В сердцевине ада: Записки, найденные в пепле возле печей Освенцима

III. Свитки из пепла. История обнаружения рукописей, найденных в Аушвице

Некоторые, способные к письму, узники записывали, хронику зондеркоммандо, которую упаковывали в свинцовые банки и закапывали в надежде, что когда-нибудь кто-то их выкопает и прочтет.

Филипп Мюллер

Дорогой находчик, ищите везде!

Залман Градовский

История обнаружения, изучения, хранения и публикации текстов Залмана Градовского неотрывна от истории обнаружения, изучения, хранения и публикации других свидетельств "из первых рук" - рукописей, написанных бывшими членами "зондеркоммандо" в Биркенау и обнаруженных после войны.

В сжатом виде сведения о времени и месте обнаружения и о современных местах хранения оригиналов и копий этих рукописей приводятся в нижеследующей таблице. Более детальные сведения о каждой из находок содержатся в специальных описаниях (см. далее).

Сведения об обнаружении и местах хранения рукописей членов "зондеркоммандо"

Сокращения: XX - Хаим Херман, ЗГ - Залман Градовский, ЛЛ - Лейб Лангфус, ЗЛ - Залман Левенталь, МН - Марсель Надьяри.

Лейб Лангфус, автор одной из тех немногих рукописей, что были найдены, обращался к потомкам:

"Я прошу собрать все мои разные и в разное время закопанные описания и записки с подписью J.A.R.A. Они находятся в различных коробочках и сосудах на территории крематория IV, а также два более длинных описания - одно из них, под названием "Выселение", лежит в яме с кучей остатков костей на территории крематория III, а описание под названием "Освенцим" [462] между размолотыми костями на юго-западной стороне того же двора. Позже я сделал с этого копию и дополнил и закопал отдельно в пепле на территории крематория III. Я прошу все это вместе собрать и под названием "В сердцевине ужасного преступления" опубликовать. <…>

Сегодня 26 ноября 1944 года" [463] .

Хенрик Порембский, электрик, обслуживавший крематории по электрической части, доверенное лицо и связной "зондеркоммандо", осуществлявший связи с подпольщиками в Аушвице I, утверждал, что ему лично известно о 36 схронах на территории крематориев [464] . Трижды приезжал он в Освенцим в надежде найти их и выкопать бесценные записи. Первый раз, в августе 1945 года, он опоздал - на территории крематориев хозяйничала комендатура лагеря для немецких военнопленных. Второй раз - в 1947 году - копать ему не разрешил уже музей, опасавшийся наплыва "черных археологов". И только в июле 1961 года санкция варшавского и музейного начальства была получена: раскопки начались 26 июля и увенчались 28 июля находкой проржавевшего немецкого солдатского котелка, внутри которого оказались плотно уложенные листы бумаги - записки Э. Хиршберга из Лодзинского гетто с комментариями 3. Левенталя. Рядом с котелком в земле были остатки пепла и несгоревших человеческих костей - наверное, Левенталь почтил память автора записок персональным захоронением его условных останков [465] .

Станислав Янковский-Файнзильбер закопал в землю недалеко от крематория фотоаппарат, металлическую банку с остатками газа и заметки на идиш с расчетами количества убитых в Аушвице [466] . Кроме того, повар Леон закопал там же большую коробку с талесом, тфилином и молитвенником, подобранными у погибших [467] . Яков Габай утверждал, что он и некоторые другие греческие евреи закопали возле крематория III несколько символических банок с как бы индивидуальным пеплом их родственников [468] .

Еще об одном послании, причем коллективном, сообщает Миклош Нижли - его, по-видимому, главный инициатор. На трех из четырех пергаментных, большого формата листов рукой парижского художника Давида Олере описывалось все, что происходило на крематориях Биркенау, приводилась оценка числа жертв и назывались имена основных палачей. Четвертый лист занимали подписи почти 200 членов "зондеркоммандо" [469] крематория II, где обретался и сам Нижли. Эти листы были прошиты шелковой нитью, свернуты в трубочку и вложены в специально изготовленный цинковый цилиндр, вскоре закопанный во дворе крематория II. (У этого, так и не найденного после войны, послания был необычайно экстравагантный "двойник". Обершарфюрер СС Эрих Мусфелъд приказал изготовить двухспальную кровать-рекамье и отправить ее багажом к себе домой, в Мангейм. Члены "зондеркоммандо" изделие изготовили, но заложили между погруженными в шерсть и вату пружинами аналогичный цинковый цилиндр!)

Известно, что члены "зондеркоммандо" вели свой учет прибывающих транспортов и регулярно передавали эти сведения польскому подполью в центральном лагере: именно таким документом является, судя по всему, список эшелонов, написанный поэтому по-польски Лейбом Лангфусом и найденный среди бумаг Залмана Левенталя [470] .

Но, быть может, самое уникальное, что удалось переправить на волю, - это групповые "автопортреты": страшные фотографии живых членов "зондеркоммандо" на фоне лежащих на траве и сжигаемых на костре трупов.

Сохранились только четыре фотографии, которые были сделаны в конце августа или начале сентября 1944 года сквозь квадратное окно или дверь какого-то временного укрытия близ костровища у крематория V [471] . Польское подполье переправило пленку в Краков, а сопроводительная касиба Йозефа Циранкевича и Станислава Клодзинского к Терезе Ласоцкой-Эстрайхер от 4 сентября 1944 года достаточно точно датирует событие [472] .

Рамка фотографии и изображение находятся под некоторым углом друг к другу, что наводит на мысль о том, что фотографии делались лежа. Но, конечно, самое поразительное - то, что "зондеркоммандо" удалось еще и сфотографировать свое рабочее место!

Согласно сведениям, зафиксированным в экспозиции Государственного музея Аушвиц-Биркенау, автором фотографий был грек по имени Алекс, для которого через Аушвиц I был специально раздобыт фотоаппарат, пронесенный на крематорий Ш. Драгоном [473] . (Cм. свидетельство Д. Шмулевского (нам сообщено В. Плосой, Освенцим). Б. Ярош в связи с фотографиями упоминает целую фотобригаду в составе: Алекс-грек, Шлоймо и Йосель Драгоны, Шмуль Файнзильберг и Давид Шмулевский (Jarnsen В. Les organosations de la rosistance et leur activite ete l'exterieur du camp // Piper F. etSwiebocka T. (Ed.). Camp de concentration et d'extermination. Oswincim, 1994. P. 248). Но не так уже и важно, кто именно нажимал на фотозатвор, а кто стоял "на стрёме": организация такого фотосеанса могла быть - и была! - только коллективной. )

По свидетельству членов "зондеркоммандо" Леймы Филишки и Аврома-Берла Сокола от 31 мая 1946 года, фотографировал также и Лейб-Гершл Панич из Ломжи, нашедший в вещах погибших исправный фотоаппарат [474] . Поэтому не исключено, что фотографов было двое.

