ИУДАИЗМ




I ПРЕДЫДУЩАЯ I ОГЛАВЛЕНИЕ I СЛЕДУЮЩАЯ I
I ГЛАВНАЯ I ТРАДИЦИИ I ПРАЗДНИКИ I ИСТОРИЯ I НОВОСТИ II

ГЛАВА 15

ИУДАИЗМ ТАЛМУДА

2. Мораль и добродетель

Пожалуй, нигде так ярко не проявляется гениальная способность Талмуда проникать вглубь Священного Писания и находить в нем идеи большого значения, как в области этики. Здесь мы видим воочию поразительную тонкость анализа, позволяющую учителям Талмуда извлечь из библейских этических предписаний и наставлений все следствия, обогащающие еврейскую мораль и нравственную культуру всего человечества.

В предыдущей главе мы рассмотрели общее содержание библейского закона нравственности и его основополагающие принципы справедливости и праведности, а также те права и обязанности человека, которые вытекают из этих принципов.

Цель настоящей главы — разобрать этот вопрос более подробно и показать, как эти права и обязанности были разработаны в Талмуде и вылились в целую систему норм поведения, которые при обычной интерпретации библейского текста остаются незаме-ченными.

Начнем с прав человека. Право на жизнь в понимании мудрецов Талмуда призвано не только ограждать жизнь и здоровье человека, но и защищать его от покушений на его жизнь и здоровье. Поднять руку на ближнего, даже не ударив его, - поступок позорный. „Тот, кто поднимает руку на ближнего, считается злодеем, даже если он не наносит удара" (Трактат Синедрион, 58).

Рядом с правом на жизнь стоит право на средства существования. По учению Талмуда, этим правом запрещается любое посягательство на заработок ближнего: нельзя, например, отбивать его клиентуру или нечестно конкурировать с ним — все эти поступки приравниваются к краже и ограблению. Талмуд осуждает также скупку товаров для установления контроля над их ценой, для спекуляции или другого вида незаконной наживы, — т.е. все те нечестные приемы, которые приняты в практике современного большого бизнеса.

Среди библейских постановлений, ограждающих право собст-венности, имеется запрещение "обманывать друг друга" при заключении сделки (Ваикра, 25, 14, 17). В интерпретации Талмуда это запрещение имеет в виду любой обман, мошенническое ухищрение или дезинформацию в отношении между продавцом и покупателем. И от того и от другого требуется строжайшая честность. Продавцу запрещается завышать цену, недовешивать товар или придавать ему обманчивый вид, вводящий покупателя в заблуждение. Покупателю запрещается использовать во зло затруднительное положение продавца, его беззащитность или неосведомленность.

Обязанности товаровладельца возлагаются и на наемного рабочего, продающего свой труд. Если рабочий своей медлитель-ностью, нарочно пониженной производительностью или небре-жностью не выполняет, как следует, свою работу, он подрывает право собственности работодателя и совершает грех против ближнего и против Б-га.

Право собственности включает и право рабочего на гарантированный заработок. Хозяин не имеет права нанимать рабочих на своих собственных условиях. По закону Талмуда, заработная плата устанавливается с таким расчетом, чтобы обеспечить рабочему его уровень жизни, и любая попытка понизить этот жизненный уровень считается нарушением еврейского закона.

Право личности охраняет честь и репутацию человека. Библейский запрет клеветы и поклепа трактуется мудрецами Талмуда как закон, ограждающий личность и еврея и чужеземца. В понятие поклепа входит также то, чего мало кому удается избежать в разговоре и что Талмуд выразительно называет „пыль оговора". Это любое недружелюбное замечание в адрес ближнего, высказывание или намек. Даже похвала ближнему осуждается, если она может вызвать среди присутствующих реакцию в виде недоброжелательного отзыва.

