МУДРЕЦЫ ТАЛМУДА

ДЕСЯТЬ ВЕЛИКОМУЧЕНИКОВ

Р. Ханина бен Терадион

Настала очередь р. Ханины бен Терадиона.
Про р. Ханину бен Терадиона рассказывали, что это был человек, приятный и Богу, и людям. Никто не слышал от него дурного слова.
Когда вышло запрещение заниматься изучением Торы, он не переставал собирать вокруг себя народ и преподавать свои поучения.
Больной р. Иосе бен Кисма, которого он зашел проведать, стал увещевать его, говоря:
– Ханина, брат мой! Не видишь ли сам, что этому племени[60] Самим Богом дана власть над нами? Оно опустошило дом Его, сожгло Его святыню, умертвило праведнейших Его, погубило избранных Его – и поныне племя это остается невредимым. А мне сказали про тебя, что продолжаешь изучать сам и другим преподавать Тору, устраивая собрания и публично держа свитки Завета раскрытыми перед собою.
– Господь милостив, – отвечает р. Ханина.
– Это не ответ, Ханина! Я дело говорю, а ты отвечаешь: «Бог милостив». Чудом будет, если не сожгут тебя вместе со свитками на костре.
– Раби, – говорит Ханина, – удостоюсь ли я блаженства?
– Разве ты знаешь какой-нибудь тяжкий грех за собою?
– Заведуя благотворительными сборами, я однажды деньги, назначенные на трапезу для неимущих в Пурим, роздал по ошибке как обычную милостыню бедным.
– Только то? Я ничего лучшего не желал бы себе, как быть на твоем месте.
Вскоре р. Иосе умер. На погребение его пришли знатнейшие граждане Рима и на обратном пути застали р. Ханину читающим поучение с раскрытым свитком Завета перед многочисленным собранием. Привели его на суд и спрашивают:
– Как дерзнул ты нарушить приказ кесаря?
– Я поступил так, как повелел мне Господь.
Суд постановляет: р. Ханину сжечь на костре, жене его отрубить голову, а дочь отдать на публичное позорище.
Вывели р. Ханину на площадь, обернули в свиток Торы и в таком виде возвели на костер. Затрещал охваченный пламенем хворост. А палачи начали класть на грудь р. Ханине волокна шерсти, напитанные водою, дабы подольше поддержать в нем дыхание и этим продлить мучения.
– Отец! – кричит в ужасе дочь его. – Я не в силах муки твои видеть!
– Дочь моя! – отвечает р. Хаиина. – Если бы меня одного жгли на костре, я возроптал бы, но вместе со мною горит и св. Тора наша. И Тот, Кто явится мстителем за нее, отомстит и за меня.
Спрашивают ученики:
– Раби, что видишь ты в эти минуты?
– Вижу, – отвечает р. Ханина: пергамент сгорает, а буквы возносятся в вышину.
– Раби! – советуют они. – Вдохни в себя пламя – скорее наступит конец твоим мукам.
– Пусть Тот, Кто дал мне душу, примет ее у меня, – отвечает р. Ханина, а сам я ускорять свою смерть не стану.
Тут уже и сам палач не мог дольше видеть его муки, и спрашивает он р. Ханину:
– Раби, если я сниму мокрую шерсть и усилю пламя, введешь ли ты меня в жизнь вечную?
– Да, – отвечает р. Ханина.
– Поклянись мне в этом.
– Клянусь.
Сделал так палач. И отлетела в вечность душа мученика.
В ту же минуту и палач бросился на костер и исчез в пламени.
И зазвучал Бат-Кол: «Раби Ханина и палач его с ним грядут «жизнь вечную!»
По поводу этого Рабби[61] говорил со слезами на глазах:
– Кому удается одной минутой обрести вечную жизнь, а кому долгими годами приходится выносить самые мучительные испытания.