Довид Нэнцел вспоминал также о закопанном в землю большом стальном ящике, в который были уложены фотографии, найденные у венгерских евреев, и заметки о каждом венгерском эшелоне, а также письма-отчеты Сталину, Рузвельту, Черчиллю и де Голлю, написанные на соответствующих языках [475] .

Те же Филишка и Сокол утверждали, что члены "зондеркоммандо" захоранивали свои рукописи и рисунки в термосах и флягах на территории всех крематориев, но в особенности часто на территории крематория III - приблизительно в 20 метрах в сторону цыганского лагеря. Авторами этих документов, кроме Градовского, были Йосель Варшавский, Довид Нэнцел из Рифича, некий даян из Макова [476] , имени которого они не называли, и Леон Француз, или Давид Олере, художник из Франции, старавшийся делать зарисовки со всего того, что он, к сожалению, видел [477] .

Постоянно вел дневник и Яков Габай, но он не мог взять его с собой при эвакуации лагеря [478] . Греческие евреи, видимо, меньше интересовались мировой историей, нежели семейной. Поэтому они писали главным образом письма своим родным, закладывали их в бутылки и закапывали на 30-сантиметровой глубине в пепле: и, как ни удивительно, одно такое письмо - от Марселя Надьяри - нашлось и "дошло"!

Если же и всех нас воспринимать в качестве адресатов, то в конечном итоге до нас дошло восемь таких свитков, и находки обеих рукописей Градовского входят в тройку самых ранних. Первой (по-видимому, в середине февраля 1945 года) была обнаружена рукопись, написанная по-французски и принадлежавшая Хаиму Херману, а последней - в октябре 1980 года - рукопись Марселя Надьяри, написанная по-гречески. Остальные шесть рукописей писались на идиш (с минимальными вкраплениями на польском и немецком языках, а также на иврите).

Первые три находки от последней отделяют более чем 35 лет!

Первые три были найдены практически одновременно (так что провозглашать чье бы то ни было "первенство" - не более чем условность). Существенно, что все три случились в первые недели после освобождения Аушвица-Биркенау советскими войсками 27 января 1945 года. В феврале (а может быть, и в марте; да и самые последние числа января тоже не исключены) была найдена рукопись Залмана Градовского "В сердцевине ада", а 5 марта 1945 года - фляжка с другой его рукописью [479] .

В 1952 и 1970 годах были обнаружены рукописи Лейба Лангфуса, а в 1962 году, 28 июля и 17 октября, одна за другой, - две рукописи Залмана Левенталя. Последней находкой - в 1980 году! - стала рукопись Марселя Надьяри, написанная по-гречески. Сам он - единственный из авторов обретенных рукописей, о ком достоверно известно, что он уцелел и прожил после войны еще четверть века.

Говоря об истории обнаружения рукописей, следует начать с истории их необнаружения.

Из восьми найденных рукописей только четыре были обнаружены вследствие целенаправленного поиска государственных органов - первая рукопись Градовского в марте 1945 года (комиссия ЧГК), одна рукопись Лейба Лангфуса в 1952 году (партийная комиссия) и обе рукописи Левенталя, обнаруженные в 1962 году в рамках специальной экспедиции Государственного музея Аушвиц-Биркенау (правда, под большим давлением со стороны двух бывших узников, утверждавших, что знают, где надо копать).

Но почему же с самого начала не копал сам музей? Ведь в земле сыро, и никакая банка или фляжка от сырости целее не становится. Почему же не копали ни с самого начала, ни потом?

А вот предприимчивые "частники"-поляки в 1945 году старательно копали - копали и находили! Искали они, правда, не еврейскую память, а еврейское золото: эдакий Клондайк у подножия крематориев! Когда находили рукопись с еврейскими буквами - выбрасывали, и никто не призывал их продавать находки музею. Только один молодой поляк, имени которого история, к сожалению, не сохранила, найдя рукопись Градовского, догадался предложить ее оказавшемуся по соседству земляку-еврею.

Волнерман торговаться не стал и рукопись у него купил.

Местонахождение и краткое содержание каждой из рукописей, найденных в Аушвице

Итак, от нескольких десятков рукописей, адресованных потомкам и историкам, до нас дошло всего восемь. Присвоим каждой свой номер и охарактеризуем их все, каждую по отдельности и в порядке их обнаружения.

№ 1. РУКОПИСЬ ХАИМА ХЕРМАНА

Дата обнаружения: середина февраля 1945 г.

Местонахождение оригинала: Не установлено. Предположительно - в его семье или в Национальном архиве Франции (Фонд Министерства по делам ветеранов и жертв войны -?).

Дополнительные материалы: АРМАВ. Oswiadczenia. Bd. 70. В1.212f (Отчет д-ра А. Заорского, март 1971 г.)

Сама рукопись была обнаружена в середине февраля 1945 года Анджеем Заорским из Варшавы, тогда еще студентом-медиком и членом добровольного корпуса Польского Красного Креста в Кракове [480] . Этот корпус прибыл тогда в Освенцим для того, чтобы помочь разместить там госпиталь для бывших узников концлагеря [481] . После нескольких дней напряженной работы в головном лагере Заорский с коллегами совершили "экскурсию" в Биркенау. В пепле за крематорием IV он случайно обнаружил пол-литровую бутылку из обычного стекла, внутри которой виднелись листки бумаги. Открыв бутылку, он вынул стопку листов бумаги в клеточку, хорошо сохранившихся и сложенных в восемь раз. На самом верхнем листе был написан адрес Польского Красного Креста (ну не поразительно ли, что бутылку нашел сотрудник именно этой организации?), а на его обороте - собственно почтовый адрес лица, которому предназначалось письмо, - адрес во Франции.

Остальная бумага была исписана мелкими строчками на французском языке: то было письмо мужа жене, в котором он описывал свою трагическую судьбу и переживания человека, работающего в команде при крематории. Он ясно осознавал, что вскоре погибнет, как уже погибли многие его товарищи по чудовищной работе, и отдавал жене последние распоряжения. Он, в частности, просил ее как можно скорее выйти замуж и ни при каких обстоятельствах не возвращаться и не приезжать в Польшу [482] . А. Заорский сохранил это письмо и передал его в марте 1945 года во французскую миссию в Варшаве. 10 февраля 1948 года французский министр по делам бывших военнопленных и жертв войны передал машинописную копию этого письма председателю Союза бывших узников концлагеря Аушвиц во Франции [483] , а в 1967 году Государственный музей Аушвиц-Биркенау в Освенциме получил фотокопии этой машинописи и сопроводительного к ней письма из упомянутого министерства [484] . Местонахождение оригинала не установлено. Наиболее вероятные места: фонд Министерства по делам бывших военнопленных и жертв войны (в Национальном архиве Франции в Париже), Союз бывших узников концлагеря Аушвиц во Франции или семья Х.Хермана.

