ШИМОН ДУБНОВ "Новейшая История Евреев"

ГЕРМАНИЯ

Общую картину бесправия евреев в раздробленной Германии и в родственном ей французском Эльзасе даёт Христиан-Вильгельм Домм (Dohm) в своей известной книге "Об улучшении гражданского быта евреев" (Ueber die burgerliche Verbessering der Juden, Berlin, 1781). Нарисованная пером прусского чиновника-публициста, требовавшего умеренных реформ во имя государственной пользы, эта картина отличается почти официальной фактической точностью.

"Есть государства, - говорит Домм, - где проживание евреям безусловно воспрещено, где дозволяется из них только путешественникам пользоваться покровительством верховной власти на весьма короткое время, ограниченное часто одной ночью. Во всех других государствах евреи допускаются лишь под самыми тяжелыми условиями, и не столько в качестве граждан, сколько в качестве лишь терпимых.

Большею частью разрешается еврейским семьям водворяться в стране только в определенном числе, но и это разрешение обыкновенно ограничивает их пребывание (в городах) известными кварталами и обуславливается платежём значительной суммы…

Если еврей-отец имеет нескольких сыновей, то только одному из них имеет он право предоставить льготу проживания в стране, где родился; он вынужден раздроблять своё имущество и отсылать других сыновей в другие страны, где им приходится преодолевать подобные же затруднения. Если же он имеет дочерей, то от его счастливой звезды зависит пристроить их в немногих из тех семейств своей нации, которые обитают в этой стране.

Из этого следует, что отец семейства из евреев лишь весьма редко может пользоваться счастьем жить среди своих детей и иметь возможность устраивать на прочных основаниях благосостояние своей семьи, так как самый зажиточный из них бывает постоянно вынужден дробить своё имущество, в виду необходимой разлуки с детьми и выделения им сумм, потребных для их устройства в различных местах.

Когда еврею дано разрешение на пребывание в стране, он должен ежегодно вновь покупать это право, уплатою за него денежного сбора; он не может вступать во вторичный брак без новых на то расходов и без особого разрешения, зависящего от разных обстоятельств; каждый ребенок увеличивает налог, которым он отягощен… Несмотря на множество различных платежей за права, способы приобретения недвижимого имущества для еврея черезвычайно ограничены.

Как в мирное, так и в военное время, он лишен права служить государству; везде главнейшее из производительных занятий земледелие ему воспрещено, и мало стран, где ему предоставлено право владеть недвижимым имуществом. Каждое ремесленное общество сочло бы за позор, если бы еврей был принят в число его членов, и в этом простая причина, почему евреи вообще устраняются от занятий ремеслами и механическими искусствами.

Есть только среди них немного людей, которые, несмотря на угнетение, имели достаточно мужества и дарования, чтобы возвыситься до наук и искусств, из которых евреям дозволено пользоваться, как средством к жизни, только математикою, физикой и медициной. Но даже и эти редкие люди, достигшие высоких степеней в науках и искусствах, как равно и те, которые своей безупречной жизнью делают честь человечеству, пользуются уважением самого незначительного кружка лиц, отличающихся благородством своих чувств; большая же часть людей, даже ради выдающихся качеста ума и сердца, не могут простить им вины, скажем несчастья, их еврейского происхождения.

Для несчастного, лишенного отечества, еврея, промышленная деятельность которого обставлена разного рода стеснениями, который нигде не может развивать своих дарований, - какие же могут оставаться средства к жизни, какие ресурсы? Конечно, никаких других, кроме торговли: это единственный для него путь пользоваться жизнью, которую ему даруют в виде милости. Но в то же время каким только ограничениям не подвержена эта торговля, сколько налогов, которыми она отягощена, и как мало евреев, которые обладали бы достаточными средствами для основания значительного торгового предприятия! Вследствие этого, большая их часть приведена в положение, позволяющей им заниматься одной лишь небольшой мелочной торговлей, при которой только быстрота ничтожного денежного оборота обуславливает возможность их жалкого существования, или же они бывают вынуждены отдавать свои деньги в рост, не имея возможности самостоятельно извлекать из них пользу"…

В многочисленных крупных и мелких государствах, на которые распадалась тогдашняя Германия, репрессивная политика против евреев разнообразилась только в пределах вышеуказанных основных норм.

Наиболее тяжелыми ограничениями было обставлено право передвижения.

Триста государств-клеток тогдашней Германии ставили на своих пограничных кордонах ловушки для травленного зверя еврея. Переезжая из одного государства в другое, часто даже из одного города в другой в пределах одной страны, еврей при въезде в новое место должен был уплачивать ту же поголовную пошлину, какая была установлена для ввоза скота.

Это позорный Leibzoll или Geleitzoll ("Judengeleit", телесная или пропускная пошлина, "еврейский пропускной налог"), который делал еврея-пассажира предметом издевательств у ворот и застав многих городов Германии. От этого налога освобождались после унизительных формальностей, только привилегированные "Schutzjuden" или "vergleitete Juden" при передвижении по территории приютившего их государства, но на границе владения другого герцога, князя или курфюрста Leibzoll был и для них обязателен.

Когда в 1776 году Моисей Мендельсон, тогда уже прославленный мыслитель, посетил столицу Саксонии, Дрезден, его задержали у заставы и взыскали Leibzoll по таксе, установленной для "польского быка", как потом с горькой иронией выразился оскорблённый берлинский мудрец.

В Саксонии, этой "протестантской Испании", евреям разрешалось по Judenordnung 1746 года жить (в Дрездене и Лейпциге) в ограниченном числе и на очень тяжелых условиях. Им запрещалось иметь синагогу для публичного богослужения, и приходилось молиться тихо и незаметно в частном доме; запрещалось приобретать дома, заниматься ремёслами и торговлей, кроме размена денег и торговли старым платьем.

