, тогда как некоторые имеют круглый наконечник, покрытый большими либо маленькими железными зубцами.

Палицу обозначали обычно двумя терминами: даббус и амуд. Ат-Тарсуси описывает даббус как оружие, сделанное полностью из железа:

"Он немедленно сломает любое тело, которое встретит на своем пути, ясно показывая, что пришла смерть",

тогда как амуд имел круглый железный наконечник и деревянную ручку. В битве при Мансуре в 1250 г., как сообщает Ибн Васил,

"все франки были убиты мечами и палицами".

Оружие, известное как табар, представляло собой большой топор (секиру) с лезвием в виде полукрута и деревянной или металлической ручкой. Во времена Мамлюков им были вооружены особые войска - пшбардарийа.

Кинжал (ханджар) также использовался в рукопашном бою.

Луки

Ат-Тарсуси подробно описывает терминологию, используемую для обозначения различных видов луков и арбалетов, а также сообщает, как они должны были изготавливаться.907 Он упоминает "ножной лук" (каус ар-риджа), который был самым маленьким из арбалетов и мог быть натянут, когда в него упиралились ногами.

Другая, более крупная разновидность переносного арбалета называлась аккар.

Третий тип был известен как "кузнечик" (хусбан); он имел трубку, через которую выстреливались короткие стрелы, камни и бутылки, или бьющиеся капсулы (букв, "яйца"), содержащие "греческий огонь" (нафт):

"Бутылка вылетает как стрела с силой, сообщенной ей луком, и достигает своей цели; при встрече с каким-либо предметом она разбивается и поджигает все, с чем соприкасается".

Также существовал и стационарный механический арбалет, каус аз-зийар, который устанавливался на опоры и использовался во время осады. Согласно информации ат-Тарсуси, для использования зийара

"необходимо несколько человек, чтобы натянуть его тетиву... Он устанавливается против башен и прочих подобных препятствий, и ничто не может противостоять ему".

Ат-Тарсуси дает ясную картину сложности использования нескольких видов оружия одновременно, особенно, будучи верхом. Он считал, что всаднику следует иметь с собой два лука.

Составной лук, изготовленный из сочетания гибких и жестких элементов и состоявший из 3-5 секций, с двумя сильно выгнутыми "плечами", достиг предела совершенства у средневековых тюрок и монголов. Такие луки обладали максимальной дальностью более 800 ярдов, хотя похоже, что они были по-настоящему эффективны лишь на расстоянии до 300 ярдов.

Стрелы, выпускаемые из этих луков, могли лететь на такие большие расстояния, но высокой проникающей силой они обладали на меньших расстояниях. Защитники крепости или города могли стрелять в осаждающих из гигантских арбалетов, установленных на стенах.

Во времена крестоносцев наибольшее значение имели конные лучники, которые внушали франкам вполне заслуженный страх и уважение, но не стоит забывать, что в мусульманском мире существовала давняя традиция пеших лучников. Фатимидская армия включала в себя отряды суданских пеших лучников, а Усама упоминает о

"примерно двадцати пеших воинах из числа армян, которые были хорошими лучниками".

Щиты

Ат-Тарсуси упоминает различные виды щитов:

"Каждый народ имеет собственную технику их производства".

Круглый щит назывался туре и изготавливался из дерева, металла или кожи.

Щит вытянутой треугольной формы, известный в мусульманском мире как тарика, использовался, как указывает ат-Тарсуси, франками и византийцами:

"Это длинный щит, сделанный таким образом, чтобы закрыть и рыцаря, и пешего воина. Он закруглен сверху и сужается к низу, заканчиваясь острым концом".

Третий вид щитов назывался джанувиййа; он был похож на тарику, но изготовлен так, чтобы его можно было ставить на землю. Он использовался пешими войсками, и

"поставленные в ряды эти щиты составляют крепость, которая противостоит лучникам".

Баб ан-Наср ("Врата победы") в Каире были построены в 1087 г. фатимидским вазиром Бадром ад-Джамали. Одной из особенностей этих ворот являются украшающие их щиты. Шалем убедительно доказывает, что щиты были важным символом фатимидской гегемонии: на "Вратах победы" имеются изображения круглых и каплевидных щитов, показывая таким образом, что оба эти вида были известны Фатимидам и, вероятно, использовались ими.

Хотя главной целью щита была защита как можно большей части тела, он также был и открыто демонстрируемым предметом роскоши, что было левантинской традицией, имеющей тысячелетние корни. Щит мог быть сделан из самых разных материалов, включая полированное дерево, дерево, покрытое шагреневой кожей, невыделанной кожей, шкурой лошади, осла, верблюда или жирафа, а также лакированной или раскрашенной кожей.

Подоплекой рассказа Усамы о том, как Танкред приказал выколоть правый глаз мусульманского воина Хасануна, было то, что во время боя щит держали в левой руке и поднимали достаточно высоко, а копье держали в правой. Танкреду приписываются следующие слова:

"Лучше выколите ему правый глаз, чтобы, когда он будет прикрываться щитом, его левый глаз был закрыт и он ничего не видел".

Доспехи

Несомненно, доспехи были доступны далеко не всем. Согласно информации Усамы, чьи свидетельства подтверждаются произведениями искусства того времени, рядовой пеший воин обычно обходился без кольчуги. Доспехи оставались прерогативой малочисленной, богатой элиты даже в условиях высокомилитаризованного общества мамлюкского Египта; лошади таких воинов также могли иметь защитные доспехи. Даже те, у кого они были, не надевали их до тех пор, пока не приближалась опасность, возможно из-за того, что их было тяжело носить на сильной левантинской жаре.

Усама упоминает различные виды доспехов. Он сообщает, что его короткая стеганая куртка-бригандина (казаганд)

"включала в себя две кольчуги, одну поверх другой".

Далее он описывает этот защитный доспех более подробно:

"Этот казакин включал в себя франкскую кольчугу, доходившую до его нижнего края; второй слой кольчуги находился поверх первого и доходил до ее середины. Обе кольчуги были снабжены, как положено кольчуге, подкладкой, войлочной подбивкой, грубым шелком и кроличьим мехом".

Была ли "франкская кольчуга" военным трофеем Усамы или подарком одного из его франкских друзей, остается неясным. Существует вероятность того, что мусульмане называли "франкской" некую особую разновидность кольчуги, так же как они употребляли выражение "франкские манджаники" для обозначения определенного типа камнеметов, которыми они часто пользовались.

Кольчугу носили под другими одеждами. Так, Усама приводит пример франкского всадника, который был одет в плащ из желтого и зеленого шелка. Он поразил этого франка своим копьем, но поскольку на последнем под плащом была кольчуга, копье Усамы не ранило его. Б другой раз Усама рассказывает историю о том, как его отец был ранен пикой из-за того, что слуга не застегнул боковые застежки на его длинной кольчуге.

