Александр Щелоков
УНИЧТОЖИТЬ ИЗРАИЛЬ
| |
Александр Щелоков
|
|
|
Зайцев ловит собака, зайчатину ест хозяин
- Роман Андреевич, - президент России наморщил лоб, о чем-то размышляя, и посмотрел на полковника Краснова, - по-моему, завтра с утра у меня поездка в "Коммунарку"?
- Так точно. Отменить?
- Нет, наоборот.
- Справка по хозяйству для вас готова. Закрытое акционерное общество племенной завод "Коммунарка". Пресса в курсе.
- Давайте, я просмотрю. А вы отодвиньте все, что у меня после посещения племзавода. Я проеду в лес.
Краснов понимающе склонил голову.
Военная тайна в нашей стране всегда была и все еще остается самой страшной из всех существующих тайн. Ее берегут, за ее разглашение карают, хотя речь часто идет о вещах, известных всем и каждому.
В давние годы, когда по укромным уголкам великой державы расселялись гарнизоны ракетных войск стратегического назначения, по делам служебным, в те времена еще лейтенант, Краснов приехал на Украину к ракетчикам. От Харькова на автобусе доехал до шикарно выполненного в бетоне географического знака "СУМСКАЯ ОБЛАСТЬ". Предстояло ехать дальше. И вот едва автобус миновал торжественный знак, как весь дальнейший путь машину мотало из стороны в сторону, валяя по рытвинам и промоинам. Всю денежку, отпущенную на дорожные нужды, сумские власти всадили в создание грандиозного знака. На щебенку, чтобы засыпать ямищи, средств не хватило.
В небольшом городке приезжий встретил на улице военного - майора - пристукнул каблуками, приложил руку к козырьку фуражки и спросил, как пройти к ракетчикам. Глаза майора превратились в мутные плошки. Разве он, давший присягу бдительно хранить военную тайну, мог сказать какому- то лейтенанту, как пройти к ракетному гарнизону? Ответил майор сурово, но в то же время предельно вежливо:
- Прошу прощения, в данном вопросе компетентной информацией не располагаю.
Служака отчаянно бдел.
Через две минуты навстречу Краснову попалась бабулька-одуванчик лет восьмидесяти пяти с личиком как печеное яблочко, с глазами острыми и живыми. Спросить ее о ракетчиках напрямую приезжий не посмел. Сформулировал вопрос иначе:
- Бабуля, как тут пройти к военным?
- А тебе какие нужны? - спросила бесхитростная старушка. - У нас они тут под кажным кустом сидят. Так кого тебе? Ракетчиков? Летчиков? Або еще кого?
Выдавать старушке страшной тайны Краснов не стал.
- Мне бы летчиков…
- Тогда иди прямо по цему шляху до леса. Раньше там мы грибы и ягоды собирали. Теперь все ракетчики затоптали. И цепом окружили. Перед лесом дорога направо. Туда не ходи. Там они склад атомных бомбов содержат. Охрана лютует! Иди зараз налево и попадешь к летчикам…
Страшная военная тайна осталась тайной, а Краснов узнал дорогу к нужному месту.
Когда в Москве решили строить комплекс зданий внешней разведки - советский вариант американского Лэнгли, то выбрали для строительства место на юге за чертой города - за Кольцевой дорогой, в Бутовском лесу за гнилой речушкой Битцей.
Первым делом от внешнего полотна Московской кольцевой дороги отвели на юг хилую линию бетонки и поставили на перекрестке воспрещающий знак - "кирпич". По науке он называется знаком "Въезд запрещен". Так во всяком случае назвали красный круг с желтым прямоугольником в середине умные дяди, сочиняющие для автомобилистов запреты и ограничения. Но на самом деле "кирпич" является знаком, стимулирующим у людей раздражение и любопытство.
Какой русский не любит быстрой езды? Хотя об этом уже все сказано. Поставим вопрос иначе. Какой русский не проявит любопытства, если в местах, где он ездил-переездил, вдруг появился "кирпич"?
И вскоре многие знали в чем дело, хотя офицеры разведки продолжали именовать свое убежище "лесом". По привычке это слово употребил и президент.
Полковник Краснов хорошо знал об особых чувствах президента к службе внешней разведки. Тот разбирался в тонкостях этого предмета куда свободнее, чем в экономике и военном деле и даже дипломатии, и потому с особым вниманием следил за тем, как и чем живет эта спецслужба.
Человечество испытывает постоянную необходимость в информации.
Весной простой крестьянин должен точно знать, готова ли почва к посеву картофеля. Положишь клубни в землю слишком рано - вымерзнут, загниют, и не будет в нужное время той, что варят в мундире, пекут на углях, жарят на сковородках. Или другой вопрос, волнующий любителей собирать дары природы: пошли ли в лесу грибы? А если пошли, то в каком направлении, в каких рощах и перелесках перехватывать их с кузовками?
Больше знать хочется каждому. Удовлетворенное любопытство насыщает кровь обывателя очередной дозой адреналина и обеспечивает ему блаженно-волнительное состояние обладателя новостей. Вот, глядишь, появилось в газетке сообщение, что престарелая актрисулька судится с дочерью из-за квартиры умершей бабки. Какая радость! Не только мы, обитатели коммунальных квартир, рвем друг другу глотки за клочок недвижимости. Наши кумиры тоже! Кайф!
Но все это пустяки житейского уровня по сравнению с тем, сколь важна информация сильным мира сего, причем точная, достоверная, самая свежая, строго проверенная. Чтобы правильно и взаимовыгодно провести очередную встречу на высшем уровне с главой иностранной державы, нужно знать все о его стране, о его собственных взглядах на жизнь, даже на выпивон и на баб, о вкусах и пристрастиях до самых малых. Знать, чтобы случайно не назначить время беседы на час, когда высокий гость, раздавив бутылек, предпочитает поспать в своем самолете.
Вот почему служба разведки - одно из решающих звеньев государственного устройства. Она была, есть и будет до тех пор, пока существуют государства.
Говорят, на Ялтинской конференции в сорок пятом году прошлого века в Ливадийском дворце (который до революции принадлежал украинскому императору Николаю Второму Романову) за круглым столом сидели Иосиф Сталин, Франклин Делано Рузвельт и Уинстон Черчилль. Сидели и обсуждали судьбы мира после разгрома гитлеровской Германии. В один из моментов беседы Рузвельт что-то написал на клочке бумажки, свернул ее и передал Черчиллю. Тот прочитал, на том же клочке написал ответ и вернул Рузвельту.
У великого Сталина заныли зубы. Два могущественных союзника по антигитлеровской коалиции на глазах повелителя одной шестой части суши вступили в сепаратные переговоры. О чем?!
Во время перерыва Сталин отозвал в сторону Берию:
- Узнать! Немедленно узнать, что против нас замышляют акулы империализма! Иначе!
Берия знал, что означает "иначе". Не узнаешь - великий Сталин будет плохо спать ночью. А когда он плохо спит ночью, то вспоминает о тех, кого еще не успел стереть в порошок.
К счастью, все обошлось. Еще до конца обеда злополучный клочок бумаги лежал перед Сталиным. С одной его стороны почерком Рузвельта было написано: "Сэр, взгляните, у вас расстегнулась ширинка". На другой стороне Черчилль дал ответ: "Сэр, не волнуйтесь! Старый орел гнезда не покинет".
Заговора империалистов не было обнаружено. Сталин на всякий случай проверил свою ширинку. Она оказалась застегнутой наглухо. Это порадовало. Ночью он спал спокойно.
- Я все сделаю, Владимир Васильевич, - Краснов знал трепетность отношений шефа к внешней разведке.
- Только предупредите Котова - никаких церемоний. Я по делу.
В назначенный час, с помощью охраны и дорожно-постовой службы оторвавшись от журналистов, президент оказался в "лесу", в местах, где прежде бывал часто.
Начальник Службы внешней разведки России генерал-полковник Котов принял президента в своем кабинете и, зная о чем пойдет речь, постарался предупредить возможные упреки:
- Владимир Васильевич, сведения о группировке "Пламя Джихада", которыми мы располагаем, достаточно скудны. Эта организация возникла сравнительно недавно, глубоко законспирирована и в активных акциях против России себя пока не проявляла.
В разговор вмешался секретарь Совета безопасности Петров, который приехал в лес раньше президента и там ожидал его прибытия. Он язвительно спросил Котова:
- Значит, вы, Иван Константинович, считаете, что подготовку акции, назовем ее "Портфель", которую готовит "Пламя Джихада", можно не относить к серьезным?
Петров прекрасно понимал, что имел в виду Котов, но по привычке считал, что плох начальник, который не сумеет подколоть подчиненного при докладе.
- Нет, конечно, это сигнал очень серьезный, и разобраться с ним надо очень внимательно.
- Хорошо, не спорьте, - сказал президент примиряюще. - Я просмотрю справку, потом поговорим.
