ШИМОН ДУБНОВ "Новейшая История Евреев"

ДАЛЬНЕЙШАЯ БОРЬБА ЗА ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ ЭМАНСИПАЦИИ

Невольно мирясь с новой отсрочкой решения еврейского вопроса, евреи и их либеральные друзья утешали себя тем, что на этот раз отсрочка обусловлена только необходимостью рассмотреть ближайшие общие вопросы и, следовательно, некоторая очередь для еврейского вопроса уже установлена в Национальном Собрании. Но юдофобская партия имела свою тактику. Она мешала всякой попытке вновь поставить еврейский вопрос в Национальном Собрании, придумывая всё новые поводы для проволочек и в то же время, усиливая антиеврейскую агитацию вне парламента, с целью воздействовать на депутатов. Когда 15 апреля 1790 года, после пасхальных каникул, наступила, наконец, очередь обсуждения еврейского вопроса, эльзасский депутат Ревбель заявил, что в Эльзасе снова поднимается антиеврейское движение, которое разразится погромами, как только будет провозглашена эмансипация. На это один либеральный депутат возразил, что именно постоянные отсрочки подвергают евреев опасности терпеть насилия от черни. "Представители еврейского населения - добавил он - уверяют, что их единоверцы будут спокойно жить лишь тогда, когда собрание окончательно выскажется об их судьбе. Да и в самом Эльзасе так ждут объявления их полноправности, что некоторые общины, приступив к разделу общественных земель, готовы наделить земельными участками и евреев (которые не имели права владеть недвижимостью)". Собрание не вняло этому голосу правды и постановило: передать еврейский вопрос в Конституционный комитет. Но на другой день, оттолкнутый тревожный признак еврейского вопроса опять появился перед Национальным Собранием.

В Эльзасе велась деятельная антиеврейская агитация, очаг которой находился в Париже, в кружке реакционных депутатов этой провинции. Желая помешать провозглашению эмансипации ненавистного племени, "чёрные" в Париже и их провинциальные агенты пустили в ход все средства, чтобы создать в Эльзасе видимость народного возмущения против евреев. Агитация велась энергично. Распространялись юдофобские брошюры и листки; реакционная и клерикальная пресса пестрела крикливыми клеветническими статьями, ядовитыми фельетонами и стихами против евреев и их либеральных защитников; имена Мирабо, Грегуара, Талейрана, Бальи безжалостно трепались наёмными газетными ругателями, выставлявшими одного "подкупленным евреями", другого - "христопродавцем", третьего - "желающим принять обрезание". Когда в Страсбурге "Общество друзей конституции" предприняло шаги к поддержке равноправия евреев, "чёрные" заволновались. Они созвали большое собрание "активных граждан" для обсуждения еврейского вопроса; после того, как либеральных ораторов, пытавшихся говорить за эмансипацию, освистали или силой вытолкали, было достигнуто "единогласие". Резолюция собрания гласила, что страсбургские граждане-христиане, преимущественно купцы, опасаясь конкуренции со стороны евреев, высказываются против предоставления им равноправия (8 апреля). Покрытая тысячами подписей, эта откровенная резолюция "конгресса фанатиков" была отправлена Национальному Собранию. Такая же резолюция поступила и от жителей города Кольмара.

Пропаганда не осталась без осязательных последствий; в воздухе запахло погромами. Неутомимый ходатай эльзасских евреев, Серф-Берр, сообщил Национальному Собранию, что в провинции идёт открытая агитация с целью вызвать нападение черни на евреев. Местная администрация не только ничего не предпринимала для предотвращения насилия, но своим грубым обращением с евреями и подчёркиванием их бесправия ещё более поощряла насильников. На заседании Национального Собрания было прочитано заявление одного муниципалитета в Эльзасе, что "неопределённость положения евреев подвергает их опасностям, которые предупредить может только декрет собрания". В виду серьёзности выставленного мотива, радикальный депутат Редерер предложил огласить декрет в следующей форме: "Национальное Собрание ещё раз объявляет евреев Эльзаса и других мест под охраною закона, запрещает всякому посягать на их интересы и повелевает городским магистратам и национальной гвардии употребить всю свою власть для защиты евреев и их имущества" (16 апреля). Эта формула была почти единогласно принята собранием. Спустя два дня, декрет был подписан и королём. Погромные опасения миновали, но цель юдофобской партии была достигнута: Национальное Собрание, не желая обострить отношения между различными частями населения в провинции, считало отсрочку решения еврейского вопроса актом политической мудрости, желательным чуть ли не в интересах самих евреев.

Этим соображением собрание успокоило свою совесть спустя две недели, когда оно опять упустило удобный случай для разрешения еврейского вопроса. Обсуждался проект закона о предоставлении прав активного гражданства всякому лицу, даже иностранцу, прожившему во Франции не менее пяти лет (30 апреля). Ревбель потребовал, чтобы была внесена оговорка: "не предрешая ни в чём вопроса о гражданском положении евреев, который считается отсроченным". Коварная оговорка была принята, - и даже либеральные депутаты не подумали, по-видимому, сколько для евреев горькой обиды в этом решении, дающем право натурализации иностранцам после пятилетнего пребывания во Франции и отнимающем это право у группы туземцев, предки которой были ещё в числе жителей древней Галлии и Франкской монархии. Одно только облегчение было дано евреям в это время попутно: в связи с общею податною реформою, Национальное Собрание отменило унизительные и тягостные специальные налоги, взимавшиеся с евреев Меца и других мест за право жительства, за "покровительство", "терпимость" и тому подобные (20 июля 1790).

