XXXVIII

В декабре 129 года (по григорианскому календарю) император Адриан отправился в Александрию. Императрица Сабина выехала несколько раньше его и поселилась в великолепном дворце египетской столицы. Здесь же были приготовлены покои для императора, его прибытия ждали со дня на день.

Сабина сидела в большом кресле, более походившем на ложе, чем на стул. Стопы ее тонули в ворсистых мехах, ноги были обложены шелковыми пуховыми подушками. Было непонятно, как ее тонкая шея может удержать голову с нитями жемчуга и цепочками драгоценных камней, вплетенных в высокую прическу из светло-рыжих волос, уложенных длинными буклями. Худощавое лицо императрицы казалось особенно маленьким под массой естественных и искусственных украшений, которые покрывали ее лоб и голову. Несмотря на темные линии краски на веках, лишенные ресниц глаза казались крошечными. Сабина никогда не была красивой, и Адриан никогда не любил ее. Он женился на Сабине, потому что она была племянницей Траяна и потому что его покровительница, императрица Плотина, желала этого брака, – этим он надеялся добиться права на императорский пурпур. С тех пор как Адриан сделал своим избранником прекрасного Антиноя, которого он так безумно любил, отношения между супругами резко ухудшились. У Адриана и Сабины не было детей. Всю свою любовь императрица отдавала племяннику, претору Луцию Аврелию Веру. Как некогда Плотина сумела добыть императорскую корону для своего племянника, так и Сабина намеревалась возвысить Луция. Он был привлекателен, хорошо сложен, но растрачивал силы в распутстве, так что уже в те годы ему предрекали недолгую жизнь.

Императрице доложили о приходе префекта Египта.

Едва приблизившись, он склонился в низком поклоне и коснулся правой руки Сабины, украшенной многочисленными перстнями. Но императрица тотчас отняла у него руку.

– Что нового? – спросила она.

– Конный гонец доставил мне сегодня письмо, в котором император сообщает о своем желании остановиться в старом дворце Лохиасе, а не здесь.

При этих словах лоб Сабины нахмурился, взгляд мрачно и неподвижно устремился вниз. Прикусив нижнюю губу, она прошептала:

– Потому что здесь живу я.

Лохиас был царским дворцом, построенным по приказанию одного из царей династии Птоломеев. Он был расположен на самом берегу, откуда открывался бескрайний морской простор.

– Прошу тебя, – продолжала Сабина, – позови ко мне Вера, претора Луция Аврелия Вера.

Префект ушел и выполнил поручение.

Вскоре Вер явился к императрице. Сабина велела рабыне-гречанке подать воду, смешанную с фруктовым соком, и выпила ее. Луций приблизился к матроне и услужливо взял пустой бокал из ее руки, чтобы отдать гречанке. Он делал это с видом сына, который хочет услужить своей уважаемой больной матери.

Императрица благосклонно кивнула претору и велела рабыне выйти.

– Мой Луций, – сказала она, – мне нужно обсудить с тобой важные вопросы. Презренная игрушка, которую Адриан подобрал в Битинии, все больше удаляет его от моего сердца. Он не хочет поселиться в замке, где живу я, и выбирает местом своего пребывания старый развалившийся Лохиас. Ты знаешь, мой Луций, как сильно я люблю тебя и какие надежды питаю на твое будущее. Ты один желаешь мне добра.

Претор взял ее руку и благоговейно поднес к своим губам.

– Ты моя вторая мать, – сказал он. – Победоносная Венера, покровительница сердец! Мое сердце принадлежит ей с раннего детства.

Сабина велела изобразить себя в виде Венеры. Когда копию мраморной статуи установили в Александрии, чей-то злой язык вымолвил фразу, которую часто повторяли жители города:

– Несомненно, Афродита – победительница, ведь завидев ее, стараются пройти быстрее.*

Таково было справедливое мнение жителей Александрии. Но Сабина любила, когда ее называли Венерой-победительницей, поэтому она ответила благосклонной улыбкой на намек Вера.

– Сын мой, – сказала она, – наши планы подвергаются серьезной опасности: я боюсь, что Адриан усыновит Антиноя и назначит его своим преемником.

Афродита – греческое имя Венеры.

– Не может быть! – воскликнул Вер.

– Есть ли невозможное для римского императора?

– Он не может дать такую пощечину Сенату и народу, возвысив игрушку своей прихоти.

– Адриан может все, что он хочет. Поэтому слушай меня, мой Луций, мы должны убрать с дороги мальчишку. Луций побледнел.

