М. Самюэл

КРОВАВЫЙ НАВЕТ

СТРАННАЯ ИСТОРИЯ ДЕЛА БЕЙЛИСА
ПИШИТЕ

=Главная=Изранет=ШОА=История=Новости=Традиции=Антисемитизм=Оглавление=Атлас=

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПОСТАНОВКА ДЕЛА

Глава шестая

КАК ФАБРИКОВАЛИСЬ УЛИКИ

Все стены рушились вокруг Бейлиса. Хорошо было Марголину, его адвокату, говорить, что улики на которых было построено обвинение Бейлиса в убийстве Ющинского, было такой мусорной дрянью и таким вздором, который не мог не окончиться очень скоро, как только все это "недоразумение" выясниться.

Но что значит скоро? - Как скоро? - Лето прошло, недоразумение все еще не выяснилось, и каждый проходящий день был кошмаром. Наступили холода, ночи становились все длиннее, и все тяжелее становилось переносить тюрьму.

Сорок арестантов разделяли с Бейлисом его камеру; крысы и тараканы ползали по грязному полу и стенам; водянистый борщ приносили в трех или четырех ведрах, из которых арестанты черпали большой разливательной ложкой; те, кто были посильнее, конечно, получали свои порции первыми.

По воскресеньям, арестантам позволялось получать передачи; только немногие имели родственников и друзей, приносивших им еду; Бейлис был из их числа. Когда приносили пакеты, начиналась общая свалка и адресатам часто ничего не доставалось; иногда они оставались с кровоподтеками и разбитыми носами, и уже совсем беда была тому, кто захотел бы жаловаться страже.

По счастью для Бейлиса, был среди арестантов и приличный элемент; хотя они и не могли его защитить от кулаков, он все-таки мог с ними поговорить и отвлечься от постоянных размышлений по поводу загадочной своей судьбы.

Прошло еще несколько недель и ему посчастливилось - его перевели в меньшую камеру, где помещалось только (76) двенадцать арестантов. В этой камере Бейлис очень привязался к одному арестанту лет тридцати, по имени Казаченко, и изливал ему свою душу.

Казаченко - молодой, здоровый, сильный, был внимателен к нуждам Бейлиса; он старался сделать его жизнь более выносимой. Он рассказывал Бейлису, что его арестовали по обвинению в краже; однако он был уверен, что его оправдают и выпустят; обещал, что как только он очутится на свободе, он сейчас же все сделает для освобождения Бейлиса. Он объяснял ему, что, будучи простым, неграмотным украинцем, он сможет легче сговориться с простым народом и больше разузнать, чем адвокат Бейлиса - еврей.

Бейлис благодарил судьбу за такую счастливую встречу. В близком будущем должен был состояться суд над Казаченко и его предполагаемое освобождение; необходимо было приготовить для проноса контрабандой письмо, чтобы познакомить Казаченко с женой Бейлиса. Большая трудность состояла в том, что Казаченко был совсем неграмотен по-русски, а Бейлис малограмотен. По-еврейски нельзя было писать, так как Бейлис хотел, чтобы Казаченко точно знал содержание этого письма. Они нашли, наконец, третьего арестанта, написавшего письмо под диктовку Бейлиса и в присутствии Казаченко. Вот это письмо (в своем оригинале):

"Дорогая жена, человек, который отдаст тебе эту записку, сидел со мной вместе в тюрьме. Прошу тебя, дорогая жена, прими его как своего человека, если бы не он, я бы давно в тюрьме пропал, этого человека не бойся. Скажи ему кто на меня еще показывает ложно. Всем известно, что я сижу безвинно, или я вор, или я убийца, каждый же знает, что я честный человек.

Если этот человек попросит у тебя денег, ты ему дай на расход, который нужен будет. Хлопочет ли кто-нибудь, чтобы меня взяли на поруки, под залог? Эти враги мои, которые на меня ложно показывают, то они отмщаются за то, что я им не давал дрова и не дозволял через завод ходить.

Желаю тебе и деткам всего хорошего, всем остальным кланяюсь".

Как мог несчастный, сбитый с толку Бейлис догадаться, (77) что Казаченко был шпионом, посаженным в его камеру по приказу полковника Иванова, управлявшего тогда всей операцией?

Следуя инструкциям Иванова, Казаченко отнес письмо жене Бейлиса после того, как оно было показано тюремной администрации.

