ИСТОРИЯ СИОНИСТСКОГО ДВИЖЕНИЯ И ГОСУДАРСТВА ИЗРАИЛЬ

ВОЕННЫЕ ОПЕРАЦИИ ГОСУДАРСТВА ИЗРАИЛЬ

ЖДУ ВАШИХ ПИСЕМ

=ПРАЗДНИКИ =НА ГЛАВНУЮ=ТРАДИЦИИ =ИСТОРИЯ =ХОЛОКОСТ=ИЗРАНЕТ =НОВОСТИ =СИОНИЗМ =

Арабо-еврейский конфликт сто лет назад.

01.11.2011 18:53 ЛЕВ ВЕРШИНИН ИСТОРИЯ - ИЗРАИЛЬ


Приступая к изложению предельно деликатной (хотя и такой простой, что проще некуда) темы еврейско-арабских отношений после возникновения сионизма, следует, видимо, начать с того, что обобщенный и привычный термин "арабы", по сути, ошибочен. Это все равно, как если бы, сказав "славяне", далее говорить о, допустим, чехах, болгарах и русских, как о чем-то едином целом, с единым прошлым и схожими чаяниями...

Никто не спорит: культура, - в первую очередь, литературный язык, - и осознание себя некоей общностью объединяют, однако, если разобраться, термин весьма условен. Собственно "арабы" - это население Полуострова и лежащих впритык к нему полупустынных территорий, главным образом, кочевые и наполовину кочевые бедуины. Бесспорно, в эпоху пассионарного выброса многие кланы и племена мигрировали во все стороны света и осели кто где, от Магриба до Центральной Азии, однако от этого страны их проживания "арабскими" в полном смысле слова вовсе не стали. Арабы, даже небогатые, в неформальной табели о рангах стояли наверху, считаться арабом было престижно и элиты (кроме самых мудрых представителей, типа Саладина) к этому стремились, однако "дети земли", - те, кто пахал, пас и сеял, - такими пустяками не особо заморачивались.

С них хватало, что они мусульмане. Вот только подсознательная, исконная память социума никуда не девалась, и в XIX веке (что уж говорить о веке двадцатом), с появлением какой-никакой буржуазии, а вслед за тем и интеллигенции, эта память поперла на поверхность. Грубо говоря, при всем осознании культурного единства, потомки жителей Та-Кем, обитающие на берегах Нила, отделяют себя от потомков вавилонян и древних сирийцев, а потомки нумидийцев Алжира, гарамантов Мавритании и мавров Марокко по образу жизни и ее восприятию более похожи на предков, нежели на как бы "братьев". Ну и так далее.

Не составляла исключения и Палестина, принадлежавшая тогда туркам, но жившая своей внутренней жизнью. Она была в те времена очень велика, - нынешние Израиль, ПА плюс Иордания, - куда менее населена, и тем не менее, весьма сложна по составу. Была Газа - маленький, ухоженный и уютный городок, вокруг которого бродили, мигрируя по пустыне Негев и Синаю, бедуинские племена, считавшие себя пупами земли, а больше не было почти никого, так что туркам приходилось для всякого рода работ завозить и расселять народ отовсюду, откуда было возможно, вплоть до южного Судана. Были каменистые пустыни восточнее Иордана, где тоже бродили бедуины, а цивилизации, почитай, не было, - разве что караван-сараи в оазисах.

Было побережье, практически не пригодное для жизни, зато с несколькими важными портами, где за века смешались десятки кровей. Были, наконец, богатые, до сантиметра возделанные регионы (ныне они входят в Израиль и т.н. "Западный берег ПА"), населенные, кто бы что ни говорил, .теми самыми "детьми земли", прямыми потомками коренных народов (в том числе, если не главным образом, и древних иудеев), ценой многократной перемены веры усидевшие на отчей земле. Жило оно, по традиции, большими семействами-кланами (не путать с племенами), тоже древними, крупнейшими же считались семейства Аль-Хусейни и Нашашиби. Они веками конкурировали друг с дружкой за влияние, но в ХIХ веке турки сделали окончательную ставку на Аль-Хусейни, и Нашашиби затаили обиду, до времени, - никуда не денешься, - терпя.

Завершу же на том, что кем-кем, а "дикарями" тогдашнюю палестинскую (как, впрочем, и египетскую, и сирийскую, и прочую арабскую знать) назвать никак нельзя. "Улица" и бедуины - да, те жили в мире, который застыл, по канонам глухого средневековья, а вот элиты, хотя традиции тоже чтили, к новым веяниям были чутки: языки учили, книги из Лондонов-Парижей выписывали, модные теории зубрили и старались им следовать, даже не совсем понимая. Так что, "пробуждение наций", докатившееся из Европы до Ближнего Востока, не обошло стороной и Святую Землю. Арабы, сотни лет терпевшие власть турок, с появлением собственной, пусть слабенькой, буржуазии начали заявлять о себе, а естественно возникшие интеллигенты-разночинцы, как водится, облекали смутные метания в чеканные формулировки.