Удалось установить личность писавшего: им был Хаим Херман - польский еврей, родившийся 3 мая 1901 года в Варшаве, сам или с родителями переехавший в начале века во Францию. Собственно французский язык, на котором написано это письмо, не слишком хорош, что и типично, и даже простительно для эмигранта в первом поколении; но интересно, однако, что Херман не захотел писать жене на идиш [485] .

2 марта 1943 года его депортировали из Дранси в Аушвиц, куда он прибыл 4 марта. Он получил номер 106113 и был зачислен в "зондеркоммандо". Уже при разгрузке их эшелона № 49 среди 1132 человек были первые мертвецы и сошедшие с ума; около ста человек были отобраны на работу, остальные - на смерть. С тем же самым транспортом в Аушвиц прибыли и были отобраны в "зондеркоммандо" упомянутые в письме Давид Лахана, торговец кожами из Тулузы [486] , а также не упомянутые Янкель Хандельсман и Иосиф Доребус, он же Иосиф Варшавский [487] . К тому моменту, когда Херман написал это письмо, то есть спустя 20 с небольшим месяцев пребывания в Аушвице, из той сотни оставались в живых всего двое. Интересно, что свой адов труд в "зондеркоммандо" он сравнивает со службой в "Хевра кадиша" (Chevra Kadischa) - еврейском похоронном товариществе, пекущемся в первую очередь о больных и умирающих, а также о проведении похорон и помощи родственникам усопших.

Само письмо датировано 6 ноября 1944 года; к этому времени Хаим Херман работает в "зондеркоммандо" уже больше 20 месяцев и еще месяца не прошло со дня восстания! Оно является как бы ответом на письмо, полученное автором от его родных в начале июля. Накануне своей вероятной смерти, - а в точности мы не знаем, попал ли он в число жертв последней селекции - он сетует, что не смог обеспечить свою семью материально и надеется, что после войны, когда наступит нормальная жизнь, его близкие сумеют прокормить себя самостоятельно. Тем не менее он просит жену обратиться к президенту Общества еврейской взаимопомощи (возможно, это и есть г-н Рис, которого упоминает вслед за этим).

К своей дочери Симоне он обращается с надеждой на то, что она сумеет продолжить свою социальную и политическую жизнь и что она выйдет замуж за еврея, с которым родит много детей. Он пишет, что раз судьба отказала ему в счастье продолжения рода и передачи фамилии по мужской линии, то он надеется, что она, Симона, назовет своих детей его именем и именами их погибших варшавских родственников. У жены он просит прощение за былые пустяшные разногласия, за то, как мало ценил он в их былой жизни нежность бытия. "Я знаю, ты еще молода и должна снова выйти замуж, я даю тебе эту свободу, мало того, я очень тебя прошу не погружаться в траур, но в то же время я не хочу, чтобы у нее был отчим. Постарайся же отдать ее как можно скорее замуж, пусть она откажется от учебы в университете, и тогда ты свободна".

Вот еще несколько цитат: "Не смей даже подумать о возможности возвращения в Польшу, на эту, для нас проклятую, землю. Пусть для любви и поддержки послужит земля Франции (в крайнем случае, какая-нибудь еще, но только ни при каких обстоятельствах не Польша)".

Он пишет и о себе: "Вот уже 20 месяцев прошло с тех пор, как я здесь, но мне они кажутся целым столетием, просто невозможно передать все испытания, через которые я прошел. Если вы будете живы, то прочтете немало трудов, которые еще напишут о нашем зондеркоммандо. Но я прошу вас, никогда не судить меня слишком строго. Если были среди нас хорошие и плохие, то я, несомненно, не был среди последних. Без страха перед риском и опасностью я делал в эту эпоху все, что только было в моих возможностях, для того, чтобы смягчить судьбу несчастных, а политически - то, о чем я не могу в этих записках даже написать, - так что моя совесть чиста, и накануне собственной смерти я могу этим гордиться".

Из концовки письма: "Мое письмо подходит к концу, моя жизнь тоже - так что я шлю вам свое самое последнее прости; это навсегда, это наипоследнейший привет, в последний раз я обнимаю вас крепко-крепко и прошу вас в последний раз верить мне, что я легко покину этот мир, зная, что вы живы, а наш враг проиграл. Как знать, может быть, из истории зондеркоммандо вы когда-нибудь узнаете день моего конца - я нахожусь в последней бригаде из 204 человек, мы ликвидируем крематорий 2, и, говорят, что [после этого] в течение этой недели ликвидируют и нас" [488] .

И последнее: "Простите мне мой хаотический текст, а также мой французский. Если бы вы знали, при каких обстоятельствах я его пишу. Пусть меня простят все друзья, которых я по недостатку места не назвал и которым я пересылаю мой последний, мой прощальный привет. Одновременно я хочу вам [им?] сказать: отомстите за ваших братьев и сестер, безвинно погибших на эшафоте.

Адье, моя дорогая жена и любимая моя Симона, исполните мои пожелания и живите в мире, да защитит вас Б-г.

Тысяча поцелуев от вашего мужа и отца.

P.S. По получении этого письма прошу вас сообщить г-же Germaine Cohen (Жермэн Коэн), Union Bank в Салониках (Греция), что [ее] Леон разделил мою судьбу, как он делил и мои страдания. <…>"

№ 2. РУКОПИСЬ ЗАЛМАНА ГРАДОВСКОГО "В СЕРДЦЕВИНЕ АДА"

Дата обнаружения: февраль-март 1945 г.

Местонахождение оригинала: неизвестно (так как он был украден, остались только отдельные листы).

Рукописная копия с оригинала: семья X. Волнермана, Иерусалим.

Фотокопия с семейной копии: Архив Яд Вашем. JM / 3793.

№ 3. РУКОПИСЬ ЗАЛМАНА ГРАДОВСКОГО. ПИСЬМО И ЗАПИСНАЯ КНИЖКА

Дата обнаружения: 5 марта 1945 г.

Местонахождение оригинала: Центральный Военно-медицинский музей, Санкт-Петербург. № 21427, 21428, 21429 и 21430.

Копии и дополнительные материалы:

В 1962 г. микрофильм оригинала был передан в Главную комиссию по расследованию гитлеровских преступлений в Польше, а фотокопия - в Институт еврейской истории, Варшава.

