М. Самюэл

КРОВАВЫЙ НАВЕТ

СТРАННАЯ ИСТОРИЯ ДЕЛА БЕЙЛИСА
ПИШИТЕ

=Главная=Изранет=ШОА=История=Новости=Традиции=Антисемитизм=Оглавление=Атлас=

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

КАРТЫ РАСКРЫТЫ

Глава семнадцатая

ЧЕРТОВЩИНА ДЛЯ БЕСПРАВНЫХ

Когда на двадцатый день процесса вызвали медиков-экспертов, прокуратура, по всей видимости, находилась в тяжелом положении. Заговорщики, (к которым надо причислить судью Болдырева и всех обвинителей) казалось начинали сомневаться, не слишком ли много они требуют от присяжных, хотя состав их и был так ловко подобран. Медицинская экспертиза, продолжавшаяся четыре дня, ничем обвинению не помогла, разве что притупила в мыслях у присяжных неблагоприятное впечатление от всего ранее происходившего.

Помимо всего уже сказанного в шестой главе по поводу экспертизы врачей, достаточно будет отметить, что из пяти экспертов только один Косоротов, получивший взятку в 4.000 рублей, объяснял подробности вскрытия тела, как якобы соответствовавшие практике ритуального убийства; трое других ему противоречили, один воздержался; шестой, Сикорский, который соглашался с Косоротовым, был психиатром, а не медицинским экспертом, да и вообще не в здравом уме. Вся дискуссия так утопала в медицинской терминологии, что присяжным невозможно было следить за ней и понять заключение экспертов.

На двадцать пятый день процесса были вызваны эксперты по религиозным вопросам, и тут надежды обвинения несколько ожили. Наступил бенефис отца Пранайтиса и "агент Д." писал Щегловитову, что он опорная точка всего процесса. Это, однако, не значит, что он смог поразить присяжных своей эрудицией. Но каков бы ни был его образовательный ценз и его умение ссылаться на исторические данные, они были бы вне (210) компетенции тех двенадцати украинских мужиков и мещан, т.е. присяжных.

Нет, прокуроры надеялись на "страстную веру" отца Пранайтиса, на то что она увлечет с собой присяжных и приведет их к убеждению о наличии ритуального убийства, и может быть по инерции, к обвинению Бейлиса.

Все-таки некоторую степень эрудиции, приличия ради надо было показать, и отец Пранайтис это сделал в своем вступительном слове. Он всех утомил такими словами как: хасидизм, цадик, каббала, Зогар, Шулхан Арух и т.п. - Причем в самой манере его речи заключался намек на какой-то тайный мир, в котором люди соблюдали мрачные обряды под аккомпанемент невразумительных бормотании. От времени до времени Пранайтис так приоткрывал завесу над этим тайным, полным ужасов миром, чтобы у его слушателей волосы становились дыбом, расширялись бы глаза, по спине бежала бы дрожь.

Возможно, что присяжные и сочли его, в конце концов, глубоко образованным человеком, но единственное, что могло до них дойти, это описание евреев, исповедующих религию вампиров и изуверов, скрываемую за обыкновенной человеческой оболочкой.

В своей вступительной речи, Пранайтис привел довольно много цитат из книги, будто бы написанной в Румынии в начале девятнадцатого столетия; нашел он эту книгу в библиотеке Духовной Академии Святейшего Синода в Петербурге. Об авторе этой книги, писавшем под псевдонимом "Неофит" и выдававшим себя за крещеного еврея, имевшего доступ ко всем тайнам еврейского ритуала, никому ничего не было известно.

Вот малая часть информации, представленной Пранайтисом на суде:

"Моисей наложил проклятие на еврейский народ сказавши: "Господь поразит вас египетскими язвами"! Мы ясно видим, что проклятие исполнилось так как все евреи страдают экземой седалища; у азиатских евреев парши на голове, у африканских нарывы на ногах, у американских болезнь глаз вследствие чего они все безобразны и придурковаты. Злобные раввины нашли лечение: стоит только помазать пораженные места христианской кровью...