ИСЛАМИСТСКАЯ БОЕВАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ (ИБО) "ПЛАМЯ ДЖИХАДА"
ИБО "Пламя Джихада" построена на исламизме - идеологии и практической деятельности религиозных экстремистов, направленных на создание условий, в которых любые проблемы государств, на территории которых наличествуют мусульмане, должны решаться исключительно с использованием норм, прописанных в шариате, то есть положений, выведенных из Корана и Сунны.
Стратегическая цель организации: в XXI веке объединить 50 государств мира в единый Исламский халифат с центром в Саудовской Аравии.
Организация располагает колоссальными средствами, которые идут на организацию глобальной дестабилизирующей активности.
По приблизительным расчетам, в Саудовской Аравии и Иране с 70-х годов прошлого века накоплено свыше 8 триллионов долларов избыточного капитала, не принимающего участия в производственной деятельности. Активы ИБО "Пламя Джихада" оцениваются не менее чем в полтора триллиона долларов.
Тактика исламизма основана на медленном создании плацдармов в зонах ослабленного государственного контроля за национальными движениями. По мере возможностей делаются попытки слияния таких зон в пояса, контролирующиеся исламскими боевыми организациями. Примером могут стать включенные в зону исламизма территории Боснии и Герцеговины, а также Косово. При этом обе акции были осуществлены при попустительстве, более того, при активном содействии христианских стран Европейского союза, которые до сих пор не осознают происходящих на территории Европы перемен и их угрозы.
По подтвержденным данным, уже в 1999 году под влиянием исламистской боевой чеченской организации, которую поддерживает ИБО "Пламя Джихада", Панкисское ущелье Грузии объявлено местными чеченцами-кистинцами "самоуправляющейся исламской территорией".
Хорошо известна попытка создания подобной зоны на территории России в Дагестане (Кадарская зона) и менее известна - в Мордовии. Спецслужбы зафиксировали попытки создания подпольных очагов исламистов для постепенного превращения их в плацдармы в Киргизии (Баткенская зона), в Казахстане, Узбекистане и Таджикистане.
Вообще Центральная Азия рассматривается исламистами как одна из составляющих частей халифата. Наибольшее влияние в Средней Азии идеологи радикального ислама оказывают через вооруженную оппозиционную группировку Исламского движения Узбекистана (ИДУ). Базовые структуры этого движения сформировались в начале 90-х годов в городе Намангане Ферганской области по опыту иранского "Корпуса стражей исламской революции". В состав движения после тщательной проверки вошли активисты разрозненных исламистских кружков и обществ, запрещенных властями. Долгие годы подполья приучили исламистов к жесткой дисциплине: члены организации разбиты на пятерки, и люди из разных групп, даже родственники, нередко не знают об этом.
Финансовую помощь ИДУ оказывают зарубежные спонсоры, в частности, такие турецкие организации пантюркистской ориентации, как "Милли герюш вакфы" и "Средневосточный тюркский союз". Мощные вливания в подпольную деятельность ИДУ осуществляют пакистанская организация "Джамат-е ислами", общество "Котор", фонды "Их ван-аль муслимин", "Хизби-ут Тахрираль ислами" и другие. Особо стоит отметить финансовые потоки, направляемые ИДУ известным исламистским террористом Усамой бен-Ладеном.
После совершения террористических актов в Ташкенте и других местах спецслужбы Узбекистана провели аресты активистов ИДУ. Над исполнителями терактов состоялся суд. Однако руководители ИДУ - Тахир Юлдашев, Джумабой Хожиев (Намангани) и Салай Мадаминов (Мухаммад Салих) сумели скрыться. Двое первых в настоящее время находятся в Афганистане, последний по приглашению норвежского парламента проживает в Осло.
Постоянным руководителем организации "Пламя Джихада" в настоящее время является Шейх сейид Джамал ибн Масрак, 1960 года рождения. Выходец из семьи саудовских миллионеров. Окончил московский Университет дружбы народов. Прошел годичное военное обучение в Пешаваре (Пакистан). Яростный сторонник агрессивного распространения исламизма. Не раз высказывал мысль о необходимости использования ядерного оружия против Израиля…"
Президент отложил справку. Спросил Петрова:
- Ты читал?
- Да, конечно.
- Что скажешь?
- Ситуация экстремальная. Если исламисты доберутся до ядерного устройства, хорошего будет мало.
- Хорошо, еще один вопрос. Как считаешь, откуда могла пойти утечка?
- Минатом исключен, - сказал Петров. - Публично первую посылку о "ядерных чемоданчиках" в прессу забросил наш генерал - герой Хасавюрта. Он использует любую возможность, чтобы показать свою осведомленность. Пресса пошумела, но недолго. Казалось, сплетня исчерпана. Тем не менее мы видим, интерес к проблеме ушел вглубь.
- Как им удалось выйти на конкретное место?
Котов сдвинул брови:
- Владимир Васильевич, не в оправдание будет сказано. Для шейха ибн Масрака, личное состояние которого превышает наш государственный бюджет в три или четыре раза, купить любой секрет не составляет трудности. Особенно если учесть, что район испытаний располагается в зоне умеренного, но все же мусульманского влияния.
Из "леса" президент уехал в мрачном настроении и всю дорогу молчал. Вернувшись в Кремль, первым делом вызвал Краснова.
Тот возник в дверях бесшумной тенью с выражением подчеркнутой сосредоточенности на лице.
- Слушаю, Владимир Васильевич.
- Пригласите ко мне на утро министра иностранных дел. Чтобы он не откладывал назначенных дел, буду ждать его в семь часов.
- Есть.
- К этому же времени пригласите начальника Генерального штаба.
- Есть.
На следующий день в назначенное время в Кремль прибыли Орлов и генерал Кашлев.
Поздоровавшись с прибывшими за руку, президент сразу взял быка за рога.
- Пригласить вас меня вынудили обстоятельства чрезвычайные и крайне деликатные. Посылка на первый взгляд простая. После распада Советского Союза на территории одной из ныне самостоятельных республик в специальном хранилище, о наличии которого местные власти не информированы, осталась очень важная и крайне дорогая, ко всему прочему чрезвычайно опасная собственность, которая по праву принадлежит России.
Участники совещания сосредоточенно молчали. Было заметно, что они стараются не встречаться друг с другом и с президентом взглядами. Каждый из них дорожил своим положением, всегда тщательно просчитывал поведение, чтобы необдуманным словом, движением или уж тем более действием не вызвать недовольства шефа.
Президент говорил спокойно. Он тщательно подбирал слова и выражения, не проявляя видимых эмоций.
- Долгое время в силу разного рода причин, а в основном из-за безответственности и беспечности, мы не предпринимали никаких шагов для возвращения принадлежащей нашему государству собственности. Хотя на первом этапе государственного развода это можно было сделать в рамках договорно-правовых процессов. Теперь из-за сроков давности и после появления в суверенных республиках собственных юридических норм и законов официальные претензии на возвращение нашего имущества весьма призрачны. Короче, собственность перестала быть российской…
Никто из участников совещания не знал, о чем идет речь, но коль скоро президент собрал их на чрезвычайное совещание, речь шла не о пустяке. Поэтому последние слова о потере права на собственность были встречены тяжелым вздохом.
- Вопросы есть? - спросил президент.
- На чьей территории находится хранилище? - министр иностранных дел Орлов подал голос первым. - Украина? Грузия?
- В данный момент, Алексей Яковлевич, это не имеет значения. Мы должны рассмотреть ситуацию в безличном варианте. Уверяю вас, что когда те, с кем, возможно, придется вести переговоры, узнают, о чем идет речь, они заставят нас заплатить цену, во много раз превышающую стоимость имущества. Уплатить за право забрать его вопреки местным законам. Но еще хуже, если нам откажут в таком праве… Поэтому мы должны рассмотреть два возможных варианта. Один - чисто военный, силовой. Второй - тоже силовой, но с проведением специальной секретной операции. Есть ли у нас для подобных действий основания с точки зрения международного права? Что скажете, Алексей Яковлевич?
Орлов поудобнее сел, кашлянул, прочищая горло:
- Открытое вторжение вооруженного подразделения и захват территории сопредельного, подчеркиваю, дружеского государства, хотя бы и временный, будет рассматриваться мировой общественностью как военная провокация и повод для начала войны. Никакие доводы нашей стороны в расчет приниматься не будут. В Европе, Америке, в странах Азии поднимется волна стихийных протестов. Все усилия нашей дипломатии по расширению торговых отношений со странами третьего мира сойдут на нет. Руководство Соединенных Штатов получит мощный козырь для укрепления союза НАТО. Наконец, СНГ перестанет быть организацией доверия и взаимопомощи…
Орлов аккуратно подвинул к себе свою красную папку, которую за все время так и не открыл, и положил на нее ладони.
- Во всяком случае, Владимир Васильевич, я не вижу таких ценностей, ради возвращения которых стоило бы рушить здание мирового содружества в двадцать первом веке.