Особенно в наиболее развитых арабских регионах, типа Сирии и Ливана, что вызывало сильнейшие конфликты с Истамбулом, где у власти были националисты, хорошо понимающие уровень угрозы всех, кроме турецкого, национализмов. В 1916-м сотню особо активных арабских просветителей даже повесили, - в общем, ни за что, если считать "ничем" разговорчики в военное время, но процесс сие мероприятие, конечно, не затормозило. Бурлило везде, и Палестина, хотя и отстававшая по темпам, не была исключением. Извините если длинно и путано, но без понимания всего этого, суть всего дальнейшего не понять.

Я уже писал, и не раз, что появление сионистов арабы сперва восприняли с приветливым равнодушием, а программа сионистов в плане отношений с "кузенами" была изначально лучше некуда. Предполагалось не просто ладить, но дружить и взаимно помогать друг другу, чему-то уча, а чему-то и учась. Так и старались жить, находя поначалу полное понимание в высших кругах арабского общества, ориентированных на "прогресс" и "европейские ценности". В 1916-м Хаим Вейцман даже подписал с неким шейхом Фейсалом, верховным предстоятелем палестинских мусульман, официальный договор о дружбе и взаимопомощи двух общин.

И тем не менее, в арабской среде понемногу нарастало смутное, не очень осознанное недовольство. Сам факт изменения демографического баланса (за четверть века доля еврейского населения выросла впятеро, с 4% до 25%) нарушала сложившееся за долгие века равновесие, ломая устоявшиеся традиции, что сильно било по интересам арабских элит. Если раньше евреи рассматривались, как "зимми" (опекуемое религиозное меньшинство), в политику не встревавшее, то сионисты в политику, наоборот, лезли очень активно, совершенно не считаясь с мнением шейхов, а зачастую и действуя вопреки этому мнению. Что крайне не нравилось, а с окончанием Великой Войны перестало нравиться и вовсе.

Теперь, когда турок не стало, элиты, глядя на соседей из Египта, Сирии и Ирака, всерьез намеревались взять власть в свои руки и (точь-в-точь, как сионисты) "влиться в международное сообщество на равных". А та самая слабенькая буржуазия к тому же еще и обнаружила, что не выдерживает конкуренции с более активными и приспособленными евреями, чьи фабрички на корню убивали полукустарное местное производство.

Серьезные поводы возникли и на "низах". Чем больше появлялось эмигрантов, тем больше требовалось земли, но вся бросовая земля уже была выкуплена у латифундистов, живших вне Палестины, и с началом "Третьей Алии" (не говоря уж о "Четвертой", когда явление стало массовым), началась скупка участков более приличных, где из поколения в поколение жили потомственные арендаторы. Живые деньги, предлагаемые Еврейским Агентством, превышали вероятный доход от аренды за многие годы, и богатые арабы охотно расторгали древние договоры. А поскольку принцип "Еврейский труд на еврейской земле" соблюдался жестко, получалось так, что многим арабским поднанимателям приходилось покидать фермы и брести в города, оседая на окраинах и перебиваясь случайными заработками.

Вчера еще пусть не богатые, но твердо стоящие на ногах, уважаемые люди испытывали серьезный дискомфорт от резкого падения уровня жизни, безнадеги (цены на землю резко взлетели, накопить на свой участок было нереально) и (что очень важно) социального статуса. Критическая масса копилась и за счет арабских мигрантов. С появлением сионистов возникла надобность в подсобной рабочей силе, и в ранее не слишком привлекательную Палестину потянулись искатели счастья из других арабских стран, где заработков вовсе уж не было. Здесь они могли, по крайней мере, прокормить себя и семьи, но (к удивлению "новых евреев") никакой благодарности не испытывали, поскольку работать на хозяина (если не управителем и не бодигардом) считалось и вообще зазорным, а уж на не мусульманина, так и тем паче.

Тем более, за гроши, позволяющие только выжить. Обострялись и обиды бедуинских кланов: "старые евреи", как предписывала традиция, безропотно платили "дары смирения" за покровительство, а "новые" считали это рэкетом, не платили ни копейки и, что самое противное, могли постоять за себя. Естественно, вело сложную игру семейство Аль-Хусейни, чье влияние после ухода турок пошатнулось, а следовательно, возникла необходимость в обострении обстановки ради его укрепления (ловить рыбку в мутной воде всегда удобно). О том, что предельно неприглядная, прямо противоречащая элементарным нормам Ислама картина складывалась в глазах духовенства, говорить, наверное, излишне, и священнослужители, в первую очередь, сельские и уличные, не упускали случая разъяснить это пасомым.

Впервые гнойник прорвался в начале 1920 года, вскоре после начала "Третьей Алии" и, что не странно, в Иерусалиме, Сперва "улица" просто волновалась, впервые выкрикивая ранее не звучавшие обвинения в адрес евреев, причем всех, а не только "понаехвавших", а в апреле все сделалось совсем серьезно. Формальным поводом стало одно из выступлений Жаботинского, неосторожно выразившегося в том духе, что, типа, вот теперь нас станет много, и мы будем главными. Ни для кого не было секретом, что за Владимиром Евгеньевичем стоит абсолютное меньшинство "новых евреев", но никто и не собирался разбираться в нюансах. Лидер клана Аль-Хусейни, Амин, молодой, но уже вполне авторитетный богослов (между прочим, один из первых "правильных", на классический европейский манер арабских националистов Палестины), бросил в массы призыв показать евреям, из-за которых жизнь стала так тяжела, кто в доме хозяин, и город на целых четыре дня погрузился в хаос.

