XXVI. ЗАРЯ СВОБОДЫ

1. Славный период европейской истории, начало которому положил Ренессанс, евреи встретили, будучи в крайне бедственном положении. Имелся только один район - Иберийский полуостров, где евреи находились в равноправном положении с остальным населением, но с конца XV века открытое соблюдение обрядов иудаизма стало преступлением, наказуемым смертью. Инквизиция постоянно старалась искоренить это самое страшное из зол. Она часто устраивала ауто-да-фе, считавшееся в тогдашней Европе одним из самых роскошных зрелищ. На глазах тысяч собравшихся несчастные, заподозренные в неверности святой католической церкви, подвергались ужасному наказанию. В подавляющем большинстве случаев жертвами были марраны, потомки евреев, которые, несмотря на все опасности, оставались втайне верными догматам и, насколько было возможно, обрядам своей старой веры.

Вплоть до последних дней испанской и португальской инквизиции, т. е. до конца XVIII века, тайные иудеи составляли очень высокий процент среди ее жертв. Затем сведения о них становятся смутными и почти исчезают. Однако еще в наши дни один путешественник с удивлением обнаружил в горах на севере Португалии несколько общин марранов, на словах придерживающихся христианства, но в душе верных иудаизму. Одним из самых романтических эпизодов новой истории было возникшее среди них движение за воссоединение с народом и верой, от которых их так безжалостно оторвали четыре с половиной столетия назад.

Вместе с тем, несмотря на все запреты и опасности, иудаизм оставался вполне реальной силой на Иберийском полуострове. Было общеизвестно, что значительная часть потомков евреев в душе придерживалась веры отцов. Их можно было найти повсюду среди нищих и государственных деятелей, среди драматургов и крестьян, среди сапожников и ученых. Они почти полностью контролировали португальскую торговлю. Они создали крупные банки, пользовавшиеся европейской известностью. В университетах было много профессоров еврейского происхождения, которые считались крупнейшими научными светилами Португалии, пока не приходило время сжечь их на костре. Половина самых знаменитых врачей того времени были марраны. Часто ради того, чтобы быть в большей безопасности, они шли в духовенство, и некоторые из них достигли там высоких постов.

Итак, в то время как во всем остальном мире евреи считались низшими существами, в Испании и Португалии условия были иными. Правда, ни один иудей не допускался туда. Однако там было много людей, которые - и это было известно - оставались в душе евреями, но против которых не выдвигалось никаких обвинений и которые пользовались полным равноправием с остальным населением. Они говорили на том же языке, занимались теми же делами, жили в тех же кварталах, носили ту же одежду. Их образ жизни был во всем, до мельчайших деталей, идентичен образу жизни их соседей. Они носили звучные христианские фамилии, принятые их предками при крещении. Они были испанцами или португальцами в самом полном смысле этого слова, отличаясь от остальных лишь своим происхождением и тайной верой.

2. Еще в конце XV века среди "новых христиан", желавших добраться до такого места, где они смогут открыто исповедовать веру предков, возникло стремление эмигрировать с Иберийского полуострова. Правда, их цели были общеизвестны, и закон категорически запрещал Им выезд из страны. Однако всегда можно было найти выход: либо бежать, либо получить разрешение на поездку за границу по неотложному делу, либо (наиболее обычный способ) отправиться с паломничеством в Рим. Поэтому чуть ли не сразу же после массового крещения евреев в Испании порты Средиземноморья оказались полны беженцами-марранами, стремившимися вернуться к иудаизму. После насильственного крещения в Португалии поток особенно усилился. По всей Турции, Северной Африке и Италии существовавшие общины приняли португальских беженцев, часто людей глубоко набожных и ученых, которых тяжело коснулась трагедия 1497 года. Кое-где португальские марраны оказались в таком большом количестве, что смогли основать собственные общины рядом с уже существовавшими.

