Наиль Ахметшин

ТАЙНЫ ШЕЛКОВОГО ПУТИ

Жду Ваших писем!

= ГЛАВНАЯ = ИЗРАНЕТ = ШОА = ИТОРИЯ = ИЕРУСАЛИМ = НОВОСТИ = ТРАДИЦИИ = МУЗЕЙ = АТЛАС = ОГЛАВЛЕНИЕ =

Глава X. «ГЕРОИ ПУСТЫННЫХ ГОРИЗОНТОВ»

Поездка в Дуньхуан предполагает отчаянный марш-бросок в пустыню Гоби, к руинам застав, за которыми купцов и путешественников в стародавние времена ожидали трудные переходы Шелкового пути. Вот как определяет начинавшиеся отсюда караванные маршруты в дальние страны династийная хроника эпохи Суй (589–621 гг.): «От Дуньхуана к Западному морю идут три дороги, и у каждой имеются ответвления. Северная дорога из Хами проходит у озера Баркуль, племя Тэле, ставку тюрского кагана (близ озера Иссык-Куль), идет через Люхэшуй, доходит до Византии и достигает Западного моря.

Средняя дорога из Турфана через Карашар, Кучу, Тэле и далее через Памир проходит через Кабудан, Ура-Тюбе, Бухару, Самарканд и Мерв, доходит до Ирана и достигает Западного моря.

Южная дорога из района Лобнора идет через Хотан, Каргалык, Ташкурган, Памир и далее через Вахан, Тохаристан, эфталитов, Бамиан, Газни ведет в северо-западную Индию и достигает Западного моря. От каждой страны также отходят дороги, которые в свою очередь пересекаются на юге и севере. Таким образом, следуя по этим дорогам, можно попасть в любое место».

В середине июня 2001 г. на площади, примыкающей к дуньхуанскому автовокзалу, желающих отправиться в 40-градусную жару в продолжительную поездку по пустыне можно было пересчитать по пальцам, поэтому весьма кстати там оказались австриец и японка, увлеченные красочным описанием местной экзотики в путеводителях, с которыми они не расставались ни на минуту. Торг с водителем «булки», как ласково называют в Китае крохотные микроавтобусы, грозил затянуться надолго, ибо таксист заламывал свою цену, а представитель тихой и нейтральной европейской страны громко, квалифицированно и охотно ругался, отстаивая наши общие интересы. В итоге благодаря полному отсутствию клиентов-конкурентов «тройственный союз» — Австрия, Россия и Япония — все-таки одержал символическую победу, вынудив водителя довольствоваться минимальной суммой вознаграждения. Сообщая своим коллегам о решении ехать с несговорчивыми туристами, он несколько виновато пожимал плечами и ссылался на отсутствие иного заработка.

В пустыне Гоби
Выскочив за пределы оазиса, автомобиль окунулся в привычный гобийский ландшафт. Созерцание его через окна быстро движущегося транспортного средства не вызывает особых эмоций, поскольку на протяжении десятков и сотен километров чрезвычайно сложно сфокусировать внимание на чем-то интересном или запоминающемся. Настроение кардинально переменилось, когда неожиданно появились погонщики верблюдов, которые живо откликнулись на нашу просьбу и согласились приобщить неразумных иностранцев к таинствам караванной жизни. Несколько лет назад в этих местах существовал экзотический трехдневный тур, приближенный к эстетике Шелкового пути. Однако перспектива ночевок под открытым небом, специфика многочасового передвижения на верблюдах и некоторые другие нюансы вызвали энтузиазм лишь у горстки любителей экстремального туризма, поэтому нерентабельный маршрут вскоре закрыли. Нам же в очередной раз повезло и часть пути удалось проехать верхом.