(211) При убийстве христианина они преследуют троякую цель:

1) при их великой ненависти к христианам, они считают что этим убийством они приносят жертву Богу; 2) этой кровью они совершают разные магические обряды; 3) раввины не уверены, что Христос, Сын Марии, не был действительно Мессией, и они считают, что могут быть спасены если будут обрызганы этой кровью".

Перечень случаев, когда евреи имели обыкновение употреблять христианскую кровь казался бесконечным; вот что пишет "Неофит":

"Четыре раза в году на еврейской пище появляется нечто вроде крови и если еврей такую пищу съест - он умрет. Раввины обмакивают вилку в крови замученного христианина, покрывают ею свою пищу и таким образом предохраняют ее от выше упомянутой крови.

Когда евреи женятся, раввин дает невесте и жениху вареное яйцо посыпанное пеплом от сожженной тряпки, предварительно смоченной в христианской крови. Когда евреи оплакивают Иерусалим, они посыпают свою голову этим же пеплом. На свою Пасху они готовят особое блюдо, к которому они примешивают кровь замученного христианина. Когда над младенцем (мальчиком) производится обряд обрезания, раввин опускает в чашу с вином одну каплю крови, полученную от обрезания; смешав вино с кровью он кладет палец сначала в бокал, а затем младенцу в рот".

Прослушав все это, корреспондент лондонского "Таймса" счел необходимым написать в свою газету: "Если "Неофит" прав, то непонятно, каким образом такой обширный спрос на кровь и не менее обширное предложение могли быть до сих пор скрыты от всеобщего внимания?"

Покончив с "Неофитом", Пранайтис стал излагать свои собственные сведения относительно практики ритуального убийства; он сказал, что им был найден текст в Талмуде, санкционирующий ритуальное убийство христианина в день двойного праздника, т.е. когда Судный день приходится на субботу. Он говорил о разлитой по специальным бутылкам христианской крови, и о каббалистических знаках производимых над жертвами.

(212) "Мне известно, продолжал Пранайтис, что ладонь новорожденного еврейского младенца мажется кровью; когда он вырастет и разбойник нападет на него, ему достаточно показать свои ладони, чтобы разбойник убежал".

В таком духе разглагольствовал он одиннадцать часов подряд, коснувшись в течение этого времени и других дьявольских ритуалов с явным расчетом подействовать на нервы своей суеверной аудитории. Судья его часто прерывал, но не по существу его речей, а только из-за чрезмерного его многословия.

2.

Перед защитой возникла задача: как разоблачить Пранайтиса в простых выражениях, понятных едва грамотным присяжным? - У защиты конечно имелись собственные ученые - эксперты, которые легко могли доказать что "цитаты" Пранайтиса просто были его вымыслом. Но одно заявление такого рода было бы недостаточным.

Конечно Пранайтису предложили предъявить книги и указать в них приведенные цитаты, но он ссылался на то что не привез книг с собой; защита предложила тут же их доставить (Талмуд и прочее). Пранайтис и от этого отказался; он не собирался пускаться в пререкания относительно текстов: пусть защита доказывает что его цитаты не существуют. Что тут было делать?

Задача эта была довольно тонко разрешена Бен-Цион Кацом, еврейским ученым и писателем, присутствовавшим на процессе в качестве советника в комитете защиты. Слушая Пранайтиса, он уже после нескольких минут понял, что этот человек шарлатан, разбиравшийся в древнееврейском языке только самым поверхностным образом, и без всякого знания арамейского, т.е. языка Зогара и большей части Талмуда. Всякий еврейский мальчик посещавший хедер (элементарную еврейскую школу) немедленно бы понял невежественность Пранайтиса, но у присяжных, конечно, не было и такой подготовки.

Как было им объяснить? - План Бен-Циона был прост (213) и смел: так как Пранайтис с ученым видом ссылался на выдержки из Талмуда, он предложил чтобы кто-нибудь из адвокатов-христиан спросил его для разъяснения о точном значении таких выражений и терминов в его "цитатах" как Хуллин (учение о животных, дозволенных для пищи) или Эрубин (границы передвижения в субботу), или Эбамот (закон семейных отношений).