Вовсе разгромить Еврейский квартал не получилось - евреи сумели наладить самооборону, но крови пролилось немало, а о разрушениях и говорить нечего. Многие разумеется, и поживились. Параллельно, прослышав о событиях, жители сел, считавших себя униженными и оскорбленными, атаковали несколько городков и кибуцев, взяв и разорив некоторые из них (защищая родной дом, погиб и уже известный нам полный георгиевский кавалер Иосиф Трумпельдор). Порядок был наведен англичанами относительно легко, но слонов раздавали сурово: наряду с погромщиками, под суд попал и Жаботинский (как "подстрекатель"), получив 15 лет тюрьмы. Правда, учтя заслуги, основателя Легиона через 3 месяца помиловали, но что идиллия кончилась было намекнуто прозрачнее некуда, - и лидеры ишува пришли к выводу о необходимости преобразовать рыхлую самооборону "Ха-Шомер" ("Страж") в нечто, куда более организованное и военизированное, названное "Хагана" ("Защита") и построенное по армейскому принципу.

И очень вовремя. Уже в 1921-м случились жесточайшие "Яффские бунты" - явная реакция на резкий всплеск приезда чужаков, стоившие жизни более чем сотне евреев. Итогом стало решение англичан разделить мандат. От Большой Палестины отрезали почти две трети территории, создав восточнее Иордана, где обитали, в основном, кочевые бедуины, эмират Трансиордания, куда евреи ехать, согласно приказу эмира, не могли. Еврейское Агентство, покряхтев, - ведь ранее считалось, что "национальным домом" станут все земли, помянутые в Библии, - приняли нововведение, тем более, что "за речкой" еще никто обосноваться не успел. Возмутились, правда, "ревизионисты", - типа, "Два берега у Иордана, и оба наши!", - но их мнение мало кого волновало; главное, что обстановка слегка разрядилась.

На несколько лет все стихло (очень условно, потому что конфликты теперь шли чередой), а в августе 1929 года по всей территории, особенно, в местах, считавшихся священнее прочих, прошел шквал жесточайших (крестьянские бунты всегда крайне жестоки) погромов. На сей раз убивали именно для того, чтобы убить побольше, в основном, беззащитных ортодоксов (атаковать кибуцы, где можно было запросто слопать пулю, бунтовщики на сей раз поостереглись). Масштаб насилия был такой, что "Хагана" не могла поспеть везде, да и бойцов в ее рядах было немного, и прежде чем присланные из Египта войска навели порядок, погибло около 500 человек, по большей части, женщин и детей.

Англичане встревожились. Изучив ситуацию, специальная комиссия пришла к выводу, что покоя не будет до тех пор, пока эмиграция евреев и, тем более, покупка ими земли не прекратятся. С этими выводами согласилась и арабская знать, добравшаяся аж в Лондон, однако понимания не встретили. Англичане настаивали, чтобы две общины все же договорились, хотя бы при посредничестве клана Нашашиби, с которым успели поладить, сделав его противовесом оттесненному от руля клану Аль-Хусейни. Увы. Взаимопонимания не получалось. Сионисты, отдадим должное, пытались, как могли, встречались с авторитетными арабскими деятелями, с которыми были в неплохих отношениях, еще и еще раз объясняли свою позицию, напоминали о договоре с щейхом Фейсалом, - и все без малейшего намека на успех.

Им улыбались, с ними пили кофе, им подтверждали личную симпатию, но при этом совершенно честно отвечали, что никаких уступок быть не может. Потому что теперь это не тогда, жизнь изменилась и арабы намерены сами стать хозяевами своей судьбы. А евреи… Ну что ж, пусть живут, никто им зла не желает, хоть и чересчур много их стало, но влезать в чужой дом и с помощью знакомого амбала претендовать на лучшие комнаты им никто и никогда, пусть хоть тысяча лет пройдет, не позволит. Тем паче, что и Аллах не велит. И пробиться через эту стену, - об этом много написано в мемуарах, как еврейских, так и английских, - не выходило.

Ситуация становилась чем дальше, тем острее. Арабские авторитеты пытались сломать ишув бойкотом. Не получилось. Пытались давить на англичан забастовками и демонстрациями. Тоже не вышло, бритты оказались мало сентиментальны и попросту разгоняли толпы смутьянов. А тем временем, пока "верхи" занимались политикой, "улица", ранее рассматриваемая ими, как инструмент, привыкала к самостоятельности. В Хайфе, где обе общины жили бок о бок, вперемешку, вокруг известного добродетелями муллы по имени Иззеддин аль-Кассам, собрался своего рода "кружок по интересам" из недавних крестьян, потерявших землю и превратившихся в босяков, а потому злых на весь мир. Кто виноват, им было понятно, - естественно, евреи. Ну и, ясен пень, англичане, которые им всяко потакают. Но евреи больше.