Свидетельства Усамы, хотя и не свободные от некоторых преувеличений, указывают на то, что кольчуги были исключительно устойчивы к ударам копий. Усама рассказывает историю о своем двоюродном брате по отцу Хитаме, который в одиночку помчался на франков. Они пропустили его внутрь своих рядов и атаковали своими копьями, сбросив его на землю и ранив лошадь:

"Перевернув свои копья, они стали бить его тупыми концами. Но на Хитаме была кольчуга, звенья которой были настолько крепки, что копья ничего не смогли с ней поделать".

Согласно свидетельствам Усамы, франки тоже были защищены очень надежной броней. Он рассказывает историю о франке,

"на котором была одета двойная кольчуга и вооруженном копьем, но не имевшем щита".

Несмотря на удары, которые нанес ему мечом тюрк, он смог уйти совершенно невредимым, судя по всему, из-за надежности своего доспеха.

Но, вероятно, наиболее яркий случай, проливающий свет на этот вопрос, произошел с самим Саладином во время одного из покушений на его жизнь, случившегося в 571/1175 г. Ибн ал-Асир дает весьма подробное описание этих событий:

"На него напал ассасин, ударил ножом в голову и ранил его. Если бы под его островерхим головным убором (калансува) не оказалось кольчужной шапки (ал-мигфар аз-зарад), то этот удар убил бы его. Саладин перехватил руку убийцы своей рукой. Хотя он и не смог совсем помешать ему нанести новый удар, все же тот ударил слабее. Ассасин продолжал бить его ножом по шее. На Саладине была короткая стеганая куртка-доспех (казаганд), и удары приходились на воротник куртки, пробивая его, но кольчуга не давала им [ударам] достигнуть шеи... Пораженный, Саладин отъехал к своему шатру, едва веря в свое спасение".

Таким образом, понятно, какую защиту обеспечивали кольчуги и шлемы. Доспехи и рубахи, которые надевались под них, были покрыты надписями из Корана, поскольку считалось, что те имеют защитную силу.

Особо подчеркивалась важность шлема, обеспечивавшего эффективную защиту. Описывая рыцаря по имени Рафи ал-Килаби, Усама пишет:

"У него на голове был шлем без забрала. Он оглянулся назад, чтобы посмотреть, можно ли остановиться и атаковать преследовавших его врагов. Как только он обернулся, зазубренная стрела попала в него и перерезала ему глотку, убив его".

Но Усама также отмечает, что его отец носил на голове шлем со специальным наносником. Когда дротик попал в наносник, у него из носа полилась кровь, но ранен он не был. Мамлюкский военный трактат XIV в., написанный Ибн Мангли, дает следующий совет относительно ношения шлема:

"Необходимо, чтобы пуговицы подшлемника с внутренней стороны подкладки шлема проходили в петли так, чтобы шлем не отсоединялся от подшлемника... Внутренняя подкладка шлема должна иметь тонкие отверстия. Это защитит от сотрясения, которое может причинить сильный удар по шлему... Смысл этого приспособления заключается в том, что многочисленные полости между волокнами рассеют силу удара".

Любопытным является тот факт, что когда человек был одет в доспехи, его было нелегко узнать. Это могло привести к довольно неожиданным открытиям. Как пишет Усама, во время осады исмаилитами цитадели его родного Шайзара среди сражавшихся были женщины, но поскольку они были одеты в полный воинский доспех, пол этих воинов не был понятен, пока сражение не закончилось.

В своей статье о мусульманском оружии и доспехах Мейер перечисляет основные элементы вооружения типичного мусульманского знатного воина аййубидского периода: к защитному вооружению относился шлем, кольчужная рубаха, щит, краги и сапоги со шпорами; в качестве наступательного вооружения использовался меч, кинжал или нож, копье, дротик.

Взгляды Низам ал-мулка на церемониальную роль оружия и доспехов

Низам ал-мулк хорошо представлял себе церемониальное значение доспехов и вооружения и их роль в дворцовой жизни и на поле боя. Он полагает, что для телохранителей правителя должны быть приготовлены две сотни комплектов вооружения, из которых "двадцать поясов для мечей и двадцать щитов должны быть [украшены] золотом, а сто восемьдесят щитов и поясов - серебром, вместе с древками пик".

Разумеется, это были войска, которые играли важную роль в особых случаях. Оружие завораживало и повергало в трепет, особенно богато украшенное, "инкрустированное драгоценными камнями, золотом и другими украшениями". Оно демонстрировалось на государственных церемониях для того, чтобы произвести впечатление на высокопоставленных гостей.

Некоторые бледные отблески подобного пышного церемониала сохранились на фрагментах фресок, найденных в царском тронном зале газневидского города Лашкар-и Базар в Юго-Западном Афганистане и датируемых около 1020 г. Та же тематика встречается и в скульптуре, относящейся приблизительно к тому же периоду, во дворце в Газне в Южном Афганистане.

Подобная иконография была известна и в землях, лежащих на границе с мусульманским миром. Армянский историк Томас Артсруни описывает фрески с изображением телохранителя царя Гагика из Васпуракана, украшавшие тронный зал королевского дворца в Агтамаре в Восточной Анатолии в начале X в.

Социальная роль вооружения и доспехов

Вооружение и доспехи высоко ценились в таких милитаризованных обществах, как мусульманские государства Леванта ХII-ХIII вв. Они были предметом интереса для мародеров после битвы и, наряду с другими предметами роскоши, своего рода "валютой", предлагавшейся и принимавшейся правителями и военачальниками в качестве подарков, а также использовавшейся для демонстрации своего статуса. В 610/1214 г. аййубидский правитель аз-Захир, празднуя рождение своего сына и наследника, подарил новорожденному, помимо других подарков, две кольчуги, два шлема и украшенную упряжь, все инкрустированное драгоценными камнями, и подобным же образом украшенные копья.

Седла часто бывали очень богато украшены и тоже использовались в качестве подарков. Усама описывает исключительно красивое седло, которое было изготовлено в Газе:

"Это седло было привезено мною из Сирии на одной из моих запасных лошадей, шедших в поводу. Оно было стеганое, имело черные полосы и было необыкновенно красиво".

Во время празднеств армия была более чем заметна. Во времена Аййубидов и Мамлюков воины надевали свои лучшие одежды и проходили парадом по городскому ипподрому (майдану). Игры в поло, военные турниры и потешные бои устраивались в городах аййубидской Сирии и мамлюкском Каире, будучи частью программы любых крупных праздненств.

ОБОРОНИТЕЛЬНЫЕ СООРУЖЕНИЯ ЛЕВАНТА В XII и XIII вв.