Большую роль сыграла в истории та часть марранов, которая направила свои шаги в противоположном направлении. Расцвет стран Средиземноморья закончился. Уже была открыта Америка. Первенство в торговле, мореплавании, богатстве перешло к Северной Атлантике. Положение Испании и Португалии в мировой торговле было в это время жизненно важным, поскольку благодаря их усилиям (и при финансовой и научной помощи их еврейских подданных) были открыты и новый континент на западе, и новые пути к сокровищам Востока. В каждом важном торговом центре Северной Европы в это время имелась более или менее крупная испанская или португальская торговая колония, в которой командные посты занимали "новые христиане". Дальнейшая их судьба была различна. Некоторые исчезли, растворившись в окружающем населении. Другие в течение многих поколений вели двойную жизнь. Третьи, оказавшись в более веротерпимом окружении (обычно под властью какой-нибудь протестантской державы Севера), смогли порвать с навязанной им верой и без большой потери времени организоваться в легальные еврейские общины.

Важнейшая из таких колоний была в Нидерландах. Еще с начала XVI века марраны стали понемногу селиться в Антверпене - самом важном морском порту на севере Европы, находившемся в то время под испанским владычеством. Нидерландское восстание положило конец его расцвету, и торговое первенство захватил Амстердам, ставший отныне главным прибежищем для марранов.

Старая легенда, деталями которой все же не следует пренебрегать, рассказывает о весьма романтическом возникновении амстердамской общины. В 1583 году, повествует легенда, брат и сестра, Мануэль Лопес Перейра и Мария Нуньес, родители которых страдали от преследований инквизиции, покинули Португалию вместе с большой группой марранов, надеясь найти где-нибудь безопасное пристанище. Их судно было захвачено английским кораблем и доставлено в порт. Английский дворянин, пораженный редкой красотой Марии, просил ее руки. Королева Елизавета, услышавшая эту историю, пожелала увидеть девушку. Плененная ее красотой, королева показала девушке Лондон, а затем приказала освободить корабль и всех его пассажиров. Несмотря на это, Мария не приняла соблазнительного предложения, которое было ей сделано. Оставив всю роскошь Англии ради иудаизма, она вместе со своими спутниками отправилась в Амстердам. Здесь в 1598 году к ним присоединилась мать Марии и остальные члены ее семьи.

Поведение новых переселенцев с Иберийского полуострова, хотя они и считались христианами, не могло не привлечь к себе внимания. Властям казалось, что те устраивают католические богослужения, запрещенные в то время протестантами, и наверное что-то замышляют против недавно созданного правительства. В Судный день против людей, пришедших на непонятное сборище, были приняты решительные меры. Всех их арестовали и потащили на допрос. Они еще совершенно не владели голландским языком, и их неумение объясниться усугубляло подозрения против них. К счастью, один из руководители этой маленькой группы был знаком с латынью и попробовал объясниться на этом языке. Он рассказал, что это было собрание не папистов, но последователей религии, преследуемой инквизицией еще более жестоко, чем протестантизм. Он указал также на ту большую выгоду, которую извлечет город, если позволит обосноваться в нем "новым христианам" Испании и Португалии. Его одновременное обращение к гуманности и, к жажде наживы было убедительным. Арестованных выпустили, положение беженцев было облегчено, и колония стала расти с удивительной быстротой, дав начало также общинам в Гааге, Роттердаме и других местах.

В то же время аналогичные события происходили в Гамбурге, где некоторое число португальских марранов очутилось в конце XVI века. Однако внешне они оставались католиками, что тем более вызывало ненависть протестантского населения. В сенат была представлена петиция с просьбой изгнать этих чужеземцев из города. Лютеранские академии во Франкфурте и в Иене, у которых сенат спросил их мнения, рекомендовали разрешить евреям остаться, чтобы им со временем можно было внушить любовь к Евангелию. В 1612 году сенат узаконил существование в городе еврейской общины.

Третьим крупным центром торговли в Западной Европе, а соответственно и поселение марранов, был Лондон. Колония тайных евреев, обосновавшаяся здесь издавна, была уничтожена при Генрихе VIII. При королеве Елизавете вновь возникла такая колония. В 1609 году жившие в Лондоне португальские купцы, заподозренные в приверженности к иудаизму, были изгнаны из страны, и следующая их попытка обосноваться там тоже закончилась неудачей. Однако постепенно на месте старых появились новые поселенцы, и ко времени установления протектората Кромвеля в Лондоне опять возникла небольшая колония, во главе которой стояли два-три крупных купца.