А почтенный наставник еще и внятно разъяснял бедолагам, что вся беда оттого, что люди Аллаха забыли и позволяют "зимми" вести себя по-хозяйски. При этом, правда, оговаривалось, что "понаехавшие", собственно, даже и никакие не евреи, потому что настоящие евреи (всем известно) Бога чтут, ведут себя смирно и правил не нарушают, а эти, новые, и Бога-то не уважают. Из чего прямо следовало, что "старых" евреев обвинять не в чем, а вот "новых" следовало бы извести под корень, после чего Аллах смилостивится и вернет землю. Такой, безо всякой политики, расклад был ясен, а выводы следовали сами собой. Около 1930 года "клуб" превратился в боевую группу, выбравшую себе красноречивое название "Черная рука", - и началось. За два с половиной года хлопцы муллы Изеддина атаковали несколько десятков еврейских поселков, кое-кого убили, многих покалечили, уничтожили много имущества. "Хагана" не всегда реагировала вовремя, и как раз в это время из ее состава вышли "ревизионисты", образовавшие свою военную организацию, "Иргун", куда более жестко настроенную.

Однако вчерашние феллахи неплохо конспирировались. Хотя о "Черной руке" знали все (арабы восхищались, евреи психовали, англичане пытались бороться), ничего конкретного о составе и руководстве группы ни властям, ни ишуву выяснить очень долго не удавалось, а "улица", если и знала, молчала намертво, - если же все-таки становилось чересчур жарко, террористы вовремя ловили ветер и залегали на дно. Только в ноябре 1935 года, после серии особо дерзких акций, англичане, задействовав армейские части, сумели по горячим следам выйти на слишком поверившего в свою неуловимость муллу, и наставник был убит в перестрелке вместе с ближайшими учениками. Лондон выразил удовлетворение, последовали награды отличившимся, но сладость успеха была подпорчена впечатлением от похорон погибших боевиков: почтить память павших в деревеньку Балад аш-Шейх сошлись многие тысячи крестьян, и не только из окрестных поселков. Кому сочувствуют "низы" в целом после этого стало предельно ясно.

Короче говоря, вызов был налицо. При этом, как справедливо, на мой взгляд, пишет Джозеф Фаруки, "власти мандата были озабочены, но не испуганы. Новые реалии давали им дополнительные возможности для арбитража и укрепления своих позиций". А вот евреям пришлось всерьез задуматься о том, о чем раньше думать не хотелось. В сущности, лидеры ишува многое понимали. Они, - социалисты все-таки, причем рьяные, с уклоном в начетничество, - читали и Маркса, которого чтили все, и Ленина, которого уважали очень многие, и Троцкого со Сталиным, и в самом узком кругу позволяли себе кое-что даже озвучивать. "Мы, - писал Бен-Гурион, - видим ситуацию единственно возможным для себя образом. Арабы видят нечто, абсолютно противоположное тому, что видим мы. И абсолютно не важно, видят ли они это правильно.

Важно, что видят. Они видят иммиграцию гигантского масштаба, видят как евреи укрепляются экономически. Они видят что лучшие земли, неважно, как и почему, переходят в наши руки и что Англия отождествляет себя с сионизмом. Нужно признать, а они чувствуют, что борются против обездоливания. Их страх не в потере земли, а в потере родины арабского народа, которую другие хотят превратить в родину еврейского народа". Иными словами, руководству сионистов хватало интеллектуального мужества, как минимум, признать, что их национальный порыв столкнулся с национальным порывом тех, кого они ранее не принимали в расчет. Однако высказать подобное вслух было невозможно, тем паче, что даже признание этого факта ничего не меняло. Идея Возвращения сомнению не подвергалась. Менялись всего лишь установки: если ранее подавляющее большинство ишува было настроено на тесную дружбу с арабами, то теперь вопрос перешел в плоскость, как говорил Жаботинский, "Мы здесь, они там", - и до полной победы или гибели.

Соответственно практике, менялась и теория. Что бы там ни писал Бен-Гурион, формально арабские бунты были определены, как погромы, тем более, что внешние признаки, хорошо знакомые эмигрантам, присутствовали (бунты крестьян и люмпенов, повторимся, дело жуткое), сами арабы, еще недавно понимавшиеся как "близкая родня, друзья и ученики", теперь были определены, как "рожденные без морали", "дикари" и даже "нацисты". Чеканную формулировку нового мышления дал Хаим Вейцман. "С одной стороны, - объяснял он, - поднялись силы разрушения и пустыни, а на другой твёрдо стоят силы цивилизации и созидания. Война цивилизации и пустыни стара, но мы не будем остановлены". По факту, - хотя ни г-н Вейцман, ни его единомышленники никогда не признались бы в этом даже самим себе, - такое видение проблемы означало признание социал-сионистами правоты их вечного оппонента, Владимира Жаботинского, честно называвшего себя колонизатором и отрицающего возможность взаимопонимания с арабами. Бесспорно, был в этом видении и плюс - оно помогало, отбросив вредные иллюзии, максимально мобилизоваться. Однако был и минус: война становилась нормой жизни отныне и навсегда.

Между тем, осенью 1935 года арабская знать, - в том числе даже клан Набашиши, - интеллигенция и партийные лидеры обратились к властям с "Общим требованием", настаивая на проведении в Палестине выборов и расширении автономии, но главное - на закрытии въезда для евреев, то есть, на отказе от Декларации Бальфура.