Архив Яд Вашем (скан-изображения).

Wsp. / 73 и 73Ь (микрофильм, негативы и позитивы - Инв. № 460). Вторичные микрофильмы № 2464 и 2465 (изготовлены для USHMM, Washington). На микрофильме видна фабричная марка на внутренней стороне оборота задника записной книжки: "PLM. / Marque Deposee./ Format IN-8" / №F-4 32 RIS / Reqiure: Quadrille".

№ 4. РУКОПИСЬ ЛЕЙБА ЛАНГФУСА

Дата обнаружения: ноябрь 1952 г. возле крематория IV.

Вероятное местонахождение оригинала IPM: Главная комиссия по расследованию нацистских преступлений в Польше. Сигнатура не уточнена. Известно, что некоторое время оригинал находился в Институте еврейской истории в Варшаве.

Копия и дополнительные материалы: АРМАВ: Syg. Wsp. /Autor neznamy / Тот 73. Nr. 420a (фотокопия; Milmifilm Nr. 462. Инв. № 156644. Л.1-28).

История обнаружения и передачи этой рукописи - наименее ясная из всех: из материалов, оказавшихся нам доступными [489] , следует, что сама рукопись была обнаружена в ноябре 1952 года (по другим данным - в начале 1953 года) в результате раскопок, инициированных чуть ли не Катовицким отделением Польской объединенной рабочей партии. Однако из "Служебной записки" Яна Куча, сотрудника Краковского регионального бюро Главной комиссии по расследованию гитлеровских преступлений являющейся, собственно, пересказом обращения в бюро некоего Владислава Баруса, жителя г. Кракова вырисовывается несколько иная картина. (О служебном положении В. Баруса в записке Я. Куча ничего не говорится, но, судя по всему, он работал на стыке партийной и культурной иерархий. В главную комиссию по расследованию он обратился после того, как на глаза ему попалась публикация 'Рукописи неизвестного автора' в посвященном 'зондеркоммандо' специальном выпуске "Аушвицких тетрадей", вышедшем на польском языке в 1971 году.)[490] Саму рукопись обнаружил житель Освенцима Франциск Ледвонь, косивший траву в районе крематория IV; рукопись была запечатана в закрытой стеклянной банке светло-голубого или зеленого цвета и размером со школьную реторту. Эту рукопись хотел выкупить у Ледвоня освенцимский еврей Леон Шенкер, владевший фабрикой "Агрохимия" в Освенциме-Круке, но Ледвонь отказался. Вместо этого он передал рукопись своей сестре(?) Марии Боровской, проживавшей в Варшаве, и ее мужу Станиславу Вальчику, партийному работнику. Барусу было известно, что они намеревались передать рукопись в Институт истории партии [491] . Кроме того, Эдмунд Хабер из Катовице, сотрудничавший с Институтом еврейской истории в Варшаве, утверждал, что рукопись находилась в свое время в этом институте. Сам Хабер намеревался продолжить поиски еврейских рукописей и получил на это разрешение Министерства культуры и искусства Польши. Его группа в составе восьми человек провела двухнедельные раскопки на территории концлагеря Биркенау; ей, в частности, удалось найти "банку с различными интересными предметами", которая была затем передана в Государственный музей Аушвиц-Биркенау [492] .

Вскоре после своего обнаружения оригинал (или, в крайнем случае, его хорошая фотокопия) некоторое время находился в Институте еврейской истории в Варшаве, в официальном органе которого и был впервые опубликован [493] .

Эта рукопись долгое время фигурировала как рукопись "неизвестного автора". Однако еще в начале 1960-х годов она впервые была атрибутирована профессором Б. Марком, ее первым публикатором, как принадлежащая неустановленному магиду (судье) из Макова-Мазовецкого. В 1966 году Б. Марк умер, а его вдова, Эстер Марк, сопоставив различные свидетельства, сумела идентифицировать и личность автора рукописи [494] .

Им оказался Лейб Лангфус, даян (по другим сведениям - магид) из Макова-Мазовецкого. Выпускник известной иешивы в Суцмире (Сандомире), он был исключительно религиозным человеком. Он родился в Варшаве около 1910 года. В 1933 или 1934 году он женился на Деборе Розенталь, дочери Шмуэля-Иосифа Розенталя, маковского раввина. У них родился сын. Незадолго до немецкого нападения на Польшу его тесть переехал в Варшаву, и Лейб стал фактически духовным лидером Маковской обшины. Еще до войны он утверждал, что Гитлер хочет физически уничтожить всех евреев, но никто ему не верил [495] . 18 ноября 1942 года обитателей гетто в Макове депортировали в Млаву, а через три недели (7 декабря) оттуда - в Аушвиц. Эшелон прибыл в Биркенау 10 декабря, из примерно 3000 человек селекцию прошли только 523, из них 70 особо крепких и здоровых попали в "зондеркоммандо".

В "зондеркоммандо" он был на легкой работе: мыл и сушил женские волосы. Он был известен как человек, собирающий информацию обо всех новостях. Без упоминания его имени, он описывается в рукописи 3. Левенталя и, судя по всему, в рукописи 3. Градовского, в книге Миклоша Нижли [496] , а также в свидетельствах Абрахама и Иды Гарфинкелей (его земляков, помнивших его еще по гетто), Мордехая Цехановера (члена "зондеркоммандо") и Шмуэля Тауба (члена санитарной команды) [497] . Встретив последнего на территории "своего" крематория (III) в самом начале октября, Лангфус рассказал ему о планах восстания и о том, что ему, Лангфусу, предстоит взорвать крематорий и себя вместе с ним, поэтому он просит его запомнить как можно больше, а также запомнить то, что в различных местах в земле вокруг крематориев спрятаны емкости с рукописями. Однако восстание развивалось не по плану, и в итоге принять в нем активное участие Лангфус не смог.

Сама рукопись состоит из двух частей - "Дневника" и "Заметок".

В тексте "Дневника" говорится, в частности, о прибытии транспорта из Сосновца и Бедзина (что, вероятней всего, имело место в первой декаде августа 1943 года) и о раввине, который, раздевшись, спустился в бункер с танцами и песнями.

О том, как два венгерских еврея, узнав от члена "зондеркоммандо", что им пора читать "виддуй" (покаяние о совершенных грехах), открыли бутылку водки и стали ее распивать, заставив отказывавшегося "зондеркоммандовца" присоединиться к ним, а потом и зарыдать.

О том, как в середине лета 1944 года обершарфюрер Мусфельд расстрелял 200 молодых венгерских евреев.

