Двенадцать евреев, которые изменили мир. В.Н.Шевелев

Дунаевский: гусляр эпохи

Дунаевский жил в тяжелое и в то же время счастливое и светлое время. Оно было детством, юностью, молодостью того поколения, к которому принадлежал мой отец. Его современники кипели энтузиазмом и смело смотрели в солнечное завтра. Но оно было и глубоко трагичным, так как надежды разбивались о чудовищные деяния кулыт личности.

Евгений Дунаевский

О Дунаевском написано множество книг и статей. Для одних он — «придворный композитор», апологет социалистического реализма в музыке, художник, обласканный властью. Для других — творец мира радостных иллюзий как надежды на лучшее на фоне мрачной действительноети эпохи сталинизма. Третьи считают, что жизнерадостная музыка Дунаевского рождалась как неизбывное желание красоты.

Будучи великим творцом мифов и иллюзий, Дунаевский и сам не избежал участи героя мифа о лучезарном, обласканном почестями и привилегиями композиторе. Однако, несмотря на всенародную славу, Дунаевского вряд ли можно было назвать счастливчиком. Вначале — бытовая неустроенность, затем — сопротивление ограниченных умов, интриги бездарных и завистливых коллег, в конце жизни — антисемитские кампании, неприятности со старшим сыном Евгением, бесконечные болезни. Итог всего — остановившееся сердце. А ведь было тогда Исааку Осиповичу Дунаевскому всего лишь пятьдесят пять лет.

Друзья ласково называли его «Дуня». Музыкой Дунаевского и текстами Лебедева-Кумача была озвучена эпоха. Под их песни танцевали, маршировали, созидали и «смеялись как дети». И сегодня фильмы «Веселые ребята», «Цирк», «Волга-Волга», «Весна», «Кубанские казаки» по-прежнему собирают громадную телевизионную аудиторию.

Расцвет его творчества пришелся на эпоху Сталинского тоталитаризма, период «большого террора». Людей по ночам уводили из квартир и многие из них бесследно исчезали. Но вместе с тем это была эпоха бурного строительства, созидания новой жизни, исключительного народного энтузиазма. Многие были уверены, что впереди — счастливое будущее. Существовали одновременно два мира — реальный, мир тяжелой повседневности, нередко страха, и мир мифический, иллюзорный.

Кто-то сказал о Дунаевском, что его песни заглушали стоны репрессированных. Однако слова эти к Дунаевскому вряд ли применимы. Он просто видел радость жизни, любовался ее красотами и с восторгом воспевал их. В случае Дунаевского сработала мифотворческая функция тоталитарной идеологии, которая сформировала на основе веры, эмоций, предрассудков и надежд обыденного сознания иллюзорные представления о могуществе, народности политического режима и его вождей. Конечно, Дунаевский и Лебедев-Кумач были мобилизованы на агитацию и расположены к не знающей границ восторженности. Здесь устремления властей и творческой интеллигенции совпадали. Недаром песня «Широка страна моя родная» стала вторым гимном страны. Первую строчку этой песни придумал сам Исаак Осипович.

Дунаевский создавал музыку жизнерадостную и оптимистическую, зовущую к счастью, музыку, возвышающую и звонкую, как надежда. Мир представал как средоточие счастья, добра, веры в светлое будущее. Конечно, во многом это был миф, мираж. Но он помогал людям выживать, пробиваться сквозь завалы лжи и несправедливости. Легкая и блестящая музыка Дунаевского наполняла культуру и быт надеждой и верой. Да, она лакировала и приукрашивала помпезную парадность имперского стиля; но она вместе с тем и очеловечивала ее. Энтузиазм Дунаевского был выражением общественных устремлений. Массовая песня 30-х годов была рождена потребностями времени и, исполняя обязанности волеизъявителя «народных масс», стала характерным явлением социалистической культуры.

Повседневность несла тогда людям мало радостей, и искусство Дунаевского восполняло их нехватку. Его песни, как и брызжущие весельем и оптимизмом фильмы тех лет, были своеобразной нишей, куда люди уходили хотя бы на время. Искренне и вдохновенно создавал Дунаевский иллюзорно-абстрактный мир гармонии и согласия. Некоронованный король советской массовой песни прославил, наверное, все слои, все профессии советских людей.

Дунаевский всегда работал «по высшему классу», стараясь не попадать в зависимость от собственных, уже накатанных приемов или режиссерского диктата. Он никогда не штамповал свою музыку, но искал способы для выражения чего-то нового и оригинального. Он творил в расчете на массовый спрос, — и массы мгновенно откликались на каждую его новую песню. Но вся его феерическая и незабываемая музыка — почти всегда плод долгого, сладостно-мучительного труда; это музыка чистых рук и страстного вдохновения, замешанная на исключительной работоспособности.

Дунаевский со своим стихийным талантом мелодиста сумел придать советской легкой музыке необычайное стилевое многообразие и интонационное богатство. Наверное, он отразил далеко не все в жизни того поколения в один из самых драматических периодов нашей истории. Но радость, ощущение света и счастья, чувство праздника и веселья он сумел описать средствами музыки как никто другой. И не вина Дунаевского, что многие кинофильмы с его музыкой сегодня воспринимаются как художественно и мораль- но устаревшие. Мелодии Дунаевского отвечали надеждам поколения, принявшего революцию, идеализировавшего ее, устремленного к свету, верившего в светлое будущее Родины. Другая причина успеха композитора — начавшийся в 30-е годы расцвет звукового кино. Дунаевский, и еще, пожалуй, Шостакович первыми оценили его возможности и осознали самостоятельное значение киномузыки.

