Веддиг Фрикке Кто осудил Иисуса? Точка зрения юриста

Часть II. Факты

Глава двенадцатая. Прокуратор и евреи

Мнимая коллективная ответственность

Невозможно поверить в то, что народ, с таким воодушевлением принявший поначалу Иисуса и поддержавший позже его проповедь, вдруг по совершенно непонятным причинам перешел на сторону его противников - знати, заседающей в Синедрионе, - и потребовал всегласно его распятия лишь потому, что он выдавал себя за "Царя Иудейского". Такая перемена настроения не поддается объяснению, даже если учитывать хорошо известный факт, что народные массы ведут себя переменчиво и энтузиазм их может растаять очень быстро. Даже если бы Иисус в течение нескольких дней утратил без остатка популярность среди людей, это привело бы к тому, что его сначала перестали бы считать героем, затем начали бы относиться к нему равнодушно или даже с презрением, и, наконец, его имя ушло бы в небытие. Однако все это невероятно, поскольку лишено каких-либо предпосылок; Иисус оставался верен проповеди, которая принесла ему популярность. С какой стати на пророка, еще вчера почитаемого всем народом, сегодня должны начаться гонения, подогреваемые кровожадной народной ненавистью, заставляющей предать его оккупационным силам с требованием казнить его? Более того, с какой стати евреи, страждущие под гнетущим ярмом римской оккупации, только о том и мечтающие, чтобы избавиться от чужеземного правления, вдруг стали бы верными подданными римского императора? "...Мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем" (Лук. 23, 2). "С этого времени Пилат искал отпустить Его. Иудеи же кричали: если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю" (Иоан. 19, 12).

Как это разительно отличается от синоптических описаний, которые все до одного сообщают, что первосвященники боялись принародно арестовывать Иисуса, потому что это могло спровоцировать восстание в его поддержку: "...искали первосвященники и книжники, как бы погубить Его, потому что боялись народа" (Лук. 22, 2)!

Даже евангелист Иоанн, не упускающий возможности обличить весь народ в целом, не может не согласиться с существованием чувства глубокой народной симпатии к Иисусу: "Если оставим Его так, то все уверуют в Него..." (11, 48). Евангелист Марк делает особое ударение на противостоянии между народом и его лидерами, недвусмысленно изображая Иисуса на стороне народа. Когда Иисус вступал в дискуссии с саддукеями и обличал их в притчах, они хотели арестовать его, но не смели осуществить свои замыслы, потому что боялись реакции народа: "И старались схватить Его, но побоялись народа, ибо поняли, что о них сказал притчу; и, оставив Его, отошли" (12, 12).

Это опасение народного восстания вновь возникает несколькими днями позже: "...искали первосвященники и книжники, как бы взять Его хитростью и убить; но, говорили: только не в праздник, чтобы не произошло возмущения в народе" (Марк. 14, 1-2).

Согласно синоптическим описаниям, Каиафа и его ближайшие сторонники изощренно (en dolo ) манипулировали своими подчиненными, чтобы расправиться с Иисусом незаметно. Ведь арест "посреди ликующего народа" мог спровоцировать не только демонстрацию солидарности с арестованным, но и народное восстание. Как же все это сообразуется с описанием пышущей злобой и ненавистью толпы, требующей смерти Иисуса?

И даже если опасение демонстраций в поддержку Иисуса было необоснованным, можно прийти лишь к одному выводу: клика Каиафы в сговоре с римскими военными чинами решила расправиться с Иисусом. Какое же "иудеи" имели к этому отношение? Народ не принимал участия в принятии решений и политических интригах своей знати. Клаузнер цитирует народную песню того времени, "разновидность частушки", в которой простые люди высмеивали своих правителей. Первосвященник Анна, упоминаемый в евангелиях, неожиданно появляется в такой вот песенке:

Горе мне от дома Боэтуса -

Горе мне от дубинок их!

Горе мне от дома Анны -

Горе мне от осуждений их...

Ибо они первосвященники,

А сыны их - казначеи,

А зятья их - управляющие,

А слуги их побивают народ палками.