Британцы, естественно, отказались, предложив создать общий для двух секторов "законодательный совет территории", своего рода карикатуру на парламент, где разногласия могли бы решаться цивилизованно.

Идею, понятно, отвергли обе общины, - и в апреле 1936 года, когда всем стало ясно, что словами делу не поможешь, арабы начали всеобщую забастовку.

А 13 апреля пролилась первая кровь: толпа арабов убила еврея-прохожего. И рвануло.

Стихийно (?) появившиеся вооруженные группы арабов начали действовать на дорогах, арабских водителей облагая "взносом на священную войну", а еврейских расстреливая в упор.

В ответ начали стрелять евреи, причем, за невозможностью определить, кто шалил на трассах, частенько палили по наитию.

В Тель-Авиве начались демонстрации против арабов ("Убийцы!") и англичан ("Суки, что ж так хреново защищаете?), переросшие в дикие побоища с солидным числом "двухсотых", как евреев, так и арабов...

Происходящее совсем не напоминало прежние "дикие бунты". Все было очень политично, по правилам. Как по команде (хотя, почему "как"?) в городах начали появляться "национальные комитеты" из представителей арабских партий, а в конце апреля был создан и Верховный арабский комитет во главе, понятно, с заматеревшим Амином аль-Хусейни. "Три требования" были повторены опять, уже от имени не партий, а как бы всего населения. Была объявлена всеобщая забастовка на месяц. В случае отказа комитет угрожал прибегнуть к силовым методам. Впрочем, насилие уже шло лавиной, и к середине мая власти стали стягивать в Палестину войска. Были установлены блок-посты и комендантские часы. В виде пряника, британцы обещали ограничить въезд евреев. ВАК не удовлетворился, начались атаки на блок-посты и еврейские фермы, покушения и даже более того (бои в Яффо шли более недели, а из многих городов беззащитных ортодоксов пришлось вывезти вообще). В сельской местности появились отряды, - в основном, мелкие, но порой и более сотни бойцов. Горели еврейские сады и плантации, движение по трассам пришлось сделать охраняемым.

В свою очередь, не церемонились и англичане. Законодательная база у них была (законы "О коллективной ответственности и о наказаниях"), так что штрафовали и арестовывали целыми семьями, а то и деревнями. Еще более жестким наказанием считалось уничтожение домов (дом у тамошних арабов ценность семейная, строится веками и передается из поколения в поколение). А затем был принят еще и закон, вводящий смертную казнь за владение оружием без британского разрешения, вслед за чем появилась система военных судов, решение которых не могло быть обжаловано. После чего начали расстреливать. А также и вешать. К слову сказать, не только арабов. Шли на эшафот и евреи, хотя их в списке казненных намного меньше. Дело в том, что руководство ишува с самого начала охладило горячие головы молодежи (охотников "порвать дикарей на ветошь" имелось более, чем достаточно), объявив политику "сдержанности". Было решено вести себя тихо, послушно, драться только в случае необходимой самообороны и помогать англичанам всем, чем можно, тем самым доказав, с кем Лондону лучше иметь и на кого можно положиться. Совсем без эксцессов, конечно, не обошлось, "Хагана" и "Иргун" понюхали крови, но на общем фоне это было совершенно незаметно, и англичане были довольны, что хотя бы кто-то на территории ведет себя предсказуемо. Так что, на первом этапе событий стратегия ишува заключалась в активной самообороне, и даже воинственные "ревизионисты" из "Иргун", не подчинявшиеся Еврейскому Агентству, не особо спешили атаковать.

Что за событиями торчат уши ВАК, было понятно всем. Сам комитет, однако, все отрицал, заявляя, что все происходит стихийно, а он против всякого насилия, но чем дальше, тем больше у англичан появлялась информация о финансировании "стихийного народного гнева". И даже о поступлении, - разумеется, через пятые руки, - средств на борьбу из Италии и Германии, пресса которых весьма сочувственно отзывалась о "восстании арабских патриотов против лондонской плутократии" (вопрос о сионистах, правда, особо не поднимался). Ситуация грозила выйти из-под контроля, а затем, можно сказать, и вышла: на мандатной территории объявился правильно организованный военный отряд добровольцев из соседних стран во главе с кадровым сирийским офицером Фаузи Каукаджи, бравым воякой, имевшим фронтовой опыт. Целью его было превратить атаманщину в реальную войну, и все шансы на это у него были, поскольку наиболее видные курбаши сразу признали его главнокомандующим. В связи с этим, британцы вообще перестали стесняться в средствах, и вскоре стало ясно, что школьнику драться с отборной шпаной все-таки не под силу.

