И.Вейнберг

Введение в ТАНАХ

ЖДУ ВАШИХ ПИСЕМ!

= ГЛАВНАЯ =ТРАДИЦИИ =ИСТОРИЯ =ХОЛОКОСТ =ИЗРАНЕТ =НОВОСТИ =УРОКИ=

Глава VI. ПЯТИКНИЖИЕ КАК ЦЕЛЬНОСТЬ: ЧЕРЕЗ ИСПЫТАНИЯ К СВЕРШЕНИЮ

Б. "Акт" первый: становление человека и человечества

Одна из труднообъяснимых загадок Пятикнижия - это наличие в нем двух сущностно различных описаний божественного сотворения человека - утверждения о богосотворенности и богоподобии человека в "прологе" (Быт. 1:26-27) и признание

"И создал Йахве Элохим человека из праха ('афар) земли и вдохнул в ноздри его дыхание жизни, и стал человек душой (нефеш) живой" (Быт.2:7),

которым открывается первый "акт".

В обеих версиях сотворенный Богом первочеловек назван Адамом ('адам). Это название очевидно восходит к существительному 'адама ("почва, пахота; земельная собственность; подземный мир") и к прилагательному 'адом - 'адмони ("красный, красно-коричневый, красноватый"). Такая этимология указывает на архаичность и первичность версии о сотворении человека из "праха земли". Само слово 'адом употребляется в Танахе, в Пятикнижии, да и в самом рассказе о сотворении человека в трех значениях: как имя собственное первочеловека:

"Это книга родословия Адама в день, когда Элохим сотворил Адама..." (Быт. 5:1),

как имя нарицательное со значением

"человек вообще, как таковой, люди",

например:

"И сотворил Элохим человека (га'адам)..." (Быт. 1:27) и как

"совокупность людей, человечество",

например в описании Потопа, когда

"погибла всякая плоть, передвигающаяся по земле, и птицы, и скот, и звери, и все пресмыкающиеся, которые ползают по земле, и все люди (векол га'адам)" (Быт.7:21).

Такая многозначность слова 'адом - от обозначения индивидуально-конкретного до обобщенно-общечеловеческого -содействовала сохранению составителем (составителями) Пятикнижия обеих столь различных версий сотворения человека. Помещенные в разных местах текста, они дополняют друг друга и вместе отражают представление составителя о происхождении человека.

В "прологе" в полном соответствии с его задачей обозначать основные линии развития содержания и цель дальнейших действий, богосотворенный и богоподобный человек предстает законченным и совершенным, таким, каким он должен стать (и станет) в ходе дальнейшего развития.

Версия о сотворении человека из "праха земли" в "первом акте" оставляет творение человека незаконченным, незавершенным, хотя бы потому, что сотворен лишь мужчина.

Таким образом, создается возможность и необходимость для становления и завершения сотворенного человека. Признанием двойственности сотворенного человека из "праха земного" и из "дыхания жизни", дарованного Богом, создаются предпосылки для понимания и изображения всего дальнейшего пути человека как борения между этими противоположными началами в нем - земным, низменным и божественным, возвышенным. Это, в свою очередь, придает человеку определенное отличие от Бога и усиливает для него возможность также быть субъектом действия, действующим партнером Бога.

Сотворенный из "праха земли", Адам представляет собой не только первочеловека, но главным образом предчеловека, т.е. человека потенциального, которому, чтобы стать действительным, истинным человеком, предстоит пройти сложный путь становления через испытания в Саду Эден. Там осуществляется первый шаг на пути превращения в подлинного человека - рядом с человеком-мужчиной появляется человек-женщина.

Только как двуединство человек обретает истинное бытие, или, как сказано в Пятикнижии:

"Поэтому покинет мужчина отца своего и мать свою и прилепится к женщине своей, и будут они плотью единой" (Быт. 2:24).

