Моше Даян

ЖИТЬ С БИБЛИЕЙ

ЖДУ ВАШИХ ПИСЕМ

= ПРАЗДНИКИ = НА ГЛАВНУЮ = ТРАДИЦИИ = ИСТОРИЯ = ХОЛОКОСТ = ИЗРАНЕТ = НОВОСТИ = СИОНИЗМ = ОГЛАВЛЕНИЕ =

 

ЗАКОНОДАТЕЛЬ

Величие Моисея заключалось не только в том, что он вывел сьюов Израиля из египетского плена. Прежде всего, он был законодателем, который дал народу Тору, Тору, до сих пор носящую его имя. Не сразу и не без противодействия приняли сыны Израиля Тору. Изваяние золотого тельца свидетельствует о том, что поколение пустыни, поколение рабов, еще не все было достойно Торы. Когда Моисей сошел с горы Синай и увидел изваяние тельца, он бросил в гневе скрижали Завета, которые держал в руках, истер в прах золотого тельца и был вынужден навести порядок среди необузданного народа. Он встал у ворот стана и сказал: 'Кто за Господа - ко мне!' - и приказал сыновьям Леви, собравшимся вокруг него, умертвить грешников. И сыны Леви убили три тысячи человек. Господь тоже покарал народ и навел на него чуму. Наконец, Моисей вернулся на гору Синай, снова пробыл на ней сорок дней и сорок ночей, снова исписал две скрижали и сошел с ними к сынам Израиля. И когда он на этот раз сошел с горы с двумя скрижалями Откровения в руках своих, увидели все сыны Израиля, что от лика его исходило сияние.

x x x

Для меня Давид Бен-Гурион был Моисеем нашего времени, времени возрождения еврейского народа и возвращения его на свою землю. Подобно Моисею, Бен-Гурион поставил перед народом Израиля двойную задачу: вернуться на родину и быть 'избранным народом'.

Подобно Моисею, Бен-Гурион был неповторимой личностью, он возвышался над своими соратниками, обладал даром провидения и неуклонно следовал своим путем. Он тоже безраздельно отдался служению своему народу, никогда не делая ему уступок. Он никогда не потакал его слабостям, никогда не поступался своими принципами. 'Я не знаю, чего хочет народ, - однажды сказал он мне, - но думаю, что я знаю, что полезно для него'. Правление Бен-Гуриона, так же как правление Моисея, сопровождалось частыми столкновениями с народом. Народ признавал его выдающиеся качества руководителя, восхищался им, принимал его политический курс, но он также 'роптал' и 'ворчал', обвиняя его: 'Кто поставил тебя начальником и судьей над нами?' И наконец также обратился к золотому тельцу.

Я был знаком с Бен-Гурионом с дней своей молодости, но особенно мы сблизились после 1952 года, когда я был назначен начальником генерального штаба израильской армии. Он был тогда премьер-министром и министром обороны, и моя деятельность под его руководством выходила за рамки чисто военных вопросов. В этот период, в 50-х годах, молодое государство Израиль делало свои первые шаги, и Бен-Гурион уделял особое внимание двум проблемам.

Первой была массовая алия. Сотни тысяч евреев, главным образом из стран Ислама - Северной Африки, Йемена, Ирака, Сирии и Ливана - были готовы переселиться в Израиль. Мы должны были помочь им покинуть страны их жительства и интегрировать их в Израиле, обеспечив жильем и работой.

Вторая задача состояла в заселении страны, в особенности пустующих мест. В период Войны за Независимость сотни тысяч арабов покинули свои поселения. В центральных и южных районах страны многие арабские деревни совершенно обезлюдели. Глиняные лачуги этих беженцев обваливались, колодцы заносило песком, поля зарастали сорняком. Никто не убирал перезревших фиг и винограда, и полчища ос кишели во фруктовых садах. 'Если мы не одолеем разруху, разруха одолеет нас', - говорил Бен-Гурион. Он не считал, что побуждать народ делать необходимое следовало только административными мерами. Правительство могло принимать решения, но этого было недостаточно. Народ, в особенности молодежь, должен был добровольно заняться выполнением стоящих перед ним задач. Война за Независимость окончилась, и молодежь должна была оставить свои дома в городах и даже в старых киббуцах и мошавах и создать поселения в Негеве и в районах, прежде заселенных арабами.

