|
М. СамюэлКРОВАВЫЙ НАВЕТСТРАННАЯ ИСТОРИЯ ДЕЛА БЕЙЛИСА |
|
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОДРЯХЛЕНИЕ ИМПЕРИИ
Глава десятая
НИЧЕМУ НЕ НАУЧИВШИЕСЯ
Убийство Столыпина проходит красной чертой сквозь процесс Бейлиса и в более широком смысле - сквозь судьбы России.
В этой драме выступали некоторые действующие лица, с которыми мы уже раньше познакомились. Например - честный судебный следователь Фененко, корыстолюбивый жандармский полковник Иванов, комическая фигура начальника Охраны полковника Кулябко (арестовавшего Бейлиса под покровом ночи, во всеоружии и при всех знаменах).
Царь присутствовал при убийстве Столыпина. Позже, по своей сердобольности он запретил арест начальника Охраны, обвинявшегося в преступной небрежности. Однако, убийца - центральная фигура этого побочного эпизода - не имел прямого отношения к делу Бейлиса.
Молодой еврей, Дмитрий Богров,* странным образом выступает для нас прямо со страниц Достоевского. Блестящий молодой человек, из богатой и уважаемой в Киеве еврейской семьи, он сделался анархистом-коммунистом. Его идеи относительно способов борьбы и ее конечной цели были весьма запутанными; в течении нескольких лет он служил в Охране на жаловании у Иванова. Почему Богров, при своих средствах интересовался ничтожным вознаграждением (какие-то 100-150 рублей в месяц) за свою шпионскую деятельность, осталось невыясненным, т.к. он отказался давать по этому поводу объяснения. Согласно Иванову его услуги и этих денег не стоили.
Из показаний Богрова, со дня его ареста и до самого дня его казни, невозможно было разобраться, каковы собственно (131) были его мотивы. Он сделал заявление, что 23 лет отроду, в 1907 г. у него зародилась идея убийства высшего чиновного лица, чтобы произвести громогласный протест против существующего строя; однако, похоже было, что он убил Столыпина чтобы реабилитировать себя перед революционерами.
Но с какой же целью он поступил на службу к полковнику Иванову? - Богров, давая показания, сказал судебному следователю Фененко: "Примкнув к анархистам я вскоре в них разочаровался; будучи членом их партии я решил информировать Охрану об их деятельности; отчасти я на это решился, т.к. мне нужны были деньги - я отказываюсь объяснить, для чего эти деньги мне были нужны..." На самом деле у него никогда не было недостатка в деньгах. "Когда я в 1910 г. приехал в Петербург, я решил поступить в Охрану, чтобы быть в курсе ее деятельности...", комментировал Богров по поводу своей авантюры в качестве двойного агента, и это после того как он работал на Иванова.
Что бы там не варилось у него в голове, можно с уверенностью сказать, что Богров, если и периферийно, интересовался еврейским вопросом. Когда его спросили, почему он не повернул револьвер на несколько дюймов в сторону царской ложи (что ему легко было сделать), и не застрелил царя, он ответил: "Я еврей - если бы я убил царя, был бы погром".* Нет сомнения, что убийство Николая вызвало бы целую серию погромов, однако убийство Столыпина тоже не принесло евреям большой пользы.
То, что Богров так легко сумел пробраться в театр со спрятанным в кармане пальто револьвером, дает нам еще лишний луч света на тот лабиринт, в котором запутаны были и правительство и революционеры-конспираторы. Офицеру охраны Кулябко была вверена ответственность за проверку входных билетов; именно к нему Богров обратился с дичайшей небылицей о мужчине и женщине, приехавших в Киев с целью убийства одного из министров. Только он, Богров, и имеет возможность опознать этих людей, запасшихся каким-то непонятным образом входными билетами.
На основании этой чепухи Богров сам получил от Кулябко входной билет. Во всяком случае таково было объяснение (132) самого Кулябко. Абсурдность этого объяснения была такова, что немедленно возникло подозрение (никогда не улегшееся), что убийство Столыпина было дело рук крайне правых элементов с помощью полиции. Подозрения эти исходили из разных источников и были порождены разными причинами: вражда крайне правых к Столыпину; ухудшение отношений с царем; заступничество царя за офицера, который должен был обеспечить охрану в театре; и, наконец, удивительно слабое наказание, постигшее Кулябко - его просто уволили со службы. И еще стало известно,* что этот бывший лукьяновский Наполеон, впоследствии сделался страховым агентом - странное превращение.