Тем временем отношение к ним в народе начало меняться. Пуритане с благосклонностью смотрели на евреев, как на древний народ Божий. Многие даже надеялись, что новая очищенная форма христианства убедит евреев в истине Евангелия, чего не удавалось сделать Римской церкви. С другой стороны, сам Кромвель был достаточно умен, чтобы понять коммерческое значение купцов-марранов, чья информация по вопросам политики была для него весьма ценной и которых он считал необходимыми для развития английской торговли.

В это время в Голландии жил раввин-мистик, марран по происхождению, Менаше бен Израэль (1604-1657 гг.), чьи многочисленные, но неглубокие труды завоевали ему славу в христианском мире. После длительного размышления он пришел к мнению, что поселение евреев в Англии является необходимым предварительным условием пришествия Мессии, которого ожидает все человечество. Кромвель установил с ним связь. Спустя некоторое время Менаше был приглашен в Лондон на переговоры. В конце 1655 года в Уайтхолле была созвана большая конференция государственных деятелей, юристов и теологов, чтобы обсудить этот вопрос со всех сторон. Правда, обсуждение ни к чему не привело, но симпатии правительства были достаточно очевидны, и лондонские марраны сбросили с себя маску. Их положение все еще было в высшей степени неуверенное. Власти не дали марранам разрешения на поселение, но смотрели на их приезд сквозь пальцы. Это был типично английский компромисс, непоследовательный, нелогичный, но неожиданно удовлетворительный для обеих сторон. (Недавно было обнаружено, что решение государственного совета от 25 июня 1965 года, позволявшее открыть в Лондоне синагогу, было таинственным образом изъято из протоколов, очевидно, каким-то врагом евреев).

В то же время поселения марранов возникли во французских портах Бордо и Вайонна. Страна была католической и официально поддерживала политику, проводимую в Испании и Португалии. Открыто евреи селиться во Франции не могли. Но марраны могли въезжать в страну беспрепятственно, пока они продолжали называть себя христианами. Особого надзора за их поведением не было. Лишь около 1730 года эта пустая формальность, просуществовавшая два столетия, была отменена, и "новые христиане" южной Франции были наконец официально признаны евреями. С колониями на Атлантическом побережье были тесно связаны марранские общины вольных портов Пизы и Ливорно, единственных мест в Италии, где никогда не была введена система гетто и где евреи могли чувствовать себя полноценными людьми. В заморских владениях Голландии и Англии, особенно на островах Вест-Индии, тоже выросло небольшое ядро будущих общин.

3. В эти-то места и направился в первую очередь поток марранов в начале XVII века. Вряд ли была хоть одна профессия, в которой марраны не были бы представлены. Они были учеными, учителями, писателями, священниками, монахами, врачами, ремесленниками, торговцами, солдатами, поэтами, государственными деятелями. Кое-кто из них был возведен в дворянство. Испанские и португальские монархи не стеснялись посылать в качестве своих представителей в Нидерланды или в Гамбург сомнительных христиан. Члены этой марранской диаспоры явились первыми современными евреями в самом подлинном смысле этого слова.

Эти поселения, ответвления которых распространились от Индии до Америки, имели со всех точек зрения чрезвычайное значение. Они играли очень важную роль в экономике. В начале XVII века они представляли собой сплоченную группу, не имевшую себе равных в истории. Марраны контролировали значительную часть западноевропейской торговли. В их руках находилась почти вся торговля кораллами, сахаром, табаком и прочими колониальными товарами. С середины XVII века евреи испанского и португальского происхождения стали заметными фигурами на каждой крупной бирже. Они участвовали в создании больших национальных банков. Перемещение центра мировой торговли из южной в северную Европу в немалой степени связано с последствиями, вызванными деятельностью инквизиции.