Совершенно уместно задать вопрос: какое отношение имели обычные паломники и жители Иерусалима к смертному приговору, вынесенному Иисусу из Назарета, если все их мысли и чувства были полностью поглощены подготовкой к приближающейся Пасхе? Какую роль сыграли в смерти Иисуса из Назарета, например, жители Иерусалима, Хеврона и Вифлеема, все обитатели провинции, пастухи и крестьяне в полях, рыбаки на Генисаретском озере?

Понтий Пилат проявил себя в дальнейшей истории как человек исключительной жестокости. В трудах еврейского философа Филона Александрийского цитируется письмо царя Агриппы I к императору Калигуле. Оно представляет собой донос о злых делах Пилата: "Взяточничество, изуверство, мародерство, дурное обращение, оскорбления, беспрерывные казни без суда и следствия и бесконечная и невыносимая бесчеловечность". Лапид пишет: "В литературе раввинов он назван Аманом, царедворцем-язычником, замышлявшим уничтожение евреев (ср. Есф. 3)".

Пилат получил должность прокуратора (а точнее префекта) Иудеи в 26 г. н. э. либо от императора Тиберия, либо от руководителя его правительства Сеяна. Этимология имени Пилата окутана облаком догадок. Одна из версий утверждает, что он был сыном офицера, заслужившего почетное право носить копье (pilum ). Говорят даже, что он был сыном Марка Понтия, командовавшего армией в походе против кантабрийцев (26-19 гг. до н. э.). Так или иначе, Пилат, как и все другие прокураторы Иудеи, был всадником и принадлежал к классу аристократов, уступая в ранге лишь членам сената. Известные нам сведения о карьере других римских всадников позволяют предположить, что прежде, чем прибыть в Иудею, Пилат уже имел военный опыт. Ему была дана власть распоряжаться жизнью своих подданных в пределах вверенной ему провинции. Иосиф Флавий замечает, что Пилат, в отличие от своих предшественников, никогда не утруждал себя соблюдением норм этикета в отношении религиозных чувств евреев. Исторически доказано, что Пилат был снят с должности императором Тиберием в 36 г. н. э. по наущению его начальника Вителлия, наместника Сирии. Больше ничего о его дальнейшей судьбе неизвестно. Тиберий умер незадолго до того, как Пилат вернулся в Рим. Вполне вероятно, что Пилат был сослан в галльскую Вьенну. Причиной его смещения с должности стала беспрецедентная жестокость, проявленная при подавлении им демонстрации протеста самаритян. Печально известная ненависть Пилата к евреям, полнейшее отсутствие сочувствия, совершенно недальновидное отношение к подвластному населению стали невыносимыми даже для самого Рима.

Безнадежно абсурдна вера в то, что человек, славящийся своим упрямством, колонизаторским, беспредельно презрительным отношением к евреям, вдруг попал под влияние сборища стоящих перед его резиденцией людей, или стал сожалеть о том, что вынужден вынести смертный приговор против своей воли!

В результате археологических раскопок было подсчитано, что максимально внутренний двор крепости Антония (где по христианской традиции проходил суд над Иисусом) мог вместить три тысячи человек. Представим, что такое сборище, в самом деле, имело место, и не было выдумано авторами евангелий по политическим причинам или в качестве легендарного исполнения Псалма 30 (ст. 14)31. Тем не менее оно составило бы максимум 2 % от числа паломников и жителей Иерусалима, бывших на тот момент в городе, и одну тысячную часть всех евреев, живших в то время. Как же можно обвинять весь народ? В Евангелии от Иоанна Пилат говорит: "...разве я иудей? Твой народ и первосвященники предали Тебя мне..." (18, 35).

Далее у Иоанна все выглядит так, будто, несмотря на обвинения, Пилат горой стоял за оправдание Иисуса, но в конце концов поддался требованиям евреев. Этот отрывок Лапид комментирует так:

Лишь тот, кто может вообразить тысячи крестов, к которым Пилат и его предшественники пригвоздили несчетное количество евреев после краткого разбирательства, а часто и вовсе без него, поймет кровоточащую иронию этих строк, цель которых - высмеять гуманный еврейский институт правосудия, которому были неведомы казни на кресте.