Обвинение придавало особое значение этому письму как доказательству доверия Бейлиса к Казаченко, и делало из этого странный вывод, что показание выпущенного из тюрьмы Казаченко у судебного следователя тоже почему-то заслуживает доверия... Вот показание Казаченко:

"Мендель Бейлис, сам не свой, без свидетелей, стал со мной беседовать. Он просил меня пойти к управляющему кирпичным заводом и к родственнику Зайцева, Заславскому, которые соберут с евреев деньги, сколько мне нужно будет, и дадут мне, а я должен буду за это отравить свидетелей; какого-то фонарщика (имени его и фамилии Бейлис не назвал) и второго свидетеля - "лягушку". Бейлис мне говорил, что я могу им дать водки, подложив туда стрихнина. На такое предложение Бейлиса я изъявил свое согласие, но, конечно, этого не сделал, так как не хочу, чтобы жид пил русскую кровь. По словам Менделя Бейлиса, свидетелей "лягушку" и фонарщика подкупить нельзя, поэтому я с ними должен был бы расправиться посредством стрихнина".

С фонарщиком Шаховским читатель уже знаком; "лягушка" была кличкой честного сапожника Наконечного; если бы все показание Казаченко и без того не было бы идиотским, можно было бы задать вопрос, почему же отношение Бейлиса к Наконечному, так мужественно его защищавшему, было такое же, как к Шаховскому?

Тут надо сказать, что разобраться в ходе мыслей низших чинов администрации является неблагодарной задачей.

Казаченко на суде не появился; он был из числа тех нескольких свидетелей, которые остались "неразысканными". Однако стало известным, что Казаченко, сделав свой рапорт, стал собирать деньги среди евреев, чтобы "помочь Бейлису". Успеха у него не было...

Один из рабочих Зайцевского завода сказал о Казаченко:

(78) "Он из моих мест; когда я жил с отцом в деревне, я его встречал; однажды, в воскресенье, когда евреи справляли свадьбу, он появился в деревне совсем пьяный и стал бить и гонять еврейских детей. Он также пытался учинить ссору с евреями и кричал, что скоро начнется еврейский погром".*

На суде полковник Иванов признал, что он нанял Казаченко и также сказал, что человеку этому "не всегда можно доверять" - такого рода "преуменьшение" не осталось незамеченным.

Иванов однако не признался, что, прочитав доклад Казаченко, он его вызвал к себе для объяснений; Казаченко тогда упал на колени и сознался, что он выдумал свое показание от начала до конца.

В свое время Иванов рассказал этот эпизод Трофимову, издателю ежедневной киевской антисемитской газеты "Киевлянин". На суде произошла очная ставка между Ивановым и Трофимовым.

Поведение Иванова - одна из загадок бейлисовского процесса; мы можем только предположить, что когда он в первый раз читал доклад Казаченко в конце 1911 г. - он все еще боролся со своей совестью. Два года спустя, на суде никакой борьбы уже не было, и, приняв меры для отсутствия Казаченко, Иванов притворялся, что верил его докладу.

В папках администрации перед концом года прибавился еще один документ по делу Бейлиса. 20-го декабря 1911-го года, через четыре месяца после Жениной смерти, отец его в показании перед судебным следователем заявил, что за несколько дней до убийства (он не помнил - может быть за четыре дня, а может быть и за семь) - Женя прибежал домой и пожаловался, что Бейлис прогнал его и Андрюшу со двора кирпичного завода.

Теперь мы можем подсчитать все улики, собранные против Бейлиса к декабрю 1911 года.

1) Стряпня из показаний фонарщиков и Волковны.

2) Рассказ Казаченко.

3) Показание Василия Чеберяка. Затем в течение целого года ничего нового к этому не прибавилось.

(79)

2.

Становилось очевидным, что администрация поделила свою работу на две неодинаковой важности половины:

1) - Нужно было доказать виновность Бейлиса в убийстве Андрюши Ющинского.

2) - Нужно было доказать, что убийство это носило ритуальный характер.

Совершенно ясно, что вторая половина была гораздо важнее первой для пропагандных целей - обыкновенное убийство, совершенное евреем, даже если жертвой был христианин, не могло иметь такого значения.

В крайнем случае, можно было бы даже отказаться от первой половины; конечно, это было бы очень нежелательно: но как же возбудить необходимую народную ярость, не имея возможности назвать определенного убийцу?

Итак, факт ритуального убийства стоял на первом плане; как только этот факт сможет быть установлен, создается нужная атмосфера для обвинения еврея; с другой стороны, такое обвинение еврея предрасположило бы и присяжных и народ поверить в ритуальный характер убийства. Таким образом, обе половины взаимно влияли друг на друга.