Ритмично покачиваясь в такт уверенной и широкой поступи «корабля пустыни», ощущаешь себя кем угодно, но только не рядовым обывателем столичного мегаполиса. Ассоциативный ряд извлекает из памяти имена великих путешественников, древних и средневековых воинов и купцов, отважных искателей приключений из реальной жизни и классики мировой литературы. Вполне возможно, что известный английских писатель Дж. Олдридж испытывал схожие чувства и ощущения, работая над романом о драматических событиях в Аравийской пустыне, название которого и воспроизведено в заголовке настоящего раздела. Гоби и Такла-Макан тоже повидали на своем веку несметное число ярких и неординарных личностей, многие из которых вошли в анналы истории.

Верблюды между тем неуклонно двигались к намеченной цели, оставляя за собой вздыбленный песок и куски вывороченной сухой глины. Вдохновленный суровым очарованием окружающей природы и вспомнив сложные перипетии одного из ключевых персонажей айтматовского «И дольше века длится день», автор сразу определил своего «иноходца» «Каранаром». Дочь с присущими ее поколению техницизмами, англоамериканизмами и прочими молодежными прибамбасами предпочла «Camel Trophy».

Где-то здесь — к северу от хребта Алтынтаг, разделяющего Цайдамскую и Таримскую впадины, и к востоку от озера Лобнор — Николай Михайлович Пржевальский (1839–1888 гг.) впервые обнаружил и подробно описал дикого двугорбого верблюда, столетиями считавшегося вымершим. Так, в книге «От Кульджи за Тянь-Шань и на Лобнор» об экспедиции 1876–1877 гг. выдающийся русский географ и исследователь Центральной Азии писал, что в противоположность домашнему верблюду, у которого «трусость, глупость и апатия составляют преобладающие черты характера», его дикий собрат отличается «сметливостью и превосходно развитыми внешними чувствами». Зрение у последнего «чрезвычайно острое», слух «весьма тонкий», а обоняние развито «до удивительного совершенства».

Исследование, проведенное Н. М. Пржевальским, вызвало определенный резонанс в научном мире. На поиски дикого Camelus Bactrianus отправился любознательный англичанин Дж. Литлдэйл (экспедиция 1894 г.), о котором, правда, российский ученый-геолог и писатель В. А. Обручев после их встречи в Синине (совр. провинция Цинхай) отзывался без особого пиетета, заявив, что тот «ездил больше ради впечатлений туриста и охоты на диких животных, чем для научных наблюдений».

Интерес к древнему обитателю этих мест проявлял шведский археолог и географ С. Гедин во время раскопок в 1896–1902 гг. Русский путешественник П. К. Козлов, побывавший здесь примерно в то же время, отмечал, что данный уголок пустыни, находящийся вдали от людского шума и изобилующий кормом, а зимой и питьем в виде снега, дает приют «интересному животному», которое «манит к себе» европейцев-исследователей, — дикому верблюду.

В конце 50-х гг. ХХ в. к изысканиям подключились китайские специалисты. Вскоре правительственным решением дикий верблюд был отнесен к числу особо охраняемых видов животного мира. В 1986 г. в районе, примыкающем к Алтынтагу, была создана обширная заповедная зона, существенно увеличенная в 2000 г. Сейчас представителей этой немногочисленной популяции можно встретить лишь в Китае (Синьцзян-Уйгурский автономный район и провинция Ганьсу) и Монголии (юго-запад).

Самые ранние свидетельства об интересующем нас бактриане встречаются в исторических хрониках династии Западная Хань (206 г. до н. э. — 8 г. н. э.). Первым из европейцев во второй половине XIII в. о нем упоминает Марко Поло. В 1989 г. в пустынной зоне Синьцзян-Уйгурского автономного района на территории древнего государства Хотан специалисты обнаружили чеканную монету с изображением двугорбого верблюда. Данный денежный знак — удивительный синтез мировых цивилизаций. Как известно, в Поднебесной монеты на протяжении тысячелетий только отливали, самая ранняя чеканка появилась в Греции. Однако на обратной стороне находки есть иероглифическая надпись на китайском языке, определяющая ее номинал. Другая ее особенность: изображение человека или животного — исконная традиция западных монет. Для китайских аналогов, находившихся в обращении, она нехарактерна. Впрочем, к этой монете мы еще вернемся.