Наверное, одна из разгадок тайны Дунаевского состоит в его вышеописанном кредо: он всю жизнь исповедовал поклонение красоте, будь то утопический мир социальных киномифов, сценическое пространство непритязательной оперетты или вполне реальные отношения с женщинами. Его многочисленные любовные романы были как бы продолжением бесконечного поиска радости и красоты. Как выразился Дмитрий Минченок, один из биографов Дунаевского: «Его многочисленные романы — не следствие непорядочности, это результат губительной веры в женскую красоту».

В своих покаянных письмах к Бобочке, любимой жене и матери старшего сына Евгения, Дунаевский признавался, что у него «любовь превращается в религию», что он «целыми днями и вечерами пропадает у женщин». О «молодой ветрености» Дуни откровенно рассказывает в своих мемуарах «Моя любовь» известная актриса Лидия Смирнова. Культивировал Дунаевский и такой изысканный и своеобразный жанр, как роман в письмах. Героинь этого романа было около пятнадцати.

Плоть от плоти советской культуры Дунаевский, вместе с тем и еврейский композитор — по музыкальным корням, по интонации. Его творчество питали не только русские и украинские песни, но и еврейские мелодии, которые были «в крови» Дунаевского, выросшего в еврейской семье.

Еврейские творческие силы в то время широко участвовали в художественной жизни советской страны. Сформировавшиеся в недрах русской культуры, они, почти полностью ассимилировавшись, стали ее неотъемлемой частью. Одна лишь Одесса выдвинула целую плеяду талантов: Исаак Бабель, Леонид Утесов, Илья Ильф, Семен Кирсанов, Эдуард Багрицкий, Михайл Светлов, Давид Ойстрах. Создавая массовую советскую песню, Дунаевский умело использовал в своем творчестве традиционную еврейскую музыку, услышанную в детстве. И не случайно многие из современных песен, что поются в Израиле, так похожи на советские, — они строятся на тех же интонациях, что и песни Дунаевского.

Да, он был одним из самых благополучных советских композиторов. Дунаевский имел все — положение, признание, депутатский статус, всенародную любовь и Сталинские премии. И все же вряд ли стоит привязывать его творчество к идеологии. Просто его музыкальная гармония, «его светлое мироощущение» совпали со временем, соединившись с мифом тоталитарной эпохи. Но до сих пор остается нечто неразгаданное в музыке и личности этого маленького большелобого человека, яркой звездой сверкнувшего на небосклоне советской культуры и так рано сгоревшего.

Молодые годы

Родился Исаак Осипович Дунаевский 30 января 1900 года в городке Лохвицы на Полтавщине в еврейской семье. Отец, Цали Симонович Дунаевский, служил в банке и имел собственное небольшое предприятие по производству фруктовой воды. Мать, Розалия Исааковна, была, в отличие от отца, истово верующей и, даже живя в Москве со ставшим знаменитым сыном, активно посещала синагогу. Полное имя мальчика было Исаак Бер Иосиф Бецалея и только позднее он стал Исааком Осиповичем. Родовое же имя Дунаевских происходило от названия реки Дунай, где раньше жили их предки.

В автобиографии Дунаевский пишет, что уже в возрасте четырех с половиной лет он подбирал по слуху на рояле мелодии, услышанные в городском саду, где играл по выходным дням небольшой оркестр. В семье было семеро детей, пятеро из них стали музыкантами. Видимо, эта страсть к музыке шла от матери, которая имела хороший слух и сама музицировала на рояле. Однако имелись и более глубокие корни: дед Исаака был известным синагогальным кантором и сочинял красивые еврейские гимны, до сих пор исполняемые в США.

Большое влияние на мальчика оказал его дядя по отцу Самуил — он играл на гитаре и сочинял музыку.

К тому же Самуил владел единственным в городе граммофоном. Именно он преподал Исааку основы музыкальной грамоты.

В шестилетнем возрасте мальчик уже довольно легко раскладывал мелодию на два голоса: в басовом и скрипичном ключах, а в десять лет стал сочинять свои первые песенки.

В 1910 году Исаак уезжает в Харьков, где поступает в музыкальное училище по классу скрипки. Здесь его заметил известный скрипач и композитор Иосиф Ахрон. Одновременно Исаак учился и в гимназии, которую окончил в 1918 году с золотой медалью. Тогда же он поступает на юридический факультет Харьковского университета. Но музыка неудержимо влечет его.

Дунаевский устраивается в театр известного в то время режиссера Николая Синельникова, где сочиняет музыку, играет в оркестре и дирижирует. О его театральной музыке тогда писали, что она слита со сценой, с пьесой, с жестом и интонацией актера. Дунаевского увлекло искусство декламации и он аккомпанировал известному чтецу Эммануилу Каминке, что развило в нем музыкальное ощущение стиха.