- Спасибо, - президент посмотрел на Орлова и благожелательно кивнул ему. - И все же, Алексей Яковлевич, уверяю вас, такая ценность существует. В данном случае речь идет о мощном ядерном заряде, который остался после срыва испытаний и может попасть в чужие руки. Я бы не стал собирать вас и советоваться с вами, если бы не боялся, что даже без нашего вмешательства в это дело здание мирового сотрудничества может быть разрушено безжалостно и злонамеренно. О существовании и месте нахождения устройства знают исламистские террористы.
- Простите, Владимир Васильевич, но если это произойдет помимо нашей воли, юридическая ответственность ляжет на других, не на нас…
- Алексей Яковлевич, уйдем от юридических оправданий. Скажите, если наше устройство взорвется в каком-либо из городов Европы, а скорее всего где-то в Израиле, вы сможете до конца жизни спокойно спать?
Орлов промолчал.
- Что скажете вы, Евгений Иванович? - президент обратился к начальнику Генштаба.
- Если говорить об открытой военной операции, то прецеденты такого рода известны, - генерал выдержал паузу, чтобы следующие слова прозвучали более весомо. - Много лет назад США провели внезапный рейд своих войск на территорию Ирака для уничтожения химического арсенала в Хамишейхе. Хранилище, в котором находилось большое количество боеприпасов, начиненных нервно-паралитическими газами зарином и циклозарином, было взорвано.
Президент многозначительно посмотрел на Орлова.
- Все так, Владимир Васильевич, - поняв его взгляд, подтвердил Орлов. - Вот только Пентагон до сих пор не может отмыться от содеянного. В ходе операции ее участники подверглись воздействию ядовитых веществ. Число пострадавших свыше ста тысяч человек.
- Есть и другие прецеденты, - вдруг заупрямился Кашлев. - В апреле семьдесят девятого года французы должны были поставить Ираку оборудование ядерного реактора для производства расщепляющихся материалов в военных целях. Для отправки получателю сборку доставили во французский порт Ля Сиен-сюр-Мер. С целью ликвидации реактора "Моссад" направила во Францию спецгруппу из девяти человек. Они взорвали реактор прямо на погрузочной площадке. В июне восемьдесят первого года четырнадцать израильских самолетов F-16, обойдя систему ПВО Иордании, вошли в воздушное пространство Ирака и нанесли удар по ядерному центру под Багдадом. Был полностью уничтожен реактор "Озирак" французского производства, аналогичный тому, что подорвали в Сиен-сюр-Мер. Так что, Алексей Яковлевич, прецеденты существуют.
- Хорошо, на этом закончим, - сказал президент. - Я услышал ваше мнение - это главное. Сегодня мы вряд ли сможем что-то решить. Поэтому я даю вам сутки на размышление. Генеральный штаб на всякий случай проработает план мобильной и скрытой операции. Инделовцы пусть подумают над тем, как обосновать международными нормами наши действия.
К восьми вечера следующего дня Кашлев привез в Кремль разработанный в Главном оперативном управлении план военной операции с десантированием и захватом участка местности в глубине территории иностранного государства.
Опытный политик, Кашлев, чтобы не брать на себя всю ответственность за явную авантюру, поручил доложить разработку Генштаба одному из своих заместителей - генерал-полковнику Валерию Мандилову.
Под наблюдением Краснова в кабинет президента внесли и повесили на штативе отлично вычерченный план возможных действий войск с красными стрелами возможных ударов и красными овалами, обозначавшими места высадки десанта.
Послушать доклад пришли президент и секретарь Совета безопасности Петров.
Генерал Мандилов, держа в руке указку, подошел к плану. Он явно испытывал приступ полководческого вдохновения. Генерал думал, это его звездный час. Люди, которым он докладывает, не экзаменационная комиссия. Это руководители государства, принимающие решения, определяющие судьбы войны и мира, а главное, выдвигающие отличившихся на более высокие должности.
Точно так же, как он сейчас, всего несколько лет назад начальник Генерального штаба доложил президенту в этом же кабинете замысел марш-броска российских военных из Боснии в Косово. Все штабы НАТО вздрогнули, а политики встали тогда на уши. Мир ахнул от дерзости русских: одни от восторга, другие от возмущения.
Еще работая с группой своих сотрудников над картой, генерал Мандилов пытался построить схему действий так, чтобы она своей простотой и мощью произвела впечатление на руководство государством. Крутость замысла подчеркивали красные стрелы, сжимавшие узкий пятачок горно-пустынной местности.
Указка скользила по листу, очерчивая перспективы победы.
Докладывая наметки Генштаба президенту, Мандилов чуть не захлебывался от счастья. Он был уверен, что стоит у истоков какого-то серьезного дела, и надеялся войти в историю. Он сыпал звучными армейскими понятиями.
- Предполагаемый расчет сил… Два парашютно-десантных полка полного штата… Средства усиления… Тыловое обеспечение операции… Горюче-смазочные материалы… Организация питания войск, подвоз продуктов… Планируемый уровень потерь… убитых, раненых… Потребность в развертывании полевого госпиталя…
Мандилов изложил замысел захвата местности, прочертил указкой на карте красивую концентрическую фигуру, сомкнул пятки, лихо бросил указку к ноге, как солдат карабин.
- Доклад окончил.
Президент поначалу записывал цифры, которыми жонглировал генерал, потом оставил это занятие и стал рисовать на бумаге какие-то зигзаги и окружности. В уме крутился вопрос, но его мысль предугадал Петров.
- Евгений Иванович, - голос секретаря Совета безопасности прозвучал с вежливой отчужденностью, - во сколько может нам обойтись такая операция?
Кашлев, прогремев отодвигаемым креслом, встал:
- Такого рода расчет, Сергей Ильич, будет сделан сразу, едва мы получим реальную привязку к месту проведения операции.
- И все же, Евгений Иванович, каким может хотя бы приблизительный порядок цифр?
Теперь уже вопрос задал президент.
- Расходы будут складываться из многих статей. Это стоимость переброски войск в район сосредоточения по железной дороге или автотранспортом, - в зависимости от удаленности гарнизонов. Далее, переброска десанта из района сосредоточения в зону боевой операции. В общую сумму войдет стоимость горюче-смазочных материалов, цена подвоза их в район действий для замещения израсходованных запасов. Расход боеприпасов. Амортизационные расходы, связанные с эксплуатацией техники, ремонт поврежденной и списание возможных безвозвратных потерь…
Президент сидел, плотно сжав губы, и крутые желваки вздули тонкую кожу на бледных щеках.
Начальник Генштаба раскрывал ту невидимую часть военной жизни, которую почти никогда не затрагивает пресса, не вспоминают генералы в своих мемуарах.
Обычно боевые действия воспринимаются обывателем как марш-броски войск, атаки, стрельба, наступления и оборона. У образцового патриота, смотрящего фильм о войне, могучая лавина наших войск, неудержимо рвущихся вперед на врага - летящие самолеты, гремящие огонь и извергающие металлом танки, завывающие залпы систем реактивного огня, - вызывают подъем гордости за свою армию. И почти ни у кого в такой момент не возникает мысль, что они видят огромный вентилятор, выдувающий из казны в пространство колоссальные суммы денег.
Об этом не задумывается и сытый, благожелательно настроенный к власти отец, чей сын уже отслужил в армии и не подвергает себя смертельной опасности на дорогах боев. Убивают других - меня это мало касается.
Между тем война касается всех.
Летят самолеты - потоки молочно-белой инверсии выплескивают в никуда невыплаченные пенсии, пособия, дополнительные возможности повышения минимальной зарплаты.
Гремит артиллерия - и сгорают в огне реактивных залпов будущие инвестиции в промышленность и сельское хозяйство, в дорожное и жилищное строительство.
Ползут танки, едут самоходки - и бесконечной лентой гусениц вместе с ними движутся вверх цены на бензин и солярку.
Президент усилием воли отогнал от себя тяжелые размышления. Легонько пристукнул по столу ладонью, привлекая к себе внимание.
- И все же, Евгений Иванович, каков возможный порядок цифр?
- На вскидку? В пределах сорока-пятидесяти миллионов. Конечно, при самых благоприятных условиях.
Президент встал.
- Генерал Мандилов, вы свободны. Вы, Евгений Иванович, останьтесь.
Когда дверь за докладчиком закрылась, президент спросил:
- Он у вас всегда такой, Евгений Иванович? Планируемый уровень потерь… Готов организовать мировую войну с энтузиазмом курсанта третьего курса. Ни политических оценок, ни предупреждений о возможных последствиях. Полководец Мальбрук. Чем и когда он командовал?