Еврейские деятели стали терять терпение. 9 мая 1791 года группа парижских евреев обратилась к Национальному Собранию с адресом, в котором слышался более протестующий, чем просительный тон. "Национальное Собрание - говорится там - издало декрет, в силу которого все иностранцы, после пятилетнего пребывания во Франции, пользуются правами французских граждан. По какой фатальной причине податели сего почитаются менее достойными, чем иностранцы? Почему они одни исключены из всех прав, которые природа даёт, а декреты Национального Собрания возвращают всем людям? Рассматриваемые как евреи, они (просители) составляют часть французских граждан, ибо удовлетворяют всем условиям и исполняют все обязанности граждан; рассматриваемые как иностранцы, хотя большая часть их родилась во Франции, они в силу закона уже приобрели звание французских граждан, которое им даёт многолетнее пребывание в столице. Во всяком случае, они должны пользоваться всеми правами, из этого звания вытекающими". Участь этого протеста была такая же, как всех предыдущих петиций и заявлений: он был передан в Конституционный комитет.

Спустя две недели была сделана последняя попытка воздействовать на медлительное Национальное Собрание через парижскую Коммуну. Вследствие декрета 7 мая 1791 года о свободе публичного богослужения, парижские евреи получили возможность открыть синагогу в одном из общественных зданий. Этим случаем воспользовался их неутомимый адвокат Годар. Он обратился в совет Коммуны с прошением, в котором выразил желание, чтобы вслед за объявлением религиозной свободы объявлена была и гражданская свобода евреев, ибо одна без другой немыслима. "Получив от закона право воздвигать синагоги, могут ли они быть лишены прав и званий граждан? Могут ли они быть гражданами только в своих синагогах, а вне их чужеземцами и рабами?.. Свобода вероисповедания остаётся пустым словом, если она влечёт за собою, как наказание, лишение гражданских прав. Нет, возвысив людей до религиозной свободы, вы тем самым возвысили их до свободы гражданской. Полу-свободы не может быть, как не может быть полу-справедливости". - Выслушав это прошение на заседании 26 мая, парижская Коммуна приняла следующую резолюцию: "Муниципальное собрание, убедившись в справедливости требования, возобновляемого евреями с такой похвальной настойчивостью; хорошо зная факты, на которых это требование основывается и которые уже побудили временных представителей города (прежнего состава Думы) внести его самолично в Национальное Собрание, - постановило: вновь написать Национальному Собранию, представляя ему просьбу евреев и желание муниципалитета, и побудить его к скорейшему формальному распространению на евреев столицы последствий тех благодетельных процессов, которые оно недавно ещё раз освятило провозглашением свободы религиозных убеждений". Резолюция, подписанная парижским мэром Бальи, была отправлена по назначению. - Но не до евреев было в это бурное время. Летом 1791 года, среди политических тревог, вызванных бегством Людовика XVI в Варенн, о еврейском вопросе забыли. Страна волновалась, колеблясь между роялизмом и республикой; в Париже зарождался новый фазис великой революции, - и частные вопросы государственной жизни временно отступили на задний план.

Наконец настал момент, когда дальнейшая отсрочка решения еврейского вопроса сделалась невозможной. После двухлетних трудов, Учредительное собрание закончило составление конституции, а король утвердил её (14 сентября). Из общих основ конституции, установивших равенство всех граждан перед законом, логически вытекала равноправность евреев. Оставалось только декретировать эту равноправность формально, провозгласить её особым законодательным актом. В новом обсуждении вопроса не было надобности, после того как все доводы за и против эмансипации были в течение двух лет выслушаны Национальным Собранием в речах ораторов, в петициях, адресах и резолюциях различных учреждений и общественных групп.

В один из последних дней Национального Собрания, на заседании 27 сентября 1791 года, депутат Дюпор взошел на трибуну и сказал: "Я полагаю, что установленная конституцией свобода вероисповедания не позволяет больше делать различий между людьми разных исповеданий по отношению к политическим правам. Вопрос о политическом положении евреев был отсрочен, а между тем турки, мусульмане и люди всех сект уже допущены во Франции к пользованию политическими правами. Я требую поэтому, чтобы отсрочка была отменена и, как следствие этой отмены, был издан декрет о том, что все евреи во Франции пользуются правами активных граждан". Заявление Дюпора было выслушано собранием как нечто, не допускающее возражений. Юдофоб Ревбель попытался говорить против предложения Дюпора, но тут встал депутат Реньо (Regnault) и воскликнул: "Я требую, чтобы были призваны к порядку все те, которые осмелятся говорить против этого предложения (о равноправности евреев), ибо, нападая на это предложение, они нападают на самую конституцию". Этот гневный окрик конституционалиста подействовал: правые притихли, и большинство собрания приняло предложение Дюпора. Тотчас же был составлен короткий, но выразительный декрет, который в следующем заседании (28 сентября) был пополнен некоторыми выражениями, согласно замечаниям депутатов: "Национальное Собрание, принимая во внимание, что условия, необходимые для звания французского гражданина и для пользования правами активных граждан, определены конституцией; что всякий человек, соединяющий в себе означенные условия, дающий гражданскую присягу и обещающий исполнять все обязанности, налагаемые конституцией, имеет право на все предоставляемые последнею преимущества, - отменяет все отсрочки, оговорки и исключения, имевшиеся в прежних декретах по отношению к евреям, дающим гражданскую присягу, на которую следует смотреть как на отказ от всех привилегий и исключительных законов, установленных раньше в их пользу". (10)