В еврейской жизни тоже очень заметно было влияние марранов. Те, кто влились в уже существовавшие общины, полностью ассимилировались ими, те же, которые пришли на новые земли и основали свои собственные общины, находились в ином положении. Вначале местное население принимало их как чужих, но их не изгоняли, поскольку они оказались не папистами, а евреями. Смешно было бы создавать гетто, чтобы изолировать людей, общество и мнение которых ценили мудрейшие и благороднейшие в стране, или отмечать знаком позора тех, кто возглавлял интеллектуальный и коммерческий мир своего времени. Правда, предоставить им полное гражданство было немыслимо. Но если те "права", которыми пользовались до сих пор евреи, лишь подчеркивали их рабское положение, то ограничения, наложенные на марранов, служили исключением, подтверждающим правило полной свободы. Обстоятельства расселения марранов являются, таким образом, ключом к пониманию того удивительного парадокса, что такие страны Европы, как Англия и Голландия, где условия для евреев до того были самые неблагоприятные и где изгнания были наиболее строгими, первые начали проявлять к евреям полную терпимость.

Вслед за марранами появились евреи из других стран, внешне менее привлекательные, которые автоматически стали пользоваться теми привилегиями, которых добились их блестящие предшественники. Почти сразу после появления в Амстердаме марранов туда направился поток эмигрантов из Германии; к середине XVII века там уже была организована еврейская община. Ответвления ее вскоре возникли у в других крупных городах Нидерландов, и они заняли ведущее .положение в голландском еврействе если не по богатству, то по численности. Возникновение ашкеназийской общины в Лондоне датируется девяностыми годами XVII века, после чего она начала феноменально быстро расти. Таким образом, именно благодаря марранам Западная Европа оказалась открыта для еврейскскогоо переселения, и возникшие в этот период еврейские общины нового типа стали служить ядрам к образцом и в новое время, которое уже стаяло на пороге.

4. Тем временем наступил критический момент для восточноевропейского еврейства. В 1848 году украинские казаки под руководством гетмана Богдана Хмельницкого восстали против гнета польских панов, чью политическую и экономическую тиранию они глубоко ненавидели. В их подневольном положении, по мнению казахов, были повинны евреи. Еврейская религия была еще более ненавистна православной церкви, чем католицизм, который пытались навязать украинцам поляки. Кроме того, евреи служили управляющими польских имений, сборщиками налогов, арендаторами, содержателями постоялых дворов и мельниками. Поэтому ненависть казаков к ним была еще большей, чем к полякам. По всей стране прокатилась волна погромов и убийств таких размеров и такой жестокости, что оставила позади все преследования евреев в Европе со времен "Черной смерти". Ужасы усугублялись изощренностью пыток, которыми они сопровождались. В каждом городе и местечке происходила трагедия; во многих случаях поляки выдавали убийцам своих еврейских соседей в надежде спасти собственные жизни.

Это было лишь началом целого ряда подобных волн насилия, которые окончательно сломили цвет польского еврейства. В 1654 году русский царь взял казаков под свою защиту и вторгся в Польшу. Еврейское население Белоруссии и Литвы было либо уничтожено, либо изгнано. Одновременно с запада на Польшу напал шведский король Карл X, уничтожая все огнем и мечом. Число евреев, погибших между 1648 и 1658 годом, составило более 100000 человек. Но период ужасов на этом не закончился. Последовал длинный ряд местных беспорядков, гонений, обвинений в ритуальных убийствах. Последних было так много, что они вызвали вмешательство самого папы римского, который после тщательного расследования объявил обвинения в ритуальных убийствах совершенно необоснованными. В 1768 году на Украине вновь взбунтовались банды гайдамаков, и их зверства ничем не уступали тем, которые совершали за 120 лет до них казаки Хмельницкого.

Результатом всего этого явился полный крах польского еврейства. Центр еврейской жизни переместился на север, и Волынь и Подолия уже никогда не играли в еврействе той роли, какую они играли до 1648 года. Решения, принимавшиеся на ряде собраний Совета четырех земель, отражают напряженное положение, в котором очутилась Польша. Постоянно росли налоги на евреев, законы ограничивали расходы на семейные празднества и даже число свадеб.