Вторым шагом к превращению предчеловека в настоящего человека выступает необходимость и способность делать выбор, принимать решение и отвечать за него. Эта необходимость впервые возникает пред человеком, мужчиной и женщиной, в Саду Эден. Там среди множества предоставленных Богом первочеловеку для пропитания деревьев есть

"и древо жизни в середине сада, и древо познания добра и зла" (Быт. 2:9),

плодами которых первочеловеку запрещено пользоваться,

"ибо в тот день, когда ты [первочеловек] вкусишь от него, ты смертью умрешь" (Быт. 2:17).

В основе этого представления-образа лежит архаичная мифологема (т.е. стабильное мифологическое представление) о мировом дереве как вертикально-горизонтальной оси, как центре Вселенной.

Но если в древних ближневосточных мифологиях мировое дерево выполняет лишь космологическую, мироупорядочиваюшую функцию, то в рассказе о Саде Эден "древо жизни" и особенно "древо познания добра и зла" выступает тем пробным камнем, средством испытания, которое предчеловек должен преодолеть, чтобы стать человеком действительным.

Предлюди "были оба наги, человек и его женщина, и не стыдились" (Быт. 2:25).

По-видимому, речь идет не только о наготе физической, но также об отсутствии ощущения своей наготы. Поэтому предлюди своими силами не в состоянии были вырваться из наготы, из состояния предчеловечности. Необходим был внешний толчок, и эту роль берет на себя змей, который "был хитрее всех диких зверей, каких создал Йахве Элохим" (Быт. 3:1).

Во всем древнем мире змея из-за своего ежегодного сбрасывания шкуры и из-за обитания под землей и на земле, в воде и на деревьях ассоциировалась с жизнью и смертью, воспринималась как воплощение хитрости и изворотливости. Образ змея известен в йахвизме и его культе (Числа 21:6; 2 Цар. 18:4 и др.).

В рассказе о драме в Саду Эден особенно подчеркивается сотворенность змея Богом, вследствие чего он предстает не как сила, противостоящая Богу, а скорее как посланец Бога, как некто, действующий с ведома и по поручению Бога. Поэтому происшествия в Саду Эден происходили не вопреки божественной воле, а во исполнение ее.

А происходило там следующее: змей обращается к первоженщине и внушает ей, что если она и первомужчина поедят плодов с "дерева познания добра и зла", то вопреки божественному предупреждению

"смертью вы не умрете. Ибо знает Элохим, что в день, когда вы вкусите от него [от дерева], откроются ваши глаза, и станете вы как Элохим, - знающими добро и зло" (Быт. 3:4-5).

Почему змей и составитель (составители) Пятикнижия выбрали первоженщину, а не первомужчину в качестве объекта искушения? Современная феминистская интерпретация Танаха (есть и такая!) видит в этом проявление дискриминации женщины в Танахе, в котором преобладает мужское начало.

Скорее верно другое объяснение: как раз в этом эпизоде проявляется широко распространенное в Танахе признание значительной роли женщины, ее активности, инициативности. Ведь в повествовании о Саде Эден искушение первоженщины воспринято и изображено не как отрицательное явление, а наоборот, как явление позитивное по своим конечным результатам.

В христианской теологии ("К римлянам" 5:12 и ел.) происходившее в Саду Эден воспринимается как "грехопадение", как "первородный грех". Однако такое истолкование чуждо тексту Пятикнижия, где речь идет не о грехе или грехопадении. Там нет даже столь распространенного в Танахе, в Пятикнижии глагола хт' ("грешить, быть виноватым"), нет существительных хепг', хатта 'а ("проступок, грех") и хатта' ("грешник, грешный, виноватый"), а подчеркивается совсем другое:

"И открылись глаза обоих и узнали они, что наги, и сшили они листья смоковницы и сделали опоясания себе" (Быт. 3:7).

Создатель (создатели) Пятикнижия воспринимает происходившее в Саду Эден не как грехопадение, а, напротив, как следующий шаг в превращении перволюдей в людей настоящих, когда у них появляется чувство стыда, зарождаются способности различать между дурным - быть нагими, и хорошим - быть одетыми. Это отдаляло и отделяло их от животного мира, приближало к началу божественному:

"И сказал Йахве Элохим: вот стал человек как один из нас, зная добро и зло, и теперь как бы не простер он руки своей и не взял также от дерева жизни и не вкусил бы [плод], и не стал бы жить вечно" (Быт. 3:22).