Матфей изображает еврейский народ терзаемым своей виной и умоляющим Бога отомстить за смерть Иисуса: "И, отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших" (27, 25). Он также стремится взвалить на весь еврейский народ коллективную вину за жестокое убийство Иисуса. Подобные высказывания бросают тень на авторов евангелий, а точнее на тех, кто позже вписал этот отрывок. Против этого недвусмысленно, рассеивая все сомнения, выступают ясные слова Торы во Второзаконии (24, 16), запрещающие вменять вину на основании кровного родства: "Отцы не должны быть наказываемы смертью за детей, и дети не должны быть наказываемы смертью за отцов; каждый должен быть наказываем смертью за свое преступление".

Пророк Иезекииль высказал похожее предостережение, которое уже около трех тысяч лет составляет основу еврейской юриспруденции: "Душа согрешающая, она умрет; сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается" (Иез. 18, 20).

Теория так называемого "самоосуждения евреев" основана на единственном стихе Евангелия от Матфея (27, 25) и находится в полном противоречии с еврейскими юридическими основами. Выводимая из нее идея коллективной вины еврейского народа, "ответственности, передающейся по кровному родству до родственника в тысячном колене", вошла, к великому сожалению, в христианское учение, и впоследствии Церковь взяла на себя всю ответственность за практическое осуществление этой ужасной идеи.

Ориген, наиболее значительный теолог III столетия, писал в комментарии к Матфею: "Евреи пригвоздили Иисуса к кресту... поэтому кровь Христа не только на тех евреях, которые жили в его время, но на всех поколениях евреев, пока существует мир".

Августин, Фома Аквинский и Мартин Лютер имели такую же точку зрения по этому вопросу:

Итак, кровь Христа по сей день требует искупления. Как сказано в Книге Бытия (4, 10): "...голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли..." Но кровь Христа сильнее крови Авеля. В Послании к Евреям (12, 24) упоминается о "Крови кропления, говорящей лучше, нежели Авелева".

На Нюрнбергском суде Юлиус Штрайхер, редактор нацистской пропагандистской газеты "Дер Штюрмер", заявил, что если бы был жив Мартин Лютер, то и его следовало бы судить на этом процессе. "Дер Штюрмер", якобы, не содержал в себе ничего такого, чего нельзя найти у Лютера:

Здесь в Виттенберге, в нашей приходской церкви, есть свинья, высеченная из камня; под ней лежат сосущие поросята и евреи. У зада свиньи стоит раввин, поднимающий ее правую ногу левой рукой и пригибающийся, чтобы поместиться; он старательно всматривается в Талмуд, будто хочет прочесть и узнать что-то глубокое и необычное... Поэтому мы, немцы, так говорим о всяком, кто выставляет напоказ мудрость без надлежащего основания: "Где он прочел это? В заднице у свиньи, глупец".

В газете "Амтсблатт фюр ди эрцдиоцезе Фрайбург" 27 марта 1941 года было опубликовано вышедшее из-под пера местного архиепископа пасторское послание, озаглавленное "Муж скорбей". В нем пасхальная проповедь сопровождалась особого рода комментарием:

Их глаза были ослеплены еврейской похотью мирового господства... Обманутый фарисеями, народ восстал против Него. Фарисейские секретные службы ложью и клеветой пробудили в народе зверя, и люди вожделели мрачного возбуждения и крови... Кто-то подсвистывал и кричал: "Бунтовщик!" "Лжемессия, самозванец!" - подхватывали стоявшие на обочине возбужденные женщины, чей вопль был громче выкриков мужчин. Спаситель, однако, взглянул на них слезящимися кровью глазами. Этот взгляд они будут помнить вечно. Взгляд пристыжающей грусти, взывающий к людям, одержимым зверем... Зверь учуял запах человечьей крови и захотел утолить ею свою неистовую жажду. Она будет сполна утолена, лишь когда он умрет, пригвожденный к поперечине... А в это время над Иерусалимом звенит ужасающее, но пророческое проклятье евреев: "Кровь его на нас и детях наших!" Это проклятие чудовищно исполняется и по сей день.

