ШИМОН ДУБНОВ "Новейшая История Евреев"

Глава III: Гражданское бесправие и культурная борьба в Австрии

ОБЩАЯ ПОЛИТИКА. "ТЕРПИМЫЕ" в ВЕНЕ.

Известная статья "союзных актов" Венского конгресса (§ 54) сделала обязательным и для Германии и для Австрии сохранение за евреями тех прав, которыми они располагали до 1815 года. Но это обязательство имело неодинаковое значение для евреев Германии с одной стороны и Австрии - с другой, ибо неодинаков был в этих двух странах тот status quo, который подлежал охранению, как минимум гражданских прав. В Пруссии и ряде других государств Германии евреи - под косвенным или прямым влиянием Наполеоновского господства были уже частично эмансипированы до 1815 года и водворившаяся там реакция должна была бороться с данной союзными актами гарантией неприкосновенности достигнутых прав. Эта борьба, как мы видели, велась успешно и в большинстве государств приводили к сокращению или даже отмене гарантированных прав. Не так было в Австрии. Здесь критический 1815 год застал евреев в состоянии бесправия (кроме воссоединённых тогда с Австрией итальянских провинций). Это "существующее положение" заповедь конгресса повелевала сохранить, и воинствующая реакция в её Меттерниховском гнезде ревностно исполняла приятную заповедь. Лозунгом реставрации в Германии было "сокращение прав", в Австрии - "сохранение и усиление бесправия". Главный штаб европейской реакции в Вене должен был демонстрировать и на евреях своё усердие в деле борьбы с революционной "декларацией прав человека и гражданина". Здесь действовала не столько специальная юдофобия, как в Германии, сколько общая политика абсолютизма, противопоставлявшая девизу "свободы и равенства" девиз угнетения и неравенства.

Ещё одно существенное различие замечается в судьбах евреев между Австрией и Германией. В Германии эпохи реакции шла почти непрерывная борьба евреев за равноправие путём подачи петиций правительствам и ландтагам, путём печатной пропаганды и горячей литературной полемики. Это объяснялось как высоким общекультурным уровнем германского еврейства, так и наличностью представительных учреждений - хотя и сословных, законосовещательных - в большинстве государств Германии. В Австрии же, где монархический абсолютизм сохранился в первобытном виде, при низком уровне цивилизации еврейских масс, мы не видим порывов борьбы за равноправие нигде, кроме Венгрии, которая по своему политическому строю (она имела автономный сейм) примыкала к германскому типу, хотя в культурном отношении не поднималась над австрийским уровнем. В коронных землях Австрии вся политическая самодеятельность еврейских обществ выражалась в смиренных - почти всегда безуспешных - просьбах к императору или местным властям о смягчении тех или других, чересчур уж унизительных форм бесправия.

Всё оставалось по старому в пёстрой монархии Габсбургов. Неизменной осталась и её трёхэтажная система еврейского бесправия для немецких, славянских и венгерских земель (§ 36). Над этими тремя этажами был, в описываемую эпоху, воздвигнут четвёртый - в итальянских провинциях, отданных Венским конгрессом на съедение Австрии, которой предстояла забота ликвидировать здесь заведённый французами режим равенства граждан. Расширение территории и естественный прирост значительно увеличили численность еврейского населения в Австрии, и к концу эпохи оно достигло солидной цифры - около 700 тысяч (40). Но распространению нелюбимого племени ставились преграды: законодательные рогатки заграждали евреям путь в одни провинции и сдавливали их в других.

В 1820 году декрет императора Франца I возвестил евреям, чаявшим некоторых облегчений, что законодательство о них остаётся незыблемым: "размножение и распространение евреев не должны быть поощряемы, и ни в коем случае не следует оказывать им терпимость вне тех провинций, где она доселе им оказывалась". Декрет признаёт необходимость пересмотра исключительных законов ради объединения их общим принципом, но с сохранением местных особенностей. "Общий принцип выражается в том, чтобы обезвредить нравы, быт и способы пропитания евреев, в видах постепенного согласования с нравами и бытом гражданского общества".

Для этой цели декретируется полицейское вмешательство во внутренний строй еврейской жизни:

1) По истечении определённого срока не будут допускаться на должность раввинов лица, не представившие удостоверений об "основательном знании философских наук и иудейского вероучения".

2) По прошествии того же срока все молитвы, поучения и проповеди в синагогах должны произноситься на немецком языке или на "языке страны", для чего должны быть изготовлены переводы религиозных книг.

3) Еврейское юношество должно получить своё образование, кроме религиозного в христианских школах.

Эти пункты декрета имели, впрочем, характер предположений, особенно второй, посягавший на религиозную совесть сотен тысяч верующих и совершенно неисполнимый в условиях австрийского еврейства. Само правительство вскоре оставило путь насильственных религиозных реформ, испугавшись связанного с ними "вольного духа", и обратилось к своей специальной профессии: к ограждению прежнего репрессивного законодательства, с целью не допускать "терпимости" дальше известных пределов.