Родина нашего верблюда — унылое безлюдье Центральной Азии. В отличие от иного вида — афро-аравийского-индийского одногорбого верблюда (Camelus Dromedarius, дромедар), полностью одомашненного человеком еще в первом тысячелетии нашей эры, дикий двугорбый сохранил многовековую самобытность и индивидуальность. Это стройное и быстроногое животное. Горбы значительно ниже, заостреннее и уже, чем у домашнего собрата, поэтому проблема корма для него более актуальна. Понятно, что в условиях бесплодных пустынь Гоби и Такла-Макан с их температурными аномалиями, он неприхотлив в еде, может пить соленую воду. В поисках пищи и воды зачастую проходит в день до 50 километров.

Обычно такие верблюды живут небольшими группами, насчитывающими около 10 особей: самец и самки с детенышами. Спаривание приходится на конец зимы, когда самец становится исключительно агрессивным, практически ничего не ест и не пьет, очень мало спит. Интеллигентный читатель, естественно, вспомнил красочное описание этого периода в жизни верблюдов в упоминавшемся романе Чингиза Айтматова.

По свидетельству П. К. Козлова, в любовный период дикие бактрианы нередко забегают в стада домашних верблюдов. Оплодотворенная таким «кавалером» домашняя самка дает весьма слабое потомство. Результат метисации наглядно выражается в более тонком позвоночном столбе, этой «характерной особенности дикого верблюда», лишенного возможности развивать спину путем перевозки грузов, на что неизбежно обречены порабощенные человеком домашние особи. Самка вынашивает будущего верблюжонка 13 месяцев. Вот почему, едва появившись на свет, тот уже может самостоятельно стоять и передвигаться, а бегать и прыгать начинает на 2—3-й день. Через год молодой верблюд полностью самостоятелен, средняя продолжительность жизни — порядка 20 лет.

Во время международной экспедиции 1995–1997 гг., организованной Государственным управлением КНР по защите окружающей среды и Программой ООН по окружающей среде (ЮНЕП), ее участники, обратив внимание на чрезмерную, на первый взгляд, осторожность животных, однажды заметили самку, которая подпустила людей почти на 500 метров. Оказалось, что она не хотела бросать и намеревалась защищать своего едва родившегося малыша. На этот раз им ничто не угрожало: ученые не стали создавать экстремальной ситуации и сочли за благо удалиться. К сожалению, пугливость диких особей обусловлена человеческой деятельностью. По мнению одного из руководителей экспедиции, профессора Юань Гоина, в них заложен генетический код, согласно которому люди — это враги. Обычно верблюды убегают, только завидев человека.

В результате «развития цивилизации» и хищнического истребления их количество в мире сократилось до менее 900 голов, хотя сто лет назад насчитывалось 10 тысяч, а в 1980-е гг. — 2–3 тысячи особей. Многие становятся жертвами браконьерской охоты. В настоящее время ею в основном занимаются рудокопы-нелегалы, промышляющие в богатом минеральными ресурсами Северо-Западном Китае. Хочется надеяться, что власти уделят данной проблеме такое же внимание, как и защите национального достояния и символа страны, — большой панды. Тем более, что в последние годы позитивные сдвиги налицо.

Например, в новом варианте Уголовного кодекса КНР (1997 г.) впервые появился раздел об ответственности за преступления против охраны окружающей среды и природных ресурсов. Согласно статье 341 УК, незаконная охота, истребление редких, исчезающих диких животных, особо охраняемых государством, или их незаконная покупка, перевозка, сбыт наказываются в том числе лишением свободы до пяти лет. При наличии отягчающих вину обстоятельств допускается тюремное заключение на срок от пяти до десяти лет, а при особо отягчающих — десять и более лет; в качестве дополнительного наказания применяется штраф или конфискация имущества.

Указанная норма носит отнюдь не декларативный характер. Китайские средства массовой информации регулярно сообщают о выносимых судами приговорах браконьерам и торговцам шкурами диких животных. Как правило, в сроках лишения свободы фигурируют двузначные цифры.