На заседании адвокатов Бейлиса, предшествовавшем началу судебных прений, все они (Грузенберг, Карабчевский, Зарудный, и другие члены комитета защиты) отвергли план Бен-Циона, считая его слишком опасным. Что если Пранайтис ответит правильно на заданные ему вопросы? В таком случае его престиж только возрастет. Но Бен-Цион был настойчив и не сдавался; он ни минуты не сомневался, что Пранайтис не сможет ответить. Уже по одному тому как он произносил эти слова, было очевидно, что всю свою эрудицию он почерпнул из ругательных и непристойных памфлетов, хорошо известных Кацу.

Более того, утверждал Кац, - после нескольких невинных вопросов, должна была последовать западня, в которую Пранайтис непременно должен был попасться и которая потом будет выяснена: его надо спросить: "А когда жила "Баба Батра", и в чем состояла ее деятельность?". - "Баба Батра" (Нижние Ворота) - один из самых известных трактатов Талмуда, - касается законов о собственности; даже полуграмотные евреи, если они знают еврейский язык, имеют о нем понятие, хотя бы понаслышке.

Такой вопрос был не только неуважительным по отношению к суду, но он еще и смахивал на провокацию, и если бы "трюк" провалился, последствия могли бы быть серьезными. Кацу долго пришлось убеждать членов комитета; он хотел, чтобы адвокаты, не евреи, задали бы несколько невинных вопросов, или хоть один. Пранайтис был потрясающий невежда; он должен был попасться на слове "Баба" - столь близкому русской деревенской бабе...

После долгих убеждений Кац победил; на другой день, в суде, вся сцена была проведена без сучка, без задоринки, так как будто обе стороны заранее прорепетировали ее.

(214) Первым выступил Карабчевский: "Можно попросить эксперта любезно разъяснить нам смысл слова Хуллин" - Болдырев сейчас же вмешался: "Эксперты не подвергаются перекрестному допросу". На это Карабчевский весьма почтительно ответил, что у него никогда и не было такого намерения, он только задал вопрос, чтобы иметь возможность проследить за изложением ученого отца. Он получил на это разрешение Болдырева и тут-то начался разгром Пранайтиса:

Вопрос: "Каково значение слова "Хуллин"?

Ответ : "Не знаю"

Вопрос: "А что значит слово "Эрубин"?

Ответ : "Не знаю"

Вопрос: А слово "Исбамот"?

Ответ : "Не знаю"

Православные защитники распределили между собой вопросы, этот разговор продолжался довольно долго, пока ловушка за Пранайтисом окончательно не захлопнулась: "Когда жила "Баба-Батра" и в чем заключалась ее деятельность?" -

"Я не знаю"!

В публике, где присутствовало немало евреев, раздался взрыв смеха, сопровождавшийся счастливым возгласом, вырвавшимся из груди Каца; за это его сейчас же вывели из зала суда. "Но я ничуть не огорчился этим", писал он позже в своих мемуарах.

Были еще и другие вопросы на которые Пранайтис отвечал "не знаю", но этот последний (впоследствии "тактично" разъясненный) оказался для него роковым. "Агент Д." дал в эту ночь полную горечи телеграмму в Санкт-Петербург: "Показание Пранайтиса после его допроса адвокатами потеряло всякую убедительность; выяснилось, что он не знает ни Талмуда, ни еврейской литературы; ввиду его невежественности и беспомощности, показание его мало чего стоит".

3.

Пять известных ученых, знатоков еврейской религии (из них только один, Яков Мазе, главный раввин московской синагоги, был евреем) выступили с обоснованной защитой (215) еврейства против клеветы Пранайтиса, Сикорского и обвинителей. Все обвинители (Шмаков, Виппер, Замысловский) не ограничивали себя своей ролью, но в течение всего процесса делали в своих речах длинные отступления от существа дела, силясь доказать преступные свойства и порочность еврейского народа.

Сикорский, вызванный в суд в качестве эксперта-психиатра, вместо психиатрии занялся фольклором, расовыми характеристиками и демонологией в еврейской религии, а также "историей и теорией" ритуальных убийств. Он пытался доказать, что в прошлом, в каждом случае, когда обвинение в ритуальном убийстве прекращалось, это было результатом еврейских махинаций.