Общие положения

Вначале необходимо особо подчеркнуть, что в Средние века в мусульманском мире существовали значительные отличия между городскими укреплениями и замками. Укрепления городов представляли собой длинную стену, огораживавшую всю территорию поселения. Эта стена возводилась настолько высокой и толстой, насколько позволяли ресурсы, и ее роль была сугубо оборонительной. Суть технологии, использовавшейся при создании городской стены, заключалась в укреплении входных ворот (например, укрепленные подходы к воротам, которые могли иметь подъемный мост, как, например, в Алеппо) и в использовании системы дополнительных ворот, изогнутых входов и навесных бойниц.

Что касается замка, то его назначение могло быть как наступательным, так и оборонительным. В особенности это было справедливо по отношению к крепостям крестоносцев, которые были размещены в таких местах, откуда крестоносцы могли нанести мусульманам наибольший ущерб, закрывая им доступ в важные районы (замки часто размещались у входа в долину), не давая мусульманам свободно передвигаться и угрожая их линиям коммуникаций.

Более того, крепости крестоносцев имели весьма малочисленные гарнизоны - в конце концов, крестоносцы всегда были в численном меньшинстве и постоянно находились на осадном положении, - и для компенсирования этого недостатка укрепления их замков должны были быть гораздо более сложными и многоступенчатыми, чем городские укрепления.

За исключением замков другого находящегося на осадном положении меньшинства, ассасинов, чьи крепости, часто располагавшиеся на расстоянии прямой видимости друг от друга, были сосредоточены в Северной Сирии, мусульманские замки, как правило, не выполняли подобных функций. Однако местные христиане-армяне, которые являлись меньшинством, столкнулись с той же проблемой и сосредоточивали свои силы в замках. Постройки в Киликии, такие как Сис и Гёквелиоглу, были выполнены на совесть, и мусульмане часто привлекали армянских мастеров для сооружения городских стен, как, например, в Каире. Городские стены Эдессы, в которой значительный процент составляло армянское население, украшены длинными надписями на армянском языке; 934 они отличаются прекрасным качеством и технологически превосходят большинство мусульманских крепостей в Сирии.

Почти все замки крестоносцев строились в расчете на то, чтобы выдержать правильную осаду, в то время как мусульманские замки на это рассчитаны не были: крестоносцев всегда было слишком мало, чтобы нанести им значительный урон. У крестоносцев небольшое число людей должно было выполнять работу многих, в то время как у мусульман людей всегда было в достатке. Учитывая эту фундаментальную разницу в подходе и функциях между замками мусульман и крестоносцев, маловероятно, чтобы мусульмане когда-либо испытывали потребность в заимствовании опыта крестоносцев в области искусства фортификации, даже несмотря на то, что замки крестоносцев, очевидно, превосходили мусульманские как по своей архитектуре, так и по технике строительства.

Мамлюкский султан Бейбарс сравнял с землей многие из замков крестоносцев, поскольку узнал на собственном горьком опыте, что малое число людей в подобном замке может нанести мусульманам непропорционально высокий урон.

Феномен замков крестоносцев в Леванте был связан со специфическими обстоятельствами, которые более не повторялись: находящиеся в меньшинстве завоеватели делали попытки максимально увеличить собственные ресурсы и использовали свои более высокие технологические навыки в области строительства укреплений, - и этот феномен проявился в изобретениях и устройствах, которые были приспособлены к этим конкретным обстоятельствам.

Что касается мусульман, то они, разумеется, научились вести осаду крепостей крестоносцев, но после того как франки ушли из Леванта, не стали строить подобных замков. Для этого не было необходимости. Помимо специфических обстоятельств и особой европейской традиции, обусловивших создание крепостей крестоносцев, они были исключительно дорогостоящими сооружениями. В действительности их строительство могло быть осуществлено лишь благодаря огромной экономической помощи из Западной Европы и в условиях самой острой необходимости. Крестоносцы строили и перестраивали замки постоянно, на протяжении всего периода оккупации, и намного превзошли тот объем работ, который можно было бы ожидать при их ограниченных людских ресурсах.

Замки крестоносцев сохранились из-за великолепной техники строительства.

С мусульманскими крепостями дело обстоит заметно хуже.

Крестоносцы не строили свои замки на уже существовавших малопригодных фундаментах, предпочитая строить заново. Они редко выбирали легкие пути в строительстве, понимая, что не существует альтернативы каменной кладке из массивных блоков, хотя это было очень дорого и, самое главное, долго. Крупные каменные блоки использовались для сооружения толстых стен из тесаного камня; эта задача требовала большого количества обученных ремесленников и огромной финансовой помощи из Западной Европы.

Мусульманские замки, с другой стороны, обычно не сохранялись, поскольку их постройка была заметно худшего качества. Мусульмане строили замки с применением кирпичной или бутовой кладки, а не из больших обработанных прямоугольных каменных блоков, тщательно подгонявшихся друг к другу. Их замки были слишком большими и строились слишком быстро и без воображения. Это не говорит о том, что мусульманские архитекторы и каменщики были неопытны в искусстве строительства укреплений. Вовсе нет, они могли порой повторять достижения крестоносцев; однако их наибольшее мастерство нашло свое выражение в создании городских укреплений, например, в Дамаске или Диярбакыре (Амид, Амида), чьи черные базальтовые стены с множеством башен, простирающиеся миля за милей, принадлежат к числу самых впечатляющих средневековых укреплений во всем мире.

С другой стороны, ни один окруженный стенами город крестоносцев не сохранился.

Если бы мусульмане хотели позаимствовать навыки крестоносцев в строительстве замков, то им было бы необходимо возводить сооружения такого же точно типа. Сложно спроектированные укрепления с концентрическими линиями обороны, рвами, внутренними и внешними камерами, гласисом935 и другими оборонительными элементами были не нужны мусульманским замкам, для которых зачастую было достаточно одной центральной башни. Такие мусульманские замки, как, например, Шай-зар, были не более чем просто укрепленными пунктами и местами временного укрытия; как правило, они выполняли функцию резиденции местного правителя.

Франкские замки и укрепленные пункты

Замкам крестоносцев посвящено множество исследований. В настоящем разделе главное внимание будет сфокусировано на восприятии этих замков средневековыми мусульманами. Наиболее очевидное напоминание о присутствии франков на Ближнем Востоке - цепь замков, которые они построили в ХП и XIII вв. в Палестине и Сирии. Когда крестоносцы появились в Сирии, они обнаружили, что там уже существует немало укреплений; они их захватили и укрепили, как, например, в области Триполи и Антиохии. Кроме того, они построили целую сеть новых замков и башен. С учетом постоянной проблемы нехватки людских ресурсов у крестоносцев, их стратегия строительства замков и башен вдоль ключевых торговых путей была адекватной и эффективной оборонительной тактикой. В своем исследовании Прингл указал на то, что наиболее часто встречающимися зданиями, воздвигнутыми крестоносцами в сельской местности, были башни, которых зафиксировано более восьмидесяти.