Но часть программы, содержавшая в себе версию ритуального убийства, сразу же натолкнулась на препятствия, возникшие из ее несогласованного, неудачного начала конспирации.

Листовки, провозглашавшие ритуальное убийство, опирались на первое вскрытие тела, т.е. на доклад полицейского врача Карпинского от 24-го марта, что было явным искажением фактов, - так как в этом докладе не было ничего, что позволяло бы придти к такому выводу.

Союз Русского Народа и его сродственные организации и их печать могли искажать факты сколько угодно, и постоянно это и делали, но администрации необходим был более надежный материал для судебного следствия и суда.

Мы должны теперь вспомнить, что второе вскрытие было совершено 26-го марта профессором Оболонским и прозектором Туфановым - двумя членами медицинского факультета (80) киевского университета. Также необходимо вспомнить, что полицейский врач сдал свой доклад по истечении двух дней, Оболонскому же и Туфанову понадобился целый месяц, чтобы сделать свое заключение.

Нам приходится догадываться о причинах такого промедления, но в протоколах дела имеются и следующие, уясняющие дело, факты.

31-го марта, еще до начала конспиративных действий администрации, киевский митрополит Флавиан, открыто высказывавший свои антисемитские чувства, писал следующее в Святейший Синод в Петербург:

"Долг имею донести Святейшему Правительственному Синоду о печальном случае - злодейском убийстве ученика приготовительного класса Киево-Софийского духовного училища, Андрея Ющинского. Судебно-медицинское вскрытие в Анатомическом театре показало, что убийца злодейски издевался над беззащитной жертвой. Затем по требованию прокурорского надзора произведено было вторичное вскрытие трупа Ющинского, в связи с чем арестованы были мать и отчим убитого.

И первым и вторым вскрытием отвергнуто предположение о сексуальном и ритуальном характере убийства".*

Мы, таким образом, видим, что хотя доклад Оболонского-Туфанова и не был опубликован до 25-го апреля, он, по всей видимости, был уже закончен 31-го марта. Слово "отвергнуто", употребленное Флавианом в связи с теорией о ритуальном убийстве, существенно, так как члены Союза Русского Народа разбрасывали свои листовки 27-го марта.

Несмотря на это неосторожное письмо, увидевшее свет несколькими годами позже, митрополит Флавиан стал приверженцем конспирации.

По истечении нескольких недель вся крайняя правая печать начала всюду провозглашать, что оба вскрытия указывают на ритуальное убийство, и это несмотря на то, что первое ничего подобного не показывало, а второе вообще еще не было опубликовано.

Непонятливый Брандорф писал Чаплинскому в Киеве и Щегловитову в Санкт-Петербург, протестуя против пропаганды ритуального убийства. Он писал: "Такого заключения (81) экспертов в протоколе следствия еще не имеется, многие другие утверждения в этих статьях тоже не соответствуют действительности, что видно из полученных мною данных из экспертизы Туфанова. Заявления в этих статьях, что раны были нанесены жертве, когда она была еще жива, тоже не соответствуют данным вскрытия: уколы в сердце и грудь были сделаны после смерти".*

Рапорт Оболонского-Туфанова, полученный наконец-то 25-го апреля, явился ударом для администрации. Как и для первого вскрытия, ей не хватало трех необходимых данных, указывающих на ритуальное убийство: во-первых, не было указаний, что раны были нанесены до того, как наступила смерть, и убийца, таким образом, мог бы собрать максимум количества крови, что по утверждению обвинения являлось целью ритуального убийства.

С другой стороны, из рапорта выходило, что хотя некоторые органы и были проколоты до того, как наступила смерть, однако не имелось никаких накожных следов, указывающих, что убийца пользовался каким-либо вытяжным, высасывающим инструментом. Без наличия такого инструмента кровь из ран должна была растечься и никак не могла быть собрана.

Таким образом, администрация, уже сильно себя скомпрометировавшая, не имела даже минимального медицинского свидетельства, подтверждающего теорию ритуального убийства.

Ссылка на какой бы то ни было медицинский авторитет была все же для обвинения совершенно необходима; поэтому администрация обратилась к заслуженному профессору киевского университета Сикорскому. Он был известным психиатром и также лютым антисемитом.