Между тем пустынный пейзаж не претерпел существенных изменений. Состояние легкой эйфории и «осознанного восторга» не проходило, хотя в голову пытались лезть грустные мысли, навеянные тяжелыми впечатлениями путешественников прошлого от увиденного вокруг. Следуя в январе 1894 г. аналогичным маршрутом, правда в противоположном направлении, П. К. Козлов так живописал эту дорогу: «Могильная тишина и безотрадная картина по сторонам; на глади солончаков валялись скелеты павших животных: верблюдов, лошадей и ослов. Других указателей дороги тут нет, да их и не нужно, так много костей устилает трудный путь. Там и сям проносятся вихри; на сухих местах они имели вид высоких столбов. Вихри сменяются миражами, «злыми духами», строящими фантастические здания из ряда каменистых обрывов. Как было не вспомнить начертанную Марко Поло картину ужасов перехода через пустыню Лоб!». Попутно следует заметить, что «пустыней Лоб» венецианский путешественник называл пески, камни и солончаки Гоби.

По мнению русского путешественника, на весь путь «в 20 переходов с тремя дневками» от озера Лобнор до Дуньхуана по «безлюдной стране» необходимо было запастись продовольствием для людей и фуражом (зерном) для лошадей; лучшее время для движения по этой пустынной местности — январь, хотя, со слов местных жителей, можно отправляться в дорогу с начала декабря до 15 февраля, т. е. в течение двух с половиной месяцев.

В начале третьего тысячелетия с его надеждами и иллюзиями столь уныло-прагматические настроения кажутся чересчур мрачными, да и упоминание о «горах костей» представляется известным преувеличением, хотя никто не ставит под сомнение подлинность описанного. Тем более, что пейзаж, похоже, не менялся на протяжении тысячелетий. Схожие сюжеты и мотивы можно найти еще у Сюаньцзана и его предшественников, посещавших страны, располoженные к западу от Китая. Здесь дело, вероятно, в другом: наш современник, по своей воле покинув «суету городов и потоки машин», вырвавшийся на первозданную природу затерянного уголка планеты, хочет и готов искренне радоваться, восхищаться и изумляться тому, что его отныне окружает.

Как писал в свое время Н. М. Пржевальский, «..самое дело путешествия для человека, искренно ему преданного, представляет величайшую заманчивость ежедневной сменой впечатлений, обилием новизны, сознанием пользы для науки. Трудности же физические, раз они миновали, легко забываются и только еще сильней оттеняют в воспоминаниях радостные минуты удач и счастья. Вот почему истому путешественнику невозможно позабыть о своих странствиях даже при самых лучших условиях дальнейшего существования. День и ночь неминуемо будут ему грезиться картины счастливого прошлого и манить: променять все удобства и покой цивилизованной обстановки на трудовую, по временам неприветливую, но зато свободную и славную странническую жизнь..».

Тем не менее, о песках забывать не стоит, да и они сами постоянно о себе напоминают. Чуть поднявшийся ветер приносит массу неудобств, что же тогда говорить о самумах! В последние десятилетия пустыня наступает особенно решительно.

В начале 70-х гг. ХХ в. произошло полное пересыхание озера Лобнор. Поэтому, употребляя перед этим именем собственным слово «озеро», надо иметь в виду, что воды в нем уже давно нет. Соответственно на 320 и 200 километров пересохло русло рек Тарим (самая протяженная в Центральной Азии) и Кончедарья, некогда главных источников воды в озере. Среднегодовое количество осадков в данном районе составляет лишь 13 миллиметров в год при испаряемости влаги до 4000 миллиметров.