Позже (1767, 1772-73) строгости ещё усилились. Полиция следила, чтобы в домах, "терпимых" евреев, не скрывались их соплеменники, не имеющие права жительства.

Налоги за право жительства (Schutzgeld) были увеличены до громадной цифры 70 талеров ежегодно с каждого главы семейства, 30 талеров с его жены, 5 талеров с каждого ребёнка; за разрешение жениться взималось 40 талеров. Многие семейства, для которых эти подати оказались непосильными, были обречены на выселение из Дрездена, и только благодаря вмешательству Мендельсона изгнание сотен несчастных было приостановлено (1777 г.).

С родиной протестантизма соперничала в угнетении евреев католическая Бавария. Здесь евреи имели свои замкнутые общины или гетто лишь в некоторых городах (Фюрт, Ансбах и др.); во многих местах им запрещалось жить; их допускали туда только по торговым делам на короткое время, под полицейским конвоем, как арестантов ("lebendiges Geleite" в Нюрнберге). Везде им с трудом давались патенты даже на мелкую торговлю, и только в Фюрте евреи развили широкую коммерческую деятельность.

Средневековый режим гетто особенно процветал в имперском вольном городе Франкфурте на Майне, где находилась одна из самых больших еврейских общин Германии. Управлявшая городом бюргерская олигархия, проникнутая лютеранской нетерпимостью (католики и реформаты также были там ограничены в правах) и торгашеским духом, загнала еврея в самый тёмный подвал общественного здания. Франкфуртское гетто или "Еврейская улица" (Judengasse) недаром называлась "Новым Египтом". Там, в ужасной тесноте, ютилось около 500 еврейских семейств, среди которых было, однако, немало зажиточных и образованных людей. За чертой еврейского квартала не дозволялось жить ни одному еврею. Выход в город разрешался обитателям гетто только днём, по воскресеньям же их и днём не выпускали; на ночь ворота гетто запирались, и полицейский патруль наблюдал, чтобы никто оттуда не выходил без экстренной надобности. В 1786 году в одном из этих домов рабства родился будущий борец за политическую свободу, Людвиг Берне (Лейб Барух), который впоследствии описал свои детские впечатления во франкфуртском гетто в следующих, полных сарказма, строках: "Евреи жили в тесной улице, и этот кусок земли был несомненно самым густо населённым на всём земном шаре… Они были предметом нежнейших забот со стороны своих правителей. По воскресным дням им не позволяли выходить из своей улицы, чтобы они не подвергались побоям со стороны пьяных.

До 25-летнего возраста им не разрешали жениться, - конечно, для того, чтобы обеспечить крепкое, здоровое потомство. В праздничные дни им можно было выходить за ворота лишь около 6 часов вечера; при этом имелось в виду предохранить их от действия палящих солнечных лучей. Публичные места для гуляния за городом были для них закрыты; их заставляли гулять по полю, чтобы пробудить в них любовь к сельскому хозяйству.

Если шедшему еврею христианин кричал: "Mach Mores, Jud!" он должен был снимать шляпу; этим вежливым обхождением должна была укрепляться любовь между двумя религиозными группами населения. По некоторым улицам города евреям никогда нельзя было ходить вероятно потому, что там была плохая мостовая". Обитателям гетто запрещалось показываться на улицах города во время публичных процессий и торжеств; разрешения давались в исключительных случаях.

В 1790 г., в день коронации императора Леопольда II, некоторым евреям милостиво давались городской канцелярией пропускные билеты следующего содержания: "Предъявитель сего… может быть отпущен из Judengasse в город в предстоящий день коронации, с тем, чтобы он мог смотреть на торжество из окон какого-либо дома или с подмостков, но отнюдь не на улице"… Норма еврейских браков во Франкфурте не должна была превышать 12 в год, при населении в 500 семейств.

Правители германских государств не скрывали мотивов своей фараоновской политики, направленной против размножения евреев. Мекленбергский герцог Фридрих-Франц I, слывший "либералом", распорядился тотчас по вступлении на престол (1785 г.) о прекращении выдачи евреям Schutzbriefe разрешений на жительство сверх установленной нормы, "до тех пор, пока часть прежних Schutzjuden не вымрет и тем откроет другим своим единоверцам возможность пропитания"; взрослые сыновья не могли оставаться в стране на основании права жительства их родителей, а должны были доказать, что обладают самостоятельным капиталом или обеспеченным заработком. Здесь нормировка еврейского населения прикрывалась заботой об источнике пропитания для него; а между тем правители, магистраты и цехи принимали всевозможные меры, чтобы закрыть перед евреями большую часть этих источников и тем узаконить выселение "излишка" их. Баденское правительство объясняет недопущение евреев к цеховым ремёслам тем, что "при своих способностях они (евреи) в некоторых отраслях достигли бы ловкости и отвлекли бы к себе заработки".

Мотивы торговой конкуренции лежали в основе и тех тяжелых стеснений экономической деятельности, которые испытывала большая еврейская колония промышленного города Гамбурга. Многие отрасли торговли и ремесленного труда были закрыты для евреев; приобретение недвижимости запрещалось; еврейских детей, даже из зажиточных и образованных семейств, не допускали в городские школы. Иногородний еврей при въезде в город должен был уплачивать Geleitsgulden, "охранный гульден", и затем ещё Schutztaler. Район жительства евреев в Гамбурге был ограничен, хотя и не так замкнут, как франкфуртское гетто.