Удивительные слова! Они дают ключ к пониманию драмы в Саду Эден, показывают всю сложность и напряженность отношения "Бог-человек, человек-Бог" в Танахе, в йахвизме-иудаизме. С одной стороны, происходящее в Саду Эден превращение предчеловека в настоящего человека, который перестает быть только объектом божественного действия, но становится также субъектом собственного, человеческого действия, происходит по воле и с согласия Бога. Но с другой стороны, Бог все же опасается, как бы это "очеловечивание" человека, развитие у него способности к самостоятельному действию не породило в нем стремления чрезмерно приблизиться к Богу, желания уподобиться Ему.

В Саду Эден перволюди не сравнялись с Богом, а обрели те свойства, которые сделали их действительными людьми. Именно такими, истинно человеческими свойствами (помимо и вдобавок к чувству стыда) наделил их Бог, объявив женщине:

.. .преумножу Я родовые муки твои,

в муках ты будешь рожать сыновей.

К мужу твоему будет твое влечение,

и он будет властвовать над тобой (Быт. 3:16).

Мужчине было сказано:

"В поте лица будешь ты есть хлеб", а обоим вместе:

.. .доколе в землю не возвратишься,

ибо из нее ты взят,

ибо прах ты и во прах возвратишься (Быт. 3:19).

В Саду Эден первочеловек впервые был обозначен именем собственным Адам (Быт. 3:17; 21), и Адам

"нарек свою женщину именем Хавва ["Жизнь"], ибо она стала матерью всего живущего" (Быт. 3:20).

Если вспомнить, что в глазах древнего человека, в том числе человека Танаха, наречение именем всегда означает завершение, служит признаком завершенности процесса созидания, то имена собственные Адам и Хавва явятся дополнительными и убедительными доказательствами тому, что в Саду Эден действительно происходил и завершился процесс превращения предчеловека в человека действительного.

Как заявил, вспоминая пережитое в юности, лауреат Нобелевской премии Э. Канетти в своем автобиографическом романе "Спасенный язык":

"Действительно, я, словно первочеловек, только благодаря изгнанию из Рая (имеются в виду годы, проведенные в Цюрихе) стал человеком".

Рассказ о Саде Эден заканчивается сообщением:

"И изгнал Иахве Элохим его [человека] из Сада Эден, чтобы он возделывал землю, из которой он был взят. И прогнал Он человека и поставил к востоку от Сада Эден керубов и пламя вращающегося меча, дабы охранять дорогу к дереву жизни" (Быт. 3:23-24).

Но признавал ли составитель (составители) Пятикнижия изгнание человека из Сада Эден окончательным и необратимым или считал возможным, что тот когда-нибудь возвратится туда?

Обозначения "Эден", "Сад Эден" и "деревья Эдена" упоминаются в Танахе (за пределами Пятикнижия) еще 8 раз:

в речениях пророков Йехезкеела (28:13; 31:9,16,18; 36:35),

Второ-Йешайаху (51:3)

и Йоэла (2:3).

У Йехезкеела и Йоэла Сад Эден упоминается лишь как память о далеком прошлом и как метафора для выражения утраченного былого блаженства.

Но у Второ-Йешайаху Сад Эден обретает также обращенность в будущее:

"Ибо Йахве утешит Цийон, утешит все развалины его и сделает пустыни его - как Эден, степи его - как сад Йахве, радость и веселие будут в нем, благодарение и звуки песен".

Вполне возможно, что эти слова пророка послужили отправной точкой для христианского представления об утраченном, но по истечении времени обретаемом Рае и для позднего иудаистского представления о двух Садах Эден -земном в прошлом и небесном для праведников в настоящем и будущем. Но для составителя (составителей) Пятикнижия Сад Эден пребывал только в прошлом и был закрыт для реального человека, который, вкусив от "дерева познания добра и зла", познал и то, и другое, их противостояние и взаимосвязанность, проявившиеся в первом убийстве человека человеком.