Охрана прав личности запрещает также подрывать уважение к человеку. Публичное оскорбление, согласно Талмуду, такое же преступление, как кровопролитие. При этом „кровь отливает от лица опозоренного, и оно бледнеет" (Тр. Баба Меция, 58). Особенно следует остерегаться нанести обиду прозелиту, так как прозелиты сугубо чувствительны к оскорблениям. Чтобы не обидеть прозелита, запрещается при всех условиях даже напоминать ему о его нееврейском происхождении. Равным образом возбраняется напоминать о прежних проступках раскаявшемуся преступнику. Защищая права личности, Талмуд особенно старательно и подробно объясняет, какие именно действия нарушают это основополагающее право. Нехорошо, например, давать кому-нибудь адрес, не зная наверное, что он верен. Грешно заходить в магазин, чтобы справиться о цене товара, который ты не собираешься купить. Поступки такого рода носят в Талмуде особое название „обман словом" (онаат деварим) и считаются проступком большим, чем нанесение ближнему материального ущерба — (онаат мамон), потому что „обман словом" — это оскорбление человеческой личности.

Близка „обману словом" особая разновидность лжи, которая называет „кража мысли" (геневат даат). Имеется в виду такое извращение истины, которое связано с злоупотреблением доверием. Например, человек, пользующийся авторитетом у ближнего, пытается усыпить его разум и внушить ему мысли и поступки, идущие вразрез с интересами этого ближнего. Среди множества примеров „кражи мысли" Талмуд приводит и такой, как приглашение на обед человека, который, как заведомо известно, приглашения не примет, или просьбы одолжить деньги под предлогом, что не хватает на еду, в то время, как на самом деле эти деньги нужны на что-то менее необходимое.

Все обманы такого рода, обращены ли они против еврея или против чужеземца, подпадают под категорию „кражи мысли" и запрещены.

Уважение к правам личности запрещает также ложь в отношениях со всеми людьми. „Не лгите друг другу", — гласит библейская заповедь (Ваикра, 19, 11). В Талмуде ложь понимается не формально: даже если слова правильны, но сказаны с намерением обмануть, они становятся ложью. Тем самым исключаются, подпадая под запрет, мысленные оговорки. „Пусть ваше „да" будет правдивым и ваше „нет" будет правдивым" (Тр. Баба Метция, 49а). Иными словами, говорить одно, а думать другое — это ложь.

Уважение к личности запрещает также ненависть. В трактовке мудрецов Талмуда эта заповедь (Ваикра, 19, 17) приобретает универсальный характер: „Питающий к кому-нибудь ненависть ненавидит Того, Кто сказал — и возник мир" (Сифри зута, Бемидб., 18); „к кому-нибудь" — значит и к еврею, и к нееврею.

Рядом с заповедью, запрещающей ненависть, в Торе стоит запрещение мстить ближнему или таить на него злобу. (Ваикра, 19, 18). И этому предписанию, защищающему права личности, Талмуд придает всеобщий характер. „Отомстит ли за себя отрубивший

правую руку тем, что отрубит левую, которая нанесла удар правой?" (Недарим, 6). Так закон, осуждающий месть и чувство злобы, распространяется на всех людей. Даже враг не может быть исключен из этого правила: „Я пренебрег бы Всевышним, если бы возрадовался гибели того, кто меня ненавидит, или возликовал при виде постигшего его несчастья" (Иов, 31, 28-29).

Право личности охраняет также свободу и независимость личности. Свобода — это неотъемлемое право человека, на которое никто не смеет посягать. Этот общий принцип находит выражение в целом ряде правовых норм Талмуда, как, например, право работника оставить незаконченной свою работу, если замена этого работника другим не наносит ущерба работодателю. Обязательства рабочего по отношению к работодателю носят, таким образом, не личный, а экономический характер.

С правом на свободу связано право человека на равенство. Полное равноправие всех людей, включая и рабов, сформулиро-вано в словах Иова;

Если попрал я право раба моего

и служанки моей в тяжбе их со мной, —

что сделаю я, когда восстанет Б-г?

И когда к ответу призовет Он, что отвечу Ему?

Не создал ли Он их в утробе, как меня,

и образовал нас в том же чреве?

(Иов, 31, 13-15)

Этот принцип человеческого равенства вошел в законоположение Талмуда, регулирующее отношения между рабом и рабовла-дельцем. Талмуд запрещает заставлять раба выполнять унизите-льную службу и работу, которая не абсолютно необходима. Раб-инвалид должен пользоваться вниманием не меньшим, чем здоровый и трудоспособный.