Тонкий ценитель красоты, Дунаевский никогда не мог пройти мимо прекрасной женщины. Один из его биографов однажды обронил: «Найдите первую любовь Исаака — она, как в зеркале, будет отражать все остальные его влюбленности». Дунаевский всегда влюблялся по одному и тому же принципу. Он исповедовал поклонение женской красоте, и спустя годы, десятилетия всегда чувствовал совершенство этой красоты и не уставал восхищаться ею.

Первой настоящей любовью Дунаевского стала известная актриса Вера Юренева. Ему — девятнадцать, ей — за тридцать. Связь их длилась недолго. Страстная и увлекающаяся натура, бросавшаяся без оглядки в любовные приключения, Юренева быстро охладела к еврейскому музыканту, читавшему ей наизусть «Песнь песней». Пройдет тридцать лет, и в письме к Щепкиной-Куперник отвергнутый любовник напишет: «Это была любовь по силе более неповторимая. Мне и теперь кажется, что она забрала мою жизнь в мои двадцать лет и дала мне другую». Он всегда помнил эту свою первую юношескую любовь, а Вера Юренева всегда была для него образцом Прекрасной дамы и вечной возлюбленной. И это несмотря на то, что к началу 40-х годов Юренева превратится в плохо и безвкусно одетую старуху, всеми забытую. И когда Дунаевский увидит свою первую любовь, он будет потрясен.

Рана, нанесенная коварной Юреневой, требовала лечения. И Дунаевский женится, причем совершенно неожиданно, даже, наверное, и для себя самого. О первой его жене известно лишь, что звали ее Мария Павловна, и что она мечтала стать актрисой. Семью надо содержать, поэтому в 1921 году Дунаевский уходит из театра Синельникова и поступает на государственную службу. Отныне он — секретарь-корреспондент Наркомвнешторга Украины. Впрочем, он скоро понял, что чиновничья лямка — не его удел, и вернулся в театр.

В 1922 году Синельников предложил Дунаевскому написать музыку к спектаклю «Монна Ванна» по Морису Метерлинку. Это был его первый серьезный опыт композиторской деятельности. И уже тогда Дунаевский проявил себя как прекрасный пианист-импровизатор.

В мае 1924 года Дунаевский уезжает из Харькова в Москву и с головой погружается в музыкально-театральную жизнь. Ему приходится учиться заново, и в первую очередь следовать музыкальной моде. Нэп способствовал расцвету в Советском Союзе джаза, из которого в США родилась опера «Порги и Бесс» Джорджа Гершвина.

Дунаевский начинает работать заведующим музыкальной частью театра Эрмитаж, знакомится с богемой. Вскоре происходит его встреча с балериной Зинаидой Судейкиной, ставшей вскоре женой Дунаевского. Его биограф Д. Минченок пишет: «В легенде о встрече гения и музы всегда есть место потрясению, удивлению, которое потом цементом скрепляет двоих людей. К сожалению, дата встречи Исаака Дунаевского и Зинаиды Судейкиной точно не установлена. Начало их любви останется областью художественных догадок. Реконструировать ее можно на основе косвенных свидетельств и обмолвок. Для истории любви легенды подходят в силу своей достоверности. Это единственный случай, когда документальным фактом является преувеличение, ибо любовь без метафоры немыслима».

Зиночка Судейкина была красива, с породистым, выразительным лицом. Она профессионально занималась классическим танцем, до этого три года проработав в городе Ростове-на-Дону. В 1925 году Дунаевский и Судейкина поженились. «Бобочка», как стал ласкательно называть ее Дунаевский, всю жизнь будет другом и надежной опорой композитора.

Тогда Леонид Утесов впервые встретился с Дунаевским в Москве. Он потом вспоминал: «Несколько актеров решили составить комический хор. То ли это было нужно для очередного капустника, то ли для какого-то спектакля — не помню, но встречу у рояля с Дуней не забуду никогда. Я был ошеломлен той необыкновенной изобретательностью и юмором, с которыми Дунаевский «разделывал» разные песни, внося в них такие музыкальные обороты, которые кто другой вряд ли мог и придумать. Поразительно было видеть, как работал Дунаевский. Он мог сочинять музыку, не прикасаясь к роялю. Оркестровку же писал без партитуры и со стенографической скоростью, раскладывая листы бумаги на столе. Все было весело и необыкновенно музыкально. Улыбка играла на его лице. Пальцы скользили по клавиатуре. И мне казалось, что и пальцы тоже посмеиваются».

Дунаевский пишет музыку для Театра сатиры, затем, в 1929 году, начинает работать над своей первой опереттой «Полярные страсти». Он становится все 60лее известным в музыкальных кругах. В том же году Дунаевский получает приглашение в ленинградский мюзик-холл. В ноябре премьера «Полярных страстей» прошла уже без него. Позднее в письме к своей любовнице, актрисе Лидии Смирновой Дунаевский так объяснял причины своего неожиданного переезда в Ленинград: «Почему я уехал из Москвы в 1929 году? Мне особенно тяжела пертурбация, обрушившаяся на мою голову на музыкальном фронте того времени, так как я был уже к тому времени композитором с большим именем в театральном мире, я был автором популярнейших оперетт, спектаклей, танцев и прочих произведений, и я имел такие рецензии в Москве, какие я бы хотел иметь теперь. Я вкусил настоящего успеха. Я должен был бежать, скрыться в мюзик-холле, уйти из всех композиторских объединений, где сидели ненавистники всего живого. Я сидел в гордом одиночестве и работал, не сгибая свою волю, выковывал прекрасное, доступное, демократическое искусство. Меня не любили коллеги, но не было человека, который не уважал бы меня и мою творческую гордость».