Не менее важным были отголоски этих событий вне Польши. Вся Европа познакомилась с несчастными, бежавшими от ужасов казацкого террора. В связи с не прекращавшимися гонениями в Польше и ввиду невозможности оправиться от экономического краха, тонкая струйка эмиграции из Польши хлынула в 1648 году неожиданным наводнением и превратилась в постоянный поток. С конца XI до конца XV века поток еврейского переселения двигался на восток - из Франции, Испании и с берегов Рейна в Турцию и Польшу. Затем примерно полтора столетия держалось равновесия. После зверств Хмельницкого маятник качнулся в обратном направлении, на запад. Это продолжалось с различной интенсивностью почти три века, пока совершенно не изменило карту еврейского расселения.

5. Между тем повсюду, даже в Германии, стали возникать новые типы евреев. После окончания Тридцатилетней войны в этой стране начал развиваться новый тип государства: подлинно независимое (поскольку власть императора превратилась в чисто номинальную), сильно централизованное, с совершенной организацией, бравшее пример с Франции. Правители этих новых абсолютных монархий брали себе на службу людей отовсюду, даже с "Еврейской улицы". Во время войны евреи были незаменимы как поставщики, снабжавшие армию всем необходимым; в мирное время они были бесценными финансовыми советниками. Евреи всегда были нужны для того чтобы доставать деньги для королевской или герцогской казны, военное или мирное снаряжение для нового мероприятия, драгоценности для фаворитов двора. Поэтому почти в каждом германском государстве, независимо от его отношения к евреям вообще, имелись один-два "придворных еврея", оказывавших услуг; самому монарху и его окружению.

История немецкого еврейства этого периоде отмечена такими людьми, как Якоб Басеви .(1580-1634) из Праги, первый еврей, возведенный в дворянство; как Самсон Вертгеяиер (1868-1724) из Веаы, главный поставщик при дворах Вены, Майнца, Пфальцграфства и Тревеса, отвечавший за снабжение австрийской армии в войне за испанский престол; как Иосиф Зюсс Опенгейи (ум. в 1738), известный просто как "еврей Зюсс", который некоторое время - до своей трагической гибели - пользовался огромным влиянием при вюртембергском дворе.

Помимо этих эмансипированных "придворных евреев", на которых не распространялись никакие ограничения и которые зачастую пользовались таким, же влиянием, как любой христианин подобного ранга, в Германии появились многочисленные евреи - ювелиры, ремесленники, граверы, - которым на какой-то ограниченный срок даровались особые привилегии и освобождение от ограничений, распространявшихся на основную массу их единоверцев. Ниже всех этих категорий находилась беднота, запертая в гетто, отмеченная особым знаком, вынужденная платить особые налоги и заниматься самыми презренными профессиями, ущемленная в самых священных и основных правах человека.

Иногда вдруг реакция торжествовала в форме, более подходившей к XII или ХIII веку, чем к началу нового времени. Так, в 1870 году влияние императрицы испанского происхождения, воспитанной иезуитами, привело к временному изгнанию евреев из Верхней и Нижней Австрии. Подобным образом в 1746 году под предлогом обвинения в предательстве, выдвинутого против евреев в Эльзасе, к изгнанию были приговорены bх единоверцы в Чехии, в частности знаменитая пражская община. Но тут произошло событие, не имевшее ранее прецедента в истории Европы. В дело вмешались полуэмансипированные евреи Лондона и Амстердама. Благодаря их усилиям, английское и голландское правительства через своих дипломатов обратились к императрице с просьбой из соображений гуманности пересмотреть свое решение. Этот эпизод показал, что как бы евреи ни были унижены, они во всяком случае являются людьми, к которым следует применять обычные человеческие нормы и по просьбе которых цивилизованные правительства Запада были готовы в случае надобности оказать мягкий нажим.