Яркий образец австрийской "терпимости" представляет собой обращение с евреями в запретной для них (кроме некоторых категорий) столице. Правом постоянного жительства в Вене пользовалась по прежнему небольшая группа "терпимых" семейств (tolerirte), получавших на это особое разрешение от императора или дворцовой канцелярии. Такое разрешение выдавалось людям очень богатым или заслуженным и оплачивалось высоким "налогом терпимости". Раньше оно имело силу только при жизни владельца концессии, и после его смерти вдова и дети изгонялись из Вены.

Однако в 1837 году эта жестокость была отменена, и осиротевшие семьи оставались на жительство близ родных могил. Очень медленно возрастало число таких привилегированных семейств в Вене: к концу эпохи (1847 г.) оно дошло до 197. Но задерживаемый искусственно рост населения шёл окольными путями. Закон дозволял привилегированным семействам включать в свой состав также прислугу из своих соплеменников (христианам запрещалось служить у евреев), и этим пользовались многие, которые были прописаны в качестве служителей у "терпимых" для получения права жительства в Вене.

Они фигурировали в списках как экономы, учителя, бухгалтеры, гувернеры, лакеи и кухарки. Вместо получения жалования от своих "господ", эти фиктивные служители платили им за прописку дань, часто очень высокую. Обход закона этим путём доходил до виртуозности. К одной семье "терпимых" были приписаны в качестве гувернёра и гувернантки еврей со своей женой. Когда "питомцы" повзрослели, и фикция могла обнаружиться, глава семьи переменил для своих служителей род службы: гувернёр был приписан в качестве "Mesusotanschlager" (прибивающий мезузы к косякам дверей), а его жена в качестве "Fleischsalzerin" (солящая мясо), и подкупленная полиция удовлетворилась этой метаморфозой.

Кроме лиц, добивавшихся тем или иным путём права постоянного жительства в Вене, существовал ещё разряд "временных жителей". Закон позволял всякому еврею приезжать в столицу по делам на срок не более 14 дней, под условием оплаты "билетной таксы" от двух до четырёх флоринов. По истечении срока приезжий мог исходатайствовать у полиции продление его, но не больше как на месяц, после чего он подлежал выселению. "Нетерпимые" евреи ухитрялись на этом основании превратить временное жительство в постоянное. Обыкновенно употреблялась следующая уловка. Отживший уже свой крайний срок "приезжий" уезжал из города через одну заставу и тотчас же возвращался обратно другой дорогой. У новой заставы он предъявлял свой паспорт в качестве новоприезжего и пропускался в город на новый месячный срок. Такие фиктивные приезды и отъезды чередовались непрерывно, и целые семьи жили в австрийской столице годами на основании этой фикции. Иногда, при благосклонном содействии задобренной полиции, процедура упрощалась, и "выселяющийся" еврей, отойдя несколько шагов от заставы, возвращался и вручал свой паспорт стражнику в качестве новоприбывшего. Эта процедура называлась техническим термином "gehen sich kaschern" (идти "очищаться").

С течением времени она превратилась в пустую формальность, которую исполняли за "выселяющегося" члены его семьи, иногда даже малолетние. Известный математик, профессор Симон Шпицер рассказывает, как он в детстве проделал такую операцию. Его отец жил в Вене с семьёй из 10 душ. Однажды, когда наступил день "очищения", отцу некогда было идти к заставе, и он послал туда своего 8-летнего сына, будущего профессора. Мальчик подошёл к заставе, отошёл несколько шагов от неё, затем повернул назад и вручил паспорт и деньги стражнику. По установленной форме, мальчика спросили "сколько тебе лет"? Памятуя, что он представляет отца, мальчик бойко ответил: 54. - "Женат или холост?" - Женат. - "Сколько детей?" - Восемь. Формальности были выполнены, и акт нового "временного" поселения еврейской семьи в Вене был зарегистрирован.

Все евреи в Вене состояли под бдительным полицейским надзором давно учреждённого "еврейского присутствия" - Judenamt (§ 36). Здесь постоянно толкались евреи с ходатайствами о праве жительства или с деньгами в руках для уплаты "билетной таксы". Здесь творилась расправа над провинившимися, пойманными без прописки или с просроченными билетами. Это учреждение имело особых шпионов, которые отлавливали казавшихся им подозрительными бедных евреев. Эти агенты совершали и ночные облавы, врывались в квартиры и постоялые дворы и тащили в "еврейский участок" перепуганных жильцов для проверки их права на жительство в столице. Часто такие набеги совершались и на синагогу, и на дома "терпимых", подозреваемых в укрывательстве бесправных. Обречённых на изгнание мужчин и женщин безжалостно выпроваживали за черту города под полицейским конвоем, часто больных, плохо одетых в зимнюю стужу, с малыми детьми. Только обильная дань смягчала суровость стажей закона, и бедный человек, прибывший в столицу на заработок, должен был последние гроши отдавать хищным агентам "Юденамта".