О группе изможденных евреев, отсеянных в одном из рабочих лагерей и присланных в Биркенау для ликвидации. Они попросили хлеба, и им принесли много хлеба. Глаза людей загорелись. Так они и спускались в раздевалку с горящими голодными глазами, с кусками хлеба в руках.

О случае в конце 1943 года. Группа польских подпольщиков и группа отобранных на смерть голландских евреев, уже голые, встретились в газовне. Юная полька обратилась к ним с зажигательной речью и здравицей во имя Польши, а к членам "зондеркоммандо" - с заклинанием не забыть свой долг и рассказать братьям и сестрам о происходящем и отомстить за них. После чего поляки запели свой национальный гимн, а евреи - хатикву, сплавив воедино две мелодии, два языка и два текста. После этого все вместе запели Интернационал. Пока они пели, подъехала машина "Красного Креста", и эсэсовцы высыпали порошок Циклон Б.

О случае, бывшем летом 1944 года. Люди из словацкого транспорта разделись и уже спускались вниз, как вдруг одна женщина, заходя в камеру, громко произнесла: "А может быть, все-таки случится чудо?".

А вот эпизод, случившийся 2 сентября 1943 года. Евреи из Тарнува, узнав о том, что с ними произойдет, вдруг остановились и запричитали, произнося, каждый, свой "виддуй". Перед лицом смерти они очищали свою совесть. После чего один юноша вскочил на скамейку и попросил внимания: он говорил о том, что не может же быть, что их сейчас убьют, говорил так страстно и проникновенно, что все поверили ему и совершенно успокоились. А между тем убийцы высыпали гранулы с газом им на головы…

На Пасху 1944 года прибыл транспорт из Виттеля во Франции. Среди прибывших было много почтенных людей - раввинов и других патриархов [498] . Когда оберштурмфюрер приблизился к раввину, уже голому, тот двинулся на него и, схватив его за мундир, словно рыкающий лев, громогласно произнес по-немецки: "Вы, подлые чудовища и убийцы людей, и не думайте, что вам удастся извести наш народ. Еврейский народ будет жить вечно и никогда не сойдет с арены мировой истории. Но вы, немцы, вы, гнусные убийцы, вы дорого заплатите за все - за каждого безвинно убитого еврея десятью немцами! Придет день расплаты. Пролитая кровь будет взывать об отмщении. Наша кровь не успокоится, покуда горящий гнев уничтожения не затопит ваш народ и не уничтожит его, самый звериный из народов!" После чего он надел свою шляпу и закричал: "Шма Исраэль!".

В конце 1944 года прибыл транспорт из Кошице (уже упоминавшийся выше). Старая жена раввина сказала громко: "Я вижу тут кровь венгерских евреев. Правительство предлагало им спастись, а они спросили раввина, и раввин посоветовал им несмотря ни на что остаться. А теперь верхушка венгерского еврейства спаслась, а мы все здесь. Да простит Бог этим "спасшимся" их великие грехи".

В конце 1943 года из Шяуляя прибыл транспорт с одними детьми. Распорядитель казни направил их в раздевалку, чтобы они могли раздеться. Пятилетняя девочка раздевает своего годовалого братишку, к ней приблизился кто-то из коммандо, чтобы помочь. И вдруг девочка закричала: "Прочь, еврейский убийца! Не смей прикоснуться к моему братику своими запачканными еврейской кровью руками! Я теперь его добрая мамочка, и он умрет вместе со мной на моих руках". А семи-или восьмилетний мальчик, стоящий рядом, обращается к нему же: "Вот ты еврей и ведешь таких славных детишек в газ - но как ты сам можешь жить после этого? Неужели твоя жизнишка у этой палаческой банды тебе и впрямь дороже, чем жизни стольких еврейских жертв?"

А вот случай, который произошел в начале 1943 года. Газовая камера переполнена, и один еврейский мальчик остался снаружи. К нему подошел унтершарфюрер и стал убивать его стеком. Он избивал его самым чудовищным образом, кровь брызгала во все стороны, изуродованное тельце его уже не шевелилось. Но вдруг это тельце словно пружина поднялось на ноги, и мальчик молча и спокойно посмотрел в глаза своему чудовищу-убийце. А тот только расхохотался цинично, вынул револьвер и застрелил мальчика.

Гауптшарфюрер Отто Моль [499] строил людей в ровные шеренги по четыре человека и одним выстрелом убивал целую шеренгу. Если кто-то пробовал уклониться, он бросал того живым в печь. Если кто-то артачился и не шел в камеру, он бросал его на цементный пол и добивал ногами. Встречая транспорт, он становился на скамейку, и скрестив руки на груди, вежливо объяснял слушателям, что им сейчас надо в баню, а потом всех распределят по рабочим местам. Если кто-то высказывал по этому поводу сомнение, Моль свирепел и тут же забивал его, лишая воли и внушая страх остальным.

В конце 1942 года прибыл транспорт из Пржемысля [500] . Были у заключенных с собой ножи, и они хотели наброситься на эсэсовцев, но их вожак, молодой врач, удержал их от этого - в надежде, что немцы сохранят за это жизнь ему и его жене. Когда все разделись и зашли в камеру, то в камеру втолкнули и его.

Далее следует вторая часть рукописи - так называемые "Заметки", описывающие совсем недавние события. Самая ранняя дата - 10 октября, самая поздняя - 26 ноября 1944 года (скорее всего, в этот день Лейб Лангфус стал жертвой самой последней селекции "зондеркоммандо").

Так, 14 октября руками "зондеркоммандо" начали разрушать стены крематория IV, изрядно пострадавшие во время восстания за неделю до этого; 20 октября грузовик привез для сожжения картотеки и горы документов; а 25 октября начали демонтировать и крематорий II (при этом в первую очередь демонтировали вентиляторный мотор и трубы - для того, чтобы установить их в других лагерях - в Маутхаузене и Гросс-Розене - таких моторов в крематориях IV и V не было - значит, немцы хотят продолжить свое дело в других местах).

Под конец автор называет свой псевдоним - J.A.R.A. и просит собрать его рукописи: "Сейчас мы идем в Зону. 170 еще оставшихся людей [501] . Мы уверены, что они поведут нас на смерть. Они отобрали 30 человек, которые остаются на крематории V. Сегодня 26 ноября 1944 года".

Далее он описывает свои рукописи и места, где он их спрятал. Одна из упомянутых рукописей называется "Gerusz" ("Депортация").

№ 5. РУКОПИСЬ ЛЕЙБА ЛАНГФУСА

Дата обнаружения: первоначального - апрель 1945 года, вторичного - ноябрь 1970 года.