Эти и подобные им законы и правила, которые содержатся в Торе и Талмуде, ограждают права человека, исходя из принципа справедливости. Их дополняют требования праведности, которые, формулируя человеческие обязанности, утверждают основные права личности и коллектива уже в позитивной форме.

Подкрепляя право человека на жизнь, праведность запрещает стоять в стороне, когда проливается чужая кровь (Ваикра, 19, 16). Какой бы опасности ни подвергалась жизнь ближнего, говоря словами Талмуда, тонет ли он или отражает нападение разбойников или дикого зверя, ты обязан помочь ему сам, а в случае невозможности, организовать ему помощь за свой счет (Тр. Синедрион, 73а).

Праведность требует также обеспечить ближнего средствами существования. В библейские времена те, кто не могли заработать себе на жизнь, получали, согласно законам Библии, определенную долю урожая, положенную бедным; несжатый край поля, опавшие колосья и другие остатки. С разрушением еврейского государства эти законы по причинам национально-экономическим перестали осуществляться. Однако у того, кто стремится к праведности, остались широкие возможности помочь ближнему реализовать свое право на существование. Одной из древнейших форм выражения праведности была благотворительность — пожерт-вования в пользу бедных. Жертвовать деньгами, пищей, одеждой — одна из первейших, по учению Талмуда, обычных обязанностей еврея в его повседневной жизни. Обязанность эта универсальна, плоды благотворительности распространяются на всех неимущих, независимо от их веры и происхождения, не исключая врага. Никто не освобожден от этой обязанности. Бедняк, сам живущий на пожертвования, должен подать милостыню другому бедняку, нуждающемуся больше, чем он (Тр. Гитим, 7).

Высшей формой благотворительности считается, однако, такая, которую можно назвать „конструктивной". Например, предос-тавить бедному заем, открывающий перед ним возможность заняться общественно полезной деятельностью. Эта помощь должна также носить универсальный характер, т.е. распростра-няться и на еврея, и на чужеземца. „Если брат твой обнищает и придет у тебя в упадок, поддержи его, пришелец ли он или поселенец, чтобы жил он с тобой" (Лев., 25, 35). Так учит Тора, а Талмуд дополняет в своих комментариях: „...снабдив его средствами, чтобы он мог заработать себе на жизнь" (Тр. Баба Кама, 112а). С ссуды запрещается брать проценты, так как она дается для того, чтобы спасти ближнего, предотвратить от гибели члена общины (Ваик., 25, 36). Согласно Талмуду запрещается также забирать в залог орудия производства должника, которые служат ему для обеспечения существования (Тр. Баба Меция, 115а). Более того, чтобы освободить должника от страха перед лишением его орудий производства на то время, пока он трудится для будущего, закладывая экономическую основу своего хозяйства, заимодавцу запрещается давить на него и требовать скорейшего возвращения долга (Исх., 22, 24). И еще того больше. Если известно, что должник пока не в состоянии вернуть долг, кредитор должен избегать встречи с ним, чтобы не ставить человека в неловкое положение (Мидраш Шемот рабба, 31,6).

Право неимущего на жизнь включает также право на одежду и пристанище. В подтверждение этих прав кредитор должен совершить поступок, который Тора называет праведным, — вернуть бедняку одеяние, взятое в залог, которое может ему понадобиться как ночное покрывало или дневная одежда (Дев., 24, 13).

Не случайно древнееврейское слово цедака, означающее „праведность", стало обозначать любую деятельность в помощь бедным. По еврейскому учению, бедные имеют право на вспомо-ществование со стороны своих более удачливых ближних — именно право. Поэтому еврейские этические правила запрещают попрекать бедняка милостыней или укорять его в праздности.