Главной функцией замка или башни было, разумеется, обеспечение укрытия, а также хорошей оборонительной или наступательной позиции. Расположение замка на возвышенности имело серьезные преимущества, поскольку обеспечивало более широкий радиус видимости окружающей сельской местности и давало возможность устанавливать связь с другими подобными крепостями при помощи сигнальных огней или гелиографа. Высокая позиция также увеличивала скорость и дальность полета метательных снарядов и их поражающее действие, а также затрудняла доступ к замку для метательных машин и саперов противника. Франкская практика строительства замков в море - таких как Сидон (Шато де Мер), Маракиййа, Лазикиййа и Айас - была дополнительной проблемой для мусульман с их традиционным недоверием к морскому военному делу. Франки также укрепили остров Арвад к северо- западу от Триполи.

Франкские замки, несомненно, были не только оборонительными сооружениями. Они были центрами власти и символами оккупации районов, в которых находились; они были также поселенческими центрами, где обычно хранилось оружие, вода и запасы продовольствия. Когда, например, Саладин взял цитадель Сахйуна в 584/1188 г., он обнаружил там коров, вьючных животных, продовольствие и др. В случае с Шакифом (Бофорт), как пишет ал-Макризи, несомненно, с сильным преувеличением, Саладин захватил там 20000 овец.

Мусульманский взгляд на франкские замки и укрепления

Средневековые мусульманские хронисты были хорошо информированы о франкских замках и часто их упоминали. Ибн ал-Фурат, например, дает подробный список франкских крепостей и городов с замками, перед тем как перейти к отдельным рассказам об их взятии мусульманами.

Франки имели достаточный опыт строительства укреплений, как в глубине материка, так и на побережье. Ибн Джубайр, например, подробно описывает впечатляющие оборонительные сооружения Тира:

"У него только двое ворот, одни обращены к берегу, другие к морю, которое окружает город со всех сторон, кроме одной. В ворота, обращенные к берегу, можно попасть только пройдя через три или четыре боковых входа в сильно укрепленных внешних стенах, которые прикрывают их.

Ворота, обращенные к морю, защищены с флангов двумя укрепленными башнями; они ведут в гавань, особое расположение которой отличается от всех остальных приморских городов. Стены города закрывают ее с трех сторон, а четвертая сторона ограничена молом, скрепленным цементом.

Корабли проходят внизу под стенами и становятся там на якорь.

Между двумя башнями проходит огромная цепь, которая, когда ее поднимают, не дает кораблям проходить внутрь или выходить из порта, и ни один корабль не может пройти, кроме как в то время, когда она опущена".

Неудивительно, что в целом ряде случаев его оказывалось так сложно взять.

Мусульманские авторы также осведомлены о стратегическом положении франкских замков и о том, почему они были построены в тех или иных местах. Например, замок Карак в нескольких милях от Мертвого моря, был построен крестоносцем Паганом-дворецким в 1142 г. Ибн Шаддад подробно говорит о вреде, причиненном мусульманам этим замком, который блокировал торговый путь в Египет, так что караваны могли проходить мимо лишь в сопровождении большого войска. Поскольку местность в этой части Иордании труднопроходима, основная торговая артерия приобретала особую значимость и Карак был идеально размещен для того, чтобы крестоносцы могли грабить мусульманские караваны и угрожать традиционным путям паломников в Мекку, как об этом уже упоминалось.

Значение сети франкских замков, обеспечивавших выживание крестоносцев, было полностью осознано мусульманской военной стратегией, в особенности в XIII столетии, когда под решительным руководством Бейбарса и его наследников были предприняты значительные военные усилия, направленные против франков. В XII в., однако, мусульмане еще не достигли решающего превосходства над крестоносцами на открытой местности и, таким образом, были не в состоянии предпринять кампанию по разрушению их крепостей.

Отдельные замки крестоносцев: какими их видели мусульмане

Сахйун

Этот замок теперь называется замок Саладина; он был известен крестоносцам как Саона (араб. Сахйун). Расположенный в горах к северо-востоку от Латакии и построенный на горном гребне между двумя живописными ущельями, он был описан Т. Е. Лоуренсом в письме к своей матери в 1909 г. как

"самое поразительное произведение замкового зодчества, которое я когда-либо видел".

Мусульмане во времена Крестовых походов разделяли это восхищение архитектурой и местом расположения Сахйуна. Имад ад-дин ал-Исфахани в своих обычных цветистых литературных выражениях особо подчеркивает, насколько сложно было добраться до этого замка, когда Саладин атаковал его в 584/1188-1189 г.:

"Путь к Сахйуну лежал через долины и горные тропы, крутые расщелины, мягкие равнины и суровую местность, горные районы и низменности".

Описывая сам замок, он сообщает следующее:

"Это замок на вершине горы между двумя глубокими долинами, которые соединяются, окружая эту гору. Горная сторона [цитадели] отрезана от нее огромным глубоким рвом и крепкой стеной, к которой не подступиться никак, иначе как по воле судьбы и Божественному соизволению. Замок окружен пятью стенами, подобными пяти приплюснутым холмам, и наполнен голодными волками и злобными львами".

Ибн Шаддад также подробно пишет о Сахйуне по случаю захвата его Саладином в 584/1188-1189 г. Он особо отмечает труднодоступность замка, его неприступность и тщательность постройки. Его восхищение крепостной архитектурой является, разумеется, прелюдией к главной теме, славной победе Саладина, взявшего замок осадой.

Однако у наблюдателя могут появиться сомнения относительно того, видели ли Имад ад-дин или Ибн Шаддад этот замок в действительности, поскольку никто из них не упоминает его самую впечатляющую и внушающую благоговейный трепет особенность.

Для укрепления его оборонительных сооружений франки вырыли глубокий ров с наиболее уязвимой восточной стороны, таким образом отрезав замок от остальной части скалы, на которой он стоял.

Для этой задачи потребовалось удалить около 170000 тонн скальной породы, чтобы создать узкое ущелье в 50-90 футов в ширину, 450 футов в длину и между 60-130 футов в глубину. Чтобы поддерживать разводной мост, по которому можно было войти в замок, в середине этого рукотворного ущелья был оставлен высокий каменный пик. Существует искушение предположить, что часть работ была выполнена согнанными сюда мусульманами. Подобные вырубленные в скале рвы можно найти в Караке, Шайзаре, исмаилитском замке ал-Майника и замке Лампрон в Киликийской Армении.

Следует отметить, что после взятия замка Саладином в 1188 г. мусульмане построили в замке мечеть с высоким квадратным минаретом (возможно, построена по приказу Калауна в 1280-х гг.), небольшой дворец, баню и цистерну, которые, возможно, относятся к концу XII или XIII столетию.

Байт ал-Ахзан (известный крестоносцам как Ае Кастелет)

Это был замок, построенный тамплиерами самое позднее в 1178 г., недалеко от западного берега Иордана. Мусульманский хронист Ибн Аби Таййи упоминает огромные затраты, связанные с его строительством, и то, что Саладин тщетно пытался подкупить крестоносцев, чтобы те его разрушили.