Местонахождение оригинала: Государственный музей Аушвиц-Биркенау, Освенцим, Польша. Syg. Wsp. / Autor neznaemy / 449a (Ксерокопия: W&p., torn 78,79; Микрофильм: Инв. №: 156866).

Копия и дополнительные материалы: Яд Вашем. № 303.

Рукопись поступила в ноябре 1970 года от Войцеха Боровчика из Освенцима. История ее такова: в апреле 1945 года ее нашел возле руин крематория III его старший брат Густав Боровчик, впоследствии офицер Польской народной армии, проживавший в Катовицах. В октябре 1970 года младший брат наткнулся на чердаке дома на эту рукопись, после чего передал ее в музей [502] .

Рукопись представляет собой 52 карточки формата 11x17 см, исписанные с обеих сторон. Ряд страниц (особенно в конце) не читается. Пагинация на рукописи - д-ра Романа Пытеля (с 1 по 128, из них последняя страница с текстом - 114-я).

Название авторское: "Der Gerusz" ("Депортация"). Судя по сохранившейся нумерации глав, рукопись сохранилась не полностью, хотя пропусков в пагинации нет. Возможно, это и сокращенная версия; автор же при переписке не менял нумерации глав.

После оккупации (район Цихенау был присоединен к Восточной Пруссии и, стало быть, к рейху) с декабря 1940-го по март 1941 г. евреев из Цихенау переселяли в Любим и Радом. Гетто в Макове-Мазовецком долго не трогали, но где-то между 31 октября и 18 ноября 1942 года ликвидировали и его, депортировав жителей в транзитный еврейский лагерь в Млаве, откуда их доставили в Аушвиц.

Примерное содержание рукописи (в скобках - номера листов оригинала): Гл. 1. Первое предупреждение (1-30); гл.6. На марше (30-46); гл. 10. В день перед депортацией (46-49); гл. 11. Изгнание (50-55); гл. 12. Млава (55-83); гл. 17. На железную дорогу (83-101). Дальнейших подглавок и разбивок текста нет, но содержание последней из глав шире ее названия. Начиная с л. 88 в ней описывается прибытие эшелона из Млавы на рампу перед Аушвицем I и селекция (88-93): тогда было отобрано 450 работоспособных и 525 неработоспособных. Первыми на автобусах увезли женщин и детей, во вторую очередь - стариков и слабосильных мужчин. Остальных мужчин повели пешком в Биркенау.

Когда они спросили, куда увезли их близких и что с ними будет, эсэсовцы им вежливо ответили, что их везут в специальные бараки, где они будут жить и где потом можно будет с ними видеться по выходным дням. Далее следует описание барака и сцена в газовой камере бункера, обслуживать который его поставили. В группе убитых в его первый рабочий день были, как он узнал впоследствии, его жена и дети. От всего их транспорта осталась лишь небольшая горка полусгоревших костей, которую отбросили в сторону лопатой.

Лангфусу принадлежат также три фрагмента из рукописи Залмана Левенталя - "3000 обнаженных" и "600 мальчиков", а также лист на польском языке с перечнем эшелонов, прибывших в Аушвиц между 9 и 24 октября 1944 года.

№ 6. РУКОПИСЬ ЗАЛМАНА ЛЕВЕНТАЛЯ

Дата и место обнаружения: 28 июля 1962 г., возле крематория III.

Местонахождение оригинала: Государственный музей Аушвиц-Биркенау, Освенцим, Польша. Syg. Wsp. / Parti. 1961 / 420

Копия и дополнительные материалы: Там же. Ксерокопия: Wsp. / Pam. 1961 / 51 а, b, с; Микрофильм: Инв. №: 107254.

Местонахождение оригинала Лодзинской рукописи: IPN. GK 166/1113 (Sammlung "Z").

Рукопись Залмана Левенталя была обнаружена во время поисковых работ, проводившихся 26-28 июля 1962 года сотрудниками музея и Главной комиссии по изучению нацистских преступлений в Польше на территории, примыкающей к крематорию III. В поиске участвовал Хенрик Порембский, с апреля-мая 1942 года работавший в Аушвице в бригаде электриков и осуществлявший конспиративную связь между подпольщиками в Аушвице I и членами "зондеркоммандо".

Лицом, с которым Порембский непосредственно контактировал, был оберкапо "зондеркоммандо" Яков Каминский, еврей из Соколка [503] . В обмен на медикаменты, которые поступали к "своим" врачам, польское подполье обеспечивало вынос за пределы лагеря письменных документов, находившихся в одежде узников. Но в середине 1944 года, после побега связного, этот канал прикрылся, и оставалось только одно - схроны в пепле жертв, Порембский, по его словам, сам и закапывал все это - в чем ему помогали Мечислав (Митек) Морава, польский капо крематория III [504] , и польский еврей Давид, то ли из Сосновца, то ли из Лодзи [505] .

Это была уже не первая попытка Порембского, Но и в 1945 году, когда он застал в бывшем "своем" лагере лагерь для немецких военнопленных, и в 1947 году, когда раскопки только привлекли ненужное внимание охотников за еврейскими ценностями, он ничего не смог найти. Но на этот раз попытка была удачной.

28 июля 1962 года, на третий день поисков, в яме, заполненной остатками человеческого пепла и перемолотых костей, был найден кирпич, а под ним металлический контейнер - сильно проржавевший и искривившийся армейский котелок, по которому к тому же ударила лопата находчика. В котелке находилась пачка туго свернутых и отчасти склеившихся листов бумаги, сплошь исписанной на идиш. Бумага отсырела и частично заплесневела. Но усилиями музейного реставратора находка была спасена: в общей сложности было обнаружено 342 листа бумаги длиной от 26 до 29 и шириной от 10 до 11 сантиметров, исписанных с одной стороны (на обороте листов, вырванных из конторской книги), а также 6 нумерованных листов бумаги формата от 17-20 на 10-11 см. Все последующие усилия и сверхусилия восстановить текст - химической обработкой, с помощью просвечивания или контрастной пересъемкой - привели к тому, что лишь 50 из 342 листов решительно не поддались прочтению, тогда как 124 поддались полностью, а остальные 174 - частично.

Было установлено, что указанные записи посвящены исключительно событиям в гетто Лодзи (Литцманнштадта). Они были оформлены как последовательно продолжавшиеся письма автора к другу, причем имя самого автора нигде не было названо. К записям были приложены шесть дополнительных листов, являвшихся своеобразным комментарием к рукописи: они были подписаны Залманом Левенталем, говорившим как бы от имени всей "зондеркоммандо".