В Ленинграде Дунаевский начинает сотрудничать с Леонидом Утесовым, создателем мюзик-холла и первого советского джаз-оркестра. Утесов говорил композитору:

— Пусть в джазе звучит то, что близко нашим людям. Пусть они услышат то, что слышали наши отцы и деды, но в новом обличье. Пусть они умоются слеза- ми большевиков и перестанут совать свой красный нос в дела джаза. Давай сделаем фантазии на тему народных песен. В конце концов, негры придумали джаз для своих обездоленных братьев, потому что в душе они были большевиками.

— Какие же фантазии ты бы хотел? — спросил Дунаевский.

— Это должен быть странный мир звуков, — сказал Утесов — Как будто кто-то кого-то пилит или режет. Но при этом звучно, как у Бетховена. Вот какой джаз нам нужен! У них, там, — Луи Армстронг. А у нас я — Утесов. А теперь, может быть, ты — Дуня. Согласен?!

И Дунаевский с азартом включился в работу. В январе 1930 года в театре мюзик-холла состоялась премьера спектакля «Джаз на повороте». Затем — новый спектакль «Музыкальный магазин». Сценарий написали Николай Эрдман и Владимир Масс. Главным героем был Костя Потехин — продавец из магазина, одновременно умный и глупый, словно королевский шут. Утесов сыграл в спектакле сразу несколько ролей. «Музыкальный магазин» имел невероятный успех во многом благодаря таланту Дунаевского, сочинившему к нему великолепную музыку. Именно из этого спектакля выросла первая советская музыкальная кинокомедия «Веселые ребята».

Слава

Взлет таланта Дунаевского совпал с расцветом кинематографа, музыкальные возможности и перспективы которого Исаак Осипович быстро оценил. Недаром все лучшие его песни пришли с экрана. Эти новые песни, взбудоражившие народ, представляли собой тексты лирического склада, где слабо проявлялось эпическое начало. Вместо действующих персонажей преобладало описание эмоционально насыщенных картин и сюжетов. На смену прямолинейному культурному языку революционных песен приходит новый словесный ряд: Родина, Москва, сердце, молодость, счастье.

Дунаевский начинал творить в эпоху, когда преобладали песни манифестаций, лозунгов, призывов. Он же первым стал воспевать иной настрой чувств, создавая лирическую, сердечную, радостную музыку. Впрочем, Дунаевского не следует причислять к композиторам исключительно лирического склада. Он также немало сделал в деле развития песни-лозунга. Недаром в 1953 году Дунаевский писал: «Марш веселых ребят» зачинает новый тип советской песни: песню-плакат, песню-лозунг. Музыкально это бодрый марш с упругим ритмом, словесно это не связанные сюжетом строфы патриотического содержания, окрашенные в лирические тона. Этот тип массовой советской песни прочно утверждается в советском кино и вообще в советском песенном творчестве, надолго становясь господствующим типом песни. Одним из характернейших признаков такой песни является ее лозунг, ее идейное послесловие: «И тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет», «Я другой такой страны не знают, где так вольно дышит человек», «Кто хочет, тот добьется, кто ищет, тот всегда найдет», «Нам нет преград на море и на суше». Невозможно перечислить множество таких стихотворных «ударов», бивших прямо в цель, входивших в души, в сознание зрителей. Песня задумывалась нами не только как песня-тема данного фильма, но и как песня, которая нужна народу. Это относилось не только к маршевой песне, выражавшей определенную общественную идею, носившей всегда ярко патриотическую окраску. Это касалось и лирических песен, не имевших такого обобщающего характера». Верил ли он сам в то, что тогда говорил и писал, тем более, что это был 1953 год — время мытарств по начальственным кабинетам, унижений, оскорблений? Сын Евгений исключен из ВГИКа, ему грозит суд. В газетах полощут имя и самого Дунаевского.

Прежде всего благодаря кинокомедии «Веселые ребята» песенное начало стало быстро вытеснять идеологически насыщенную революционную музыку. В расцвете массовой песни нашел отражение радикальный перелом в духовной атмосфере советской культуры. Миллионы строителей социализма ждали оптимистической инъекции хорошей, радостной и общедоступной музыки. И Дунаевский сумел дать им эту музыку.

Революционное искусство утверждало и воспевало новых героев — крепких, энергичных, целеустремленных, бесхитростных. Молодые инженеры и юные ткачихи, красные командиры и обветренные полярники, политкомиссары и учительницы, мудрые наставники и «сталинские соколы», — непрерывным потоком шла массовая продукция эпохи тоталитаризма. Люди тогда еще смотрели на мир с открытой душой и свежим взглядом, поэтому «социалистическое искусство» становилось для советских людей составной частью повседневной жизни.

Режим считал, что деятели культуры и искусства должны находиться под особым наблюдением, поскольку имеют дело с областью идей и человеческих душ. Советская культура опиралась на вкусы вождей и была голосом власти, которая желала иметь «придворное искусство». Культура советского общества отличалась четким подчинением режиму, опорой на всенародный энтузиазм, политической и идеологической заданностью, апелляцией к простейшим вкусам масс. Преданность режиму и его вождям сочеталась с псевдодемократизмом, с поэтизацией «простого человека» из народа, с воспеванием народных масс как «движущей силой истории».