"И познал человек жену свою Хавву, и понесла она и родила" близнецов Кайина и Хевела. Хевел стал пасти овец, а Каййин - возделывать землю" (Быт. 4:1 и ел.).

Тем самым воплотились в жизнь некоторые из предназначений истинному человеку: подчинение жены мужу, рождение в муках и труд. Вместе с превращением предчеловека, объекта божественного действия, в настоящего человека, способного быть также субъектом действия, зародилось и стало явью отношение "Бог - человек, человек - Бог". Первым его проявлением стало первое жертвоприношение Богу, когда Кайин принес плоды земли, а Хевел - первородных овец. Но Бог принял приношение Хевела и отверг приношение Кайина, и

"очень обидно стало Кайину, и потемнело лицо его... И вот когда они были в поле, набросился Кайин на Хевела, брата своего, и убил его" (Быт. 4:5 и ел.).

В этом рассказе не трудно заметить следы одной из архаичных и широко распространенных во всем мире мифологем о братьях/сестрах близнецах - соперниках и врагах. Если в мифе близнецы-враги, как правило, боги, то в Пятикнижии они люди, рожденные от людей и занятые только людскими делами. В рассказе Пятикнижия герои и конфликт между ними перенесены из сферы космической, сакральной в сферу земную, человеческую.

Если в мифе вражда между близнецами предопределена их изначальной качественной противоположностью, то в рассказе Пятикнижия Кайин и Хевел до конфликта лишены качественных различий, они не хороши и не плохи, не светлы и не темны. Лишь "спровоцированный" Богом конфликт между ними наделяет их этими качественными, моральными различиями между жертвой, хорошим Хевелом и убийцей, плохим Кайином, различиями, которые станут неотъемлемыми чертами реального человека, постоянными спутниками его жизни и действий. Поэтому вся повесть о Кайине и Хевеле - это рассказ о дальнейшем очеловечивании человека через испытания.

В этом сюжете привлекает внимание одна любопытная социокультурная деталь: на всем древнем Ближнем Востоке земледелец, как правило, предстает мирным и смирным человеком, тогда как пастух изображается воинственным и агрессивным. В рассказе Пятикнижия все наоборот - убийство совершает земледелец Кайин, а жертвой становится пастух Хевел. Очевидно, первоначальное "место в жизни" этого рассказа было в пастушеской среде. Однако для слушателей/читателей Пятикнижия, в большинстве своем горожан - ремесленников и торговцев, и селян - крестьян, земледельцев, такое непривычное распределение добра и зла могло служить напоминанием и предупреждением, что добро и зло присутствует в каждом человеке:

"Ведь если ты [Кайин] поступишь хорошо, то будешь вознесен, а если не поступишь хорошо, то ведь у двери [твоей] грех лежит и тебя он жаждет, и ты будешь владеть им" (Быт. 4:7).

В этих словах суть всего повествования и ключ к его пониманию. В них впервые в Пятикнижии, в Танахе, появляется понятие "грех", которое станет в религиозно-этическом лексиконе йахвизма одним из ключевых слов для обозначения нарушения человеком отношения "Бог - человек, человек - Бог" и отношения "человек - человек". Самое главное в этом речении - признание того, что у человека есть влечение к греху, однако он способен властвовать над ним, не совершать его. Следовательно, от самого человека зависит выбор грешить или не грешить, и это еще один важнейший шаг на пути очеловечивания человека.

Кайин оказался не способен совладать с чувством зависти и обиды, с грехом. Кайин убивает Хевела, пытается скрыть совершённое преступление и на вопрос Бога, где Хевел, произносит одиозные слова:

"Не знаю, разве я страж брату своему?" (Быт. 4:5).

