XVIII

Покинув дом Артемидора, мудрецы решили, что им не следует всем вместе идти к сенатору Нерве, который попросил их покинуть его дом из политических соображений. Рабби Акива решил отправиться к сенатору один и сообщить ему о грозящей опасности.

Рабби передал сенатору просьбу о разговоре наедине.

– Господин, – обратился он к вошедшему Нерве, – ты отослал меня и моих товарищей из твоего дома, чтобы своим присутствием мы не скомпрометировали тебя в глазах императора. Эта предосторожность была бесполезной. Еще до нашего прибытия в Рим Домициан занес твое имя в список осужденных на смерть.

Нерва испугался.

– Неужели ты пророк, – спросил он, – и можешь проникнуть в тайны императора?

– Я не только не пророк, но даже не ученик пророка, – ответил Акива, – эту тайну открыл мне мой друг. Мусоний, тесть Артемидора, узнал об этом от одного из доносчиков императора.

Услышав эти слова, Нерва задрожал, пошатнулся, и рабби Акива поспешил поддержать его, усадить сенатора на диван.

Усилием воли Нерва подавил страх, охвативший его. Затем он сказал:

– Твоя весть из достоверного источника, и я не сомневаюсь в истинности твоих слов. О, горе, мне суждено умереть, и нить моей жизни будет оборвана силой! Но скажи мне, о чужестранец, что побудило тебя передать мне эту весть? Я не заслужил того, чтобы моя жизнь имела ценность в твоих глазах.

– Я еврей, господин, – ответил рабби Акива, – потомок Авраама, о котором Господь сказал: «И им благословляться будут все народы земли». Поэтому мой долг – заботиться о благополучии людей, насколько это в моих силах. Но есть и другая причина, побудившая меня предупредить тебя о грозящей опасности, чтобы ты защитил свою жизнь от меча тирана. Император Домициан задумал недоброе по отношению к нам, евреям, поэтому его враги – наши союзники.

– А как, по твоему мнению, я могу защитить мою жизнь?

– Это, о господин, тебе известно лучше, чем мне. Ведь у тебя есть много друзей, и участь, грозящая тебе сегодня, завтра может стать участью других.

– Ты прав, чужестранец, вместе с друзьями я обдумаю, как поступить, что предпринять. Ах, я надеялся спокойно прожить оставшиеся мне дни. Я старый, одинокий человек, и к тому же звездочеты предсказали мне, что хотя жить мне осталось недолго, я спокойно умру у себя дома, на своей постели.

– Если так предсказали халдеи, и у тебя есть гороскоп, в котором обосновано предсказание, то, возможно, это спасет твою жизнь. Домициан крайне суеверен и твердо верит предсказаниям халдеев. Нужно лишь, чтобы Домициан узнал о гороскопе, и он не пожелает запятнать руки твоей кровью. Для него будет лучше, если ты умрешь без его вмешательства, и он не навлечет на себя ненависть и месть твоих друзей.

– Б-жественная мудрость обитает в тебе, о чужестранец. Твой совет хорош, я воспользуюсь им. Если мне удастся сохранить свою жизнь, я отблагодарю тебя.

– О господин, моей жизни грозит такая же опасность, как и твоей. Помоги спасти мой народ от грозящего ему истребления, и ты щедро оплатишь долг благодарности.

– Чем может помочь вам обреченный на смерть человек?

– Неисповедимы пути Провидения. Всемогущий Б-г может в мгновение ока свергнуть могущественного тирана и возвысить того, кто считался обреченным.

– Если твой Б-г совершит это чудо, я не премину воздать добром твоему народу.

В тот же день членам государственного совета было велено явиться к императору. Радушно встретил император Нерву, что соответствовало его обычаю быть особенно любезным с теми, кого он избрал жертвой своей тирании. Император вышел навстречу сенатору, обнял и поцеловал его.

– Но мой Нерва, – спросил Домициан, – почему у тебя столь мрачный и печальный вид? Неужели что-либо огорчило самого дорогого из моих друзей, человека, наиболее близкого моему сердцу?

– Как мне не быть печальным, – ответил Нерва, – если звезды предвещают мне близкий конец.

– Твои слова огорчают меня, мой Нерва. Будем надеяться, что на этот раз звезды ошиблись, хотя обычно они верно предсказывают судьбы людей. Известно ли тебе, какая смерть ждет тебя?

Нерва вынул дощечку и протянул ее императору.

– Вот, – сказал он, – гороскоп, составленный недавно в день и час моего рождения.

Домициан взял дощечку и стал внимательно изучать ее.