Чтобы даяние стало действительно праведным и справедливым поступком, даритель должен отнестись к просителю с участием и внимательно его выслушать. Особое значение придает этика Талмуда добрым словам, которые должны сопровождать даяние и могут в сущности означать для бедняка больше, чем сам подарок (Тр. Суккот, 49). В то же время на дарителе лежит обязанность проследить за тем, чтобы его помощь не была использована во зло. Раздавать деньги просто так, лишь бы дать, не считается достойным вкладом в благотворительную деятельность. В еврейской этике сама по себе благотворительность никогда не рассматривалась как источник небесной благодати, осеняющей дарителя независимо от нужды или характера просителя. Благотворительный акт должен приносить бедняку пользу, облегчить его лишения, но отнюдь не поощрять лень и безделье. Просьбы о помощи, если только они не относятся к еде, питью и одежде, следует, по предписаниям Талмуда, проверять и строго различать, во избежание злоупотреблений, между бедняками действительно нуждающихся, достойных помощи, и обманщиков, профессиональных вымогателей.

Как выражение праведности, благотворительность не должна содержать в себе ничего несправедливого или неправедного. Предосудительно, согласно правилам Талмуда, делать пожерт-вования, не рассчитавшись со своими долгами, не уплатив своим работникам (Ялкут Шимеони, Притчи, 947). Запрещается использовать благотворительную деятельность для того, чтобы скрыть свои неблаговидные дела или ради корыстных целей.

Право бедняков на помощь, поступающую от лиц более зажиточных, основан на признании Б-жественного права собственности и на том, что все, чем владеет человек, он получает от Б-га, а оправдание его богатств — в тех возможностях, которые оно открывает для служения Всевышнему. Это представление стояло за упомянутым выше библейским законом о сборе урожая. Землевладелец, пользующийся законными плодами своих трудов и забот, не должен, тем не менее, забывать, что его право на землю и ее плоды — от Б—га, что оно подчинено высшему закону: один Б-г в конечном счете обладает правом собственности, а, следова-тельно, земля, как общее наследие, принадлежит всем Б-жьим созданиям. Предоставлением неимущим доли урожая Тора старается оградить это всеобщее право на землю, вытекающее из идеи Б-жественной собственности.

Библейский дух, выразившийся в таком отношении к природным дарам, вдохновил мудрецов Талмуда на соответствующее отношение и к другим земным благам, которые выпадают по воле судьбы на долю человека. Хотя право частной собственности и признается в Талмуде, оно умеряется и ограничивается соображениями социальной справедливости. Притязания частной собственности оправдываются лишь постольку, поскольку они являются основой служения Б-гу. Отказ поделиться с ближним лишь на том основании, что „это — мое", не имеет в глазах мудрецов Талмуда никакого оправдания. Они считают естест-венным правом окружающих пользоваться преимуществами, которые предоставляет частная собственность во всех тех случаях, когда владельцу не наносится ущерб, а его имуществу не причиняется вред. Типичным примером может служить отношение к полю после уборки урожая. Запретить посторонним ступать по полю лишь на том основании, что оно — частая собственность, считается неэтичным (Тр. Баба Камма, 816).

Праведность как движущая сила жизнедеятельности человека распространяется не только на людей, но и на животный мир. Внимание к животным издавна считалось отличительным признаком праведного человека. .„Праведный печется о жизни скота своего" (Мишле, 12, 10). В предыдущих главах уже указывалось на некоторые библейские предписания о гуманном обращении со всем живым. Талмуд выводит из этих законов особое правило о страдании, причиненном живым существам („цаар баалей хаим"). По этому правилу любое пре-небрежение потребностями животных является преступлением.

Хозяин не имеет права сесть за стол, не покормив своих домашних животных. Нельзя приобретать домашних и диких животных или птиц, не позаботившись заранее о корме для них.

Та же забота о бессловесных тварях, взывающих к человеческому состраданию, стоит, надо полагать, за теми многочисленными предосторожностями, которыми окружает еврейский закон убой скота и забой птицы для пропитания человека. Они, вероятно, преследуют цель свести к минимуму, если не полностью ликвидировать, боль, испытываемую жертвой.