- Окончил Высшее общевойсковое командное училище. Командовал взводом. Был переведен на комсомольскую работу. Затем был корреспондентом окружной военной газеты. Переведен в Генеральный штаб. Служил. Окончил Академию Фрунзе. Назначен офицером-направленцем Генштаба. Окончил Академию генштаба…
- Блестящая карьера для военачальника в звании генерал-полковника. Блестящая, - президент повернулся к Петрову. - Давайте договоримся. И воспримите это как приказ. Здесь мне должны докладывать оперативные планы только офицеры и генералы, прошедшие должности командиров полков и дивизий. Командир комсомольского взвода слишком большой специалист, чтобы мы тратили на него время. Планируемый уровень потерь…
- Привычка, - сказал Кашлев. - Он уже который год докладывает прессе о потерях в Чечне.
Президент пристально посмотрел на Кашлева:
- Хорошо, Евгений Иванович, как вы сами относитесь к тому, что здесь было предложено вашим замом?
- С военной точки зрения план составлен в оптимальных параметрах. В этом я ручаюсь. Работали над ним толковые операторы.
- Значит, вы за?
- Нет. Если вами будет отдан приказ, я откажусь его выполнять. И не потому, что дрожу за свое положение или боюсь ответственности. У операции при любом ее исходе результат будет отрицательный. И весь удар придется по авторитету президента страны. Последствия этого трудно прогнозировать. В подобных условиях я обязан доложить это вам, Верховному главнокомандующему.
- Хорошо, Евгений Иванович, - президент рассмеялся. - Будем считать, ты прикрыл меня грудью под огнем. И вот еще что. Все бумаги Мандилова по этой теме необходимо уничтожить. Все, вплоть до рабочих тетрадей исполнителей с черновиками и предварительными расчетами. Без составления актов. В присутствии офицера контрразведки.
- Сделаем.
- Проконтролируй сам. Будет не очень приятно узнать лет через десять, что какой-нибудь беглый подлец Резун написал книгу о том, что мы с тобой собирались завоевать Казахстан.
Кашлев понял - президент проговорился, но сделал вид, будто не обратил внимания на этот промах.
После отъезда военных президент и Петров остались вдвоем.
- Итак, - сказал президент, - военный вариант мы отбросили. Как ты, Сергей, смотришь на то, чтобы подключить к делу спецслужбы Казахстана? Может, подработаем такой вариант?
- Нет, Владимир Васильевич. Категорическое нет.
- Что ты вдруг так уперся?
Президент действительно удивился. Петров обычно старался сгладить острые углы и никогда вот так с ходу не говорил "нет". Ему была свойственна необыкновенная дипломатичность. "Да, Владимир Васильевич, но…" - это обычная форма возражения, которую президент слышал от Петрова.
- Казахстан не та страна, с которой можно вести переговоры по этой теме. Если там узнают об устройстве, они затянут переговоры по крайней мере на месяц-два. За это время шахту раскопают, и самое большее, что нам останется - пустой чемоданчик. А устройство окажется в руках тех, кто его жаждет. Только не бесплатно, а за большие деньги. Самую большую долю отвалят Папе…
Президент пошевелил губами, словно пробовал что-то на вкус:
- Ты это… скажи… меня тоже кто-нибудь называет Папой?
Петров отрицательно качнул головой:
- Что вы, Владимир Васильевич. Папа, а точнее, Ата - это титул Султанбекова.
- Ладно, оставим. Так что же делать?
- С ходу не решить. Надо ситуацию просчитать со всех сторон. Определенно одно - с казахами вести разговор равносильно потере изделия. В службе безопасности Астаны идет острая подковерная борьба клановых связей и пристрастий. Взаимодействия в вопросе ликвидации изделия не получится. Президент Папа не архангел Джабраил с пальмовой ветвью над Центральной Азией. Это практичный и предельно циничный ученик советской партийной школы. Он делает все, чтобы удержаться у власти. Он вынужден балансировать между кланами и свои решения не навязывает сверху, а вписывает в существующую ситуацию.
- Но он легко поймет, какой резонанс вызовет потеря ядерного устройства.
- И что? На границе с Узбекистаном уже перехватывали грузовик с ядерными компонентами. В Баку задержали самолет с партией МиГов, который летел из Казахстана в Корею с официально оформленными документами. Чем кончилось? Замминистра обороны и начальника генштаба отдали под суд. Одного из исполнителей сделки открыто ликвидировали. А с Папы как с гуся вода. Мы хотим еще раз проколоться?
Президент то ставил карандаш вертикально, то укладывал его плашмя. Сам того не замечая, Петров рисовал государственные порядки у ближайших соседей настолько ясно, что они выглядели списанными с российских. Допускать развития мыслей в этом направлении не хотелось. Еще Сталин предупреждал, что исторические аналогии в политике крайне опасны.
- Хорошо, окончим, - прервал президент Петрова. - Что можешь предложить?
- Разрешите, я встречусь с Барышевым. Прямо сейчас. И мы подумаем.
- Добро, действуй.
Вызывать Барышева к себе Петров не стал. Это бы привлекло к вызову куда больше внимания, чем его собственное появление на Лубянке. Там к визитам такого рода привыкли и относились к ним спокойно, по-деловому.
О сути предстоявшего разговора Барышев знал, и Петров сразу взял быка за рога.
- Алексей Федорович, каким образом Назаров оказался в курсе планов "Пламени Джихада"?
- Насколько я знаю, исламисты предложили ему возглавить буровые работы в зоне Мертвого Лога. Рекомендации ему дали те, с кем он совершил рывок из Туркменистана. Объяснили, будто собираются искать сокровища Тамерлана. Но Назаров сумел выяснить, что речь идет о "портфельчике". И тогда он, изобразив согласие поработать за хорошие деньги, отпросился в Москву с желанием в Азию больше не возвращаться. Одновременно счел необходимым поставить в известность правительство.
- Почему он пошел в Минатом, а не к тебе, в ФСБ, или в приемную президента? Это было бы куда логичней, разве не так?
- В ФСБ ему путь был заказан. Он вовсе не дурак и опасался, что к нам мог поступить запрос из Ашхабада. Что касается приемной, он понимал, что там его могли принять за психа или сплавить либо к нам, либо в психушку на освидетельствование.
- Хорошо, я вот о чем. Пришлось доложить президенту, что методы воздействия на ситуацию с привлечением спецслужб Астаны принять невозможно. Ты согласен?
Барышев склонил голову и положил ладонь на шею:
- Вот где у меня сидит эта Сатана!
- Хорошо, подскажи выход.
- Что, если предложить дело самому Назарову? Пусть вернется назад и нанимается буровым мастером. Пусть экспедиция идет в назначенное место. Если пытаться создавать им помехи, это, как пить дать, повлечет за собой раскрытие сути поисков. Лучше не мешать и бурению. Только надо отработать три блока вопросов. Первое, как привлечь к делу Назарова. Второе, каким образом физически уничтожить "портфельчик" в процессе бурения. Третье, разработать информационную версию на случай раскрытия или провала операции. Вешки для этого надо расставить заранее.
- Не знаю, насколько реально, но выглядит заманчиво. Правда, привлекать к спецоперации дилетанта… Ты понимаешь, какой это риск?
- Понимаю, но лучшего не придумаешь.
- Вот что, Алексей. Возьми Назарова на себя. Прощупай, насколько он пригоден к делу. Ну, а помочь ему понять, что надо согласиться с предложением, думаю, у тебя аргументов хватит.
- Не думаю, что мне надо этим заниматься лично…
- Я имел в виду твое ведомство. Найди хорошего психолога. Пусть он поработает. Потом оценим перспективы всего плана.
За Андреем в Акуловку ранним утром из Москвы приехали Черных и Лысенко. Зашли во двор дома Назаровой. Хозяйка сразу узнала гостей, которые недавно спрашивали у нее о возможности снять на лето дом. Но в этот раз они и держались, и говорили по другому, начав с того, что продемонстрировали служебные удостоверения сотрудников ФСБ.
- Андрей Иванович, мы за вами, - сказал Лысенко вышедшему на крыльцо Назарову.
- С вещами? - спросил Андрей, сразу оценив обстановку.
- Что вы! - всполошился Лысенко. - Ни в коем случае! Просто с вами решил побеседовать генерал Травин. Чтобы не затруднять вас - туда и обратно - машиной.
Первым, кто принял Андрея, был Федорчук. Он с интересом оглядел вошедшего к нему в кабинет Назарова и широким движением руки обозначил место у своего стола:
- Садитесь, Андрей Иванович.
- Разве я еще не сижу? - спросил Андрей со всей язвительностью, на которую был способен.
- Что, очень хочется?
- Нет, но всегда следует ясно представлять свое положение в пространстве.
- Тогда успокойтесь, вы пока не сидите. Более того, вас пригласили к нам, чтобы предупредить о сложности ситуации, в которой вы находитесь.
- В смысле?
- Вы знаете, что на вас готовилось покушение?
Федорчук сказал и с явным интересом стал наблюдать, как воспримет его слова Назаров. Полковник считал себя физиономистом и многие заключения строил на том, нравился ему собеседник или нет.