– Действительно, – подтвердил он, – звезды предсказывают твой близкий конец. Но твоя звезда падает светясь, прекрасная и незатемненная. Ты умрешь на своем ложе, а до этого будешь наслаждаться отведенными тебе днями.

Нерва вздохнул. Он хорошо знал императора, из сказанного он понял, что тиран отказался от мысли казнить его.

Тем временем собрались члены государственного совета. Домициан поднялся на трон. На низких сидениях у его ног расположились советники.

– Друзья мои, – обратился император к собравшимся, – как поступить тому, у кого на ноге болезненный нарыв? Должен ли он допустить, чтобы язва распространялась, пока все тело не будет отравлено ее ядом, и таким образом приблизить свой конец, или же следует острым ножом иссечь язву, чтобы сохранить жизнь?

– Ты, вероятно, задал этот вопрос, о император, – взял слово Юний Мавриций, – чтобы с этого вопроса начать разговор о чем-то ином. Совершенно очевидно, что следует решиться на операцию, какой бы мучительной она ни была, чтобы спасти все тело.

– Ты уловил смысл моих слов, мой Юний. Всем вам известно, что вера наших отцов находится в большой опасности. В Риме уже начинают сомневаться во всемогуществе Юпитера, и Минерва, моя милостивая покровительница, уже не находит должного поклонения. Я изгнал из города философов, чьи лжеучения отравляют сердца молодежи. Но среди нас живет жестокий враг наших богов, и мы терпим его. Этот враг, этот безбожный враг – иудейство. Вам известно, что евреи не поклоняются богам. В этом они отличаются от всех народов земли. Боги египтян, халдеев, галлов, германцев подобны нашим богам, хотя у этих богов другие им'ена. Но у евреев нет никаких богов, для них Юпитер не царствует на небе, Нептун – на море, Плутон – в мире загробном; для них Аполлон не управляет солнечной колесницей, а Диана не управляет луной. У них нет изображений богов для поклонения. Они всегда были врагами Римской империи. Мой отец, бого ч -и Веспасиан, победил их; мой брат, богоравный Тит, р^рушил их храм, в котором они поклонялись кому-то неизвестному, невидимому. И все же они опасны для нас и теперь. Они уводят мой народ к безбожию. Уже многие знатные римляне наказаны смертью за свои симпатии к иудаизму. Но соблазн крепнет с каждым днем, и пока мы терпим этих евреев в Римской империи, их безбожие будет действовать подобно заразной болезни. Поэтому я считаю необходимым завершить дело, начатое моим отцом и братом. Они не добились желаемого: уничтожив еврейское государство и разрушив еврейский храм, они не истребили еврейский народ. Я хочу уничтожить всю нацию и спасти от падения богов Олимпа. Ни один еврей, ни мужчина, ни женщина, ни один ребенок из этого грешного племени безбожников не должен остаться в живых. В течение тридцати дней, считая с сегодняшнего дня, Сенат должен вынести решение о полном их уничтожении во всей обширной Римской империи, где бы они ни жили, – в Риме, в Италии, в Иудее, в Сирии, в Египте, в Африке или в Испании. Я надеюсь, что все вы согласны со мной и что это мое решение станет вашим. Флавий Клеменс поднялся со своего места.

– Цезарь, – начал он, – позволь мне...

– Молчи, Клеменс, – прервал его император, – не тебе высказываться по этому вопросу. Мне стало известно, что тебе по душе еврейские обычаи, ты общаешься с евреями и не поклоняешься должным образом богам. Клянусь Геркулесом, если бы ты не был самым близким моим родственником и если бы я не желал пощадить Домициллу, мою племянницу, я давно уже позволил бы обвинителю привлечь тебя к ответственности за твое безбожное поведение. Не смей сказать ни слова в защиту евреев, не то, клянусь Минервой, моей покровительницей, ты будешь обвинен в безбожии и казнен.

Флавий Клеменс безмолвствовал, и ужас охватил членов тайного совета.

– Итак, все вы согласны?

– Могущественный император, – взял слово Нерва, – все сказанное тобою совершенно верно, но...

– Мой Нерва, – прервал его Домициан, – я полагал, что ты желаешь в покое и мире дожить оставшиеся тебе дни. Поэтому перестань защищать евреев.

Никто больше не решался возражать, и преступный план императора был принят. Прежде чем отпустить членов тайного совета, Домициан сказал:

– Помните, что вы мои тайные советники. Каждый, кто разгласит тайну принятого решения, будет приговорен к смертной казни. Держите это решение в тайне даже от ваших жен.

С этими словами император устремил мрачный взор на своего двоюродного брата Клеменса – именно ему предназначалось предостережение тирана.