10 июня 1954 года Бен-Гурион выступил с речью перед учениками старших классов, которые собрались в амфитеатре Шейх-Мунис, в северном Тель-Авиве. На слет съехалось 8000 учеников и учителей со всех концов страны. В своем выступлении Бен-Гурион объяснил им, что заселение Негева является национальной задачей высшего порядка, и указал на опасности политического и оборонного характера, которые ожидают Израиль, если эта задача не будет выполнена в кратчайший срок. Усилится давление арабских беженцев, требующих предоставления им права вернуться на свои земли. Участятся налеты террористов, организуемые арабскими государствами. Великие державы потребуют от нас возврата территорий, занятых нами в ходе Войны за Независимость. Обращаясь к молодым людям, присутствовавшим на этом слете, он сказал, что придется выбирать между служением идее и карьерой, между посвящением жизни выполнению национальных задач и личными интересами.

Он окончил речь словами, полными воодушевления:

'Если наша молодежь скажет: 'Да, мы пойдем!' - еврейская история отзовется так: 'Вы можете достигнуть цели, и вы достигнете ее'.

Но еврейской истории в тот день пришлось безмолвствовать. Выпускники школ остались безучастными к его словам. Они не испытывали желания решать национальные задачи. Они не только не отозвались на призыв Бен-Гуриона, они даже слушали его не слишком внимательно. Сердце разрывалось при виде Бен-Гуриона. Седую гриву его ворошил ветер, дувший с моря, глаза метали молнии, он пытался вдохнуть в слушателей пламя своей веры. Но большая часть юношей и девушек оставалась равнодушной. Они пересмеивались и поглядывали на часы, с нетерпением ожидая минуты, когда все кончится и они смогут разойтись по домам.

На следующий день Бен-Гурион отправился на другой слет, созванный с той же целью. Это был слет мошавников и он состоялся в Нахалале. Настроение Бен-Гуриона было скверным после слета в Шейх-Мунисе. К тому же ему нездоровилось, в это время он лежал в больнице 'Тель-ха-Шомер', но настоял на том, чтобы его отпустили. Я пришел в больницу навестить его и убеждал не ехать в Нахалал. Я сам собирался присутствовать на конференции и заверил его, что сделаю все, что в моих силах, чтобы побудить молодых мошавников переехать жить в Негев. Но Бен-Гурион остался глух ко всем этим уговорам. 'Для такого дела, - заявил он, - я совершенно здоров'. Его тяготило предчувствие, что мошавники тоже разочаруют его.

Слет в Нахалале происходил в клубе. Это было довольно вместительное, хотя и унылое здание. Штукатурка на стенах обсыпалась и обнажился цемент, сидели на твердых деревянных скамьях. Бен-Гурион поднялся на трибуну, опираясь на палку. Вступительное слово его было лаконичным и емким. В Негеве созданы десятки новых поселений, и поселенцы - новые иммигранты, в большинстве своем - выходцы из стран Северной Африки. У них нет ни малейшего представления о земледельческом труде, и они никогда не служили в армии. Молодые мошавники, опытные земледельцы и обученные солдаты, должны оставить свои крепкие, благополучные хозяйства в Изреэльской и Шаронской долинах, в Нахалале и в Кфар-Виткине и переехать в эти новые поселения. Они должны научить новых иммигрантов, как работать на земле, как создать органы местного самоуправления, как наладить оборону против нападений арабских террористов. Молодые женщины из благоустроенных мошавов тоже должны переехать в эти новые поселения и стать учительницами в местных школах и сестрами милосердия в местных больницах.

Слет продолжался два дня, он начался в пятницу и окончился в субботу вечером. Бен-Гурион присутствовал на нем все время, не пропуская ни слова из того, что говорили участники прений, молодые и старые. Временами он, казалось, отключался от происходящего в зале и погружался в свои мысли. Так сидел он, нахмурив брови, наморщив лоб, выдвинув вперед подбородок, твердо сжав губы. Я не знал, о чем он думал, но выражение его лица свидетельствовало о железной верности своему решению. Он знал, чего хотел, и был уверен в правильности своего пути.

