ХАДАССА БЕН-ИТТОЛОЖЬ, КОТОРАЯ НЕ ХОЧЕТ УМИРАТЬ"ПРОТОКОЛЫ СИОНСКИХ МУДРЕЦОВ":СТОЛЕТНЯЯ ИСТОРИЯ |
|
ГЛАВА 8: СЛЕДЫ ФРАНЦУЗСКИХ ПАЛЬЦЕВ НА РУССКОЙ ПОДЕЛКЕ
ФРАНЦУЗСКИЙ СЛЕД
Чем больше читал Георг о французском антисемитизме, тем яснее понимал, почему именно Париж, а не другая столица мира оказался в девяностых годах прошлого века самым удобным местом для фабрикации "Протоколов сионских мудрецов". В ночных разговорах с Винером постепенно обрисовались два основные момента.
Прежде всего - внезапное разрастание еврейской прослойки парижского населения. Евреи, пережившие российские погромы, бежали в Париж, где им еще с 1791 года предоставлялось полное уравнение в правах, так что присутствие их во французской столице в наибольшей мере бросалось в глаза.
Необходимо, однако, принять во внимание также экономические и политические перемены, которые переживало французское общество. В результате индустриализации и технического прогресса крестьяне и мелкие предприниматели лишались собственности, что составляло опасность для старого, установившегося порядка вещей. Народ ощущал опасность, исходящую от парламентаризма, от осуществления принципа всеобщего равенства.
Антиклерикализм, казалось, подрывал основания церкви.
Либерализм и демократия рассматривались как угроза существующему образу жизни, враги христианства, разрушающие принятые нравственные принципы. Страх и дурные предчувствия, охватившие большую часть общества, пробудили и укрепили дремавшие до той поры предрассудки. В итоге людям потребовался козел отпущения. Самыми удобными кандидатами на эту должность оказались евреи, жившие в больших городах и по преимуществу поддерживавшие экономические перемены, да к тому же еще традиционно считавшиеся врагами христианства. Антисемитизм стал политической доктриной. Теория обширного международного заговора давала готовые ответы на все вопросы, логичное объяснение всех бед.
На банки взирали как на "врага", утверждалось к тому же, что все они контролируются евреями. Разразившийся в 1882 году крах католического банка "Юнион женераль" разорил многие принадлежавшие к среднему классу семьи, а ввести негодование общества в привычные каналы неприязни к евреям было делом совсем несложным. Еврейские банки процветают, вопила французская пресса, а несчастные французские католики лишаются сбережений, оказываясь, по сути дела, перед угрозой нищеты.
Громче и назойливее всего эти антиеврейские тирады звучали на страницах газеты "Либр пароль", которая как раз в том году и начала издаваться. Ее издатель Эдуард Дрюмон уже прошел большую часть пути, в конечном итоге приведшего его к роли самой заметной фигуры в антисемитской кампании, свирепствовавшей во Франции в последние два десятилетия прошлого века.
Мысль о том, что евреи действительно намереваются овладеть миром, узурпировав экономическими средствами политическую власть, начала обретать популярность в сознании французского общества. Должно же было существовать какое-то объяснение тому, что евреи, не имеющие ни собственной страны, ни земли, которую они могут назвать своей родиной, столь преуспевают и в большинстве свободных профессий, и в мире финансов. Так зародился и стал обретать черты достоверности миф о международном еврейском заговоре.
Настоящих доказательств предположения Анри Роллана о том, что Эдуард Дрюмон причастен к фабрикации "Протоколов сионских мудрецов", не существует, сказал Георгу доктор Винер, но он безусловно участвовал в популяризации теории так называемого "еврейского заговора", а уж гордиться ведущей ролью в деле Дрейфуса мог с полным на то основанием.
Отнюдь не случайно, настаивал Винер, что "Протоколы" были созданы во Франции и именно в ту пору. Между двумя антиеврейскими событиями, которые произошли в одном и том же городе и в одно и то же время, имеется несомненная связь.