- Да, читал, - ответил Андрей спокойно. - Уже и не помню где. Скорее всего в "Нью-Йорк таймс". Ирландские террористы, верно?
Полковник терпеть не мог острословов. Он искренне верил, что его форма и особенно служебное положение сами по себе должны вызывать у людей серьезное настроение и чувство ответственности. Ну, не обязательно, чтобы они отдавали при встрече с ним честь, однако от глупых шуток должны воздерживаться. Между собой пусть шутят сколько угодно, в конце концов демократия, но в присутствии должностного лица извольте…
- Я вас серьезно спрашиваю, господин Назаров, полковник раздраженно повысил голос. - Вы знали о…
- Простите, как вас зовут? - Андрей перебил полковника, и тот на миг так и остался со ртом в виде буквы "о".
Оправившись от неожиданности, ответил:
- Полковник Федорчук. Или просто полковник. Этого достаточно.
- Полковник - это для подчиненных. У вас есть имя-отчество?
- Мы не на мальчишнике, Назаров. Здесь официальное учреждение и извольте…
- Хорошо, изволю. Что дальше?
- Меня интересует следующее. Вы сообщили… - Федорчук замялся, стараясь решить, как сформулировать тезис о том, кому Назаров сообщил сведения, которые вдруг так всех всполошили. Подумал и облек вопрос в нейтральную форму. - Вы сообщили руководству страны важные факты. Это дает мне основания надеяться, что вы станете активно сотрудничать с нами. В интересах нашей Родины.
- Не стану.
- Как это так "не стану"?!
- Именно так, как слышали. Не могу понять, какой реакции вы от меня ждали, просто полковник. Я что, должен втянуть пузо, - Андрей машинально тронул ладонью подтянутый спортивный живот, твердый, словно гладильная доска, - вытянуться и радостно доложить: "Готов выполнить любой приказ Родины! Доверие оправдаю!" Так?
Федорчук смотрел на Андрея, не мигая, и молча крутил в пальцах авторучку. Внешне он казался непробиваемым, но его следовало во что бы то ни стало пробить. Андрей понимал: полковник сформировался как личность в советской системе, вырос и жил в центральной России, принял и пережил крутой поворот социальных отношений, удержался на ответственной должности, но так и не смог уразуметь, что для каждого человека понятие Родина подразумевает нечто свое, и для тех, у кого она после распада государства оказалась за чертой русских земель, взгляды на патриотизм могут быть иными.
Федорчук не успел среагировать, как открылась дверь и в кабинет вошел генерал.
Полковник вскочил:
- Здравия желаю, Яков Алексеевич. Вот беседуем с господином Назаровым.
Андрей при появлении генерала не встал, считая, что не обязан этого делать.
Генерал словно не обратил на это внимания. Он повернулся к Андрею, слегка склонил голову:
- Здравствуйте, Назаров. Я - Травин. Хочу забрать вас у полковника. Как вы на это смотрите?
- Плохо смотрю, но куда денешься? Раз уж попался…
- В смысле?
- Хотел как лучше. Приехал, сообщил о том, что узнал, теперь меня трясут.
- Назаров, ты что, мыслил, будто все будет иначе? Глупо. Человек пришел в правительственное учреждение с таким сообщением… Впрочем, возьмем случай попроще. Некто сообщает в отделение милиции, что обнаружил возле универмага машину, набитую взрывчаткой. Как ты считаешь, ему пожмут руку за сообщение и отпустят? Гуляй, Вася? Нет, так не будет. У следователя сразу возникают два вопроса. Первый: почему мимо машины прошло сто человек и никто ничего не заметил, а наш Вася оказался глазастым. Второй: кто он, наш Вася? Почему такой бдительный? Не сам ли участник подготовки теракта? Может, испугался того, что произойдет, и решил взрыв предотвратить…
- Короче, Вася влип?
- Нет. Если он не причастен к делу и просто проявил бдительность, его потрясут немного и отпустят. С благодарностью.
- Так объявите мне благодарность, и я пойду. Можно?
- Объявлю и отпущу. Чуть позже.
- Понятно.
- Теперь, если ты не против, пройдем ко мне. Не будем мешать полковнику.
Они прошли по коридору и вошли в просторный кабинет генерала.
Травин предложил Андрею место за гостевым столиком, положил на черную стеклянную столешницу пачку сигарет, зажигалку, подвинул пепельницу.
- Можно курить.
Сказал и сам сел рядом.
- Теперь о деле. Что ты там раскопал с Ульген-Саем? Можешь доложить коротко?
Андрей поерзал на стуле.
- Простите, вопрос не по адресу. Где этот самый сай? Я там никогда не был, знакомых там у меня нет. А потом хочу сразу сказать: мне не нравится обращение на ты… И вообще всякие полицейские штучки.
Лицо генерала было непроницаемо.
- Что вы имеете в виду, Андрей Иванович?
"Вы" было произнесено с подчеркнутой ясностью.
- Мне однажды довелось быть в монархической Швеции. Так вот там за две недели ко мне ни разу не приставала ни их полиция, ни госбезопасность. Несмотря на то, что я выраженное славянское лицо. Здесь, в Москве, в столице всех демократий, спецслужбы пасут и трясут меня почем зря. Это что, таков порядок?
Генерал усмехнулся:
- Видите ли, вы попали в переплет по своей вине…
- Господин генерал…
- Товарищ генерал, - аккуратно подсказал Травин. - Так будет точнее и лучше.
- Не будет, - Андрей упрямо мотнул головой. - Меня вытащили из постели, схватили, приволокли в Москву, не дали побриться, не позволили позавтракать, а теперь считают, что я буду называть здесь кого-то товарищами…
Травин не полез в бутылку, не вспузырился. Был он человек гибкий и остроумный и на жизнь смотрел трезво, прекрасно понимая, почему до сих пор кое-кого бросает в дрожь, когда они узнают, где он служит.
- Простите, Андрей Иванович! - Травин хлопнул обеими ладонями по столу. - Простите великодушно! Давайте все начнем с чистого листа. - Он повернулся к двери, которая вела в соседнюю комнату и громко сказал: - Лидочка, будьте добры! Гостю чаю и бутерброды. Мне - кофе.
Заговорщицки посмотрел на Андрея:
- Признаюсь честно, кроме бутербродов здесь ничего нет. Зато бутерброды у Лидочки - вы увидите… Вам с чем? С копченой колбасой, с вареной, с сыром или брынзой?
- Спасибо, все равно, товарищ генерал.
- Ладно тебе, Назаров. Я Иван Артемьевич.
Чай оказался удивительно вкусным, бутерброды - свежими. Андрей не ставил целью показаться воспитанным и съел все, что было предложено.
- Еще? - спросил Травин.
- В другой раз.
- Тогда я продолжу. На чем мы остановились?
- На вопросе об Ульген-Сае.
- Точно. Нам нужно разобраться…
- В чем?
- Вдруг твое сообщение - провокация?
Андрей покрутил головой, внимательно разглядывая кабинет Травина. Посмотрел на темно-вишневые деревянные панели стен, на монументальный книжный шкаф с зеркальными стеклами, на бронзовый бюстик Дзержинского на углу стола и с невинным видом спросил:
- Интересно, при Ежове здесь тоже трясли провокаторов?
Травин на мгновение онемел от такого нахальства. Чего-чего, а подобного вопроса он не ожидал. Обычно, попадая в эти стены, даже ни в чем не повинный человек испытывал стресс и не смел идти на обострение отношений с тем, кто его сюда вызвал. Но спускать выпад не хотелось:
- Представьте, как-то не интересовался. Но вы подсказали интересную мысль. Я постараюсь выяснить.
Произнося эти слова, Травин лукавил. Он прекрасно знал историю кабинета, в котором последовательно работали несколько заместителей Берии. Только один из них умер своей смертью. Другого расстреляли, третий покончил с собой. Мрачная история у темно-вишневых панелей, но не рассказывать же ее человеку с улицы.
- Значит, вы хотите увидеть во мне провокатора? - Андрей вернулся к прерванному разговору о главном. - Скажите, я очень похож на дурака?
- Дураки не всегда похожи на дураков. К чему этот вопрос?
- К тому, что только дурак может приехать в Москву и залепить здесь туфту, в надежде, что ее проглотят. Я о вашем ведомстве более высокого мнения.
- Хорошо, Назаров, примем этот аргумент за основу. Делаю допуск: вас подставили. Откуда вы узнали правду? Откуда?
- Эти люди наняли меня буровым мастером.
- Они вам так и сказали: господин Назаров, будем искать ядерное устройство?
- Нет, но те, кто со мной вели разговоры, далеко не глупые люди. Они своих истинных целей не открывали. Говорили, что собираются искать сокровища Тимура.
- Так, Тимур и его команда. Как же вы узнали правду об их намерениях?
- Случайно.