Слет в Нахалале был не таким, как слет в Шейх-Мунисе. Хотя на плечах молодежи лежало бремя ведения хозяйства, молодые мошавники решили отправиться в Негев и помочь новым иммигрантам. Многие объявили, что они продадут своих коров и кур, которые требовали тщательного ухода, чтобы родители могли обойтись в их отсутствие без их помощи. К мошавникам присоединились некоторые молодые киббуцники. Вначале в Негев отправилась группа из шестидесяти добровольцев, но вскоре их число достигло 290.

С заключительным словом выступил Бен-Гурион. На этот раз он выглядел бодрым и даже не опирался о палку. Говорил он спокойно, но речь его была острой и в голосе звучал металл. Каждая фраза звучала, словно удар молота по камню. Клуб был переполнен, ибо в субботу в Нахалал съехались юноши и девушки со всех концов страны. Глаза всех были устремлены на Бен-Гуриона. Воздух был заряжен электричеством. Наконец, Бен-Гурион окончил свое выступление словами: 'Поистине, здесь присутствует Бог'.

x x x

Среди мошавников, которые отправились в Негев, была Варда Фридман, девушка из селения Кфар-Виткин. Она стала инструктором в поселении новых иммигрантов Паттиш, расположенном на полпути между Газой и Беер-Шевой. В марте 1955 года, через три месяца после переезда Варды в Паттиш, состоялась свадьба молодого иммигранта по имени Шмуэль Калини. Семья жениха и совет поселения согласились с предложением Варды превратить это событие в общее торжество. 'Людям это нужно', - сказала Варда. 'Время от времени надо дать себе разрядку, отключиться от нудной повседневности, устроить иллюминацию, петь, танцевать, веселиться'.

В субботу, в разгар веселья, банда арабских террористов из Газы проникла на нашу территорию и ворвалась в Паттиш. Террористы открыли огонь из автоматов и бросили в толпу гранаты. Двадцать два человека были ранены, одна женщина - это была Варда Фридман - убита. Раненые со временем выздоровели и вернулись в свои дома в Паттише. Тело Варды перевезли в Кфар-Виткин - поселение, где она родилась, - и похоронили.

В те годы я был начальником генерального штаба. Бен-Гурион вызвал меня на экстренное совещание. По его мнению, мы должны были изгнать египтян из Газы, то есть овладеть полосой Газы и поставить ее под контроль Израиля.

Его слова поразили меня. Мы часто обсуждали эту проблему, и он занимал последовательную и твердую позицию по этому вопросу. Он полагал, что, несмотря на акты террора, осуществляемые фидаийунами, приходившими из Газы, Израилю не следует занимать эту территорию. На ней проживает около трехсот тысяч обозленных и ненавидящих нас арабских беженцев, и такое территориальное приращение не сулит Израилю ничего доброго. Лучше, чтобы полоса Газы вместе с ее населением оставалась за пределами Израиля.

На этот раз, однако, Бен-Гурион оценивал положение иначе. Он объяснил мне, что, хотя все прежние соображения остаются в силе, они перевешиваются простым фактором: в Негеве селятся евреи, выходцы из стран Северной Африки, молодежь оставляет свои налаженные хозяйства на севере страны и осуществляет свою пионерскую задачу помощи новым поселенцам, государство делает свои первые шаги. Каковы бы ни были последствия введения израильских войск в Газу для отдаленного будущего, утверждал Бен-Гурион, теперь надо во что бы то ни стало оградить молодые поселения от террора, помочь их жителям пустить корни, вселить в них веру в нашу силу, изгнать египтян из Газы, чтобы репатрианты могли обосноваться на новом месте.

Правительство не приняло предложения Бен-Гуриона (премьер-министром в тот период был Моше Шарет, а Бен-Гурион - министром обороны). Я тоже выступал против. Я исходил из военных соображений, члены правительства - из политических. Каждый рассматривал эту проблему под своим углом зрения. Но Бен-Гурион игнорировал все эти соображения как второстепенные. Всем своим сердцем он был с новыми репатриантами, осуществлявшими пионерскую задачу освоения Негева. Он был их рупором, вождем народа, Моисеем нашего времени.

x x x

На протяжении многих столетий, начиная с римского периода, бытовало предание, в особенности среди христиан, что Джебел-Муса (Гора Моисея) и есть библейская гора Синай. У ее подножья стоит монастырь святой Екатерины (Санта Катарина). Он веками был центром притяжения для паломников. Караваны купцов и путники тоже останавливались здесь, чтобы помолиться.