Любимые образы социалистической культуры — вооруженный солдат, атлет, мать-героиня. И над всеми — образ вождя, «отца нации». Ликующие массы объединены в торжественной манифестации, в спортивном параде, в едином трудовом порыве. Нагнетается идеологическая ложь, помпезность, преувеличенный оптимизм. Однако в обстановке торжественной парадности жить трудно, поскольку, как подметил один из классиков, «люди не выдерживают постоянного упоения священным».

С другой стороны, масса людей убеждалась в том, что «нам нет преград ни в море, ни на суше»... И героические полярные экспедиции, и штурм неба, и появление радио, — все способствовало расширению образа Вселенной в душе человека. Это расширение мира не ограничивалось только физическими координатами. Все больше людей приобщалось в это время к высокой культуре.

Лирическая массовая песня выступала в определенной мере наследником народной песни, но меняла ее минорное настроение на жизнерадостное и оптимистическое:

Прежде песни тоска шла наша пела,

А теперь наша радость поет.

Песня моделировала советское пространство своим специфическим, лирическим образом.

Над мелодикой «Веселых ребят» Дунаевский работал вместе с Г. Александровым. Они сразу же решили, что музыка в кинофильме будет не иллюстрацией к сюжету, а полноправным участником действия. В ходе съемок Дунаевский сам руководил исполнением своей музыки, искал наилучшие варианты, проводил репетиции. Он сочинил бодрую и жизнерадостную мелодию заглавной песни-марша, но долго не удавалось найти к ней подходящие стихи. Наконец, на киностудии появился Василий Лебедев-Кумач, до того никому неизвестный поэт. Стоило Александрову взглянуть на принесенный им текст, как сразу стало ясно — это то, что надо.

Легко на сердце от песни веселой,

Она скучать не дает никогда,

И любят песню деревни и села,

И любят песню большие города.

Нам песня строить и жить помогает,

Она, как друг, и зовет, и ведет,

И тот, кто с песней по жизни шагает,

Тот никогда и нигде не пропадет!

Лебедев-Кумач сразу же активно включился в работу и вскоре родилась песня Анюты.

Вся я горю, не пойму от чего...

Сердце, ну как же мне быть?

Ах, почему изо всех одного Можем мы в жизни любить?

Съемки «Веселых ребят» шли трудно. Сценарий, написанный Г. Александровым, В. Массом и Н. Эрдманом всего за два с половиной месяца, оказался очень удачным. Назывался он «Джаз-комедия». Когда в апреле 1933 года состоялась читка сценария в Доме ученых, зал почти постоянно сотрясался от смеха. Но вот подошло время съемок, и сразу возникла масса проблем. Где найти такое множество четвероногих артистов? Каким образом напоить поросенка коньяком? Как укротить буйного во хмелю быка?

Съемки были еще в разгаре, а на фильм уже начались гонения. Композитор М. Коваль, не просмотрев фильма, назвал его «неудавшимся экспериментом», а утесовский джаз — хулиганами. «Литературная газета» в запальчивости противопоставила «Веселым ребятам» кинофильм «Чапаев», в то время гремевший по всей стране: «Чапаев зовет в мир больших идей и волнующих образов. Он сбрасывает с нашего пути картонные баррикады любителей безыдейного искусства, которым не жаль мастерства, потраченного, например, на фильм «Веселые ребята».

Нарком просвещения А. Бубнов запретил показ готового фильма. Ситуация была угрожающей. Тогда создатели фильма отправились на дачу к Максиму Горькому. Тот пригласил на просмотр комсомольцев из подмосковных колхозов, школьников, писателей. Фильм понравился, после чего Горький организовал просмотр «Веселых ребят» уже для членов Политбюро. По окончании сеанса Сталин сказал:

— Хорошо! Я будто месяц пробыл в отпуске.

И все же с выпуском картины медлили. Но тут убили Кирова. Вся страна застыла в беспокойстве и растерянности. Видимо, вожди решили взбодрить людей, и музыкальная комедия Г. Александрова оказалась как нельзя кстати. В конце декабря 1934 года фильм «Веселые ребята» вышел на экраны страны.

Вскоре «Веселых ребят» представили на Московский кинофестиваль. И начинается второй этап травли. Вновь активизировалась злобная «Литературка». На первом съезде писателей поэт Алексей Сурков, ныне совсем забытый, а тогда весьма именитый и уважаемый, вещал, что «Веселые ребята» — это помесь пастушьей пасторали с американским боевиком, апофеоз пошлости, где издевательски пародируется настоящая музыка. Но сам Сталин дал фильму «добро», и поэтому по зарвавшейся «Литературной газете» дала залп «Прав- да». После этого все успокоились.

Вскоре «Веселые ребята» начинают свое триумфальное шествие по стране и миру. Венеция, страны Европы и США. Газета «Нью-Йорк Таймс» писала: «Вы думаете, что Москва только борется, учится, трудится? Вы ошибаетесь. Москва смеется! И так заразительно, бодро и весело, что вы будете смеяться вместе с ней». А Чарли Чаплин, очень высоко оценивший фильм, говорил: «Александров открыл для Америки новую Россию. До «Веселых ребят» американцы знали Россию Достоевского, теперь мы увидели большие сдвиги в психологии людей. Люди бодро и весело смеются».