И то и другое имели своею основой подделки, напомнил доктор Винер коллегам. 1 ноября 1896 года майор французской армии по имени Анри подделал прямо у себя на дому два документа, обличающие в шпионаже Альфреда Дрейфуса, единственного офицера-еврея в генеральном штабе французской армии. Знаменитая "расписка" Дрейфуса, якобы написанная его рукою, была подсунута в доставленную судьям во время процесса папку секретных документов и послужила основанием для обвинения ни в чем не повинного человека. Через несколько лет, проведенных несчастным Дрейфусом в ужасных условиях на Чертовом острове, было определенно доказано, что предателем, продававшим французские секреты немецкому посольству, оказался другой офицер, Эстерхази. И именно его Дрюмон использовал в качестве тайного эксперта "Либр пароль".
Почва для появления Дрюмона была хорошо подготовлена.
В 1847 году Туссенель издал книгу "Евреи, короли нашего времени", в которой описывалось экономическое владычество евреев во Франции. В 1869 году Гугенот де Мауссо опубликовал сочинение, озаглавленное "Евреи и иудаизация христианских народов", - в нем евреи обвинялись в обращении в свою веру христиан, над которыми им не удалось обрести господства.
Однако круг читателей этих и многих иных антисемитских книг был ограничен, между тем как Дрюмон открыл формулу, которая позволяла возбудить и распространить во Франции всеобщие антисемитские настроения Его вышедшая в свет 14 апреля 1886 года книга "La France Juive" мгновенно стала желанной во многих французских домах. Сто тысяч экземпляров было распродано сразу, а всего книга эта выдержала не менее 200 изданий
Мистическая формула Дрюмона была такой: "Все идет от евреев, и все возвращается к ним" Он описывал еврея, как квинтэссенцию безобразия, отвратительно смердящее существо с бескровным лицом, зеленоватой кожей, когтистыми пальцами и знаком Каина на челе. Еврей не говорит, писал Дрюмон, он вопит, кусается, лижет, лает и царапается.
С мая 1882 года Дрюмон вел в своей газете злобную кампанию, цель которой состояла в избавлении французской армии от ненавистных, падких на предательство еврейских офицеров. "Либр пароль" стала самым действенным орудием антидрейфусовского движения.
Наверное, Дрюмон был в толпе, вопившей "ура", когда Альфред Дрейфус стоял по стойке "смирно" во дворе Военной академии на площади Фонтенуа в Париже, пока с его мундира срывали военные награды, а его шпагу переламывали пополам. Возможно, он хохотал вместе с толпой, когда Дрейфус восклицал:
"Солдаты, они срывают награды с невинного человека, да здравствует Франция, да здравствует армия!"
Должно быть, он с удовольствием прочитал то, что написал об этой церемонии в своей книге "Парад Иуды" Морис Барр:
"Это представление волновало сильнее, чем гильотина".
Когда 22 декабря 1894 года Дрейфусу объявили приговор, согласно которому ему предстояло провести остаток жизни на Чертовом острове, "Либр пароль" объяснила, что основным побуждающим мотивом предателя было желание его нации сокрушить Францию.
Во Франции той поры след Эдуарда Дрюмона можно было обнаружить в любой антисемитской деятельности, сказал доктор Винер. Он же стал одним из звеньев связи с русскими, с которыми он регулярно встречался в салоне Жюльетт Адам.
Жюльетт была одной из заметных фигур в светских и политических кругах Парижа, писательницей и журналисткой, издательницей собственного журнала "Нувель ревю", в котором печаталось немало известных людей и который поддерживал антисемитизм в не меньшей мере, чем "Либр пароль". Она была хорошо осведомлена в делах государства и политики и считалась специалисткой по России. Приезжавшие в Париж видные российские деятели были частыми и желанными посетителями ее салона, встречались среди них и агенты русской тайной полиции - их приводил сюда ее муж, Эдмон Адам, начальник парижской полиции.