В наборе свойств и качеств действительного человека появляется еще одно - способность совершать грех в таких особо тяжких его проявлениях, как братоубийство и обман, ложь. Грех наказуем, и наказанием завершается рассказ о проникновении греховности в жизнь подлинного человека. Наказаний два, и оба не ограничиваются Кайином, а обретают общечеловеческую значимость:

первое -

"скитальцем и странником будешь на земле" (Быт. 4:12)

и второе -

"и пометил Йахве Кайина метой, чтобы не убил его [всякий] встречный" (Быт. 4:15),

т.е. чтобы избежать неудержимой и непрерывной мести как источника дальнейшего братоубийства.

Составитель (составители) Пятикнижия, как и абсолютное большинство людей и мыслителей древности, включая также античных философов, были убежденными сторонниками моногенетизма, т.е. считали, что любое множество образуется из единичности. Кайин и Хевел представляют собой первый шаг на пути превращения единичного - перволюдей Адама и Хаввы в множество, в человечество.

Этот путь продолжают потомки Адама, рассказ о которых, точнее, генеалогия Адамитов (Быт. 4:17-5:32) вводит в драму становления человека (теперь уже в основном человечества) новую тему - "культурный герой". Она широко распространена в древности и представляет собой повествование о богах, полубогах и героях, создававших важнейшие достижения цивилизации: земледелие и животноводство, ремесла и города, государство, закон, грамоту и т.д. Рассказ в Пятикнижии по своим жанровым особенностям и содержанию является типичным повествованием о "культурных героях".

Сын Кайина Ханох возводит первый город, другой потомок Кайина Йавал "был предком всех живущих в шатрах и пасущих скот", его брат Йувал -

"предком всех играющих на арфе и свирели",

а Тувал-Кайин

"выковывал всякие орудия из бронзы и железа" (Быт. 4:17 и ел.).

Но все эти совершившие столько добрых дел герои были потомками Кайина и, следовательно, отмечены "печатью Кайина". Это, видимо, порождало у составителя (составителей) Пятикнижия определенное ощущение дискомфорта из-за несоответствия между "дурной наследственностью" потомков Кайина и их благими делами.

Кроме того, если признать, что все дальнейшее человечество будет состоять только из потомков Кайина, то оно, включая "мы", будет отмечено его знаком. Поэтому составитель (составители) Пятикнижия обрывает родословие Кайинитов и открывает новое родословие:

"И Адам еще раз познал свою жену, и родила она сына и нарекла его именем Шет, ибо [по словам ее] Элохим положил мне (шат ли) другое семя вместо Хевела, когда Кайин убил его" (Быт. 4:25).

"И у Шета также родился сын и нарек он его Энош, и тогда повелось призывать Йахве по имени" (Быт.4:26).

Слушатели/читатели Пятикнижия не могли не обратить внимания на это имя - 'энош. Оно упоминается в Танахе 42 раза, означая иногда

"один, отдельный человек; несколько людей",

но чаще всего (31 раз) "человечество", как, например:

"Каждый человек (кол 'адом) взирает на Него, [все] человечество ('энош) глядит издалека" (Ийов 36:25).

Возможно, такое имя было призвано напоминать, что истинное человечество восходит к носившему имя "человечество" Эношу, а в качестве одного из показателей начавшегося становления реального человечества приводится народившееся богопочитание. Другой показатель - продолжительность "жизни" Шета, Эноша и их потомков: Шет "жил" 912 лет, Энош - 905 лет и т.д., что в древности, как правило, признавалось знаком "благости", хороших качеств человека.

Однако благость потомков Шета и Эноша как представителей начавшегося, но еще не завершенного превращения предчеловечества в настоящее человечество не была и не могла быть полной. Когда "люди стали умножаться на земле и родились у них дочери, увидели Сыны Элохима дочерей человека, как красивы они, и стали брать себе жен из тех, которых избрали", и жены родили "тех богатырей (хаггиборим), которые издревле были людьми именитыми" (Быт.6:1 и ел.).