Замок был хорошо обеспечен запасами провианта и, как и Карак, был расположен в хорошем месте для перехвата мусульманских караванов. Неудивительно, что мусульмане назвали его Обитель печалей (Байт ал-Ахзан).

В месяце траби I 575/август-сентябрь 1179 г. - всего лишь год или около того спустя после постройки замка - Саладин сумел захватить его и сравнять с землей. Письмо от ал-Кади ал-Фадила в Багдад дает подробное описание этого внушительного сооружения:

"Ширина стены превосходила десять локтей: она была сделана из огромных тесаных каменных плит, каждый такой блок был семи локтей в длину, чуть больше или чуть меньше. Их количество превосходило 20000 блоков. Каждый камень был установлен и закреплен на своем месте за четыре динара или более того".

Известь скрепляла камень, делая его крепче и тверже, "тверже железа". Такое описание показывает интерес к деталям и неприкрытое восхищение техникой строительства франков и, соответственно, искусством мусульманского военачальника, который сумел захватить такой замок.

Мусульманские укрепления

Мусульманский подход к обороне был несколько иным. Разумеется, крепости, многие из которых были унаследованы от сети пограничных крепостей времен византийско-сасанидского противостояния, всегда существовали на границах мусульманских земель, как с оборонительными целями, так и для размещения войск, участвовавших в походах для расширения мусульманских владений.

Но в пределах самой "области ислама" мусульмане предпочитали искать убежища за стенами городов и строить мощные цитадели в этих городах. Контроль над цитаделью означал и владение городом. Алеппо, Дамаск, Каир и Иерусалим - первоочередные цели франков - были защищены стенами и имели цитадели внутри кольца городских стен. Население укрывалось в них от нападений врагов.

Сирийский географ Ибн Шаддад дает детальное описание одной из самых грозных цитаделей исламского мира - Хисн Кайфы, расположенной в далекой ал-Джазире, районе, часто поставлявшем воинов для мусульманских армий в XII-XIII вв. Цитадель, очевидно, была не просто укреплением, но также и центром общественной жизни города и его окрестностей. Среди других подобных цитаделей того времени выделяются цитадель города Мардина, расположенная на отвесной скале, Харпут и Маййафарикин; Ибн Шаддад упоминает и многие другие.949

Несомненно, знаменательным фактом является то, что основная работа по строительству цитаделей в Каире, Дамаске и Алеппо была осуществлена в период Крестовых походов. Все эти центры были первоочередными целями для крестоносцев. В это неспокойное время города Ближнего Востока де-факто имели самоуправление, кто бы ни был их номинальным правителем. Эти города контролировались, возможно, из цитадели, местными знатными семьями, которые зачастую сохраняли власть над ними на протяжении многих поколений.

Военная элита, контролировавшая цитадель, должна была действовать в тесном сотрудничестве с этими знатными семьями для того, чтобы облегчить сбор налогов, организацию местного ополчения и чтобы наладить успешное управление городом в целом. В провинции владение цитаделью, какой бы малой она ни была, являлось важным для мелких локальных правителей и эмиров того времени. Она была их резиденцией, местом, где они укрывали свои сокровища, их оборонительной крепостью и символом их владычества.

Hyp ад-дин несколько раз ремонтировал и восстанавливал стены городов и цитаделей, особенно после землетрясений 1157 и 1170 гг. Он перестроил городские укрепления Дамаска, Алеппо, Хомса, Хамы, Манбиджа и Баальбека, сделав их, таким образом, способными выдержать правильную осаду с применением последних достижений в области осадной техники. Его строители применяли различные нововведения, включая круглые угловые башни и ворота с выносной башней-барбаканом (башура). Он также обновил укрепления цитаделей в нескольких сирийских городах - Дамаске, Алеппо, Хомсе и Хаме - и укрепил две дальние цитадели Калат Наджм и Калат Джабар на Евфрате, а также и другие стратегически расположенные крепости.

Здесь возникает вполне естественный вопрос: что послужило толчком для столь неожиданного всплеска строительной активности в области фортификации? При беглом взгляде на историю создания мусульманских оборонительных сооружений в Леванте до и после Крестовых походов мы не увидим ни одного прецедента подобного рода. Таким образом, представляется, что мусульмане оказались втянутыми в нечто подобное гонке вооружений, и всплеск в области военного строительства был ответной реакцией мусульман, вызванной быстрым ростом количества замков крестоносцев. Они навсегда изменили ландшафт Леванта и остались видимым напоминанием о крестоносцах даже после того, как последние давно покинули эти земли.

Ирония состоит в том, что после Первого Крестового похода, когда силы и воинский дух крестоносцев достигали своего апогея, франки редко предпринимали осады больших городов, лежащих в глубине территории (особым исключением является осада Дамаска во время Второго Крестового похода): им просто не хватало людских ресурсов для этого. Крупные осады в XII в. обычно включали в себя морские операции, в которых недостаток войск был менее значимым.

Между тем мусульмане предприняли дорогостоящую реконструкцию и расширение городов и крепостей в глубине своей территории. После Третьего Крестового похода мусульманские укрепления продолжали строиться теми же темпами, но строились они уже не только против крестоносцев, но в равной или даже в большей мере для ограждения себя от атак армий своих соперников-мусульман и против реальной или кажущейся угрозы со стороны исмаилитов. Тем не менее именно крестоносцы дали этому строительству первоначальный импульс.

После завоевания Иерусалима Саладин приступил к его укреплению. Он проявил личный интерес к этому городу. Целые участки стены были перестроены и усилены башнями. Саладин сам принимал участие в строительстве. Ал-Умари рассказывает о том, как в 587/1191 г. Саладин прибыл в Иерусалим:

"Он начал перестраивать и укреплять Иерусалим и приказал воинам носить камни. Султан лично возил камни на своем коне, дабы подать пример войску".

В 588/1192 г. Саладин снова вернулся в Иерусалим:

"Он изучил состояние его крепостных сооружений и приказал укрепить стены".954

Он опасался нового нападения франков на Иерусалим и использовал франкских пленных для рытья рва и работ на стенах и башнях.

Мусульманские цитадели

Цитадель Каира

Цитадель Каира была построена по приказу Саладина после того, как он официально ликвидировал фатимидский халифат. Как это естественно для основателя новой династии и восстановителя суннитского ислама в Египте, Саладин не хотел жить во дворцах, построенных "еретиками"-Фатимидами. Вместо этого он решил разобрать их здания и построить новую цитадель в качестве городского укрепления и одновременно резиденции султана, в которой также разместились представители военной элиты и войска.