Забота человека об окружающей среде не ограничивается царством животных. Праведность — это принцип, которым по раввинскому закону еврей должен руководствоваться по отношению ко всему творению — к миру одушевленному и неодушевленному. Библейский запрет уничтожать фруктовые деревья (Дев., 20, 19-20) Талмуд распространяет на всю окру-жающую среду, подводя ее под общий принцип „не губи!" („бал ташхит"). Пищу, особенно хлеб, нельзя портить и выбрасывать. Нельзя вообще уничтожать вещи, которые уже не нужны владельцу, но могут пригодиться другому человеку.

Над требованиями справедливости и праведности и, включая их, стоит закон любви в том виде, как он сформулирован в Торе:

„Люби ближнего своего, как самого себя" (Ваик., 19, 18). Это золотое правило, оставшееся в Торе нераскрытым, подразумевает в трактовке Талмуда любую услугу, оказанную ближнему. Талмуд пользуется для обозначения таких услуг особым выражением: гемилут хасадим — дословно: „творение добрых дел". Его внутренний смысл — творить благо ради благости Превечного. Добрые дела связаны с духом любви и милосердия по отношению ко всем людям, без различия между ними.

Особенно важное место среди гемилут хасадим занимает, по предписанием Талмуда, посещение больных, обеспечение бедной невесты приданым, проводы усопшего и утешение скорбящих. Гемилут хасадим выражается не только в материальной услуге, но и в стараниях вернуть на праведный путь грешника (Тр. Тамид, 28а); в любезности и предусмотрительности в обхождении со всеми людьми, в приветствиях, обращенных ко всякому человеку, независимо от его веры и происхождения (Авот, 4, 15), в радушном приеме, оказываемом всем людям (Авот, 1, 16).

Закон любви в трактовке мудрецов Талмуда предписывает также, чтобы человек поступал „лифним ме-шурат адин" — не до конца используя свои законные права. Действующий в духе этого правила не станет, например, настаивать на полном осуществлении свого права на возмещение убытков, компенсацию и пр., которое он получил по суду; он откажется от этого в пользу своего менее богатого противника.

Повеление любить ближнего со всеми вытекающими из него обязательствами подразумевает любовь ко всем людям, любой национальности и вероисповедания. Это недвусмысленно выра-жено в библейском предписании: „Люби его (чужеземца), как самого себя" (Ваикра, 19, 34). В словах „как самого себя" провоглашен великий принцип человеческого равенства: чуже-земец, нееврей — таков же, как ты сам. Различие, которое иудаизм проводит между евреем и неевреем, относится только к религиозной сфере. В политическом и социальном отношении разницы между ними нет. „Один закон и одно право да будет для вас и для пришельца, проживающего у вас" (Бем., 15, 16). Закон один и одинаков для всех. „Судите справедливо — каждого с братом его и с пришельцем его" (Дев., 1, 16). По израильским законам, в противоположность греко-римским, чужестранец не нуждается в патроне, который представляет его интересы в суде. Ибо „суд — Б-жий" (там же, 17). Сам Б-г предоставляет чужеземцу все права, полагающиеся ему по законам страны.

Это равноправие простирается даже на наследование земли. „И будет: разделите вы ее (землю) по жребию в наследие себе и пришельцам, живущим среди вас, которые родили детей у вас: и они будут среди сынов Исраэля как коренные жители, и войдут они с вами в долю среди колен Исраэля" (Ехезкеель, 47, 22).

Отношение Торы к нееврею сохраняется и в Талмуде. Характерно в этом смысле высказывание Гилеля: „Будь одним из учеников Аарона, который любит мир, стремится к миру, любит людей и приближает их к Торе" (Авот, 1, 12).

В основе всех еврейских этических представлений лежит идея святости личности. Великие заповеди: „люби ближнего, как самого себя", „не питай ненависти к брату своему", „не мсти", „не таи злобы", „люби чужеземца" — все они часть закона святости, провозглашенного в завете: „Будьте святы!" (Ваикра, 19, 1).

Как неоднократно указывалось выше, святость обладает двусторонней направленностью — негативной и позитивной. В негативном плане требования святости сводятся к умению управлять и владеть собою. Такой самоконтроль необходим не только для того, чтобы избежать дурных поступков. Он нужен и для подавления дурных желаний и помыслов, которые, если за ними не следить, превращаются в дурную привычку и поэтому согласно этике Талмуда, являются иногда более опасными по своим последствиям, чем сам дурной поступок (Тр. Иома, 29а).