Запрет жительства в Вене распространялся на всех евреев, как австрийских, так и на иностранных подданных. Исключение допускалось только для еврейских подданных Турции, которые в силу старинного договора между Австрией и Портой пользовались правом жительства в Вене. Порта энергично защищала права своих подданных без различия вероисповедания, и венское правительство, боясь дипломатических осложнений, вынуждено было признавать за чужими подданными то право, в котором отказывало своим. Было поэтому вполне разумно, что многие австрийские евреи переходили в турецкое подданство или запасались "турецкими паспортами" для получения права жительства и торговли в Вене. По поводу закрытия столицы для евреев австрийскому правительству пришлось иметь неприятные объяснения с представителями некоторых иностранных держав. Французский посол пригрозил, что на недопущение еврейских подданных Франции в Вену Париж ответит соответствующими репрессиями по отношению подданным Австрии, - и струсившие рыцари реакции вынуждены были уступить. Когда знаменитого композитора Мейербера пригласили в Вену, он ответил, он ответил, что не желает приехать туда в качестве клиента "Юденамта" и уплачивать позорную "билетную таксу", - и композитора поспешили известить, что полиция его встретит как "кавалера", а не как еврея.

Ничего не изменила в положении австрийских евреев перемена царствования - замещение Франца I Фердинандом I (1835). Новый император, вследствие своей болезненности, принимал слабое участие в делах управления, и правительство шло по проторенным путям. Было только разрешено вдовам и детям "терпимых" оставаться в Вене после смерти главы семьи. В то же время (1837) императорский декрет подтверждал, что о допущении в число "терпимых" могут ходатайствовать только лица, могущие доказать свою "отличную нравственность, состоятельность и заслуги перед государством". Допущенные в венский рай, такие привилегированные должны были уплачивать ежегодную "таксу терпимости", в размере от 20 до 200 флоринов, в зависимости от доходов. Но дорого купленное право жительства не давало ещё приобретавшему его права заниматься любым промыслом по своему выбору. Розничная торговля в Вене евреям запрещалась, в ремесленные цехи их не принимали.

Содержание аптек запрещалось евреям во всей Австрии. Практика евреев-врачей была обставлена тяжёлыми ограничениями в Вене и во многих провинциальных городах. Обыкновенно они могли лечить только соплеменников, а не христиан. Акушерку-еврейку дозволялось приглашать к роженице-христианке только в том случае, если акушерка-христианка данного района не может явиться вовремя и промедление грозит опасностью для роженицы. Окончившие юридический факультет со званием "доктора права" не принимались в сословие адвокатов, пока они оставались евреями. А между тем число лиц с университетским образованием, подготовленных к либеральным профессиям, всё росло. Гимназии и университеты фабриковали еврейскую интеллигенцию, более или менее оторванную от своего народа. И когда на жизненном пути таких ассимилированных становилось гражданское бесправие еврея, путь иногда расчищался способом, заимствованным из соседней Германии: крещением.

Система угнетения не ослабевала до самого конца эпохи. Только одно смягчение было сделано правительством в специальном законодательстве: в 1846 году была отменена крайне оскорбительная церемония "еврейской присяги" в суде, сопровождавшаяся увещанием судьи, чтобы подсудимый не присягал ложно в надежде, будто израильский Б-г дозволяет это "перед судом христиан, которых вы (евреи) считаете язычниками". Но и после того не была установлена для евреев общегражданская присяга, а сохранена особая формула присяги.

Примечания.

(40)По статистике Бехера, в 1840 году евреи в Австрийской монархии распределялись следующим образом: в Богемии, Моравии и Силезии - 102 тысячи, в Галиции - 283 тысячи, в Венгрии - 262 тысячи, в итальянских провинциях - 7 тысяч, в прочих областях - 13 тысяч. Против переписи 1803 года (§ 36) нормально увеличилось еврейское население в Богемии и Моравии, несколько уменьшилось в Галиции, утроилось в Венгрии. Эти скачки объясняются неверным исчислением населения в 1803 году, когда в Венгрии ещё не было конскрипционных списков (воинская повинность была там введена только в 1807 году) и общими недостатками еврейских переписей в старой Австрии. Во всяком случае, перепись 1840 года ближе к действительности, чем предыдущая. Сравните таблицу 1803 года у Вольфа (Geschiste der Juden in Wien, 112) и таблицу 1840 года у Иоста (Neure Geschiste, I, 324).