Скорее всего, здесь Рачковский и познакомился со своими французскими помощниками. Возможно, здесь он впервые увидел и книгу Мориса Жоли. Жюльетт и ее друзья яро противились французско-русскому альянсу, основы которого заложил российский министр финансов Витте, и получению Россией у французских банков займов, которые помогли бы финансировать российские экономические реформы. Связи двух стран укреплялись. В 1886 году молодой царь Николай II вместе с императрицей Александрой Федоровной посетил Францию и удостоился пышного приема. Миллион приехавших из провинции французов выстроился вдоль улиц Парижа, чтобы приветствовать высоких гостей. Стоимость русских акций и ценных бумаг резко пошла во Франции вверх.
В то же самое время усилилось влияние социалистов и по всей Франции прокатились забастовки.
Жюльетт и ее знакомые использовали свои связи и газеты, чтобы уведомить французское общество о том, что Витте, женатый, по их утверждениям, на еврейке, является игрушкой в руках ограбивших народ Франции еврейских банкиров. Главным же врагом французского народа, по их мнению, было семейство Ротшильдов.
Читая о Жюльетт Адам, Георг Бруншвиг дивился тому, как много женщин оказалось прямо или косвенно причастными к истории "Протоколов". Политический мир Швейцарии, равно как и мир ее журналистики, населяли исключительно мужчины.
Георг не мог припомнить ни одной знакомой, участвующей в общественной жизни - разве что в благотворительности. Он читал о салонах девятнадцатого века, где светские дамы развлекали знаменитостей и представителей власти в обстановке изящества и утонченности. И хоть часть бесед, которые велись в этих салонах, вертелась вокруг слухов и сплетен, сами салоны стали форумом для серьезных, порой горячих дискуссий о текущих событиях, создавая прекрасную возможность для осмотрительного распространения информации и даже для заключения сделок.
Составление списка гостей было задачей, с которой справился бы далеко не всякий дипломат, а некоторые из дам обратили его прямо-таки в искусство. Еще не пришло время для широкого участия женщин не только в делах государства, но даже в дипломатии и культуре, и потому некоторые из них создавали собственные центры власти, уникальные форумы, признаваемые, уважаемые и принимаемые во внимание столпами общества. Приглашение в один из таких салонов было привилегией и признаком высокого положения в обществе.
К удивлению своему, Георг обнаружил, что салон Жюльетт посещало множество лиц, имена которых то и дело попадались ему при изучении истории "Протоколов сионских мудрецов". Среди них были Эли де Цион, Лесли Фрей и Илона Глинка.
Еврей-адвокат Слиозберг, которому предстояло давать показания на процессе, сказал Георгу, что Витте подозревал Эли де Циона в причастности к фабрикации "Протоколов". Подозрение вполне основательное, отметил Лифшиц, показав Георгу несколько мест из статей Циона, в которых евреи обвинялись в том, что они вступили с масонами в заговор, имеющий целью достичь мирового господства.
По-русски его имя произносилось как Илья Цион. Он происходил из евреев, был некогда профессором физиологии, но, перебравшись во Францию, забросил научную карьеру и занялся политикой. Он начал писать, увлекся журналистикой и с 1887 года помогал Жюльетт Адам управлять "Нувель ревю". К тому времени он уже обратился в христианство, крестившись 17 декабря 1886 года.
В начале 80-х годов Цион был в Париже представителем русского министра финансов Вышнеградского. Он был хорошо знаком со всеми сотрудниками русского посольства, которые готовили договор между Россией и Францией, - впрочем, они быстро поняли, что с Ционом, вечно ввязывавшимся в разного рода интриги, не оберешься неприятностей. Любимое его обвинение против тех русских, с которыми он враждовал, состояло в том, что они - евреи.
Когда Вышнеградский узнал, что Цион получил от французского синдиката, с которым вел переговоры, порядка 200.000 франков комиссионных, он потребовал и в конечном итоге добился увольнения Циона. Витте же, сменивший Вышнеградского на посту министра финансов, отказался восстановить Циона в должности и даже запретил ему въезд в Россию - в итоге Цион стал ярым врагом Витте и посвящал немалую часть своих писаний нападкам на нового министра финансов и его финансовые реформы. В те дни наиболее мощным оружием против Витте - и в России, и во Франции - было обвинение в том, что русский министр является марионеткой евреев и служит их интересам.