- Дезинформацию чаще всего так и подкидывают: случайно. Заранее продумываются детали: где, когда, кому и в какой форме толкнуть ложные сведения. И чем случайней все это выглядит, тем больше доверия к тому, кто сообщит об этом.
- Я представляю.
- Так помогите мне оценить обстоятельства, при которых все произошло.
Андрей подробно рассказал о вечере, когда в саду в поисках выпивки появился мулла Хаджи Ага. И о разговоре, который потом состоялся.
- У вас не возникло чувства, - спросил Травин, - что вам не просто по пьянке, а умышленно дают наводку?
- Возникло.
- Почему же вы поверили этому мулле?
- По двум причинам. Хаджи Ага по своему положению в том мире фигура влиятельная. Использовать его для банальной дезинформации вряд ли кто-то решится. Он с тревогою делился тем, что точно знал. Затем его тон. Откровенный и озабоченный. Насколько я знаю, Хаджи Ага не исламский экстремист. И мне показалось, что разговор он затеял, чтобы заставить меня отказаться от участия в этих поисках меча Аллаха.
- И все?
- Нет, не все. Они мне еще дали просмотреть целую кипу космических фотоснимков местности. Координаты на всех были сняты. Только рельеф. Но у меня есть память. Я запомнил характерные черты рельефа и потом на карте нашел снятые участки. Это был Ульген-Сай, о котором вы спрашивали. И потом, если честно, у меня сомнение. Зачем им подобная провокация?
- Почему им? Часто люди даже не знают, в чьих интересах их заставляют играть опасные игры. А провокация легко вписывается в обстановку. Представьте, кому-то хотелось, чтобы, узнав изложенные вами факты, мы всполошились, пошли на необдуманные шаги, предприняли силовые действия, испортили отношения с Казахстаном, со странами Средней Азии.
Андрей подумал, помолчал, оценивая услышанное. Согласился:
- Как версия, такое возможно.
- Вот видите, сколь серьезной может оказаться ошибка в оценке вашего сообщения.
- Однако экспериментальный ядерный заряд существует. Так?
- В этом и соль вопроса. Существует. И раз о нем стало известно, кто-то может попытаться им завладеть.
- Не может попытаться, а уже пытаются.
- Это и надо выяснить. Сделать это при нынешнем положении вещей крайне трудно. Поэтому я надеюсь на вашу помощь, Андрей Иванович. Вам, как патриоту…
- А этого вот не надо. Я не патриот. И в игры, где делают ставку на патриотизм, играть не намерен.
По тому, как вытянулось лицо генерала, как застыли в удивлении его глаза, Андрей понял: его ответ оказался полной неожиданностью для Травина, в лексиконе которого слово "патриот" было весьма ходовым.
Выдержав паузу, генерал спросил:
- Только серьезно, Назаров, вы и в самом деле не считаете себя патриотом? А почему?
- Тогда вопрос, Иван Артемьевич. Как бы вы определили слово "патриот"?
- Чего тут определять? Со школы известно. Патриот это тот, кто любит родину. Кто готов за нее на жертвы, на подвиг.
- Тогда вопрос: какую страну мне любить? Я родился в Узбекистане.
- Ты русский. Твоя родина - Россия.
- Ни хрена себе логика! Только руководствуйтесь ею сами. Я хочу и потому имею право считать себя патриотом той земли, где мне будет хорошо жить, где у меня будет дом, работа, деньги, гражданские права. Именно это место я буду защищать. Здесь у вас патриотами должны быть олигархи, которых наплодила система. Им хорошо, пусть защищают и берегут страну сами. Как это делали в царское время дворяне. Именно они становились офицерами и вели солдат на любого супостата. Я - пас.
- Значит, Андрей Иванович, вы считаете Кутузова, ну или Багратиона патриотами?
- Не сомневаюсь в этом. У них было все: собственные имения, крепостные, они имели дворянские звания, привилегии и боролись за то, чтобы все это сохранить за собой.
- А те простые солдаты, которых Кутузов вел на Наполеона? Они что, не патриоты?
- По большому счету - нет.
- Тогда за что они дрались?
- Объективно за то, чтобы оставаться крепостными того же Кутузова или Багратиона. Иного выбора у них не было. Их забрили в солдаты из крепостных. Десять-двадцать лет учили ремеслу убивать. Учили не только словом, но и батогом. Вы же слыхали о шпицрутенах… Так что солдатики дрались и за то, чтобы их по-прежнему продолжали бить командиры. По морде, по спине…
- Ну, было и это…
- Вот я и говорю, Иван Артемьевич, что несвободный человек не может быть патриотом. Заключенный никогда не станет любить свою тюрьму и ее защищать. Если у меня ни кола ни двора, то почему я буду защищать чьи-то богатые особняки и предприятия у вас в Подмосковье или в Сибири? Иди они все, знаете, куда? Больше того, скажу, что не знаю, что бы потерял рядовой русской армии Пупкин, если бы Наполеон завоевал Россию. Не Чингисхан же шел на нас. Вспомните, Бонапарт общипал всю Европу, а что Германия перестала быть Германией, Италия - Италией? Во всей Европе только русские дворяне-патриоты сумели сохранить свои права над крестьянами. Виват патриотизм!
- Трудно с вами спорить, Назаров. Похоже, вы не любите демократию. Вот в чем дело.
- Очень люблю. Под хорошую закуску. Прямо млею. Но пока еще не пробовал.
- Не пойму, вы всерьез или просто меня завести собрались?
- Хочу завести. Вот скажите, если бы наш прежний гарант конституции пил чуть больше и пришла бы ему с бодуна мысль объявить себя царем? Как думаете, удалось бы?
- Все, кончили, - сказал Травин. - Так мы с тобой неизвестно до чего договоримся. Мне это не нравится.
- Как угодно, не я разговор затеял.
- Да, Назаров, мне поручено сообщить, что с вами хотел бы встретиться секретарь Совета безопасности.
- Что требуется от меня?
- Только согласия.
- Тогда скажу, что у меня желания с ним встречаться нет.
- Думаю, это сделать придется.
- Тогда не надо спрашивать согласия. Просто за шкирку и в конверт.
Травин промолчал.
Шеф Федеральной службы безопасности России генерал-полковник Барышев позвонил секретарю Совета безопасности Петрову сразу после того, как Травин доложил ему о результатах беседы с Андреем Назаровым.
- Как думаешь, это не провокация джихадистов? - первым делом поинтересовался Петров.
- Мы кое-что выяснили о Хаджи Аге. Это порядочный человек. Не подхалим. С развитым чувством собственного достоинства. Общительный. Не националист. Не стяжатель. Не болтун. Имеет друзей в среде российских священнослужителей, как православных, так и мусульманских. Участвовал в движении сторонников мира. По линии Союза обществ дружбы выезжал в страны Европы и Азии…
- Кажется, Назаров говорил, что он пьет?
- Да, выпить любит, это точно.
- Что сам Назаров?
- Сергей Ильич, он свободен.
- Ему сказали о моем желании с ним встретиться?
- Да, но он не горит желанием. Короче, отказывается.
- Он нормальный? - Петров исходил из мысли, которая первой приходит государственному чиновнику высокого ранга: если простой человек отказывается от встречи с ним, существует ли в его умственном хозяйстве нужный порядок?
- Нормальный, - ответил Барышев и тяжко вздохнул. - К сожалению, слишком.
- Почему же отказывается от встречи?
- Говорит, что забота о государственной безопасности не входит в его обязанности. Есть люди, которым этим поручено заниматься по должности, вот и пусть занимаются. Он считает, что сделал все, когда сообщил о существе дела.
- Когда он собирается возвращаться?
- Насколько я понял, возвращение в его планы не входит. Он туда уже не поедет.
- Как не поедет?! - Петров повысил голос, словно речь шла о его подчиненном, которого посылали в командировку, а тот артачился. Но на подчиненного имелась управа. Ему могли указать на дверь и заменить другим, более покладистым. Назарова таким образом вернуть в Среднюю Азию у Петрова возможности не было, но ощущение, что его пожелание одинаково обязательно для всех, у высокого сановника оставалось. - Этого нельзя допустить! Сейчас он у нас единственная связь с джихадистами. Эту связь терять нельзя. Где Назаров сейчас?
- Мои ребята его придерживают. Пока. Но он по всему человек ушлый. Говорит, что если к вечеру не явится домой, то история получит огласку в прессе со всеми подробностями. Трудно представить, какой бэмс возникнет в мире в таком случае.
Петров задумался. Огласка. Он прекрасно знал, что любая, тонко задуманная и ювелирно разработанная специальная операция может с треском рухнуть, если в системе обеспечения ее секретности образуется хоть малейшая течь. А уж огласка - полный провал.
- Он не блефует?
- Кто его знает. Уж больно неясный мужичок. С виду простой, как гвоздь. А по поведению - сложнее любого винта.
- Значит, может блефовать.
- Теоретически возможно все. Но мы смоделировали несколько вероятных ситуаций, и ни одна из них не повышает ему выигрышные шансы, если он будет успешно блефовать.