Юдофобы в Национальном Собрании не могли и в последнюю минуту примириться с торжеством равноправия. Не имея возможности помешать этому акту, они постарались, по крайней мере, влить каплю горечи в радость евреев. На заседании 28 сентября, во время обсуждения поправок к составленной Дюпором редакции вышеприведённого декрета, Ревбель попытался вновь запугать палату призраком "народных волнений, которые будут вызваны этим декретом" в Эльзасе. Для предотвращения погромов, он предложил дать эльзасским христианам компенсацию за еврейское равноправие, а именно: в виду крайней задолженности христиан у евреев (сумма таких долгов будто бы достигла в Эльзасе 12-15 миллионов ливров), правительство должно взяться за ликвидацию этих долгов путём сокращения долговой суммы до одной трети, на что будто бы согласны и евреи; а потому следует поручить местным властям потребовать у всех евреев-кредиторов, чтобы они в течение месяца представили точные счета по всем этим ссудам, затем познакомиться с платёжеспособностью должников, выработать проект ликвидации и представить весь этот материал в Париж на усмотрение Законодательного Собрания. Этим способом - уверял Ревбель - палата докажет, что она заботиться о народных интересах, и примирит христианское население Эльзаса с еврейским равноправием. - Национальное Собрание приняло предложение Ревбеля… Нет сомнения, что запутанные экономические отношения в Эльзасе, возникшие на почве кредитных операций, требовали официального вмешательства и урегулирования для пользы обеих сторон, завязших в этом финансовом болоте, наследии старого порядка. Но тяжёлое впечатление производило совпадение такого вотума с торжественным актом эмансипации. Оба декрета о равноправии и о ликвидации - были приняты в один день, и создалось впечатление, будто евреям дали равноправие за выкуп, взамен принудительного погашения причитавшихся им долгов.

Оба декрета были представлены на утверждение королю, который подписал их только 13 ноября, уже после того как Учредительное Национальное Собрание ("Конституанта") закрылось и уступило место Законодательному Национальному Собранию ("Легислатива").

Около двух лет французским евреям пришлось бороться за достижение того, что с логической необходимостью вытекало из Декларации прав. Плод еврейского равноправия не упал созревшим с дерева свободы: его пришлось с большими усилиями сорвать… Евреи завоевали своё равноправие, и звуки победы слышатся в том восторженном послании к общинам Эльзаса и Лотарингии, которое обнародовал после объявления декрета 1791 года печальник народного горя Бер-Исаак Берр. Этот образованный нансийский фабрикант, который двумя годами раньше стоял у решётки Национального Собрания и молил о справедливости для гонимого народа, мог теперь возвестить своим братьям о достигнутой цели.

"Наступил день свободы! - радостно восклицает он в своём воззвании… Мы, наконец, снова добились тех прав, которые у нас насильственно отняли 18 веков назад. Не должны ли мы в этом признать дивную благость Бога наших предков? Благодаря Верховному Существу и суверенитету народа, мы теперь признаны не только людьми, не только гражданами, но и французами. Какой счастливый переворот, великий Боже, совершил Ты с нами! 27-го сентября мы были ещё единственными жителями этого великого государства, которые, казалось, были осуждены на вечное унижение и порабощение, - а на следующий день, в этот достопамятный день, который мы всегда будем праздновать, Ты внушил бессмертным законодателям Франции, чтобы они произнесли слово, которое превратило более 60,000 несчастных, оплакивавших свою судьбу, в людей, упоённых истинною радостью. Бог избрал благородную французскую нацию для того, чтобы возвратить нам наши права и содействовать нашему возрождению, как некогда, избрал Он Антиоха и Помпея, чтобы унижать и угнетать нас"…

В то время, когда Берр писал эти строки, еврейское общество доказало, что оно умеет не только выносить гнёт Антиохов, но и бороться против них оружием Хасмонеев. Революционный пожар разгорался, и фигуры еврейских бойцов мелькали в самом центре политического движения.

Примечания.

(10)Последняя оговорка была внесена по указанию некоторых депутатов, указавших, что евреи имеют свои "привилегии" в прежнем законодательстве и что уравнение их в гражданских правах несовместимо с этими привилегиями. Тут имелось в виду сократить или даже упразднить общинную автономию евреев и их национально-культурных учреждений.