Де Цион был серьезным врагом, отмахнуться от его ложных обвинений (в том, например, что Витте предает интересы России немцам) оказалось не так-то просто. Когда Цион в конце 1887 года публично заявил, что в его распоряжении имеются документы, доказывающие изменнические действия Витте, агенты Рачковского по распоряжению Витте ограбили виллу Циона в Территете. Витте был хорошо знаком с приемами, которые использовались в ту пору для подделки документов, и не хотел рисковать.
Жюльетт Адам и Эдуард Дрюмон были люди приметные, сказал Лифшиц. В политической жизни Франции они играли первые роли. Что касается Эли де Циона, он был известным и уважаемым ученым, писателем и журналистом. Его статьи имели немалый вес во французских интеллектуальных кругах.
Эдуард Дрюмон и Жюльетт Адам часто цитировали де Циона, предупреждая, что франко-русский союз приведет к мировому владычеству евреев. Эти утверждения, предназначавшиеся для ушей французов, не в меньшей мере годились и для русского общества. Если бы Эли де Цион сумел подорвать деятельность еврейских банков Парижа и помешать выполнению планов Витте по модернизации российской экономики, это стало бы его окончательным триумфом.
Другим частым гостем салона Жюльетт была ее близкая подруга Илона Глинка. Как и многие люди, чьи имена неразрывно связаны с историей "Протоколов", Глинка, бывшая фрейлина императрицы Марии Федоровны, исповедовала мистическую веру в сверхъестественное. Однако самым значительным периодом ее жизни стал французский. Свободно говоря по-французски, она подолгу жила в Париже, где называла себя Юстиной, и завязала прочные связи с верхами французского общества.
В покровителях у нее состоял генерал Оржеевский, заместитель министра внутренних дел, занимавший прежде высокий пост в тайной полиции. Глинка занималась тем, что собирала сведения о деятельности русских террористов во французской столице. Когда французские газеты разоблачили ее как русского агента, Глинке пришлось покинуть Францию.
Она обосновалась в Петербурге, и на широкую ногу принимала гостей в своих элегантных апартаментах, наполненных произведениями французского искусства, но вскоре попала в немилость к царю. Как раз близкая дружбы Глинки с Жюльетт Адам и навлекла на нее гнев царя, приведший к ссылке Глинки в ее орловское поместье. Ее заподозрили в том, что она была главным источником сведений, обнародованных в книге Жюльетт, вышедшей под псевдонимом "граф Василий" и самым нелестным образом описывавшей царский двор.
Связующим звеном между Глинкой и "Протоколами сионских мудрецов" стала не кто иная, как уже известная нам Лесли Фрей, также близкая подруга Жюльетт Адам.
В своей книге "Воды, текущие на восток" Фрей рассказывает, как Илона Глинка, пользуясь своим французским именем Юстина, служила в 1884 году агентом генерала Оржеевского, собирая то, что она называла "политической информацией". В то время генерал Оржеевский исполнял обязанности секретаря министра внутренних дел Черевина.
Фрей упоминает французскую рукопись и ее русский перевод, которые Юстина Глинка отправила Оржеевскому и которые тот передал своему начальнику генералу Черевину для вручения царю. Она утверждает также, что Черевин отказался передать царю рукопись и отправил ее в архив.
Это, отметил Георг, подтверждает сказанное княгиней Рад-зивилл о первом варианте "Протоколов".
Читая книгу Фрей, Георг дивился содержащемуся в ней количеству выдаваемых за факты выдумок. Да ведь это та самая Лесли Фрей, вдруг сообразил он, что обвинила Ахада Гаама в сочинении "Протоколов". И все же кое-какие ценные факты в книге имелись. Георг с удивлением обнаружил в ней подтверждение, что Глинка и была той самой таинственной дамой, которая передала окончательный вариант "Протоколов сионских мудрецов" майору в отставке Алексею Сухотину.
Она уверяла, будто нашла этот документ в Париже, в доме своего не названного по имени еврейского знакомого, тайно перевела его на русский язык и привезла с собой в Россию. Георг помнил, что Сухотин передал документ Степанову, а тот отпечатал его на гектографе и принес в 1897 году в московский дом Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны. Теперь это обстоятельство полностью подтверждалось факсимильно воспроизведенным в книге Фрей рукописным признанием, сделанным Степановым в 1927 году.