- Ладно, Алексей, без встречи с ним не обойтись. Может, даже у президента возникнет желание поговорить с ним.
- Желание - это хорошо, но последствия…
- Что имеешь в виду?
- После разговоров с Назаровым настроение не всегда остается хорошим.
- Ладно, потерпим. Давайте, привозите его, как договорились.
В любой стране с любым политическим строем - тоталитарным, монархическим или демократическим - простой человек, наделенный конституцией всеми гражданскими правами, а уж тем более если он ограничен в них, при столкновении с государством ничего ровным счетом не стоит. В огромном песчаном бархане имеют значение только миллиарды песчинок, из которых складываются размеры горы и ее влияние на окружающую среду. Отдельная песчинка, обладающая всеми свойствами остальных, для бархана ничего не значит. Она не имеет ни цены, ни веса, ни возможности влиять на события.
Андрей понял это, когда Травин сказал:
- Через двадцать минут вас ждут в Кремле.
- Мне казалось, я высказал отношение к такому визиту.
Травин пожал плечами:
- Наше мнение часто хотят знать, но с ним также часто не считаются. Тем более с тобой захотел встретиться президент. А ему и дамам джентльмен отказывать в свидании не имеет права.
На улицах Москвы уже зажглись фонари, когда черный лимузин (сколько раз Андрей видел подобную картинку в кино), стремительно окрутив Лубянскую площадь, выскочил к Ильинским воротам, повернул направо и понесся к Кремлю. Проскочив ГУМ, машина остановилась у Спасских ворот.
Водитель вышел из машины, переговорил о чем-то с охраной, отдал им какую-то бумагу, вернулся и сказал Андрею:
- Можете пройти.
Охранники с интересом оглядели необычного посетителя и посторонились, пропуская его внутрь Кремля.
- Мне куда? - спросил Андрей несколько растерянно.
- Идите прямо. Вас встретят, - ответил охранник и отвернулся.
Андрей двинулся по пешеходной дорожке. У парадного подъезда здания, мимо которого надо было пройти, стоял высокий мужчина в черном костюме, при галстуке, с воткнутым в ухо наушником - проводок скрывался за воротничком рубахи. Он пристально посмотрел на Андрея и сказал, будто угадывая:
- Господин Назаров? Следуйте за мной.
Андрей скептически улыбнулся. От ворот по каменным плитам дорожки он шел один, все время находясь на виду, поэтому определить, кто подходит к зданию, не составляло труда.
Открылась дверь. Они прошли по парадным ступеням и оказались у поста, на котором службу несли два офицера.
Такой же высокий сопровождающий, в таком же, как и у первого, черном костюме, провел Андрея по длинному сводчатому коридору по мягкой, заглушающей шум шагов ковровой дорожке. Подошли к высокой двери с большой золоченой ручкой, но без каких-либо табличек. Сопровождающий чуть приотстал и, пропустив Андрея вперед, открыл перед ним дверь. Легким движением руки показал:
- Вам сюда.
За открывшейся дверью Андрей ожидал увидеть тот самый кабинет, который так часто показывает телевидение, когда к президенту на доклад являются высшие государственные чиновники. Но он попал в приемную. Высоченный потолок. Стены, обшитые деревянными панелями. Высокие остекленные книжные шкафы вдоль стен. Из-за высокого стола, занятого компьютером и телефонами, легко поднялся и вышел навстречу Андрею полковник Краснов в элегантном костюме, при галстуке и в узких модных очках, стоящих хрен знает каких денег. Не подавая руки, не улыбнувшись, сказал:
- Президент вас ждет.
Можно, конечно, было этого и не говорить. Андрей знал, куда идет, кто его пригласил, значит, будет ждать, но церемониал демонстрации государственной власти имеет вековую историю. Предупреждение "Президент вас ждет" должно возбуждать у человека уже, по идее, и без того взволнованного, дополнительный душевный трепет, дополнительную нервную напряженность.
Андрей растерянно огляделся.
- Хочу вас предупредить о правилах протокола, - Краснов счел необходимым проинструктировать гостя. - С вами выразил желание побеседовать Президент России. Вы должны в полной мере оценить важность такого события для вашей жизни.
Андрей с интересом смотрел на деятеля, который, будто не понимая, что говорит банальные истины, вещал их с серьезностью профессора, объяснявшего студенту теорию относительности. Смотрел, и никак не мог понять, откуда что берется в человеке. Ну, вознесли обстоятельства, удалось взгромоздиться на высокий стул за Кремлевской стеной, или в Белом доме, или в министерском кабинете, и что, сразу воспарять над людьми и жизнью? Неужели нельзя говорить, не надувая щек, не произнося простых слов с пафосом патриарха, читающего проповедь? Тем более что, уходя от трона или сваливаясь с его подножия, любой высокопоставленный чиновник возвращается в первобытное состояние простого гражданина.
Великий партийный и советский вождь, стремившийся сделать Москву образцовым коммунистическим городом, Виктор Гришин, человек, наделенный безграничной властью над москвичами, имевший право единолично решать, что в городе хорошо, что плохо, единолично определявший, что должно нравиться людям, а что не должно, после освобождения от должности умер в конторе собеса, куда пришел хлопотать о пенсии.
Умер от унижения и стресса, оказавшись в очереди за пособием, в очереди, о существовании которой, конечно же, слыхал, но о том, насколько она унизительна, не задумывался.
Умер потому, что, обладая огромной властью, никогда по-настоящему не интересовался судьбами отдельных людей, их бесправием и беззащитностью перед чиновниками, которые сидят в своих кабинетах, уверенные в том, что служат интересам народа.
Стала ли смерть поверженного титана хоть одному чиновнику напоминанием о бренности его тщеславного духа и несовершенного тела? Исправило ли хоть одного бюрократа? Едва ли.
- У вас не должно быть с собой фотоаппарата, видеокамеры, мобильного телефона, диктофона, - голосом оракула продолжал вещать Краснов. - Это охрана должна была специально проверить. Войдя, представьтесь. Назовите громко фамилию, имя, отчество. Это обязательно по протоколу.
- Ботинки снять?
- Не язвите, Назаров.
- Нет, я это от желания не ошибиться.
- Хорошо, пошли, я вас провожу.
Андрей заложил руки за спину, но остался на месте.
- Чего вы ждете?
- Команды вперед. И предупреждения: шаг вправо, шаг влево…
Наверное, полковник с удовольствием влепил бы фразу с облегчающим душу матом, но он лишь вздохнул:
- Идите…
Дверь кабинета открылась, и Андрей вошел внутрь. Остановился на пороге.
- Прошу прощения, если задержался. Затянулся инструктаж. Я не слишком прилежный ученик, и мне пришлось объяснять по два раза, что можно делать в присутствии президента, чего нельзя, о чем можно говорить, о чем не стоит…
Он огляделся. Просторное помещение. Стены, обтянутые дорогими обоями салатного цвета. Пол, покрытый узорчатым ковром в тонах желто-оранжевых. Большой круглый стол с полированной крышкой. Дорогие дубовые кресла с резными спинками, с сиденьями и подлокотниками, обтянутыми белой лайкой. Этажерка у стены с большой дорогой вазой с цветами.
Президент, а его Андрей узнал сразу, сидел на круглым столом. Второй человек, присутствовавший в комнате, моложавый, но явно усталый, устроился чуть поодаль за небольшим столиком.
- Здравствуйте, - сказал Андрей и тут же, ощутив, что его голос дрогнул, внутренне осудил себя.
- Здравствуйте, - ответил президент негромко и указал на место за столом перед собой. - Садитесь.
- Спасибо.
Андрей отодвинул стул, но чувство униженности не прошло. Тогда он посмотрел на того, кто сидел за маленьким столиком, и ему нестерпимо захотелось нарушить протокол.
- Извините, кто вы?
Минутная тишина наполнилась хорошо ощутимым напряжением. Разрядил его президент.
- Сергей Ильич Петров. Секретарь Совета безопасности. Вас устраивает? Мы поговорим в его присутствии.
- Очень приятно, - сказал Андрей, ощутив самореабилитацию. И сел.
С интересом, и в то же время стараясь не демонстрировать это открыто, Андрей разглядывал президента.
- С моей точки зрения, - президент облокотился о стол, сложив перед собой руки, как прилежный школьник, - вы не допустили крупных ошибок.
- В смысле? - спросил Андрей, не сразу поняв, что надо иметь в виду.
Петров бросил на Андрея быстрый взгляд и улыбнулся.
- Во всех смыслах, - сказал президент. - Во всех. - Он задумался, формулируя мысль. - То, о чем вы сообщили правительству, пока является достоянием самого узкого круга лиц. Это во многом облегчает… Скажем так, облегчает постановку диагноза и выбор метода удаления опухоли… Надеюсь, вы понимаете, что преждевременная огласка инцидента чревата многими неприятностями. В том числе международными.