Пороки, которые, по учению Талмуда, представляют наибо-льший вред — это зависть, жадность и высокомерие. Эти пороки, как сказано в Авот, „изводят человека из мира" (2, 16) тем, что они отравляют все социальные отношения, уничтожая ту пользу, которую человек мог бы принести обществу. Другой порок, который Талмуд считает особо опасным, — это гнев. „Несомненно, — поучает Талмуд, — что прегрешения гневливого человека перевешивают его заслуги" (Тр. Недарим, 226). В этом изречении подчеркивается опасность, которую таит в себе гнев; из-за потери самоконтроля человек, ослепленный гневом, разрушает даже то добро, которое он сам творит.

Самоконтроль, к которому призывает еврейская этика, не следует смешивать с аскетизмом. Аскетический идеал, аскетизм как таковой чужд духу иудаизма. Иудаизм по сути своей оптимистичен. Он не признает зло изначально присущим этому миру и не считает жизнь проклятой. Хотя жизнь вечная прославляется в иудаизме, но не за счет жизни земной. Земная жизнь тоже очень хороша, и Б"г велит человеку наслаждаться всем добром, которым полна земля. „И увидел Б-г все, что Он создал, и вот, очень хорошо" (Бер., 1, 31). Эти слова относятся и к миру земному, и к миру грядущему (Мидраш Бер. Рабба, 9, 3). Иудаизм никогда не разделял воззрения, согласно которому тело — сосуд скверны, а вкус к жизни — порождение зла. Человеческое тело, наоборот, священный сосуд, вместилище Б-жественной искры — души, и оно должно поэтому содержаться в чистоте и сохранности и добром здоровье. Пренебрегать телом и его физическими потребностями значит наносить обиду Б-гу. Талмуд предписывает ежедневное омовение как священный обряд во славу Создателю (Тр. Шаббат, 50), Любой вид воздержания, не предписанный Законом, считается грехом. „Человеку, — учит Талмуд, — придется дать в мире грядущем отчет за все дозволенные удовольствия, от которых он отказывается в этом мире" (Тр. Кидушин, 4, 12). Пост, предпринятый по собственной инициативе, осуждается, а злоупотребляющий добровольным постом считается грешником. Иудаизм отвергает также отрицательное отношение к богатству и к браку. Наоборот, „богатство и изобилие" — одно из благословений, обещанных Б-гом (Теил., 111, 3) Б-гобоязненному человеку. Что же касается брака, то, согласно еврейской традиции, первосвященник не допускался к свершению торжественной храмовой церемонии в самый священный день в году, Йом-Кипур, если у него не было жены, которая одна могла освятить его жилище.

По еврейскому вероучению материализм ложен не потому, что имеет дело с материальными объектами, а потому, что не признает ничего, кроме них. Однако, если исключить ограниченность материализма, а потребности, удовлетворению которых он служит, подчинить внутреннему контролю, как предписано Торой, то наслаждение земными благами станет не чем иным, как выполнением воли Б-жьей.

И все же один самоконтроль, хоть и приводит к искоренению пороков, оказывается недостаточным. Он выражает лишь негативный аспект святости, уклонение от греха, воздержание от зла. Но святость обладает и позитивным аспектом, который выражает себя в форме праведности и любви. Отсюда вырастает необходимость культивировать положительные черты характера, которые, хотя и являются личными свойствами, обретают всю полноту лишь во взаимодействии с социальной средой и приводят человека к осознанию того, что он должен делать, а не только того, чего он делать не должен.

На первом месте среди этих добродетелей стоит довольство, удовлетворенность собой. „Кто богат?" — спрашивает Талмуд и отвечает: „Довольный своей участью" (Авот, 4, 1). Человек довольный не только свободен сам от таких пороков, как зависть, жадность и пр., он — и это особенно важно — источник бесконечной радости для окружающих. „Веселое сердце — вечный праздник" (Мишле, 15, 16).