Четверо православных ученых, опираясь на свои знания еврейской истории и культуры, спокойно опровергали возможность ритуальных убийств, как совершенно противоречащую принципам этического учения иудаизма. Раввин Мазе, глубже их знакомый с религией своего народа, проявил больше эрудиции в своем выступлении, но сильно нервничал и порой был эмоционально возбужден в своей речи - его положение было особенно трудным.

В общем то, что тут происходило, было возвратом к знаменитым средневековым дискуссиям, когда герцоги и прелаты принуждали уклонявшихся раввинов к участию в этих диспутах. Но тут была и существенная разница - защитниками евреев на этом суде были главным образом христиане, Пранайтис же не только не был уполномочен говорить от имени своей церкви, но он еще был ею и дезавуирован.

Аудитория, к которой обе спорящие стороны обращались, не состояла из кардиналов, она состояла из малограмотных мужиков, выбранных именно потому (как "агент Д." с таким удовлетворением отметил), что они не были способны понять происходящее и следить за прениями; и еще потому, что с ними можно было рассчитывать на обвинительный приговор Бейлису вследствие свойственных им примитивно-националистических предрассудков.

То, что раввин принужден был защищать свою религию и своих собратьев в таких условиях, было одно из самых оскорбительных особенностей этого возмутительного дела.

(216) Прения топтались на одном месте. Сикорский рассказал о прочтенной им лекции по поводу "традиционной еврейской практики" убивать христианских детей!

Адвокаты защиты задали ему вопрос: "Можете ли вы нам указать в судебной медицине или же в психиатрии на источник, где мы могли бы найти информацию о практикуемом евреями методе убийства детей, методе примененном, согласно вашему убеждению, в деле Ющинского?" - Сикорский ответил: "Цензура не разрешает публикацию такого материала". Он указал на судебное дело в Дамаске, в 1840 году, касавшееся ритуального убийства и закончившееся оправданием подсудимых; он сказал, что по этому делу существовали документы, доказывающие бесспорную виновность подсудимых. Защита хотела знать, где эти документы находились; на это последовал ответ, что они были скрыты французским правительством. Сикорский добавил: "Талмудисты, еврейский капитал и еврейская пресса так объединены и вооружены, что преступления эти не могли быть обнаружены".

Позже, в 1917 г. Чрезвычайная Комиссия Временного Правительства была озадачена (да и читатель, возможно, тоже будет) почему царская администрация выбрала Пранайтиса в качестве эксперта по иудаизму? Неужели она не могла выудить из своих дебрей образованного негодяя, знакомого с еврейской историей и культурой, способного сфальсифицировать талмудические тексты и старинные документы? Он бы по крайней мере сумел парировать экспертов, приглашенных защитой, и "агенту Д." не пришлось бы отправлять в Петербург свои отчаянные телеграммы...

В том же 1917 г., Щегловитова допрашивали в Комиссии:

"Почему вам пришло в голову привезти эксперта из Ташкента? Было бы понятнее, если бы вы его искали в Петрограде или Москве, или в каком-либо другом культурном центре, каковым Ташкент никогда не был".

"Этот Пранайтис, ответил Щегловитов, - был исключительно хорошим экспертом".

Но в Чрезвычайной Комиссии продолжали настаивать: "Разве вы не спрашивали себя, почему этот "ученый муж" находится в Ташкенте? Разве он занимал должность, соответствующую его осведомленности в (217) еврейской религии? Разве не было такого ученого в Академии Наук или в Духовной Академии? Разве вам неизвестно было, что защита заручилась экспертизой известных ученых - специалистов по древнееврейской литературе и религии, и что она искала их и нашла, здесь, в Петрограде?" Когда Щегловитов ответил на это, что приглашение Пранайтиса исходило от Чаплинского в Киеве, ему довольно резко напомнили, что министр юстиции мог давать распоряжения прокуратуре.

Конечно, самое простое объяснение было, что царская прокуратура не была заинтересована в образовательном цензе своего эксперта; они искали человека способного произвести нужное впечатление на данный состав присяжных заседателей, и думали, что в лице Пранайтиса они его нашли.

(218)


=Главная=Изранет=ШОА=История=Новости=Традиции=Антисемитизм=Оглавление=Атлас=