Андрей кивнул.
- Я честно сообщил о том, что меня обеспокоило. И хорошо понимаю, что являюсь носителем ценной информации, которая может стоить мне головы.
Президент провел рукой по голове от лба к затылку, словно старался пригладить и без того ровно лежавшие волосы.
- Мне нравится, Андрей Иванович, что вы сразу взяли такой тон. Теперь честно, почему вас пугает наше предложение?
- Честно? И угадывать не надо. Если говорить о долгах, то у меня перед Россией их нет. С тех пор как распался Советский Союз, я жил и работал в Туркменистане. В России у меня нет ни кола ни двора. Нет сбережений, нет банковских счетов. По законам России я всего лишь бомж - фигура без определенного места жительства. Больше того, пребываю в столице на птичьих правах, без регистрации. И вот мне говорят, что я должен воспылать гражданским чувством и пойти на подвиг. А почему?
- Круто, - сказал президент. Видно было, что ему такой разговор удовольствия не доставляет, но он терпеливо сносил его, позволяя Андрею выговориться.
Президент знал, что в такого рода словесных сшибках, когда обсуждаются острые, но далеко не бесспорные проблемы, выигрывает тот, кто сумеет понять логику оппонента и быстро встать на сходную позицию, но на еще более радикальную.
- Теперь позвольте сказать мне. Чтобы у вас не укрепилась мысль, будто вы пришли и чему-то меня научили. Хочу, чтобы вы меня поняли правильно, потому буду говорить откровенно. Думаете, русские солдаты под Бородино дрались с французами из патриотизма? Блажен, кто верует! Да, на том поле были патриоты - Кутузов, Багратион, Раевский… Все господа дворяне - офицеры и генералы - сражались за то, чтобы сохранить свои имения, положение, чины, состояние. А солдаты, служившие по двадцать пять лет и ничему другому, как воевать, не обученные, просто делали свое дело. Больше того, неизвестно, куда бы пошла Россия, свергни Наполеон романовскую династию…
- Я понял, - сказал Андрей.
И он действительно понял, что его разговор с Травиным до последнего слова стал известен президенту и теперь его собственное оружие перешло в чужие руки, а чтобы найти новые мотивировки и обоснования позиции, нет ни времени, ни возможностей.
- Тем не менее, - продолжал президент, - вы не правы. У нас есть и патриотизм, и патриоты. Потому что существует Россия и будущее ее небезразлично людям. В последнее время мне пришлось много думать на тему, которую вы, судя по всему, пытались освоить экспромтом. Вы, наверное, видели, какие пляски устраивала вокруг президента пресса: зачем он едет в Чечню, зачем летает на самолете, зачем уходит в море на подлодке. Вы тоже, наверное, улыбались. А я это делал, чтобы понять, что делают эти люди за тот мизер, который называется офицерской зарплатой…
Петров с откровенным любопытством наблюдал за президентом. Они давно знали один другого, виделись в разных обстоятельствах, в спокойных и критических, но впервые Петров узнал истинную меру темперамента президента, обычно волевым усилием прятавшего эмоции внутрь себя. И больше всего удивило Петрова, что, даже взорвавшись, президент не перестал называть собеседника на "вы".
- Вы видели в последние годы военных в деле? Уверен, нет! А я видел. И согласен с вами, с энтузиазмом люди защищают то, чем дорожат. Идут на смерть за то, что для них дороже жизни. Это и ежу ясно, Назаров. Только не вам, и уж никак не мне сейчас кричать военным: вам нечего защищать, потому что вы голодранцы. И я не кричу. Я делал и буду делать все, чтобы тем, кто живет в России, было что защищать.
- Мне приятно это слышать, - сказал Андрей. - К сожалению, я не военный…
- И все же вы сами пришли, чтобы сообщить о возможной опасности. Почему?
- Потому что не хочу видеть или просто услышать, как на людей обрушат ядерное пламя. Люди этого не заслуживают.
- Тогда доведите дело до логического конца. Вы ведь не такой простак, каким пытаетесь себя представить. Сергей Ильич, что вы можете сказать о нашем госте?
Петров взял листок, лежавший перед ним поверх красной папки, стал читать вслух.
- Назаров Андрей Иванович. Русский. Родился в 1960 году. Образование высшее. Проходил воинскую службу в Афганистане. Постоянно проживает в Туркменистане. Инженер-нефтяник.
Андрей насмешливо прищурился:
- Не удивляюсь. Служба у вас поставлена. Впрочем, все это я и сам мог сообщить. Только прошу исправить одну неточность. Я не проходил воинскую службу в Афганистане. Я там воевал. Получил ранение. Награжден советской медалью. Мне кажется, между словами "проходил службу" и "воевал" есть определенная разница.
Петров кивнул:
- Конечно, разница есть.
- Хорошо, - президент первым понял, чего хотел бы сейчас услышать Назаров. - Во сколько вы оцениваете свое участие в операции?
Андрей упрямо качнул головой:
- Речь не об участии, прошу прощения, а о ликвидации интересующего вас предмета.
- Уточнение принимается, - президент поощряюще улыбнулся.
- Это будет стоить два миллиона долларов.
- Назаров, - спросил Петров, - вы понимаете, что такое два миллиона долларов?
- Отчетливо.
Андрей назвал первую пришедшую на ум цифру пострашнее, такую, чтобы собеседники не могли принять ее всерьез. Он понимал, что торговаться здесь с ним никто бы не стал и проблема решилась бы сама собой: ему бы указали на дверь. Но разговор принял неожиданный оборот.
- Хорошо, - сказал президент. Он встал и мелкими шагами прошелся по кабинету. Остановился у окна. Постоял молча, круто повернулся. - Два миллиона не проблема. Важны гарантии, что портфельчик будет уничтожен. И считайте, я дал согласие. Все остальное решите с Сергеем Ильичом и его людьми. - С этими словами он ушел.
Оставшись наедине с Андреем, Петров встал и прошелся по кабинету, разминая ноги.
- Продумайте, Андрей Иванович, все, что вам потребуется для дела. Судя по тому, какую вы назначили цену, умения думать вам не занимать. Со своей стороны мы сделаем все, что необходимо. На мой взгляд, есть смысл провести консилиум со специалистами. Пригласим опытных буровиков, которые знают геологические условия района.
- Нет, спасибо. Мне не нужны советы буровиков. Я в этом деле сам стер тысячу коронок. Мне нужен толковый сапер-подрывник. Мастер… Как бы это точнее выразиться? Короче, человек с хорошим воображением.
Петров улыбнулся понимающе.
- Специалиста такого рода мы найдем, - он подумал и добавил: - Больше того, который знаком и с самим изделием. Такой вас устроит?
- Безусловно.
- Я поручу вести дело генералу Травину. Вы уже знакомы. Завтра он с вами свяжется.
Петров протянул руку Андрею.
- Будьте здоровы.
Андрей вышел из кабинета и увидел разъяренное лицо Краснова.
- Не стыдно? - спросил тот. Как понял Андрей, чиновник был в курсе только что состоявшегося разговора с президентом. Причем упрек был сделан тоном, каким нашкодившим пацанам за их проступки выговаривают родители или старшие. - Устроили торг с президентом. Вы же русский человек, а готовы обобрать родное государство…
Андрей остановился. Злость бросилась жаркой кровью к лицу и шее. Заговорил, стараясь не сорваться на крик:
- Слушайте вы, господин моралист. Вынужден вас разочаровать. Государство, о котором вы так печетесь, не мое, а ваше. По законам России, я, русский по рождению, здесь иностранец…
Краснов что-то собирался сказать, но генерал, сидевший в кресле, на которого Андрей не сразу обратил внимание, встал, подошел к Андрею и взял его за локоть.
- Простите, господин Назаров, вы мне нужны. Давайте познакомимся. Я генерал-лейтенант Морозов Евгений Васильевич. Начальник службы охраны.
- Очень приятно, - сказал Андрей, не придав такой встрече значения. Сегодня у него их было так много, что один генерал или другой, - для него уже не играло роли. И все же на этот раз пришлось генерала запоминать.
В этот момент в приемную вышел Петров. Кивнул Морозову. Посмотрел на Андрея и сказал:
- Президент приказал обеспечить вам охрану силами службы Евгения Васильевича. Его люди теперь будут о вас заботиться.
Андрей не счел нужным деликатничать.
- Это арест?
Генералы переглянулись. Лица их выражали неудовольствие. В этих стенах такие слова употреблять не было принято.
- Никакой не арест, Андрей Иванович, - сказал Петров.
- Значит, я свободен? Тогда позвольте мне поступать по своему усмотрению. Я поеду к сестре.
- Исключено, - сказал Морозов твердо. - Коль скоро я отвечаю
за вас и вашу безопасность, вы поедете туда, куда я прикажу. - Генерал смягчил
тон и с улыбкой добавил: - В подобных случаях даже президент делает то, что
мы ему рекомендуем.
|
|