Саладин начал работу над цитаделью в 1176 г. Его целью было строительство оборонительных сооружений, которые окружили бы единой стеной ал-Кахиру, столицу Фатимидов, и ал-Фустат, экономический центр. Ибн Джубайр описывает строительные работы в каирской цитадели - пиление мрамора, обработку огромных камней, копание рва - и упоминает, что Саладин подумывал о том, чтобы сделать ее своей резиденцией. Хронист ан-Нувайри дает детальное описание строительства цитадели, а также приводит ее размеры.

Надпись на воротах Баб ал-Мударрадж, датированная 579/1183-1184 г., раскрывает многое относительно намерений его основателя, который

"приказал строить эту великолепную цитадель близ хранимого Господом города Каира на неприступном холме, которая сочетала бы полезность и красоту, удобство и защиту".

Цитадель была построена на скальном отроге высотой 75 метров, который протянулся на запад от гористого плато Мукаттам в сторону Нила, практически на полпути между ал-Кахирой и ал-Фустатом. Саладин самостоятельно выбрал место для строительства, исходя в первую очередь из его стратегического положения. Прежде всего Саладином учитывалась безопасность, а также стремление построить сооружение, соответствующее его престижу. В цитадели также была размещена впечатляющая библиотека, частично унаследованная от Фатимидов и расширенная в результате покровительства писателям, которое оказывал сам Саладин.

Работы над укреплениями были завершены братом Саладина, ал-Маликом ал-Адилом (1218-1238 гг.). Саладин построил две башни, а ал-Адил окружил их круглыми башнями гораздо большего размера. Такая деятельность ясно указывает на необходимость регулярного ремонта и обновления городских оборонительных сооружений.

Два мамлюкских султана, Бейбарс и ал-Насир Мухаммад (ум. в 1341 г.), построили в цитадели дворцы и другие здания. Эта крепость, так называемая Горная цитадель (Калат ал-джабал), является единственной городской цитаделью в Египте. Со временем она стала средоточием и символом аййубидской и мамлюкской власти.

Цитадель Дамаска

Цитадель Дамаска является одной из наиболее хорошо сохранившихся великих сирийских крепостей периода Крестовых походов. Она необычна тем, что стоит на равнине, на том же уровне, что и весь остальной город, вместо того чтобы располагаться на холме, подобно остальным средневековым сирийским укреплениям.

Сведения о цитадели в XII в. весьма ограничены, но она должна была играть важную роль в жизни города и его правителей. Тугтегин и его потомки жили в цитадели, как, возможно, и Hyp ад-дин. Имеется надпись, относящаяся ко времени Саладина, которая сделана в память о восстановлении башни цитадели в 574/1178-1179 г. Саладин был очень привязан к этому месту и даже похоронен в саду дамасской цитадели.

Именно в аййубидский период ее укрепления получили наиболее полное развитие как оборонительный комплекс превосходного качества. Цитадель подверглась значительным перестройкам во время правления аййубидского правителя ал-Малика ал-Адила, брата Саладина, у которого были серьезные причины больше опасаться атак со стороны своих родственников, чем со стороны франков.

Крепость имела десять башен, в которых, возможно, располагались войска для обеспечения безопасности правителя, и, по словам Соваже, аййубидская цитадель представляет собой "совершенно однородный ансамбль". История цитадели может быть исследована по надписям, которые она хранит. Из них становится ясным, что в мамлюкский период цитадель продолжала играть важную роль в защите города.

Бейбарс, боясь возвращения монголов, укрепил цитадель против возможных осад, и его имя упоминается в надписи на северной башне. Калаун также осуществил значительную реконструкцию цитадели, и его имя упоминается в восьми надписях.

Цитадель Алеппо

Цитадель города Алеппо (часто известная по арабскому названию аш-Шахба - "серая") является великолепным примером мусульманской военной архитектуры эпохи Крестовых походов. Она была предметом тщательного исследования великого французского ученого Соваже. Кроме того, она была весьма тщательно описана Роджерсом. Цитадель стоит на вершине головокружительно крутого склона, нависая над городом на пятидесятиметровой высоте.

Цитадель Алеппо играла важную роль в военной и политической жизни XII и XIII вв. Стены цитадели были перестроены самим Hyp ад-дином, который воздвиг там свой "золотой дворец". Как отмечает Соваже, цитадель, в которой также находился арсенал и сокровищница, с тех пор приобрела все необходимое для управления городом и организации публичных церемоний.

Когда Ибн Джубайр проезжал через Сирию, он описал вид этой внушающей трепет цитадели:

"Ее крепость, известная своей неприступностью и заметная с дальнего расстояния из-за своей огромной высоты, не имеет подобия или соперника среди замков... Это массивная громада, словно круглый стол, поднимающийся из земли, со стенами из тесаного камня, возведенная в правильных и симметричных пропорциях. Слава тому, кто придумал ее внешний вид и расположение и замыслил ее форму и очертания".

После Hyp ад-дина цитадель города Алеппо была тесно связана с семьей Саладина, чей брат ал-Малик ал-Адил жил там некоторое время.

Значительные строительные работы развернулись при потомке Саладина - аййубидском правителе аз-Захире Гази, который, хотя Hyp ад-дин и отстроил цитадель всего сорока годами ранее, считал необходимым приспособить ее к нуждам своего двора, равно как и усилить ее защиту. В качестве оборонительных мер аз-Захир Гази построил массивный мост, ров, откосы и гласис. Вместо двух старых крепостных ворот он построил один новый вход, "возможно, самое впечатляющее из всех мусульманских укреплений", защищенный двумя мощными оборонительными башнями.

Неприятель, вздумавший атаковать крепость, должен был пройти по въездному пандусу, имевшему не менее пяти правосторонних изгибов, в каждом из которых были бойницы для лучников.

Грамотно была решена проблема сбора воды для нужд цитадели: глубокий колодец был сделан в 1209 г., кроме того, в цитадели были многочисленные цистерны, выручавшие во время осады.

Верхний этаж цитадели также имел бойницы для лучников, устройство которых отличалось от тех, что находились на уровне моста, с тем чтобы обеспечить максимальный обзор для стрельбы из лука.

У подножия холма был вырыт ров, через который был перекинут мост, закрываемый железными воротами. Гласис, поверхность которого была облицована тесаным камнем, простирался от рва до основания бастионов и практически исключал возможность сделать подкоп под цитадель или взобраться к ее стенам. Цитадель имела два потайных входа, "потайную дверь" и "горную дверь", которая позволяла поддерживать связь с теми, кто находился за пределами города.

Другие меры, предпринятые аз-Захиром Гази, были направлены на преобразование цитадели в королевскую резиденцию. Он построил новые дворцы, баню, разбил сад с деревьями и цветами. Он взялся за строительство Дома правосудия и соединил его с цитаделью проходом, предназначавшимся только для самого правителя. Он построил Большую мечеть, которая также служила наблюдательным пунктом. Именно в эту мечеть, а не в городскую Соборную мечеть султан приходил совершать молитвы, несомненно, отчасти и из соображений безопасности. Память об этом эмире увековечена тремя дверями, обитыми железом, гвозди на которых располагались в виде прямоугольной сетки, содержащей орнаменты и надписи с его именем.