Конечно, создатели фильма видели его недостатки: отсутствие выверенного сюжета, значительных идей, крупных характеров. Но главная цель творцов первой советской музыкальной кинокомедии заключалась в ином — создать фильм, на котором люди могли бы отдохнуть и развлечься. Г. Александров в своем интервьк в ноябре 1934 года говорил: «Эти фильмы должны в конечном счете занять место старых опереток, прийти на смену избитых мюзик-холльных аттракционов, музыка этих фильмов должна вытеснить распространенный жанр «жестоких романсов» и бульварно-блатных песен». Так и случилось. Народ запел песни Дунаевского и Лебедева-Кумача, стоило только «Веселым ребятам» выйти на экран.

Вторым для Дунаевского фильмом, созданным в содружестве с Г. Александровым и Л. Орловой, стал «Цирк». Задолго до начала съемок режиссер и композитор разработали подробный музыкальный сценарий и партитуру. Всего для этого фильма Дунаевский на- писал более тридцати музыкальных номеров. Почти все они — торжественный марш-антрэ, лирический «Лунный вальс», нежная «Колыбельная» и другие, — сразу же обрели самостоятельную жизнь.

Любопытная история произошла с песней о «Родине», которую еще до выхода фильма на экраны передали по радио. Услышали ее и на уральском прииске «Журавлик». Молодежь разучила песню и 7 ноября спела ее на праздничной демонстрации. Когда же несколько месяцев спустя фильм добрался до их поселка, молодежь направила на киностудию «Мосфильм» восторженное письмо: «Дорогие товарищи! Вы совершенно правильно сделали, что взяли народную «Песню о Родине» и вставили ее в свою картину». Ребята и не подозревали, что композитор и поэт перебрали тридцать шесть вариантов песни, пока не создали нужный.

Затем созрел замысел кинофильма «Волга-Волга». К нему Дунаевский почти всю музыку сочинил еще до того, как приступили к съемкам. Позднее он напишет: «Создание музыкального фильма поставило перед киностудией вопрос о высокой профессионализации всего звукового и съемочного процесса, устранения кустарщины, царившей в кинопроизводстве, мешавшей выявлению тех огромных идейных богатств, которые заключала в себе наша молодая звуковая кинематография. Огромная роль музыки, построение на ее основе больших эпизодов, целых частей фильма не могли ужиться в этой кустарщине. И вот впервые в советской кинематографии музыка рождается вместе со сценарием. Музыкальный образ порождает образ сюжетный, а процесс звукозаписи предшествует процессу съемки. Еще в «Веселых ребятах» мы это нащупывали довольно несмело, хотя и сознавали полнейшую необходимость высокой профессионализации и четкости всего процесса... Это совершенно новая специфика, это особый эмоциональный мир, в котором вынуждены жить все создающие картину, начиная от режиссера и кончая техническими работниками».

Несмотря на некоторое охлаждение отношений между Дунаевским и Г. Александровым, композитор всегда высоко ценил этого замечательного режиссера и с большой теплотой вспоминал годы их дружбы и сотрудничества. В 1953 году Дунаевский писал: «Александров встал на путь создания не просто комедии или комедии с музыкой, а именно музыкальной комедии... Он смело выдвигал музыку на передний план, делая ее основным компонентом своих картин, подчинял ей не только динамическое и эмоциональное развитие сюжета, но и весь ритм картины путем мастерского, строго соответствовавшего ритму музыки, монтажа».

Тогда же Дунаевский начинает сотрудничать с режиссером Иваном Пырьевым, к фильму которого «Богатая невеста» он написал двенадцать музыкальных номеров. Продолжалась работа и с Г. Александровым над кинокомедией «Волга-Волга», которая затем получит Сталинскую премию. Почти для каждого действующего лица Дунаевский сочинил в этом фильме свою музыкальную партию: портрет водовоза, милиционера, повара, лесоруба.

Во второй половине 30-х годов Дунаевский становится «королем» легкой музыки. Его песни поет вся страна. Служебная машина, правительственные награды и почетные звания, баснословные гонорары. В 1939 году его именем был назван пароход. До этого подобной чести были удостоены только Любовь Орлова и Валерий Чкалов. Популярность его была абсолютной. Он знал, что такое дорогие рестораны, мешки присланных со всех концов страны писем. Сам энтузиазм Дунаевского был выражением господствующего народного состояния; его песни, действительно, «строить и жить помогали», осуществляя общественную функцию. Прекрасные, сердечные мелодии выражали жизнь поколения, которое верило, что не за горами новая, светлая жизнь.

Гениальность Дунаевского была неразрывно связана с его талантом любить. Музы и музыка в судьбе композитора были сплетены воедино. Вдохновение черпалось в новых любовных романах. Сначала — Наталья Гаярова, с которой он познакомился в поезде «Ленинград—Москва». Любвеобильное сердце Дунаевского разрывалось между обожаемой женой Бобочкой и новой пассией Гаяровой. Затем начался бурный роман с начинающей хорошенькой актрисой Лидией Смирновой. Он даже предложил ей стать его женой, но та отказалась.