В основе этого рассказа древняя, широко распространенная мифологема о богах, взявших себе в жены смертных женщин, и о родившихся в результате богатырях-героях, таких, как Гильгамеш,

"две трети которого бог, треть которого - человек",

Геракл, рожденный женщиной Алкменой от бога Зевса, и другие.

Составитель (составители) Пятикнижия в данном случае сохранил не только основные сюжетные линии и мотивы древней мифологии, но также главный "урок" ее, который на древнегреческом языке обозначается термином гибрис.

Это слово трудно переводится на другие языки, его приблизительное значение "гордыня", точнее: "неправомерное и потому наказуемое желание, стремление человека уподобляться богу". Именно это желание побудило Гильгамеша искать "траву бессмертия" и стать бессмертным, подобно богам, побуждало Икара устремляться к солнцу и уподобляться Гелиосу и т.д. В древнееврейском языке нет слова, эквивалентного греческому гибрис. Однако в речении:

"И увидел Йахве, что множатся злодеяния человека на земле, и все устремления и помыслы сердца его только злые во всякое время" (Быт.6:5)

- слово ра'а имеет значение, близкое к гибрис; именно эти неуёмные притязания человека стали причиной всемирного Потопа.

Рассказ о всемирном Потопе не является уникальным достоянием Пятикнижия (см. с. 165-166), но по существу своему он отличается от многочисленных древних мифов. В них Потоп выступает как наказание богами человечества, вызвавшего их недовольство, и завершается он, не приведя к значительным изменениям в послепотопном человечестве. В Пятикнижии Потоп изображен как испытание, которым и в процессе которого завершается превращение допотопного предчеловечества в послепотопное истинное человечество; доказательством и подтверждением этому служит завет (договор) между Богом и Ноахом:

"Вот Я устанавливаю Мой завет с вами [Ноахом и его сыновьями] и с потомством вашим после вас. И со всякой душой живою, которая с вами, с птицей, со скотом, со всяким диким зверем, со всеми вышедшими из ковчега, со всеми животными земли" (Быт. 9:9-10).

Это первое упоминание в Пятикнижии, в Танахе одного из ключевых в йахвизме-иудаизме явлений - понятия берит ("обязанность, обязательство; договор, завет"), причем в той его разновидности, когда Бог, несомненно выступая как старший партнер, а человек, очевидно, как младший партнер, обмениваются взаимными обязательствами. В завете, предложенном Богом Ноаху, на человека, на человечество возлагается обязательство:

"Кто прольет кровь человека, кровь того прольется, ибо по образу [Своему] Элохим создал человека", а взамен Бог берет на себя обязательство, что "не будет больше истреблена всякая плоть водами потопа и не будет потопа и опустошения земли" (Быт. 9:6 и ел.).

На древнем Ближнем Востоке существовало много заветов, раскрывающих отношение "Бог - человек, человек - Бог", но ни один завет не требовал от человека воздержаться от убийства, не ставил божественное благорасположение в зависимость от соблюдения или несоблюдения права человека на жизнь.

Нет также ни одного другого завета, который был бы установлен между

"Элохимом и всякой душой живою среди плоти всей, которая на земле" (Быт. 9:16),

т.е. между божеством и всем человечеством, всеми живыми существами. Показателем и подтверждением универсальности этого завета должно служить явление природное, космическое:

"Я помещаю радугу Мою в облаке, чтобы была она знаком между Мной и землей... и появится радуга в облаке. И вспомню Я Мой Завет, что между Мной и вами..." (Быт. 9:12 и ел.).

Это первый и последний завет между Богом и человеком, человеком и Богом в Танахе, в котором природное явление служит подтверждением завета и напоминанием о нем. Этим завершается отрезок времени, когда Бог проявлял себя преимущественно в природе, и начинается новый этап, когда Бог проявляет себя в основном в жизни и действиях подлинного человека и действительного человечества, т.е. в человеческой истории.


= ГЛАВНАЯ =ТРАДИЦИИ =ИСТОРИЯ =ХОЛОКОСТ =ИЗРАНЕТ =НОВОСТИ =УРОКИ=