В 1212 г., когда аз-Захид Гази женился на Дайфе Хатун, арсенал и дворец сгорели, и один из его преемников, ал-Малик ал-Азиз, перестроил их - арсенал в 1228 г. и дворец тремя годами позднее.

Сообщение Соваже о пристройках и изменениях в цитадели Алеппо основывается на детальных описаниях, сделанных двумя авторами того времени - Ибн Шихной и Ибн Шаддадом, на которых деятельность этого аййубидского правителя произвела вполне заслуженное впечатление. Цитадель во времена Аййубидов должна была внушать трепет, возвышаясь над городом, как колосс, с впечатляющей надписью, сделанной из базальта огромными черными буквами на середине белого известнякового гласиса. Во времена Мамлюков цитадель была резиденцией губернатора и государственных чиновников.

Как красноречиво выразился Соваже: "Этот ансамбль определенно представляет собой самое изумительное произведение военной архитектуры, сохранившееся до наших дней со времен Средневековья".

Но даже этот шедевр мусульманского военного зодчества не был защищен от серьезных саперных работ. Хронист Киртай ал-Иззи ал-Хазнадари (ум. в 734/1333 г.) передает захватывающий рассказ очевидца об осаде Алеппо монгольским ханом Хюлегю (Хулагу-ханом). Было сделано несколько подкопов; Хюлегю отдал приказ: один из подкопов, уже достаточно широкий, чтобы вместить 6000 человек, расширить, чтобы вместить 10000 человек. В результате цитадель вскоре пала - всего лишь через несколько дней осады, 27 января 1260 г.

Цитадель Хомса

Цитадель города Хомса в XIII в. должна была выглядеть весьма сходно с цитаделью Алеппо, особенно учитывая откос у основания цитадели, должным образом подчеркнутый вымосткой из каменных плит. Построенная - как и несколько хуже сохранившаяся цитадель города Хамы - на вершине древнего темя (холма) в центре города, цитадель имела огромный гласис, сделанный Бейбарсом. Ее стены образовывали, как и в Каире, Дамаске, Алеппо и Хаме, единую непрерывную крепостную ограду. К сожалению, этот важный памятник был взорван Ибрагимом-пашой в 1830-х гг., однако многие из окружавших его стен с надписями, относящимися к периоду до 1239 г., сохранились.

Мусульманские замки

Аджлун

Этот мусульманский замок был построен в 580/1184-1185 г. Изз ад-дином Усамой, одним из полководцев Саладина, на вершине холма над долиной Иордана напротив замка крестоносцев Бельвуара. Он был четырехугольным, с четырьмя квадратными угловыми башнями. Джонс, опубликовавший материалы исследования этого замка, приходит к выводу, что те немногие франкские черты, которые он имел, были результатом воздействия местной традиции и общего с крестоносцами опыта.

Пытаясь улучшить оборонительные свойства замка, которые были недостаточными из-за пологости холма, на котором он стоял, мусульмане - возможно, следуя примеру франков при строительстве Сахйуна - углубили каменный ров вокруг него, оставив невысокую и широкую опору для поддержки разводного моста. В остальном замок примечателен своими малыми размерами и множеством буквально втиснутых в него башен.

Через тридцать лет Айбак, соратник аййубидского султана ал-Адила, расширил внешние оборонительные сооружения Аджлуна. Согласно ал-Умари, Аджлун был звеном в цепочке сигнальных башен и станций голубиной почты, по которым сигналы тревоги могли передаваться султану в Каир. Он служил арсеналом и был хранилищем продовольствия и снаряжения для освобождения Дамиетты.

Калат Наджм

Калат Наджм на правом берегу Евфрата близ Манбиджа является "замечательным арабским замком XIII столетия". Замок достаточно хорошо сохранился и вместе с отреставрированными частями дает более ясное представление о мусульманской фортификации, чем какое-либо иное мусульманское сооружение, разве что за исключением цитаделей Дамаска,

Каира и Алеппо. Hyp ад-дин реконструировал уже существовавшую крепость, которая была, в свою очередь, перестроена ал-Маликом аз-Захиром Гази в период с 1208 по 1215 гг. Замок стоит у реки и окружен облицованной тесаными камнями насыпью, которая служит эффективным гласисом, а также имеет две башни, которые защищают вход внутрь.

Ибн Джубайр описывает Калат Наджм на Евфрате как только что построенную крепость.

Калат Джабар

Этот замок, нижняя часть которого сложена из бута, в то время как верхние части сделаны из обожженного кирпича, соответствует стандартной схеме постройки средневековых арабских крепостей Сирии: он стоит на высоком холме (в данном случае - это скала над Евфратом), окруженном рвом и защитной стеной с башнями, с входными воротами и пандусом. Изначально построенный местным арабским племенем бану нумайр, он был в значительной степени перестроен после периода его оккупации крестоносцами Нур ад-дином, начиная с 1168 г. и позднее. В нем расположена мечеть с минаретом и дворец.

Krnam Субайба

Этот замок, построенный в 1228-1230 гг., стоит на южных склонах горы Хермон (к северо-востоку от Банийаса). Это самая крупная и лучше всего сохранившаяся средневековая крепость в Палестине. Она была построена одним из сыновей ал-Адила - ал-Азизом Османом (ум. в 630/1232 г.).980 Замок был построен в большой спешке накануне Крестового похода Фридриха II. Размещенный на главном торговом пути между Хулехской долиной и Дамаском, он задумывался как преграда для всякого, кто приближается к городу со стороны франкской территории.981

Он был построен быстро и экономично: у него простые своды, он практически не украшен орнаментами и не все его камни должным образом обработаны. После того как Фридрих II ушел из Святой земли, ал-Азиз Осман приложил много усилий для завершения строительства своего замка. Когда Бейбарс взял его, он решил его укрепить, а не уничтожать. Он построил шесть дополнительных башен и сделал другие сложные технические улучшения. Эти работы документированы несколькими надписями.

Мусульманские пристройки к замкам крестоносцев

Превратности войны иногда позволяли мусульманам захватывать франкские замки и добавлять к ним значительные пристройки. Мы уже упоминали мечеть, минарет, дворец и бани, построенные мусульманами в Сахйуне между 1188 и 1290 гг. Франкский замок в Бире был в значительной степени перестроен аз-Захиром Гази; юго-западная башня в Бофорте украшена особым видом выпуклого орнамента, связанным с именем ал-Малика ал-Адила.

В Караке ал-Адил построил большую южную башню. И даже в Крак де Шевалье можно обнаружить много арабских архитектурных элементов с южной стороны крепости, в то время как на квадратной башне в центре высечена как пантера Бейбарса, так и надпись Калауна, относящаяся к 1285 г. Исмаилиты также захватывали существовавшие замки, византийской, фатимидской или местной арабской постройки.