Они познакомились на съемках фильма «Моя любовь», который ставил режиссер Корш-Саблин. Главную роль исполняла Лидия Смирнова. Недавно, в 1997 году, в издательстве «Вагриус» увидели свет ее мемуары под интригующим названием «Моя любовь». Если верить им, в молодости Лидия Смирнова была очень сексуальна. Чтобы понравиться режиссеру, она могла прямо на голое тело надеть платье и, понадеявшись на мужскую «отзывчивость», идти на кинопробы. Смирнова с детства была очень влюбчивой. Уже в двенадцать лет девочка искала встреч с молодыми людьми, ходила на бульвар в ожидании приключений. Сначала испорченные мальчишки, а позже — самые разные мужчины, включая именитых и титулованных, роились вокруг курносой чаровницы. И так до самой ее старости. Смирновой вполне подошел бы титул пожирательницы сердец, но кому принадлежит ее собственное?!

История юношеского замужества будущей актрисы выглядит очень романтично. Смолоду Лидия Смирнова увлекалась спортом и однажды на лыжне встретилась глазами с НИМ. Молодой человек немедленно навострил лыжи в направлении румяной барышни с ямочками на щеках. Он оказался журналистом, полиглотом и первым из мужчин, кто захотел на ней жениться. Сказано — сделано, и вот счастливая семья уже карабкается по горам и путешествует на байдарках. Всем хорош был Сергей, да только не оценил нового Лидочкиного увлечения. Та бросила работу экономиста и пошла учиться в студию при Камерном театре, но — увы! — муж неизменно засыпал, едва начинающая артистка принималась оттачивать на нем монолог Федры.

Между тем девушка была принята в группу Таирова и сразу получила роль. А вскоре ее позвали сниматься в кино — в комической мелодраме Корш-Саблина «Моя любовь». Отбыв после съемок в Ленинград, Дунаевский бомбардирует очаровательную дебютантку телеграммами и письмами. Влюбленный безумец требовал и от нее такого же количества ответных посланий. Эта переписка так изматывала юную особу, что порой она поручала писать за нее любовные послания Дунаевскому своему приятелю — актеру Шишкину. И все же она была в восторге — неглупый, талантливый и знаменитый композитор повержен к ее ногам и даже намерен всерьез заняться ее карьерой.

Роман в письмах, а иногда и наяву, длился восемь месяцев. Писание любовных писем было у Дунаевского приметой любовной страсти. Всякую понравившуюся ему девушку он сражал наповал своим эпистолярным напором. Похоже, сочинять письма, обожать и любить в письмах он был способен как никто другой.

В письмах к Лидочке Смирновой Дунаевский был страстным, нежным и откровенным, как, наверное, ни с кем другим. «Ты должна знать все, все мое, что рождается во мне, что живет, дышит, хорошее это или плохое. И я только хочу призвать тебя делать то же самое. В человеке все-таки всегда, как он ни откровенен, остается кусочек секрета, уголочек души, который он никому не раскрывает, а я вот смело хочу, чтобы и этот уголочек у нас был раскрыт друг для друга. Может, это утопия, фантазерство, но я этого хочу и буду к этому стремиться. Настанет день, когда наши отношения окрепнут настолько, что не будет надобности закрывать этот уголочек от взоров любимого».

Наверное, биограф композитора Д. Минченок прав, когда пишет, что разлука их странным образом сближала. В письмах они были немного более откровенны, как две самые близкие и доверчивые души. «Я не ошибусь, если скажу, что мы, вероятно, все время находимся в процессе глубокого познавания друг друга. Разлука этому мешает и помогает. Ведь ты согласишься со мной, что любить — это же не значит только тяжело и страстно дышать при виде друг друга, говорить сплошные нежности и так далее. Любить — это значит учиться жизни, познавать человека, его душу, малейшие поступки».

В письмах к ней Дунаевский превращается в тонко чувствующего поэта любви: «Люблю тебя свято и страстно, чисто и греховно, нежно и требовательно, ревниво и доверчиво. Люблю, как солнце любит горы, как волны любят море, как звезды любят небо». Но роман их был непродолжителен. Однажды Дунаевский предложил ей стать его женой. Смирнова ответила: «Нет». Композитор затаил обиду и вскоре разорвал с ней отношения.

В 1944 году у Дунаевского во время поездки по Сибири и Дальнему Востоку возник роман с двадцатилетней очаровательной танцовщицей из его ансамбля Зоей Пашковой, которая в январе 1945 года родила ему сына Максима, будущего известного композитора. Однако Дунаевский не мог дать сыну ни отчества, ни фамилии, поскольку по тогдашнему законодательству это было бы официальным признанием двоебрачия.

Драма жизни и творчества

В 1941—1945 годах за музыку к кинофильмам Дунаевский не брался. Завистники злорадствовали: «Иссяк Осипович». А он метался по стране со своим Ансамблем песни и пляски железнодорожников. Григорий Александров и другие киношники в это время находились в эвакуации в Алма-Ате. После войны, в 1946 году, Александров собрался ставить «Весну» и пригласил Дунаевского написать к фильму музыку.