Повстанцы начали разбегаться. К тому же, долгая забастовка поставила арабское население на грань голода, и силы бунтовщиков понемногу иссякали. Просить пощады они, правда, считали ниже своего достоинства, но были и другие, красивые варианты, против которых ничего не имел и Лондон. 10 октября имам Йемена, эмир Трансиордании и король Саудовской Аравии направили лидерам ВАК письмо с призывом "довериться искренним и добрым намерениям нашего друга Великобритании, обещающей быть справедливой". Намек был прозрачен: в случае неподчинения, монархи могли закрыть краник помощи, но и приличия были вполне соблюдены, так что уже на следующий день ВАК официально обратился к "благородной арабской нации Палестины", предлагая дать комиссии, которая уже ехала из Лондона время во всем разобраться. Волнения, забастовки и стрельба прекратились, словно по мановению волшебной палочки, несколько никому не подчинявшихся "диких отрядов" были быстро уничтожены, а подразделение Каукаджи ушло в Трансиорданию, причем англичане, имея полную возможность обнулить гостей при переходе через Иордан, не в порядке жеста доброй воли не стали этого делать.

На британский арбитраж надеялись многие, тем паче, что глава комиссии, лорд Пиль считался порядочным человеком, знал регион и неплохо относился как к евреям, так и к арабам. Сумел он и показать характер: когда лидеры ВАК, щупая важного чиновника на прочность, объявили обязательным условием переговоров немедленное прекращение еврейской эмиграции, сэр Уильям, - опять же, в знак добрых намерений, - исхлопотал в министерстве временное сокращение квоты втрое, но заявил, что шантажу подчиняться не станет. И Амин Аль-Хусейни, муфтий Иерусалима и глава ВАК, дал задний ход. Консультации начались, и очень скоро стало ясно, что позиция еврейской стороны тактически куда более выигрышна. Если арабы твердо стояли на том, что евреям в Палестине не место вообще, а те, кто уже приехал, хрен с ними, пусть остаются, но в качестве национального меньшинства, лидеры ишува вели себя много тоньше. Они уже не стояли, как когда-то на том, что в еврейское должны входить все территории турецкой Палестины или хотя бы мандата, их, как они сообщили Пилю, вполне устроило бы пусть маленькое, но свое государство на землях, где евреи уже в большинстве. По сути, это была безусловная уловка, позволяющая ишуву создать о себе благоприятное мнение и выиграть инициативу в грядущем противостоянии. "Пусть маленькое, но наше государство на части земель, - писал в те дни Бен-Гурион, - это не конец, а начало… Нам все равно предстоит борьба, обладание территорией важно не только как таковое.. через него мы увеличим нашу силу, а любое увеличение нашей силы облегчает взятие под контроль страны в её целостности. Установление государства станет очень мощным рычагом в нашем историческом усилии, направленном на возврат большего". В общем, дураков не было, что и служило основанием для упрямства лидеров ВАК, но формально получалось так, что арабы к компромиссу не готовы, а евреи, наоборот, согласны на уступки, и это не могло не нравиться Лондону.

Когда отчет комиссии, в конце концов (7 июля 1937 года), появился, там четко констатировалось, что, "поскольку прочный мир и порядок невозможны в рамках единого государства, следует взять курс на создание двух отдельных государств". Карта прилагалась: евреям было предложено забрать примерно пятую часть мандатной территории, а их оппонентам - все прочее, после чего присоединиться к Трансиордании. Кое-какие стратегически вкусные клочки земли, а также города в еврейской части, где обитали и арабы (примерно четверть миллиона душ), предлагалось временно оставить под британским управлением, а затем "разменять население", отселив арабов в большое арабское государство, а с арабских территорий забрав всех евреев. Реакция заинтересованных сторон последовала сразу: лидеры ишува ответили мгновенным "да", ВАК столь же мгновенным "нет". Это резко противоречило объявленному лордом Уильямом принципу "разумной справедливости", однако никого не удивило: как и предупреждали знавшие местные нравы британские чиновники, было "бесполезно надеяться, что арабское население Галилеи когда либо примирится с подобным проектом… общее чувство таково, что они были преданы и что их заставят покинуть их землю и сгинуть в какой-то неизвестной пустыне". И дело было даже не в претензиях на тему "евреям отдали лучшие земли". Во-первых, земли были хотя и, в самом деле, лучшие, но сделали их таковыми евреи, осушив болота, а во-вторых, в таких ситуациях всем всегда кажется, что они в проигрыше. Все было куда тяжелее: сионисты уже полностью воспринимались, как чужаки, и на всю катушку работало коллективное подсознательное, диктующее принцип "или-или". Это, сами знаете, напрочь исключает всякие компромиссы. Даже если кому-то кажется, что дело можно решить полюбовно, а приемлемый для всех выход очевиден.