Вот он-то и создал исчерпывающе удовлетворительную формулировку. Мы цитируем из обвинительного акта:

Профессор Сикорский, исходя из соображений исторического и антропологического характера, считает убийство Ющинского, по его основным и последовательным признакам, типичным в ряду подобных убийств, время от времени повторяющихся как в России, так и в других государствах. Психологической основой типа такого рода убийств является, по (82) мнению проф. Сикорского, "расовое мщение и вендетта сынов Иаакова" к субъектам другой расы, причем типическое сходство в проявлении этого мщения во всех странах объясняется тем, что "народность, поставляющая эти злодеяния, будучи вкраплена среди других народностей, вносит в них с собою и черты своей расовой психологии".

"Преступления подобные убийству Ющинского, - говорит далее проф. Сикорский, - не могут быть полностью объяснены только расовой мстительностью. С этой точки зрения представляется понятным причинение мучений и лишение жизни, но факт избрания жертвой детей и вообще субъектов юных, а также обескровление убиваемых, - по мнению проф. Сикорского, - вытекает из других оснований, которые, быть может, имеют для убийц значение религиозного акта" (Стенографический отчет).

Свидетельство это, датированное 8-ым мая, придало администрации больше бодрости; но ей все еще нужна была более сильная опора, и именно медицинская, так как ведь специальность Сикорского была психиатрия.

Стали искать, и нашли нужного человека в лице доктора Косоротова, профессора судебной медицины при петербургском университете. Его свидетельство не было столь чистосердечным, как свидетельство Сикорского, хотя оно и стоило дороже; в то время как Сикорский действовал бескорыстно, побуждаемый "высшим идеалом", Косоротов потребовал четыре тысячи рублей* вознаграждения.

Вот выдержка из его экспертизы (обвинительный акт):

..."Раны были нанесены при жизни жертвы, нет указаний, что пытать мальчика было главной целью убийцы; тело осталось почти совершенно обескровленным. Все это наводит нас на мысль, что раны были нанесены таким образом, чтобы собрать наибольшее количество крови, возможно с определенной целью".

Следующей задачей администрации было усовершенствование первых заключений экспертов после вскрытия тела.

Так как полицейский врач Карпинский числился по своему научному положению ниже, чем Оболонский и Туфанов, администрация стала настойчиво убеждать обоих профессоров (83) пересмотреть свои рапорты. Им трудно было это сделать, так как уже раньше, неофициально, они сообщили кой кому содержание своих первых заключений, как мы это видели из писем государственного прокурора Брандорфа и митрополита Флавиана.

Несмотря на это, 23-го декабря появилось дополнительное заявление Оболонского и Туфанова, прибавленное к их первоначальному заключению от 15-го апреля.

Эти запоздалые добавления были несравнимы с безапелляционными заявлениями Сикорского, но кое-чего они все-таки достигли и исправили первоначальное впечатление от их первого рапорта,

Важнейшие пункты этого добавления: ..."мы убеждены, что Ющинский истек кровью от нанесенных ему ран..." "утечка крови была такова, что тело осталось почти совершенно обескровленным..." "последние раны были нанесены в области сердца..." "так как наибольшее количество крови вытекло из левого виска, мы должны предположить, что именно из виска удобнее всего было вытянуть и собрать кровь из тела Ющинского, если только кровь эта была собрана...".

В документе, прочитанном на суде с важнейшими этими выдержками, Оболонский и Туфанов нигде, однако, не указывают, что именно побудило их переменить свое мнение по истечении шести месяцев; не могли же они произвести третье вскрытие тела?

Главное значение этого документа содержится в категорическом заключении, что Андрюшина смерть наступила от истечения кровью, что могло являться признаком ритуального убийства.

Фраза: "если только кровь была собрана" являлась уступкой для соблюдения какой-то минимальной пристойности научной экспертизы. Вопрос о том, была ли кровь собрана, мог возникнуть только, если бы экспертами были обнаружены признаки употребления убийцами вытяжного, высасывающего кровь прибора, но ни малейших таких признаков не существовало.

Те же самые скользкие инсинуации и намеки содержит в себе, в поспешности сделанных им выводов, доклад Косоротова:

(84) ..."Я ведь ничего не утверждаю... но... из тела вытекло огромное количество крови... вероятно для специальной цели..." - "Специальная цель" была вне компетенции врача, так же как фраза: "если кровь была собрана" была вне компетенции Оболонского и Туфанова.

3.

В начале 1912 г. вся собранная администрацией медицинская экспертиза, поддерживающая теорию ритуального убийства, была опубликована. Интерес к бейлисовскому делу к этому времени уже широко вырос и за границей, где четырнадцать ведущих медицинских экспертов* тщательно исследовали все документы - комментарии их появились в печати в том же году.