Картину снимали в Праге. Дунаевский впервые оказался за границей. Но это пребывание «за кордоном» стало, по выражению самого композитора, началом его падения. Он допустил две серьезные оплошности: во-первых, дал интервью пражской газете, настроенной не очень дружественно в отношении СССР, во-вторых, не испросил разрешения на это интервью в советском посольстве. Вскоре Сталин лично вычеркнул его из списка представленных на присуждение Сталинской премии за оперетту «Вольный ветер». Затем его вывели из состава Сталинского комитета по присуждению премий, где он состоял шесть лет. Наконец, Александров заказал музыку к кинофильму «Встреча на Эльбе» не ему, а Дмитрию Шостаковичу. Для Дунаевского наступило время разочарований.

В его письмах зачастую звучит боль человека, оскорбленного безразличием и невниманием. В феврале 1950 года он с горечью пишет одной из своих почитательниц: «Почему советская пресса ни одной строчкой не обмолвилась о моем пятидесятилетии — юбилее композитора, который, как гласили приветствия, «является запевалой советского народа»? Что это такое? Кто ответит мне на это? Невоспитанность? Хамство? Сознательное и преднамеренное нежелание афишировать непомерно популярного художника? Я глотаю эту обиду, как глотал обиды много раз за последние годы».

В последние годы жизни у Исаака Осиповича все чаще стали болеть ноги — тромбофлебит. Сдавало сердце, хотя он никому в этом не признавался. В письмах своим «возлюбленным на расстоянии» он как бы подбадривал самого себя: «Но мне хочется сказать вам, что я остался прежним. И хоть годы старят человека, но говорят, что мои глаза горят по-прежнему молодым блеском. Вам я скажу, что во мне в полной мере осталась любовь моя к Жизни, к Солнцу, к тем людям, которые хотя бы капельку берут от Солнца и света». Резко отрицательно на состояние здоровья композитора повлияло и то, что случилось с его сыном.

7 ноября 1951 года Женя Дунаевский, тогда студент первого курса ВГИКа, пригласил на дачу несколько приятелей отметить праздник. Родители были в городе, и молодые люди развлекались одни. Ночью, когда Женя уже спал, двое его пьяных приятелей со своими девушками без спросу сели в машину Евгения и решили прокатиться. Машина на обледеневшей дороге перевернулась, и сидевшая за рулем девушка погибла. Уголовное дело не стали возбуждать за отсутствием состава преступления. Но жизнь отца и сына превратилась в кошмар.

Во ВГИКе устроили показательное исключение Евгения. Закрутилась машина лжи и сплетен. Дунаевский обращался в разные вышестоящие инстанции, но все было бесполезно. В одном из писем он писал: «Все начальники были как заведенные куклы, как механические ваньки-встаньки, при моем появлении с дежурной улыбкой вскакивающие, а после ухода брезгливо морщившиеся. Каждый человек был в отдельной клетке, а все клетки — в одной большой. И это проявлялось уже не в одиночном чувстве страха, а в общей беспомощности».

В его поздних песнях все чаще звучит грусть, мысль о безвозвратных потерях. А в одном из писем он признается: «С каждым годом становится все труднее. Жизнь проходит». В это время Дунаевский особенно нуждается в человеческом участии и находит его в авторских встречах, где обычно рассказывает о себе. Когда началось «дело врачей», был арестован его двоюродный брат, известный врач-уролог Лев Дунаевский. Тогда сам композитор каждую ночь ожидал ареста. А в прессе появились инспирированные кремлевскими идеологами нападки на его музыкальные произведения.

Утром 9 июня 1955 года Дунаевский не смог встать с постели — не слушалась правая нога. Он решил, что это паралич, но вызванные домой врачи установили разрушение внутренних стенок артерий. После недолгого лечения ему стало лучше. В июле он совершил гастрольную поездку в Ригу: играл, дирижировал оркестром. Удалось немного отдохнуть и подлечиться. Здесь он встретился со своей давней любовью — актрисой Лидией Смирновой. Когда возвращался домой в Москву, в поезде ему стало плохо, пришлось принимать валидол.

В это лето его сын Евгений заканчивал художественный институт имени Сурикова, куда поступил после исключения из ВГИКа. На преддипломную практику он получил не совсем обычное задание: вместе с приятелем они должны были пройти на ледоколе по Северному Ледовитому океану и отобразить жизнь моряков ледокола. 25 июля судно затерло во льдах Арктики. А в Москве в этот день в полдень Дунаевский закончил писать письмо одной из своих многочисленных поклонниц. Вдруг у него закололо сердце. Домработница баба Нита, готовившая на кухне обед, услышала его шаги, затем — сильный шум. Войдя в комнату, она увидела лежащего на полу Дунаевского. Машины, чтобы отвезти его в больницу, не оказалось — жена Зинаида Сергеевна поехала с шофером за покупками. Когда через полчаса прибыла «скорая», он был мертв — остановилось сердце.

Евгений получил телеграмму о смерти отца на следующий день. До Москвы он сумел добраться лишь через две недели. То, что Евгения не было на похоронах композитора, отметили все. А раз сына нет на похоронах, раз он находится где-то на Севере, следовательно, отбывает срок. Ходил даже слух, что его расстреляли.

Похоронили Исаака Осиповича на Новодевичьем кладбище, недалеко от могилы Булгакова, с которым он дружил. По просьбе Евгения надгробный памятник отцу согласился соорудить его студенческий товарищ по Суриковскому институту Эрнст Неизвестный, но власти воспротивились и проект остался неосуществленным.