Лодзинский дневник прерывается 15 августа 1944 года. В этот день 2000 лодзинских евреев прибыли в Аушвиц, и только 244 мужчины из этого транспорта уцелели, пройдя селекцию и получив номера от В-6210 до В-6453. Остальные были в тот же день убиты и сожжены, и в их числе и автор дневника, обнаруженного, по всей вероятности, уже среди его вещей, оставленных в "раздевалке". Впоследствии удалось установить, что им был Эммануэль Хиршберг, писатель и поэт из Лодзи [506] .

Начало дневника написано в форме писем автора к некоему "Вилли", оно содержит общие сведения о Лодзинском гетто, но ближе ко второй половине начинаются записи в хронологическом порядке [507] .

Автор комментария Залман Левенталь пребывал явно в большой спешке: он читал и писал буквально всю ночь, с 19.15 вечера до 8.44 утра, опасаясь быть застигнутым за этой работой. К тому же на эти дни первоначально планировалось восстание, и как знать - если бы кто-то из своих выдал бы эти планы, несдобровать никому: надо было торопиться.

В главной концепции автора - во всем виноват юденрат и его король Хайм Первый, то есть председатель Хайм Румковский, - Левенталь усматривает интересный и исторически ценный психологический изгиб, но относится к ней критически. Такая "концепция", в его глазах, заслоняет главное - неизбежность депортации и последующего за ней убийства, а это не позволяет тем, кого это касается, приготовиться хоть к какому-то сопротивлению. Лодзинскому гетто он противопоставляет Варшавское, дерзнувшее на восстание и уже потому победившее, что доказало всем и прежде всего самим себе способность биться и сражаться со своими убийцами. Это для Левенталя главное, а все остальное, как он пишет, он "передоверяет историкам и исследователям". Как и Градовский, Левенталь поражается тому, что даже то, что русские стоят у ворот Варшавы, а американцы и англичане у ворот Парижа, неспособно отвлечь немцев от главного - от тотального уничтожения евреев! "Отражение правды, - заканчивает свой комментарий Левенталь. - это еще не полная правда. Вся правда гораздо трагичнее и гораздо ужасней…"

Залман Левенталь родился в 1918 году в Цехануве, четвертым ребенком в семье с семью детьми. Ко времени начала войны учился в иешиве в Варшаве, откуда поспешил вернуться в Цеханув. Дальнейшее он описал сам: в Аушвиц прибыл 10 декабря 1942 года из пересыльного лагеря Малкиния (Malkinia) и сразу же попал в "зондеркоммандо", обслуживавшую газовые камеры и крематории II и III. Дов Пайсикович вспоминает о Левентале следующее: на вид около 35-37 лет, штубендинст (освобожден от тяжелых работ), кривая походка [508] .

№ 7. РУКОПИСЬ ЗАЛМAHA ЛЕВЕНТАЛЯ

Дата и место обнаружения: 17 октября 1962 г., возле крематория III.

Местонахождение оригинала: Государственный музей Аушвиц-Биркенау, Освенцим, Польша.

В приложенных к лодзинским материалам комментариях Левенталя указаны места, где были спрятаны различные материалы членов "зондеркоммандо" и где в 1962 году действительно были сделаны новые находки, в том числе и его, Залмана Левенталя, собственный дневник.

Это произошло 17 октября 1962 года близ руин крематория III. Представитель Комиссии М. Барцишевский и бывшая узница лагеря Мария Езерская обнаружили на глубине около 30 см пол-литровую стеклянную банку, обернутую листовым железом. В ней находился бумажный ролик, в который, как в полотенце, был завернут разодранный на листы блокнот размером 10 на 15 см. Блокнот вместе с листами был схвачен скрепкой, сильно проржавевшей. Кроме того, там находилось несколько разброшюрованных листов того же размера (исписанных синими чернилами) и 1 лист большего размера, исписанный карандашом и только с одной стороны - всего 75 страниц, считая и 10 пустых. Зато страницы записной книжки исписаны с двух сторон, по 18-19 строк на страницу, при этом сначала книжка написана до конца на одной стороне, а потом идет продолжение снова с начала. Примерно 40 процентов текста прочтению не поддалось. То же, что поддалось, оказалось написанным на идиш, причем, по мнению переводчика, не всегда идеальном, зато ивритские элементы (обращения и цитаты из Талмуда) были безукоризненны. Одна-единственная страница (из числа разброшюрованных) написана по-польски - это суммирующий список транспортов и уничтоженных евреев в октябре 1944 года.

При просушке рукописи случилось непоправимое: листы перепутались, и сегодня мы вынуждены иметь дело исключительно с реконструкциями. Первая реконструкция-перевод принадлежит 3. Голштынскому, его работу правил и редактировал (в том числе, по-видимому, и с идеологических позиций) Ш. Датнер. Вторая реконструкция - Б. Марка.

О содержании рукописи можно судить из следующего внутреннего оглавления (в скобках обозначены номера листов рукописи): Гетто в Цехануве и депортация (1-5), транзитный лагерь в Малкинии (6-8), транспорт из Малкинии в Аушвиц (9), прибытие в Аушвиц, рампа (10), водворение в лагерь после селекции, зачисление в "зондеркоммандо" (11-13), речь Моля перед членами "зондеркоммандо" (14), описание сцен, разыгрывавшихся на рампе и возле бункеров, трагедия "зондеркоммандо" (16-21), анализ состояния духа и души членов "зондеркоммандо" (22-36), "3000 обнаженных" (37-46), описание удушения газами (46), забота о подлинном представлении истории Аушвица-Биркенау всему миру (47-51), образы отдельных членов "зондеркоммандо", попытки побегов (52-59), попытки организовать восстание, план подготовки восстания и его отзыв, мероприятия по соединению этого восстания с общелагерным. Непредвиденное начало восстания 7 октября 1944 года (60-92), общие соображения по поводу восстания, обвинения в адрес польских узников и справка о местах, где "зондеркоммандовцы" спрятали свои рукописи (93-99), "600 мальчиков" (100-102).

Бер Марк, знакомившийся с оригиналом одним из первых, подметил, что два фрагмента принадлежат не 3. Левенталю, а тому же самому неизвестному автору, чью рукопись он уже однажды пытался атрибутировать. Следующий шаг - полную атрибуцию - уже после смерти мужа довершила Эдварда Марк, добавившая к двум указанным рукописям - кандидатам на переатрибуцию - еще и третью: единственный листок на польском языке (приготовленный, вероятно, для передачи польским подпольщикам в Аушвице I).