Реакцией западных ученых был единодушный крик насмешки, обличающий безумие всего этого дела. Правда, крик этот раздался "в академической форме", с соблюдением всех внешних приличий; тем не менее он был уничтожающим.

Только один ученый полностью, без обиняков, выразил свое мнение по поводу смехотворности медицинской экспертизы в России.

"Если профессор Сикорский, - писал он, - должен был выразить свое мнение о психологической стороне этого дела, то он выразил его в таком виде, что только с трудом можно удержаться от улыбки. Невозможно решить, чему нужно больше удивляться, наивности ли, или же предвзятости мнения этого эксперта-психиатра".

Свидетельство иностранных ученых явилось громогласным осуждением проституирования науки в политических целях.

Читатель может с полным правом задать вопрос: а поинтересовалась ли администрация противоположной научной экспертизой, опровергающей обвинение? Несмотря на трехлетние розыски, нам нигде не удалось найти такую справку, как не удалось найти и обратное: поддержку частным лицом обвинительного акта.

В самой России тоже поднялись протестующие голоса.

(85) Сикорский, будучи самым знаменитым среди экспертов администрации, стал главной мишенью всех атак.

Харьковское Медицинское Общество вынесло следующую резолюцию: "Считаем позорным и унижающим моральный статус врача, позволять себе расовую и религиозную нетерпимость и пытаться базировать возможность "ритуальных убийств" на основании псевдонаучной аргументации".* Двумя днями позже, по приказу губернатора деятельность Харьковского Медицинского Общества была прекращена.

В Петербурге Психиатрическим Обществом был создан специальный комитет для разбора заключений Сикорского; ректор Военно-медицинской Академии предупредил двух членов этого комитета, что если в связи с экспертизой Сикорского среди студентов произойдут беспорядки, профессоров уволят со службы.

Сикорский пожаловался администрации, что нападки на него, по резкости и страстности тона превосходящие все когда-либо появившееся в печати, производят угнетающее впечатление среди русского населения и одновременно возбуждают евреев.*

Киевский губернатор заверил Петербург, что им будут приняты меры "влияния" на киевские газеты, если оскорбления против проф. Сикорского не прекратятся.**

4.

Администрация предвидела, что ей придется добавить религиозную экспертизу к уже имеющейся у нее медицинской.

Но вот тут-то все усилия завербовать лицо с достаточной эрудицией, согласное поддержать своим авторитетом миф ритуального убийства, оказались бесплодными; нельзя было этого добиться ни лестью, ни, обманом, ни подкупом.

Первый улов администрации в этом направлении впервые зарегистрирован в протоколе 3-го мая 1911 г. - следующего содержания:

"Я, архимандрит Амвросий, православного вероисповедания, лично я не изучал по источникам учения о ритуальном убийстве христиан евреями, но в бытность мою наместником (86) Почаево-Успенской Лавры, с 1897 по 1909 год, я неоднократно имел случай беседовать по этому предмету с несколькими лицами и в частности с двумя православными монашествующими, принявшими православие из еврейства, а затем приходилось трактовать и в Киеве о том же, по моему настоящему месту служения.

Все эти беседы, насколько я могу припомнить, выработали во мне мнение, что у евреев, в частности у хусидов или хасидов, есть обычай добывать христианскую кровь по преимуществу убиением христианских непорочных отроков. Кровь эта требуется хотя бы в самом ничтожном количестве для приготовления еврейских пасхальных опресноков (маца) в следующей цели. По Талмуду, кровь служит символом жизни и по тому же Талмуду евреи единственные господа мира, а все остальные люди лишь их рабы, и вот употребление в маце христианской крови знаменует, что им принадлежит право даже жизни этих рабов. С другой стороны им хочется, чтобы это сознавали и все не евреи, гои, а потому тело христиан, из которых взята кровь, не может быть так уничтожено, чтобы оно исчезло бесследным. Поэтому, всегда такое тело евреи устраивают так, чтобы с одной стороны не было указаний на место и лица, где и которыми совершено это преступление, а с другой, чтобы гои, найдя со временем тело, не забывали бы, что над их жизнью евреи имеют право, как господа, с правом жизни и смерти.

В совершении этого акта должен участвовать раввин, который читает положенные на этот предмет молитвы, и окончить их должен еще когда несчастная жертва жива, но кровоточит".