Перед Георгом был не просто подлинный, написанный от руки, официальный документ, объяснявший, как "Протоколы" оказались в России, - документ этот подтверждал еще один факт: Степанов под присягой признал, что получил документ от Сухотина в 1895 году, за два года до того, как вручил его великому князю Сергею Александровичу, и что именно он этот документ отпечатал.
Георг понимал важность этих дат. Распространители "Протоколов" уверяли, будто это подлинные протоколы тайных совещаний, происходивших за кулисами Первого сионистского конгресса, состоявшегося в Базеле в 1897 году. Показания же Степанова определенно доказывали, что рукопись "Протоколов" привезли из Франции в Россию за два года до сионистского конгресса.
Георг снова и снова перечитывал признания Степанова и попросил секретаря сделать с них копии для своих коллег. Признания эти выглядели так:
"В 1895 году мой сосед по имению Тульской губернии отставной майор Алексей Николаевич Сухотин передал мне рукописный экземпляр "Протоколов сионских мудрецов". Он мне сказал, что одна его знакомая дама (не назвал мне ее), проживавшая в Париже, нашла их у своего приятеля (кажется, из евреев) и, перед тем, чтобы покинуть Париж, тайно от него перевела их и привезла этот перевод, в одном экземпляре, в Россию и передала этот экземпляр ему - Сухотину.
Я сначала отпечатал его в ста экземплярах на гектографе, но это издание оказалось трудно читаемым, и я решил напечатать его в какой-нибудь типографии без упоминания времени, города и типографии; сделать это мне помог Аркадий Ипполитович Келеповский, состоявший тогда чиновником особых поручений при В.К. Сергее Александровиче; он дал их напечатать Губернской Типографии; это было в 1897 году.
С.А. Нилус перепечатал эти протоколы полностью в своем сочинении со своими комментариями.
Подписано:
Филипп Петрович Степанов, бывший прокурор Московской Синодальной Конторы, камергер, действительный статский Советник, а во время этого издания Начальник участка службы пути (в г. Орле) Московско-Курской железной дороги.
Подпись руки члена колонии русских беженцев Старого и Нового Футога сим удостоверяю.
Старый Футог. 17 Апреля 1927 года.
Председатель Правления Колонии Князь Владимир Голицын".
Теперь стало совершенно очевидно, что Илона Глинка была одной из тех, кто связывал фальсификаторов "Протоколов", их французских консультантов и издателей "Протоколов" в России. Подтвердилось еще одно звено в цепочке свидетельств и показаний.
Георга Бруншвига изумляло то обстоятельство, что изучение книги, сфабрикованной, как он полагал, антисемитски настроенными фальсификаторами для того, чтобы навредить евреям и натравить на них толпу, заставило его ознакомиться с таким множеством политических событий. Он выяснил, что одним из выдающихся явлений в истории антисемитизма было циничное использование врожденной, унаследованной или благоприобретенной неприязни к евреям для достижения определенных политических целей.
Он узнал о расчетливой игре на реально существующих бедах и о систематическом взваливании вины за них на евреев. Метод превращения евреев в козлов отпущения, доведенный за многие века до высокого искусства, стал в арсенале политиков еще одним оружием. Они использовали его совершенно сознательно, понимая, что на рынках мира на него всегда имеется хороший спрос.
Некоторое время назад Лифшиц дал Георгу книгу, написанную американским священником Илией Ньюменом и недавно изданную в штате Миннеаполис, - автор ее недвусмысленно объявлял "Протоколы" грубой подделкой. Перелистывая книгу, Георг обнаружил, что Лифшиц пометил одно место, которым Георг мог воспользоваться, выступая в суде:
"Евреи дают ничем не уступающую войне возможность отвлечь внимание общества от финансовых скандалов, вызванных безнравственными и бессовестными махинациями ведущих финансистов, - возможность, которая к тому же требует меньших затрат.