В итоге, с трудом достигнутое спокойствие оказалось всего лишь краткой передышкой, - в середине 1937 года начались покушения на английских чиновников, и все пошло по новой. ВАК, разумеется, после первого же выстрела заявил, что ни сном, ни духом и осудил "пагубное насилие", а сам муфтий призвал к спокойствию и сдержанности. Тем не менее, у англичан была информация о том, что лидеры арабов все же причастны к обострению, и когда она подтвердилась данными разведки, в октябре власти мандата объявили "национальные комитеты" всех уровней вне закона, сместили аль-Хусейни, который начал уже публично выступать в поддержку Гитлера, с поста главы ВМС. А затем и провели аресты, выслав ведущих арабских лидеров куда подальше. Сбежать (в Ливан) удалось, да и то, с немалым трудом, только муфтию, - и события потеряли всякое подобие порядка. Это были уже не беспорядки, а настоящая война. Если в городах еще сохранялось хоть какое-то подобие покоя, то сельская местность полыхала. Откуда ни возьмись, появились сперва десятки, а потом и сотни мелких (в среднем, в основном, по 10-15 бойцов, а общее число "активистов" историки определяют кто в 3 тысячи, а кто и в 8 тысяч) отрядов. Сражались они на свой страх и риск, а подчинялись только своим курбаши (все попытки муфтия, сидящего в Дамаске, как-то организовать единый центр восстания, провалились), и фактически все воевали со всеми. В такой ситуации, на "сдержанность" себя уже не оправдывала. "Хагана" получила приказ активизировать действия, после чего были созданы т.н. "полевые роты", подчинявшиеся, в отличие от отрядов самообороны, непосредственно Еврейскому Агентству и способные не только обороняться, но и атаковать. Появился и прототип спецназа, - "части особого назначения", - для оперативного реагирования на враждебные вылазки, а параллельно выполнявшие функции военной контрразведки; эти части подчинялись даже не Центру, а лично главе ишува, Давиду Бен-Гуриону.

Англичане обо всем этом, конечно, знали и не были рады (формально они вообще не признавали права "Хаганы" на существование), однако в конкретной ситуации были рады любой поддержке и на многое закрывали глаза. Более того, высока вероятность (хотя документов по сей день не найдено), что не без их помощи возник и еще один "спецназ", - "Воины Ночи", - созданный британским офицером Ордом Вингейтом, симпатизировавшим идеям сионизма. Как бы то ни было, руководство Еврейского Агентства координировало действия с властями и нареканий не вызывало. А вот "ревизионисты" из "Иргуна" вели себя совершенно иначе. Они давно уже стояли на низком старте, и когда обстановка взорвалась по-новой, бросились в бой, ни с кем не советуясь и едва ли не с восторгом. Причем, далеко не просто "в бой". Дело в том, что арабские бунтовщики были, мягко говоря, не ангелами и слабо придерживались Гаагских конвенций. Излюбленным их методом были засады на дорогах, стрельба по пассажирским автобусам и по окраинам кибуцев, убийства одиноких путников, вне зависимости от пола, возраста и наличия оружия, - и лидеры "Иргун" пришли к выводу, что действовать надо теми же методами.

Даже круче, потому что стрельбой на трассах дело не ограничилось: в ход, впервые за все время противостояния, пошли бомбы - по технологии македонских боевиков из ВМРО. На рынках, в кафе и так далее. Объяснение было простое и даже логичное: мы, дескать, взрываем гражданских арабов только в ответ на целенаправленные убийства гражданских евреев, и это была чистая правда - взрывы осуществлялись только, как "акции возмездия". И тем не менее, были шокированы все. Еврейское Агентство и большинство ишува резко осудило "терорристов", англичане, поймав нескольких, повесили их (я об этом уже поминал) на общих основаниях с арабскими убийцами. Но процесс уже пошел. Боевики-арабы, в свою очередь, быстро освоили науку изготовления динамита, а взаимная неприязнь сменилась ненавистью.

Тем временем, конфигурация конфликта становилась все причудливее. Евреи стояли на стороне англичан. Но на той же стороне оказались и многие арабские деревни, ополчения которых тоже дрались с повстанцами, быстро скатившимися к обычному криминалу (неизбежное следствие "атаманщины", очень похожей на украинскую периода Гражданской войны). Логикой событий эти ополчения поддерживали вполне дружеские контакты с еврейской самообороной. Еще более обостряло ситуацию традиционное противостояние кланов. Род Нашашиби не без оснований воспринял события, как стремление рода Аль-Хусейни вернуть себе влияние, утраченное после ухода турок, и тоже выступил в поддержку британских властей, создав собственные "отряды мира", - после чего "нейтральных" на территории не осталось, а тем, кто не хотел драться, пришлось бежать, куда глаза глядят. По подсчетам историков, достаточно критически относящихся к Израилю, типа Бени Морриса, из Палестины в это время уехало более 30 тысяч арабов, в основном, солидные горожане, которым было что терять, а в целом "сами повстанцы убили намного больше арабов, чем британские или еврейские силы".

Неудивительно, что и "отряды мира" действовали в тесном контакте с отрядами ишува, причем военное сотрудничество зашло так далеко, что в какой-то момент лидеры рода Нашашиби даже предложили Еврейскому Агентству, раздавив сторонников Аль-Хусейни (это было делом решенным), объединиться и совместными усилиями вытеснить из Палестины англичан, а затем создать общее "дружественное государство". Крупнейший палестинский историк, Хасан Канафани, полагает, что это предложение было сделано абсолютно серьезно и даже сожалеет о том, что сионисты его не приняли, однако они и не могли его принять: согласно символу их веры, им нужно было не общее государство, а пусть сильно меньшее, но зато свое. К тому же, несмотря на все мантры о "новом народе", еврейские поселенцы считали себя "частью просвещенной Европы в дебрях Азии" и не собрались порывать с Великобританией. В конечном итоге, к началу 1939 года совместными силами мятеж был в целом усмирен. Большинство повстанческих отрядов, выродившихся к тому времени в бандформирования, были уничтожены, остальные вытеснены за Иордан, и там частично перебиты, частично разоружены "Арабским Легионом" эмира Абдаллы, а к сентябрю все и вовсе сошло на нет.