Одной из причин все возрастающей ненависти к Столыпину со стороны крайне правых кругов был тот факт, что он отказывался играть им в руку в их яром антисемитизме. Столыпин, будучи реалистом понимал, что эксцессы в гонениях на евреев приносили России вред как внутри страны, так и заграницей. Уже в 1906 г. - сейчас же после того, как он возглавил правительство, он предложил Совету министров ввести некоторое смягчение в положение еврейского населения. Царь без всякого промедления и весьма решительно отказал:
"Мой внутренний голос настойчиво велит мне не брать ответственности за такое решение; я каждый день должен быть готов отвечать перед Богом** за вверенную мне государственную власть". - "Внутренний голос" Николая получил также поддержку двухсот полученных им телеграмм крайне правых с протестом против внесенного в Совет министров предложения.
Не имея возможности бороться с антисемитскими чувствами царя, Столыпин все же оказал в этом смысле сдерживающее влияние. После его смерти можно было наблюдать явное ухудшение в положении евреев и усиление состояния латентного погрома, выражающегося во все увеличивающимся выселением евреев из городов и деревень за уже переполненную черту оседлости.
Предлогом для этих мер было избавление местного населения от алчных еврейских купцов, и это несмотря на то, что много раз было доказано - русские купцы вполне способны были конкурировать с евреями в погоне за барышом и в (133) эксплуатации крестьян и горожан. Время от времени мужики жаловались, что они получали лучший и более дешевый товар от евреев, они по-видимому не испытывали никакого удовлетворения, когда их обирали свои же братья по крови.*
Правительство, как бы стараясь рекламировать и на Западе свою навязчивую идею о дискриминации евреев, стало вводить затруднения для иностранных евреев, желающих въехать в Россию; им или запрещали въезд или же ставили их перед ограничениями, не распространявшимися на других иностранцев. Такое поведение вызвало ряд протестов во многих странах, а в 1911 г. русское правительство получило унизительный выговор со стороны американского правительства, когда президент Тафт заявил, что такого рода ограничения являются нарушением торгового договора 1832 г.
Нельзя не задать себе вопрос, какова бы была судьба бейлисовского процесса, если бы Столыпин оставался бы жив и у власти. Ведь Щегловитов не мог в этом деле обойтись без помощи департамента полиции - департамента, в свою очередь являющегося ветвью министерства внутренних дел. Правда, начальник полиции Белецкий с готовностью сотрудничал с Щегловитовым, однако начальная фаза конспирации держалась в секрете от министра внутренних дел Макарова;
конечно, позже, когда Макарова заменил Н. А. Маклаков - уже больше не было надобности держать это дело в тайне. Но, даже имея поддержку царя, недостаточно было иметь несведущего или же попустительствующего министра внутренних дел - нужно было еще или держать в неведении или же добиться согласия премьер-министра.
Трудно вообразить Столыпина потворствующим гиблому заговору в деле Бейлиса; совсем иначе обстояло с заменившими его ничтожными людьми.
2.
Когда оглядываешься на прошлое - почти приходишь в ужас от той настойчивости, с которой царское правительство стремилось к своей гибели; и нигде это так ярко не проявилось как в кучке людей, сгруппировавшихся вокруг дела Бейлиса.
(134) Крайне правые элементы, на которые Николай и его администрация так надеялись, существовали в качестве парламентской группы только благодаря Столыпину. Когда после революции 1905 г. царь был принужден дать стране полу-конституционное правительство - первые две выборные Думы были преимущественно либеральные и левого направления. Обе Думы были Николаем с большой поспешностью распущены, а между второй и третьей, царь с помощью Столыпина нарушил эту полу-конституцию или же "Основные Законы", как их тогда называли.
Новая конституция содержала следующую преамбулу:
"Верховная самодержавная власть принадлежит Императору всея России. Подчиняться этой власти должно не только из страха и по совести, но также и по Божьему велению".
Еще важнее этого зловещего заявления (которое следует понимать буквально, а не как "защитника веры" английскими королями) было коренное изменение избирательного закона с целью дать преимущество правому крылу в Думе: в результате, в новой Думе составилось правое крыло из пятидесяти депутатов.*
Возможно, что Столыпин слишком поздно появился на политической сцене, чтобы спасти Россию; возможно также, что его методы были неверны; во всяком случае, он был значительной фигурой - решительный, мужественный, настойчивый. Желая умиротворить страну, он узаконивал террор справа, чтобы раздавить его слева; он прибегал, в еще не превзойденной форме к мерам известным как "меры усиленной охраны государственной безопасности". (Мы уже упоминали об этом законе, когда описывали, как произошла процедура ареста Бейлиса, именно в соответствии этому закону).