Довольство проистекает из сознательной веры в Б-жий Промысел, направляющий ко благу человеческую жизнь. В душе воцаряется спокойствие и безмятежность, окрашенные особо глубокой и живой радостью — „радостью в Б-ге". Радость в Б-ге — такое душевное состояние, которое обогащает все жизненное содержание и оказывается спасительной силой в дни народных бедствий и социальных потрясений. „Радость в Превечном — ваша крепость" (Hex., 8, 10).

Вера в Б-га пробуждает в человеке готовность и стремление подчиниться Всевышнему, признать свою зависимость от Б-га, недостаточность и слабость своих сил, лишенных Его поддержки. Живое постижение этой истины ведет к смирению, к той добродетели, которая предохраняет человека от опасности возгордиться своим материальным успехом и достижениями. Так человек становится „любимым наверху и желанным внизу" (Мидраш Тайна Элияу, о котором см. ниже).

„Награда смиренному — страх Б-жий" (Мишле, 22, 4). Человек, искренне осознавший свое нравственное несовершенство перед лицом Б-га, не может не удержаться от поступка или мысли, которые еще ниже уронят его во мнении Б-га. Так смирение становится тем, что является основой всего поведения человека в религиозной и социальной жизни — страхом Б-жьим.

В то время как страх Б-жий определяет поведение человека во всех ситуациях этического характера, он играет особенно важную роль, как подчеркивает Талмуд, в вопросах, „обращенных к сердцу" (масур лалев). Под этим термином Талмуд разумеет такие обстоятельства, которые не поддаются точному определению и математически непогрешимому анализу, а подлежат скорее суду совести и нравственному чутью данного индивида. Обобщая целый ряд библейских наставлений (Ваикра, 19, 14, 32; 25, 36, 43), Талмуд указывает, что „все заповеди, обращенные к сердцу, сопровождаются призывом: „Бойся Б-га своего!" (Тр. Кидушин, 32).

И все же страх Б-жий — лишь „начало мудрости" (Мишле, 1, 7), первая ступень на пути к совершенству.

Выше страха Б-жьего стоит любовь к Б-гу, любовь, проистекающая из постижения Его несравненного совершенства и милосердия, наполняющего весь мир. В иудаизме подчеркнуты оба начала: страх перед Б-гом и любовь к Б-гу. Страх Б-жий поощряется как мощное сдерживающее средство против зла, а любовь к Нему — как высочайший стимул добродетели.

Любовь к Б-гу ведет к „освящению Его Имени" — кидуш а-Шем. Это понятие признано самой характерной особенностью иудаистской этики, ее принципом и побудительной силой. В основе кидуш а-Шем лежит убеждение в том, что любой факт, который демонстрирует облагораживающую роль еврейской религии и прославляет Исраэль как нацию, есть освящение Б-жьего Имени. Все случаи самоотречения, самоограничения и самопо-жертвования в служении Б-гу или ближнему — это кидуш а-Шем. И наоборот, поступки, навлекающие хулу на имя Исраэль или пятнающие израильскую веру, называются хилул а-Шем (хилул — поругание). В высшей форме кидуш а-Шем проявляется в преданности Б-гу, которая ведет к героической, а часто и мученической смерти. В этом случае герой может быть призван самой жизнью заплатить за свое мужество как помощник Б-га. Такой приказ может быть обращен и ко всему народу. Евреям не раз приходилось принимать роковое решение под возглас:

„Поклонитесь идолу или умрите!" Жизнь евреев на протяжении многих столетий можно с полным правом назвать кидуш а-Шем— непрерывным „освящением Имени". Недостатки, свойственные отдельным евреям и порожденные вековыми преследованиями, не могут зачеркнуть того исторического факта, что в борьбе за правду и духовно-нравственные идеалы человечества Исраэль играл роль жертвы и мученика. Источник силы, которая вдохновляла еврея и побуждала его принять ради блага человечества мучения и смерть, таился в Торе и в практическом воплощении заповедей его веры.




I ПРЕДЫДУЩАЯ I ОГЛАВЛЕНИЕ I СЛЕДУЮЩАЯ I
I ГЛАВНАЯ I ТРАДИЦИИ I ПРАЗДНИКИ I ИСТОРИЯ I НОВОСТИ II