С древнейших времен раввины были убеждены в том, что мессия придет спасать свой народ в самый темный час перед рассветом, когда условия жизни станут наихудшими. Время от времени очередная волна гонений, казалось, подтверждала эти условия, и претендентов на роль мессии всегда хватало. Однако никогда обстоятельства не казались более подходящими для пришествия мессии, чем в середине XVII века. Во всем мире не было спокойного уголка. Костры инквизиции еще омрачали своим дымом чистое небо Испании и Португалии. Недавняя резня, проведенная казаками Хмельницкого в Польше и на Украине, - крупнейшая трагедия подобного рода за последние десятилетия - наполнила Европу нищими беженцами. К тому же каббалисты Сафеда, дни и ночи размышлявшие о сроках и характере окончательного избавления, сделали это основным занятием каждого богобоязненного еврея.

В это время в Смирне в Малой Азии жил некий молодой человек, лет двадцати с небольшим, по имени Шабтай (Саббатай) Цви. Он попал под сильное влияние каббалистической школы. Его друзья с уважением отмечали, как он самобичеванием умерщвлял свою плоть и постоянно, летом и зимой, купался в море. Он обладал очень выразительным лицом и большой притягательной силой. Постепенно к нему стали относиться с почтением, граничащим с благоговением. В конце концов он сам пришел к убеждению, что является не кем иным, как долгожданным мессией, и по возвращении из поездки в Иерусалим в 1665 году он открыто объявил себя мессией. В Европу, Азию и Африку полетели письма, провозглашавшие начало лучших времен. Повсюду весть о скором избавлении встречалась ликованием.

Восторгу масс не было границ. Во всех синагогах читались молитвы за "царя и господина нашего, святого и праведного Шабтая Цви, помазанника Божия". Многие ударились в аскетизм, стали каяться и умерщвлять плоть. Срочно женили и выдавали замуж подростков, чтобы у них появились дети, в которых могли бы вселиться немногие оставшиеся нерожденными души, и тем самым было бы устранено последнее препятствие к избавлению. Крупнейшие .купцы амстердамской общины, воротившие .делами на бирже, подготовили петицию, в которой, они заверяли мессию в своей полной вере в. него.

Ободренный таким отношением к себе, Шабтай Цви отправился в рискованную поездку в Константинополь. Как только он сошел с корабля, его арестовали по приказу великого визиря и бросили в тюрьму. Но это не обескуражило его поклонников, поскольку мессия неизбежно должен был подвергнуться гонениям перед своим окончательным триумфом. В результате Шабтай Цви даже в тюрьме содержался чуть ли не с царской роскошью. Он бросался из одной крайности в другую, даже отменил пост 9-го ава (тиш'а б'ав), заявив, что отныне этот день нужно отмечать как величайший праздник - день его рождения.

В конце концов терпение турецких властей лопнуло, и Шабтая доставили в Константинополь к султану. Тот предложил Шабтаю выбрать между принятием ислама и смертью. С малодушием, которое явилось единственной слабой чертой в этой гармоничной во всем остальном натуре, новоявленный мессия выбрал первое. Сменив еврейский головкой убор на белую чалму правоверного, он публично объявил о своей вере в ислам и остался при дворе султана.

Но самая примечательная часть эпизода последовала потом. Веру в лжемессию не разрушил даже этот отказ от всего, на чем он прежде стоял. Группы его преданных приверженцев во всем мире продолжали поддерживать его притязания. Сам Шабтай (Саббатая) Цви умело поощряя их, продолжая общаться со своими почитателями и выполнять в их присутствии таинственные обряды. После смерти Цви в 1676 году многие из его приверженцев, принявших вместе с ним ислам, перенесли свою приверженность на его предполагаемого сына. Потомки их, известные вод именем "Домне", вплоть до сегодняшнего дня проживают в Салониках и некоторых других городах. Внешне они правоверные мусульмане; но у себя дома они выполняют свои странные мистические обряды, напоминающие об удивительном эпизоде трехвековой давности.

В других местах последствия были иными. Бродячие пророки еще долго проповедовали веру в мессию, отрекшегося от иудаизма. Многих ученых и благочестивых раввинов подозревали я тайной приверженности, к саббатианству. Чуть ли не сто лет спустя ученые круги потряс диспут между равяивбм Яковом Эмденом (ум. в 1776) и Ионатаном Эйбешюцем (ум. в 1764). Эмдек обвинил Эйбешэца в том, что тот в своих мистических письменных амулетах ссылался на Шабтая Цви.