Показание это было сделано в присутствии следователя Фененко, и он должен был внести его в протокол; по истечении года незадолго до того как Фененко был снят с бейлисовского дела, он вызвал отца Амвросия и добился у него добавочного показания; оно было кратким:

"Оба монаха, перешедшие из еврейства в православие, были кантонистами (так назывались евреи, завербованные в отроческом возрасте на 25 лет на военную службу и обыкновенно терявшие всякую связь со своей прошлой жизнью* - они не имели образования). Из разговоров с этими монахами (87) я не мог сделать вывода, что они когда-либо читали еврейские книги и таким образом знакомились с еврейским ритуалом; они просто рассказывали о своих жизненных впечатлениях".

Это второе показание сводится к рассказам кантонистов, выкрестов-евреев, в свою очередь подслушавших народные сказки в армии и в разных других местах.

Вся ценность "объяснений" Амвросия состояла в том, что тело Андрюши было найдено в месте, где его непременно должны были найти, а книги, лежавшие возле его тела, неминуемо должны были быть использованы для его опознания.

Но "объяснение" это было о двух концах: если бы преступники хотели симулировать ритуальное убийство, то именно вот этот фольклорный сказ мог бы послужить руководством для неграмотных и полуграмотных людей.

Для своего эксперта - "звезды" - по религиозному вопросу, администрации пришлось удовлетвориться темным католическим священником; имя его было отец Юстин Пранайтис, и отыскивать его нужно было в таком отдаленном городе, как Ташкент.

Прошлое этого человека представляет некоторый интерес: в 1893 г., проживая в то время в Петербурге, он написал памфлет под заглавием: "Христиане и еврейский Талмуд" или же: "Тайное учение раввинов о христианстве". Этим памфлетом он хотел доказать, что в еврейской религии содержалось учение о ритуальном убийстве.

Памфлет в свое время привлек к себе очень мало внимания, он вызвал некоторое презрение, а затем был совершенно забыт.

По не вполне выясненным обстоятельствам (при попытке к вымогательству) у Пранайтиса возникли неприятности с полицией, вследствие чего он переселился в Ташкент, где и проживал до 1911 года. В феврале этого года он вернулся в Петербург, где он стал распространять свой памфлет на седьмом ежегодном собрании Дворянского Объединения.

На старости лет (ему уже было за шестьдесят) он снова стал мечтать об осуществлении своей мечты - еврейский вопрос снова стал в программе дня.

Дворянское Объединение было ничем иным, как (88) двойником Союза Русского Народа; среди мелкопоместных помещиков оно сделалось ведущей организацией по борьбе против улучшения правового положения евреев.

Главный их представитель и оратор, Марков 2-ой, член Государственной Думы, выразил их идеалы в одной из своих речей:

"Первым делом, сказал он, всех евреев надо загнать в черту оседлости; во-вторых, надо окончательно выгнать их из России; не должно быть евреев ни врачей, ни адвокатов, ни ремесленников; нельзя назначать их присяжными заседателями, и уж конечно их нельзя брать на государственную службу. Все это - минимальные требования, предлагаемые дворянством вниманию правительства".*

На одном заседании Думы Марков выразился еще гораздо сильней: "Мое мнение об еврейской расе всем известно: это преступная раса - человеконенавистническая! Ввиду непреложности этого факта, все ограничения, примененные к ним в прошлом, должны оставаться в силе и в наше время. Права евреев были урезаны в прошлом не по злому умыслу других народов, включая и русский народ, а потому что все государства и народы должны были защищать свое благополучие, да и спасение души своей, против преступной еврейской расы.

Русский народ не в силах защищать себя от евреев их же методами. Сила евреев невероятна, почти сверхъестественна.

Я утверждаю, как я утверждал и в прошлом, касательно евреев, что подавление чуждой народности не идет в разрез с принципами мудрого государственного управления".**

Отец Пранайтис торжественно заявил, что, написав свой памфлет, он рисковал жизнью, так как евреи за это могли его убить и что он во второй раз рискнул жизнью, раздавая свой памфлет на собрании Дворянского Объединения.

Герой не сразу получил свою награду; почему-то Дворянское Объединение не провозгласило его божьим посланником для спасения России; памфлет не был перепечатан, а Пранайтис не достиг мученичества.

Ему снова пришлось вернуться в свою провинциальную столицу Туркестана, и только спустя год, кто-то из киевской администрации вспомнил об его брошюре, и только тогда его вызвали, чтобы поручить ему роль эксперта еврейской религии.

(89)


=Главная=Изранет=ШОА=История=Новости=Традиции=Антисемитизм=Оглавление=Атлас=