Однако умолкло только оружие, и мало кто сомневался, что не навсегда. Формальное усмирение территории, по сути, не принесло Лондону покоя. Начиналась Большая Война, значение Суэцкого канала, и без того колоссальное, возрастало многократно, а симпатии местного населения по итогам событий были отнюдь не на стороне Лондона, - в первую очередь, из-за евреев (что британцы рано или поздно уйдут, лидеры арабов понимали, а вот насчет евреев все было иначе). По большому счету, в полной мере лояльными Великобритании оставались только тесно связанные с ней самые-самые высшие элиты, а вот народ помельче, от интеллектуалов до крестьян, симпатизировал немцам, которые англичан не боятся, а евреев, о чем знали все, гоняют, как сидоровых коз. Откровенно говоря, упрекнуть их за это сложно, - в конце концов, враг моего врага мой друг.

Такие настроения были и в Египте, и в Сирии, и в Ираке, где чуть позже, в 1941-м, даже пришли к власти сторонники нацистов, после чего случилась очень тяжелая война, обошедшаяся англичанам весьма дорого (кстати, активное участие в ней принял и Амин Аль-Хусейни, после поражения бежавший в Берлин). Причем, офицерский корпус сочувствовал немцам, не особенно симпатий и скрывая. Рисковать никому не хотелось. Следовательно, нужно было идти на уступки арабам, благо, евреям с подводной лодки все равно деться было некуда. Поэтому, смачно хлестнув кнутом, сэры и пэры извлекли из загашника пряник. Сперва, - еще в конце 1937, когда бунты были в самом разгаре, - заявив, что рекомендации комиссии Пиля, действительно, отдают евреям чересчур много земли, а затем, - почти год спустя, - предложив сионистам создать совсем крошечное, 60 на 11 квадратов, "государство".

От такого предложения наотрез отказались даже предельно сговорчивые лидеры ишува. Понять их можно: такая полянка просто не смогла бы принимать эмигрантов, а именно в собирании евреев заключался символ их веры. Британцы на отказ ответили, что в таком случае о разделе вообще речи быть не может по "ряду очень важных и серьезных причин". Что-то решать, тем не менее, было необходимо, и еще через год, в разгар "странной войны" (декабрь 1939) в Лондоне состоялся "всеобщий саммит" с участием всех сторон, задействованных в сюжете - арабских монархов, руководителей Еврейского Агентства и даже специально привезенных из мест ссылки лидеров ВАК (кроме муфтия Аль-Хусейни, однозначного врага Британии).

На эту конференцию возлагались немалые надежды, но увы. Хотя устроителями было сделано все для хоть сколько-то пристойного хода переговоров, прорыва не случилось: арабы вообще отказались говорить с евреями, так что общаться пришлось через посредников, но и общаться, в сущности, было не о чем. Обе стороны тупо стояли на своем. Сионисты через слово поминали Декларацию Бальфура, взывали к Лиге Наций и указывали, что уже и так многим поступились. Арабские же делегаты ни о чем не хотели слышать, пока не прекращен въезд евреев, не запрещена покупка евреями земли, а самой Палестине не предоставлена независимость, - об автономии речи уже не было, - причем, сразу, пока арабов еще большинство. Любые компромиссы отвергались. Встреча закончилась абсолютным нулем, - и в конце концов, правительству Его Величества пришлось подводить черту волевым методом, без согласований, на основе вышедшей еще 17 мая "Белой Книги".

Отмены Декларации Бальфура, конечно, не состоялось: бриттам, на случай чего (симпатии арабов, повторяю, к Гитлеру даже не скрывались), был необходим противовес, которому терять нечего. Но, по большому счету, арабская сторона получила максимум. Во-первых, фиксировалась "окончательная квота" - 75 тысяч на ближайшую пятилетку, после чего въезд евреев становился возможным только с согласия арабской общины, во-вторых, вводились жесточайшие ограничения на покупку Еврейским Агентством земли, и наконец, называлась окончательная дата предоставления территории независимости - через 10 лет. Однако, арабы отвергли и этот вариант, назвав его "недостойным и невозможным компромиссом". О сионистах и говорить нечего: они официально объявили документ филькиной грамотой, не имеющей юридической силы, поскольку условия мандата могли быть изменены только решением Совета Лиги Наций, а эта инстанция утверждать "Белую Книгу" отказалась.

В общем, тупик остался тупиком. Если что и прояснилось окончательно, так только, что в ближайшее время очередного мятежа не будет. Арабы сознавали, - и пример Ирака, который чуть позже просто растерли в глину, подвердил это, - что время военное, и ежели что, расправятся с ними беспощадно. Но точно так же было ясно и то, что развязка рано или поздно наступит и будет крайне далека как от гуманизма, так и прочих общечеловеческих ценностей. Причем, взаимно...


=ПРАЗДНИКИ =НА ГЛАВНУЮ=ТРАДИЦИИ =ИСТОРИЯ =ХОЛОКОСТ=ИЗРАНЕТ =НОВОСТИ =СИОНИЗМ =