Вот небольшая цитата из рукописи Левенталя: "История Аушвица-Биркенау как рабочего лагеря в целом и в особенности история лагеря уничтожения миллионов людей будет, как я думаю, представлена миру недостаточно хорошо. Часть сообщений будет принадлежать гражданским лицам. <…> А остальное расскажут, вероятно, поляки, которые по случаю останутся в живых или же представители лагерной элиты, занимающие лучшие из мест и исполняющие ответственные функции, или же те, чья ответственность не была такой большой. В противоположность им - поляки, а также евреи, из числа тех, кто здесь в лагере работал и кто видел, как планомерно сотни тысяч людей по приказу уничтожали руками собственных братьев…" (л. 47)

№ 8. РУКОПИСЬ МАРСЕЛЯ НАДЬЯРИ

Дата обнаружения: 24 октября 1980 г., на территории близ крематория III.

Местонахождение оригинала: Государственный музей Аушвиц-Биркенау, Освенцим, Польша. Sygn. Wsp. / Nadjar Marcel.

Копия и дополнительные материалы: перевод на польский язык - АРМО. Собрание воспоминаний. Т. 135 (перевод Т. Алексиу).

Марсель Надьяри родился в 1917 году в Фессалониках, по профессии электрик. До отправки в Аушвиц содержался в лагере Хайдар. В Аушвиц был отправлен 2 апреля 1944 года транспортом из Афин: на место прибыл 11 апреля, был зарегистрирован под номером 182669 [509] . Примерно через месяц, после карантина, был зачислен в "зондеркоммандо" (вместе с Леоном Когеном и другими). По всей видимости, входил в состав последней команды по разрушению крематориев и газовых камер [510] . В Биркенау [511] ему, по-видимому, удалось переместиться из одной колонны в другую, смешаться с другими узниками и уцелеть. 25 января 1945 года (за 2 дня до освобождения лагеря!) был эвакуирован в Маутхаузен, где был еще раз зарегистрирован (под номером 119116), 16 февраля 1945 года был переведен на работы в Гузен.

В 1947 году Марсель Надьяри женился на Розе Надьяри, а в 1951 году вместе с женой и маленьким сыном переехал в США, в Нью-Йорк, где и умер в 1971 году. Перед смертью он написал воспоминания, фрагмент из которых впервые был опубликован 22 апреля 1982 года на греческом языке в газете Risospasti [512] . В этих воспоминаниях есть и такие слова: "Я не о том жалею, что умираю, а о том, что не смогу отомстить так, как я этого хочу и как могу". И такие: "Каждый день задумываемся над тем, есть ли еще Бог, и, несмотря ни на что, я верю, что он есть и что все, чего Бог хочет, есть его воля".

Рукопись, написанная М. Надьяри, была обнаружена спустя 9 лет после его смерти: 24 октября 1980 года, при раскорчевке местности около руин бывшего крематория III, на глубине примерно 30-40 см. Ученик Лесного техникума в г. Бринке (Brynka) Леслав Дурщ [513] нашел стеклянную колбу от термоса, закрытую пластмассовой пробкой и завернутую в кожаную сумку. В колбе была рукопись - 13 страниц формата 20х14 см, вырванных, по всей видимости, из блокнота. Текст написан убористым почерком, на греческом языке. Рукопись подверглась воздействию сырости, ее состояние и, соответственно, читаемость очень плохие.

Довольно быстро слух об этой находке дошел и до Розы Надьяри, перебравшейся к этому времени в Париж. 7 марта 1982 года она обратилась в Освенцимский музей с просьбой выслать ей копии. Ей не только выслали фотографии рукописи, но и вернули подлинную сумку, в которой нашли рукопись.

Post-Scriptum

До недавнего времени мне не приходилась даже слышать о том, чтобы на местах других лагерей смерти были сделаны находки наподобие тех, что были обнаружены в Аушвице. Но, как выясняется, записки на идиш были найдены и в других местах, по меньшей мере в Майданеке[514] и в Хелмно[515].

В самом же Аушвице и Биркенау, помимо рукописей, написанных и упрятанных членами "зондеркоммандо", существовали и были обнаружены еще и другие "схроны" - "бутылки", брошенные в море.

Самый яркий пример - это единственный текст на идиш, который был найден в самом Биркенау и датирован 3 января 1945 года. Жанр, в котором он написан, настолько неожидан, что невольно хочется себя ущипнуть: это предисловие к антологии художественных сочинений на идиш и иврите, написанных несколькими еврейскими авторами из… Биркенау! Если Градовский и другие писатели из "зондеркоммандо" в своих записках были сконцентрированы на том, как евреи здесь умирали, то авторы антологии - на том, как они здесь жили. Но сама антология не выжила, погибла, а уцелели только предисловие к ней и его автор Авром Левит! [516]

Положение, в котором в Аушвине оказались он сам и все остальные прошедшие селекцию евреи, он сравнивает с положением полярников, погибающих в арктическом безмолвии: они обречены, никто не спасет их, но остается еще слабая надежда оставить свидетельство о своих последних днях. И замерзающие пальцы все водят и водят карандашом по страницам дневника…

Для Левита принципиально важно оставить именно свое, еврейское, свидетельство об еврейской трагедии, ибо свидетельству нееврейскому он заранее отказывает в легитимности и непредвзятости: "Да, кое-кто выйдет отсюда живыми: не-евреи. Что расскажут они о нашей жизни? Что знают они о наших бедах? Что знали они о еврейских страданиях даже в нормальное время? Они знали, что все мы дети Ротшильда. Они станут усердно собирать маргариновые обертки и сосисочные кожицы и логично доказывать [с их помощью], что не так уж плохо этим евреям в этом лагере жилось…"

Другой пример - книга с именами цыганских узников, закопанная Т. Яхимовским, И. Петржиком и X. Порембским летом 1944 года. Найденная вскоре после войны, она была опубликована только в 1993 году [517] .

Еще случай - негативы идентификационных фотографий СС, сделанных с узников (около 390 тысяч!), снимки, документирующие строительство, лагеря, газовых камер и т. д. Их тоже нашли после войны [518] .

Ну и, конечно, тысячи касиб! [519] Тысячи касиб, переправленных польско-еврейским Сопротивлением на волю, среди них немало сведений, полученных и от "зондеркоммандо", а также несколько леденящих сердце фотографий.

Рукописи Градовского, как и другие рукописи, восставшие из пепла, - это тоже своего рода касибы, посланные нам, но не через проволоку и не по воздуху, а через землю, напитанную кровью, обожженную и сырую.

Но не менее трудной и вязкой средой, сопротивлявшейся просачиванию этих грунтовых слов к читателю, оказалась погруженная во время человеческая память. Точнее, антипамять, чья леденящая сила, словно вечная мерзлота, на многие десятилетия сковала естественное желание человека знать и намерение помнить.

И все-таки - вопреки всему - они, эти касибы, однажды и случайно уцелев, начинают до нас доходить…