Столыпин также заменял гражданский суд военно-полевым в любой, означенной администрацией области. Таким образом можно было быстро расправляться с левыми политическими правонарушителями всех оттенков. Он действовал ловко и безжалостно; его кривые методы привели к созданию слова "Столыпинщина" и также "Столыпинский галстук", слова, напоминавшие о его вешательных подвигах.
Но у него также были и созидательные идеи. Он очень (135) хорошо отдавал себе отчет, что условия жизни миллионов русских крестьян были невыносимы и был озабочен как бы предотвратить восстание.
Столыпин сделал усилие для создания среднего и высшего класса крестьянства, владеющего землей, и достиг в этом некоторых результатов. (Согласно защищавшему его биографу, он также надеялся, что конституция со временем будет более либеральной). Однако, история говорит, что он сам нарушил конституцию и, уступая крайне правым, допустил кровопролитие; уступками нельзя было привлечь крайне-правых на его сторону - они всегда играли ва-банк.
Столыпин всех разочаровал, и Николая и его приспешников; при всей его разрушительной для конституции работе, при всем его подавлении левых групп, в Столыпине все же оставалась определенная мера благоразумия, чему и свидетельствует его попытка смягчить участь евреев. И если мы не будем доверять слухам, что правые организовали убийство Столыпина, есть достаточные основания предполагать, что оставайся он жив, он не долго был бы у власти. Он потерял поддержку царя и правых кругов, а своим подлаживанием к ним он оттолкнул от себя и честных консерваторов. Что же касается либералов и радикалов - он им очень помог жестокостью своих методов выйти из владевшего ими оцепенения, когда страна не восстала против нарушения конституции.
Теперь, когда предстояли выборы в 4-ую Думу, правые "вкусив крови" (банальная эта фраза как-то особенно остро воспринимается в связи с бейлисовским делом) - захотели большего. Еврейский вопрос как один из главных в этой возобновившейся борьбе, должен был быть поставлен в первую очередь.
Вот как Кеннан описывает положение за семь месяцев до убийства Столыпина в сентябре 1911 г.: "Позиция правительства частью определилась ненавистью царя к евреям, частью политическими соображениями. У министерства не было в Думе надежного большинства; умеренные консерваторы (в их руках содержалось равновесие по отношению к крайне правым) были недовольны репрессивными мерами Столыпина; они склонны были присоединиться к конституционным демократам (136) (т.е. к либералам). В феврале 1911 г. - 166 депутатов Думы внесли законопроект о полном уничтожении черты оседлости для евреев и очень этим встревожили и царя и министров".
Законопроект не имел ни малейшего шанса пройти в общем собрании Думы - он умер еще в комиссии; однако он указывал, что либеральный дух еще жив.
Крайне правые, считая, что контр-террор Столыпина недостаточен, и потеряв с ним терпение, искали какого-то выпада, боевого клича, способного раз навсегда выбить почву из-под ног либералов в предстоящих выборах. И вот тут-то, как раз через месяц после представленного дерзкого законопроекта, случилось убийство Ющинского и поднятые Голубевым крики о ритуальном убийстве.
Может быть, это и было то, что нужно! - Таким образом, началась уже рассказанная нами переписка между группами Голубева - Чаплинского в Киеве и Щегловитова - Белецкого в Санкт-Петербурге. Сначала администрация соблюдала некоторую меру осторожности, затем со все увеличивающимся безрассудством она стала рыть сама себе яму.
Много лет тому назад служащий зоологического сада в Дурбане, Южной Африке, объяснял нам как ловят обезьян; узкое отверстие, недостаточное, чтобы обезьяна могла просунуть в него свою лапу, пробуравливается в кокосовом орехе и орех этот кладут на землю в тех местах где водятся обезьяны. Затем ждут, пока обезьяна подойдет, с трудом просунет свою лапу в отверстие и наберет в нее целую горсть мякоти плода; обратно она уже не может вытянуть лапу не выпустив из нее мякоти, чего она ни за что не сделает. Когда человек к ней приближается, обезьяна старается удрать таща за собой кокосовый орех - тяжелое бремя. Вот тогда ее легко можно схватить, но, даже попав в плен, она отказывается разжать лапу, и кокос приходится расколоть пополам.
(137)
|
|