Финансовые спекуляции раздражают общество? Прекрасно, евреи как раз и являются финансовыми спекулянтами.
Мы трепещем перед угрозой большевизма? Так евреи суть самые что ни на есть большевики.
Где-то чем-то заправляет некая тайная рука? На этой руке позванивают массивные еврейские перстни.
Мы испытываем нехватку жилья? Это потому, что все квартиры заняли евреи.
Не хватает свинины? Да евреи ее всю и съели!
Мы видим ужасные последствия имперских амбиций? Так ведь в жилах кайзера текла еврейская кровь.
Наша страна страдает от слишком рьяных проявлений клерикализма? Но Папа - преемник Петра, а Петр был евреем.
Если бы евреев не существовало, их следовало бы выдумать на потребу политиканов и теологических мыслителей определенного толка, и модернистских, и, что называется, фундаменталистских, - евреи незаменимы, они нечто вроде панацеи, только наоборот: патентованный источник всех зол".
По мере приближения процесса привычка Георга обсуждать его с Лифшицем становилась все более устойчивой.
Как странно, сказал Лифшиц, расхаживая во время одной из их бесед по заполненной клубами дыма комнате, - доказать ложность убеждений того или иного человека куда легче, чем лживость книги. Как только в суде была доказана поддельность документов, обличавших Дрейфуса, его освободили, хотя для полного оправдания потребовалось еще несколько лет. Ныне ни один пребывающий в здравом уме человек не станет обвинять Дрейфуса в измене.
Франция, если б могла, с радостью вырвала бы эту мрачную страницу из своей истории. А вот с "Протоколами сионских мудрецов" дело обстоит совершенно иначе. Книга может быть куда более опасной, чем человек. Даже Гитлера в один прекрасный день не станет, а книга способна жить вечно.
Как же он был прав! - думала я. Согласно законам, по которым мы живем, можно приговорить к пожизненному заключению и даже казнить человека, совершившего определенные преступления и представляющего опасность для общества; можно даже бомбить, в целях обороны, города, убивая безвинных. Но Боже вас упаси выступить за запрещение фальшивки, ставшей, да и поныне остающейся, причиной смерти множества людей.
Немедля поднимется крик о нарушении свободы самовыражения и обмена мнениями в сфере идей. Ограничивать личные права и свободы, даже право на жизнь, можно, а запретить публикацию опаснейшей лжи и фальшивки нельзя.
Даже после Холокоста.
Антисемиты еще до Геббельса обнаружили, что лучшее их оружие - это печатная ложь. Принимая форму документа, книги, ложь обзаводится собственной жизнью. Обретает духовную силу. Книжные магазины продают ее ничего не подозревающим людям, ей отводятся места в крупных библиотеках, ее цитируют - и тем самым она становится словно бы законнорожденной. Злом, от которого не отмахнешься.
Чтобы стать бессмертной, подделке необходимо обрести эту видимость законнорожденности, обрести признание. Потом ее можно критиковать, отрицать, опровергать и поносить - все это никак не скажется на факте ее существования. Всегда отыщутся те, кто готов поверить лжи, кто станет использовать ее в собственных интересах, даже сознавая ее фальшь или просто не обращая на таковую внимания. Сам факт ее существования зачастую используется как доказательство подлинности. Вот вам пример: то обстоятельство, что экземпляр "Протоколов" удалось отыскать в Британском музее, часто преподносится в качестве доказательства их истинности.
Доводы ученых уничтожить фальшивку не смогли. Как только лжец обретает трибуну, как только становится участником правового обсуждения, ему уже ничего не грозит. Он обретает признание. И теперь решать, лжец он или не лжец, приходится широкой, по большей части невежественной публике. Если фальшивка состряпана так, что она отвечает существующим предрассудкам, если она вскормлена уже существующей ненавистью, если она дает ответы на существующие вопросы, если ее создателя-лжеца побуждали сильные стимулы - успех ему обеспечен. Общество не располагает средствами, которые позволяют судить, что является ложью, а что не является; опровергнуть положительное утверждение почти невозможно. Отрицать его - тщетное занятие.