– Неужели ты, Сабина, забываешь о гневе императора, который уничтожит всех, на кого падет подозрение?

– Нужно взяться за дело с умом, так, чтобы стоять в стороне. Ты умен, мой Луций. Придумай что-нибудь, что приведет нас к цели. А теперь оставь меня, разговоры меня утомляют. Пришли ко мне рабыню.

Вер ушел задумавшись. Сказанное Сабиной показалось ему предельно, ясным. Теперь следовало выработать план, как обезвредить любимца императора. Нельзя было применять силу, нельзя было нанять убийц. Он решил не строить пока конкретный план, а сблизиться с прекрасным Антиноем и обнаружить его слабую сторону.

Спустя несколько дней Адриан со своей свитой прибыл в Александрию и расположился в замке Лохиас. Вер поспешил приветствовать императора. Адриан радушно встретил своего родственника.

– Ты пришел как раз вовремя, мой Луций, – сказал он, – у меня есть к тебе поручение. С некоторых пор печаль томит Антиноя, любимца моего сердца. Не удивительно, что такой юноша, как он, не находит удовлетворения в общении со мной одним, со стареющим человеком. Прошу тебя, позаботься о нем, попытайся немного развлечь его. Как никто другой, умеешь ты наслаждаться жизнью и находить в ней радостные стороны.

Сердце претора ликовало. Благодаря поручению императора, ему предоставлялась возможность обезвредить стоявшего на его пути фаворита.

Адриан велел позвать Антиноя и обратился к нему:

– Мой любимый Антиной, во время моего пребывания в Александрии я буду очень занят государственными делами. Мой родственник, претор Луций Аврелий Вер, был так добр, что согласился показать тебе этот прекрасный город, его дворцы, храмы и места развлечений. Используй же время и позаботься о том, чтобы исчезла тень грусти и печали, которая легла на твое божественное лицо.

Император удалился. Вер и Антиной остались одни.

– Мой Антиной, – сказал претор, – до сих пор я не имел чести причислить тебя к моим близким друзьям, но мы разделяем одно большое чувство: мы оба любим императора.

– Да, я люблю его, – ответил фаворит.

– Тогда для тебя, как и для меня, важно хранить покой и бодрость императора, которые позволяют ему нести тяжкие заботы правления. Император так любит тебя, он всегда должен видеть твое лицо приветливым. Но это станет возможным лишь тогда, когда ты сам будешь весел, предаваясь наслаждениям. Я ученик Эпикура, который учит наслаждаться радостным мгновением. Следуй за мной – я хочу научить тебя веселиться в кругу друзей и подруг.

Под руководством Вера Антиной испил до дна чашу удовольствий. Он искал и находил наслаждения, но за ними неизменно следовало отрезвление, разочарование, постоянно требуя новых возбуждающих средств. Им овладели пресыщение и отвращение. У него было все, чего только может пожелать человек: желания удовлетворялись, стоило лишь высказать их. И все же было нечто, что он ненавидел в глубине души, от чего нельзя было избавиться: противоестественный порок, то, для чего он нужен был императору.

Чувства фаворита не ускользали от острого взгляда Адриана, он пытался подзадорить и привязать его к себе.

Однажды император спросил у юноши:

– Ты честолюбив, мой любимец?

– Нет, господин, – ответил Антиной.

– Из чьих уст приятнее всего слышать слово «отец»?

– Из уст того, кого сильно любят.

– Совершенно верно, и особенно, если он привязан к тебе с нерушимой верностью. Я человек, как и все, а ты, мой любимец, ближе всех моему сердцу, и я благословлю день,

когда позволю тебе пред всем миром назвать меня отцом. Не прерывай меня. Если ты соберешься с силами и, как на охоте, будешь всматриваться в поступки людей, которые тебя окружают, если будешь развивать свой ум и поймешь то, чему я тебя учу, – может случиться, что когда-нибудь Антиной будет носить императорский пурпур вместо меня. Фаворит был оглушен этими словами императора. Он не обрадовался блестящей перспективе, которая открывалась перед ним. Он ограничился словами:

– Пусть боги даруют тебе долгую жизнь, о цезарь, и пусть Парки лишь тогда оборвут твою нить, когда урна примет прах Антиноя.

– Я человек, как и все, – ответил император. – Это закон природы, что старший умирает раньше младшего. Но и в мой смертный час я буду счастлив, зная, что тот, кого я люблю больше всех, станет наследником моей власти, моей чести и моих богатств.