На востоке Европы оставалось много евреев, сохранявших мистическую веру в скорое пришествие мессии. Во второй половине ХУIII века эта вера нашла себе подкрепление в лице авантюриста из Подолии Якова Лейбовича Франка, который объявил себя перевоплощением Шабтая Цви и его потомков. Число приверженцев нового мессии стало вскоре насчитывать тысячи. Новая секта была обвинена в распущенности и разврате и исключена из еврейства; съезд раввинов запретил также юношам до зрелого возраста изучать "Зогар", на который опирались франкисты. В ответ те объявили войну Талмуду и раввинам и обратились к местным христианским властям с заявлением, что они признают догмат Троицы. Результатом явился прямо таки средневековый диспут, после которого Талмуд был осужден и тысячи его экземпляров публично сожжены. В конце концов франкисты массой приняли господствующую веру, оказавшись в Дальнейшем такими же сомнительными христианами, какими прежде были иудеями.

7. Более отдаленным результатом волны мессианства явилось возникновение хасидизма. Движение еврейского возрождения в Польше проникло во все слои общества, пока не затронуло простого бедняка из Подолии Израиля бон Элиезера (1700-1760). Новый лидер, мистик, обладавший нежной душой и редким личным обаянием, проповедовал, что благочестие выше учености и что каждый человек, как бы беден и невежествен он ни был, может приобщиться к Богу. Умерщвление плоти не дает ничего, лишь экзальтация и полное самозабвение могут заполнить пропасть между землей и небом. Вместе с тем, имеются праведники-цадики, которые близки к Всемогущему и вмешательство которых может иногда изменить даже Его волю.

Постепенно небольшая кучка учеников, собравшихся вокруг "Владеющего добрым именем" ("Баал Шем Тов", сокращенно Бешт), как они его называли, выросла и стала насчитывать много тысяч хасидим (благочестивых). Новое движение охватило еврейские массы Восточной Европы. Веселью, экстазу и пению во время молитвы стали придавать большее значение, чем механическому отправлению литургии. После смерти основателя хасидизма укрепилось представление о том, что некоторые семьи обладают особыми достоинствами, которые передаются по наследству от одного цадика (праведника) к другому, и каждый цадик может служить посредником между людьми и Богом. Дов-Бер из Межерича (1710-1772) приспособил новое учение ко вкусу более образованных элементов, среди которых оно начало быстро распространяться. К 1772 году это движение достигло Литвы, и Вильно стал местом тайных встреч хасидов. Это вынудило традиционалистов, отвергавших учение хасидов, с одобрения виленского гаона Элиягу бен Шломо, последнего великого раввина, предпринять решительные шаги и издать декрет об отлучении от еврейства всех последователей нового движения. Само собой разумеется, что эта мера оказалась неэффективной.

В течение нескольких лет восточноевропейское еврейство разделилось на хасидим и миснагдим (противники). Однако когда накал борьбы спал, обе стороны прониклись новым духом. Хасиды признали важность традиционного порядка вещей, и среди них появились выдающиеся раввины. Миснагды стали более терпимы, и на их взгляды заметно повлияла мягкая человечность их бывших противников. Это предотвратило превращение хасидизма в отдельную секту, и его сторонники, число которых достигло миллиона, остались внутри еврейской религии. Вместе с тем хасидизм внес в иудаизм новый поэтический элемент, влияние которого на низшие, более впечатлительные и менее образованные слои народа, чувствовавшие потребность в мистическом компоненте в повседневной жизни, закрепилось на века.

Лжемессианское движение XVII века с его последующими ответвлениями знаменовало собой конец эпохи. Евреи Запада утратили последние иллюзии. Их гордость была задета, и они не скоро оправились от удара. Никакой лжемессия, полагавшийся на сверхъестественные силы, не мог больше добиться всеобщего признания. В Восточной Европе, где исчезли последние гиганты талмудической учености, возникла новая разновидность иудаизма, которая вначале не нуждалась в этой учености. Со всех точек зрения наступил закат еврейского средневековья.