С другой стороны, крестоносцы и сами строили замки на месте уже существовавших укреплений или расширяли более ранние мусульманские крепости, как в Маркабе. А мусульмане, в свою очередь, приспосабливали доисламские постройки для создания своих собственных укреплений, когда это было возможно. Так, например, ал-Малик ал-Адил сделал римский театр в Буере (Бостра) ядром городской цитадели, добавив к нему концентрические стены между 1202 и 1218 гг.

Замки ассасинов

Едва ли не единственным исключением из обычного для мусульман предпочтения укрываться в окруженных стенами городах, а не в отдельно стоящих крепостях и замках, были замки ассасинов, выбиравших места для их строительства в наиболее отдаленных и неприступных районах. Эта внушавшая ужас группа исмаилитов была известна своим строительством недоступных и неприступных крепостей в Иране в начале XII в.

В период Крестовых походов они также захватили и построили сеть крепостей в Сирии, где ими использовался тот же самый подход: они выбирали недоступные горные районы.

Эти сирийские замки упоминаются различными мусульманскими хронистами, в том числе Ибн Муйассаром. Он рассказывает, что после смерти первого предводителя ассасинов Хасана-и Саббаха в 518/1124 г. эта группа, которую в Сирии называли хашишиййа ("употребляющие гашиш"), захватила, в основном с помощью хитрости или подкупа, несколько горных цитаделей в Сирии, восемь из которых она удерживала, пока Бейбарс не взял их в 1270-1273 гг. Они тщательно выбирали те районы, где могли опираться на местное население, склонное к принятию исмаилитской формы ислама.

Возможно, наиболее знаменитым замком ассасинов в Сирии является Масйаф с двойными круговыми укрепленными стенами. Он был предусмотрительно размещен к западу от Хамы в горах Джабал Ансариййа, где дорога поворачивает на север к долине Оронта.

Ад-Димишки описывает Масйаф как "мать пограничных крепостей", построенных ассасинами для пропаганды своей веры (дава) и для размещения миссионеров, "чтобы убивать царей и знатных людей". Боас пренебрежительно отзывается о нем (как и о других твердынях ассасинов в Сирии) как о "грубо построенном, в основном на ранее существовавшем фундаменте" и представляющем "малый интерес с точки зрения архитектуры".

Что более всего впечатляет в исмаилитских замках, так это их эффектное местоположение. Как и крестоносцы, исмаилиты были осажденным меньшинством в Леванте и, как крестоносцы, они стремились компенсировать свое невыгодное положение строительством замков в стратегических пунктах, которые зачастую были взаимосвязаны и находились на расстоянии прямой видимости друг от друга.

В отличие от замков крестоносцев, замки исмаилитов предоставляли за своими стенами убежище для целых общин "еретиков". Однако это не могло служить заменой обученной и дисциплинированной армии, готовой к немедленным действиям. Еще одно заметное отличие заключается в том, что в то время как многие замки крестоносцев играли отчетливо наступательную роль, как, например, Карак, исмаилитские замки изначально планировались как сооружения сугубо оборонительного характера.

Общие черты военной архитектуры мусульман и крестоносцев.

Едва ли удивительно, учитывая близость друг к другу и случаи использования одних и тех же строителей, что существует целый ряд общих черт, из-за которых иногда становится сложно провести различие между постройками крестоносцев и мусульман только на основании стилистических особенностей их архитектуры. Крупные башни, навесные камеры-бойницы практически одинаковой конструкции в Крак де Шевалье, Алеппо и Дамаске и другие архитектурные особенности, такие как стрельчатые арки и своды - все это роднит оборонительное зодчество мусульман и крестоносцев.

Не менее сложно определить, кто на кого оказал влияние. Скорее всего, однако, франки выступали здесь в роли доминирующего элемента не только потому, что они появились в Леванте, уже обладая явно более высокими технологиями в области военного строительства, но также и по причине того, что их опасное положение на враждебной территории сделало их более изобретательными.

Более того, не исключено, что франки приняли на вооружение строительную технику, с которой они познакомились, столкнувшись с византийскими и мусульманскими оборонительными сооружениями; однако масштаб подобных заимствований является предметом для дальнейших научных исследований.

Новые исследования, посвященные мусульманским замкам

Последние два десятилетия стали свидетелями впечатляющего роста археологических разведок и раскопок, связанных со средневековыми мусульманскими замками Леванта. Некоторые из этих сооружений удостоились полноценных публикаций, например, аййубидский замок Калат ат-Тур, раскопанный археологами на горе Фавор, и цитадель Дамаска - особенно аййубидские башни, чьи пропорции и единицы измерения говорят о работе армянских мастеров, однако большинство этих зданий все еще ждут систематического исследования.

Замковая оборонительная традиция началась с построенных в аббасидское время небольших оборонительных фортов на побережье, таких как Кефор Лам, Ашдод Йам и башня в Михморете. Они, возможно, служили дополнением к мощным укреплениям таких портов, как Кесарея (Кайсарийа), Акра, Яффа, Аскалон и Газа. Из числа укреплений, построенных до начала Крестовых походов в глубине территории, Байсан с его тонкими стенами и одинарными воротами явно не был рассчитан на то, чтобы выдержать решительную осаду.

Недавние исследования показывают, что сооружение некоторых замков было приписано крестоносцам ошибочно: например, Какун (в основном построен Мамлюками), Джазират Фираун в заливе Акаба и Банийас к северу от озера Хула (оба аййубидской постройки с мамлюкскими пристройками), Калат Сафурийа и Афула (оба в Галилее). Мусульманский замок Абу-л-Хасана близ Сидона был построен до 1128 г.; он имеет общие черты с замком Каср Зувайра на южном побережье Мертвого моря. Калат ибн Маан, или Калат Салах ад-дин, в Галилее, практически неприступное "орлиное гнездо", расположенное на высокой скале с многочисленными пещерами с тыльной стороны, построен с использованием двухцветной кладки мамлюкского типа.

К числу мусульманских крепостей, высеченных в скалах, относится ал-Вуайра в Петре, захваченная крестоносцами в 1107 г.; ал-Хабис, еще одна высеченная в скале крепость в Петре, также может быть мусульманской постройкой. К подобным замкам, вероятно мамлюкского периода, относятся Джиза/Зиза и Каср Шабиб в Зирке, оба в Иордании. В Ливане также существует несколько высеченных в скале замков, которые с большим основанием могут считаться мусульманскими, например, Магарат Фахр ад-дин и Калат ад-Дубба. Схожим с ними сооружением является Хирбат ас-Сила около Тафилы в Иордании. Очевидно, что пришло время начать полномасштабное и скоординированное исследование всех этих сооружений.