До горы Синай можно добраться с двух сторон:

с востока, дорогой, ведущей из Дахава, что у Эйлатского залива, и с запада, дорогой, которая начинается у Абу-Родейса у Суэцкого залива. Дорога с запада проходит через Вади Файран, где находится крупнейший оазис полуострова - оазис Файран. В этом месте имеется обилие воды, тысячи финиковых пальм и обширные участки зелени. Эта дорога считалась главной дорогой, ведущей к горе Синай.

С севера, из Египта, путь в Вади Файран пролегает через Вади Мухатаб (Долина Письмен). Оно было названо так потому, что вдоль дороги на скалах высечено множество надписей. Тысячи рисунков и письмен, по большей части на набатейском языке, относятся к I и II столетиям н. э. Позднейшие надписи сделаны на греческом, латинском и арабском языках. Рисунки примитивны, они изображают караваны: верблюдов, ослов, пеших странников, а также диких животных. Большинство надписей стандартны. В них приводится имя писавшего и просьба о том, чтобы небесные силы не забывали о нем.

Ученые, занимавшиеся расшифровкой надписей, были разочарованы. К их величайшему смущению, они явно не содержали ничего, что могло бы привести к сенсационным открытиям. Я не исследователь, и мои собственные попытки прочесть их оказались малоуспешными. Тем не менее, это занятие представляло для меня огромный интерес, ибо я видел за этими надписями тех, кто их высекал, - пастухов, паломников, купцов и наемников, сопровождавших караваны. В часы отдыха, когда путники делали привал, чтобы перевести дух, кто-нибудь из них уединялся и шел просить Всевышнего о защите. Если это был юноша, он снимал свои сандалии и карабкался на высокую скалу, возвышавшуюся над дорогой.

Путешественники в преклонных летах делали свои надписи в местах, лежащих ближе к караванному пути. Дорога была долгой и опасной, и путника подстерегали многочисленные испытания, исходящие как от ближних, так и от сил природы. Поэтому вполне естественным было желание вознести молитву, выдолбить на нубийском песчанике обращение к божеству. Каждый на своем наречии просил своего бога ниспослать милость и помощь имяреку, сыну имярека, благословенна память его. И не только слова, но и изображения животных - верблюдов, ослов, коз и горных козлов - все это должно было оставить след и вселить уверенность в просителя. Как талисманы, носимые на шее или в виде перстней на пальцах. Всякому, кто странствует по пустыне, нужна милость небес.

В саду моего дома в Цахале также стоит каменная глыба с набатейскими надписями. Она была найдена в Долине Письмен. Ее доставил мне уже после того, как я ушел из министерства обороны, молодой человек, который был занят на дорожном строительстве в Синае. По его словам, он заметил глыбу, когда бульдозеры прокладывали дорогу в горах и сбрасывали породу в сторону. 'Я сразу же понял, - сказал молодой человек, - что это египетская надпись, и решил привезти камень вам, когда поеду на своем грузовике в Герцлию'.

Я горячо поблагодарил его и обещал не упоминать его имени, чтобы у него не было неприятностей с его работодателем. Он сказал, что подрядчик не любит, чтобы его люди впутывались в такие дела. Если им попадаются древности, они должны немедленно уничтожить их, ибо в противном случае приезжают чиновники, приостанавливают все работы, и тогда хлопот не оберешься.

С помощью рычага мы сняли глыбу с грузовика. За чашкой кофе я спросил молодого человека, соблюдая осторожность, чтобы не обидеть его, почему он считает, что надпись египетская. 'Да разве вы не видите, что это иероглифы? - ответил он. - Все перепутано, не поймешь, где верх, где низ. Одни каракули. Как есть иероглифы'.

Я не могу часто бывать в Синае. Но глыба нубийского песчаника с высеченными на ней надписями стоит против окна моего дома. Зимой она впитывает влагу и темнеет. Летом она снова светлеет, и песчаные зерна сверкают на солнце. Каракули и грубые рисунки, которыми испещрена ее поверхность, не портят ее. И они, и сама глыба - неотъемлемая часть Синая.


= ПРАЗДНИКИ = НА ГЛАВНУЮ = ТРАДИЦИИ = ИСТОРИЯ = ХОЛОКОСТ = ИЗРАНЕТ = НОВОСТИ = СИОНИЗМ = ОГЛАВЛЕНИЕ =