"И по сей день"... 27 марта 1941 года евреи, соплеменники Иисуса, тысячами шли навстречу смерти, как и в другие дни тех страшных лет. Архиепископу, тем не менее, ничто не помешало обратиться к "страждущему Спасителю" с такими словами: "Мы приветствуем Тебя, мы - христиане новой, немецкой, эпохи". Такова была немецкая традиция толкования всего лишь пятьдесят лет назад. Такое толкование вполне могло появиться в любой публикации протестантской церкви.

Отставляя в сторону тему геноцида еврейского народа, следует отметить, что роковая теория самоосуждения находит поддержку и в наши дни среди теологов обоих направлений. Протестант Штауффер пишет: "И хором собравшиеся люди, предопределяя будущее, произнесли сами на себя страшную формулу проклятия... Евреи должны были заплатить за это решение несколькими десятилетиями спустя разрушением Иерусалима". Католик Блинцлер пишет: "В то время как Пилат самым выразительным образом показал, что отказывается нести ответственность за смерть Иисуса, еврейский народ принял эту ответственность на себя с кощунственной самонадеянностью... Матфей, писавший для христиан-евреев, определенно стремится ознакомить своих читателей с чудовищной виной их народа". Что же касается тех, кто осмеливается сделать ударение на роли римлян в смерти Иисуса, Блинцер не может "отделаться от ощущения, что они желают умалить, насколько возможно, вину евреев в смерти Иисуса". Для него "евреи остаются теми, кто из ненависти и нечестия шумно требовали смерти Божьему посланнику".

Подобные теологи ничуть не отличаются в своей аргументации от человека - чье имя, слава Богу, осталось неизвестным, - посмотревшего в 1970 году спектакль "Страсти Господни" в Обераммергау: "Мы ведь не отрицаем, что Гитлер уничтожил миллионы евреев, поэтому и евреи не могут отрицать, что распяли Иисуса на кресте". Отличие одной позиции от другой лишь в том, что, например, Блинцлер говорит о косвенной вине евреев; зритель из Обераммергау - о прямой вине.

Факты были поставлены с ног на голову с самого начала, а теологи, подобные Блинцлеру и Штауфферу, всеми силами борются за выживание и упрочение этого безумия, противясь любым попыткам смягчить ситуацию. Корни антисемитизма находятся здесь, в этом отношении и в этом учении. Две тысячи лет они служили оправданием для ограничения прав евреев, их дискриминации, изгнания и истребления.

Итак, очевидно, смерть Иисуса не принесла добра и спасения всем людям. Евреям на протяжении многих столетий, от Тита до Гитлера, Иисус приносил лишь беды и мучения. Его слова прощения "Отче! Прости им, ибо не знают, что делают" (Лук. 23, 34), несомненно, относятся ко всем людям, нарушившим заповедь о любви к ближнему, независимо от того, являются ли эти люди евреями, римлянами-язычниками или христианами (вспомним, что о христианах в современном смысле этого слова исторический Иисус еще не знал). Те, кто, играя роль "христиан", проповедуют любовь к ближнему, но на самом деле во имя Иисуса умышленно причиняют людям невыразимую боль и печаль, должны чувствовать не только двойное смущение перед Спасителем, но и глубочайший стыд!

В наши дни подавляющее большинство христианских теологов высказывают эту точку зрения. Процитирую четырех из них:

Карл Ранер: "Христиане неоднократно проявляли по отношению к евреям ужаснейшую, вопиющую несправедливость. Мы должны быть готовыми к этому обвинению, мы должны дать возможность высказаться истцу, говорящему о том, как христиане поступали с евреями".

Ханс Кюнг: "Нацистский антииудаизм был делом рук безбожных, антихристианских, преступников. Но он не был бы возможен без почти двухтысячелетней предыстории "христианского" антииудаизма, который не позволил христианам в Германии организовать широкий и эффективный фронт сопротивления".

Карл Барт: "Церковь, которая в целом обязана евреям всем, что у нее есть, и по сей день остается в долгу перед ними".

Кардинал Беа: "Осуждать весь еврейский народ, живший в то время, большая часть которого даже не слышала об Иисусе, было бы столь же несправедливо, как и наказывать шестьдесят миллионов немцев - в том числе и меня самого - за преступления Гитлера".