В 2000 г. в крупнейшем в Китае пресноводном внутри-континентальном озере Баграшкуль, расположенном в межгорной впадине в восточном Тянь-Шане на высоте 1030 метров, уровень воды поднялся более чем на один метр по сравнению с предыдущим годом, благодаря чему в мае и ноябре из него в русло нижнего течения реки Тарим было переброшено свыше 300 млн. кубометров воды. Участок ее полного пересыхания удалось сократить до 150 километров, однако ситуация по-прежнему остается очень сложной. Согласно подсчетам китайских специалистов, с 1960 по 1996 гг. поток воды в верхнем течении Тарима сократился на 1,3 млрд. тонн, т. е. ежегодное сокращение составляет в среднем более 36 млн. тонн. Если такие темпы сохранятся, то через 110 лет русло реки полностью высохнет.

Быстро сокращается популяция евразийских тополей (кит. «хуяншу») — «стойких оловянных солдатиков» в безжалостной пустыне. Известно, что они могут прожить около тысячи лет, потом твердо стоять другую тысячу лет и остаются неповрежденными еще одну тысячу лет, когда лежат на песке. Эти деревья, родиной которых является Синьцзян, производят ошеломляющее впечатление в море бесплодных просторов. Их роль в жизни местного населения на протяжении тысячелетий при всем желании переоценить невозможно. Они помогают и исследователям этого сурового края. Все деревянные находки, начиная от обычных ложек и кончая гробами усопших, оказались в хорошем состоянии, что позволило археологам получить бесценный материал для своих изысканий. С помощью погибших, но не упавших хуяншу удавалось и удается разыскивать следы древних государств и поселений, отдельные захоронения и могильники.

Особый разговор о деревянных дощечках с письменами. Это, пожалуй, одни из самых ценных находок, поскольку они заставили зазвучать голоса далекого прошлого. С 1901 г., когда в Синьцзян-Уйгурском автономном районе были обнаружены первые экземпляры, к настоящему времени общее число перевалило за десятки тысяч единиц, найденных на караванных путях и в оазисах пустыни. Среди них послания и указы правителей, личная переписка, распоряжения по хозяйству, долговые расписки и многое другое. Тексты на различных языках дают возможность окунуться в атмосферу тех лет, почувствовать пульс и ритм жизни Шелкового пути.

За последние 40 лет территория, где росли евразийские тополя, уменьшилась на 7 0 с лишним процентов. Постепенно истончается «зеленый коридор» вдоль исключительно важной для страны железнодорожной магистрали Ланьчжоу — Урумчи. Стремительно летящие по скоростным трассам Северо-Западного Китая автомобили не могут скрыть печальную картину засыхающих по обеим сторонам дороги деревьев.

Трудная проблема для специалистов — как сохранить находящиеся под палящим солнцем памятники старины в этом регионе. Под воздействием ветровой эрозии сооружения, построенные в основе своей из глины с большим содержанием песка и солончаков, постепенно гибнут. Сейчас данный процесс в силу климатических изменений ускорился. Ученые, работающие в районе Дуньхуана, активно пытаются использовать различные методы консервации руин, однако их эффективность пока не столь велика, как хотелось бы.

Предпринимались попытки укрепить поверхность, зацементировав ее, но соответствующий раствор плохо смешивался с глиной, в результате чего последняя продолжала осыпаться. Более успешными оказались опыты с силикатами калия. По первому впечатлению, после такой обработки старые стены пока удается защитить от уничтожения. Тем не менее, при их интенсивном применении возникают две проблемы. Во-первых, высокая стоимость реставрационных работ. Килограмм калийных силикатов стоит 5–6 тысяч юаней (610–730 долларов США), а только в провинции Ганьсу свыше 9000 руин, имеющих историческую ценность. Во-вторых, некоторых исследователей беспокоит возможность крупных обрушений стен древних памятников под воздействием кусков тяжелой корки, образовавшейся под воздействием раствора.

По мере решительного наступления Китая на запад и развития интенсивных торговых связей в этом направлении вопрос об обеспечении защиты населения и охране караванов становился все более актуальным. Земледельцы и купцы нередко становились объектами разбойных нападений со стороны кочевников и уголовных преступников. Вот почему при династии Хань интенсивное строительство Великой стены продолжалось уже на дальних рубежах империи. Самый отдаленный участок не сохранился, но остались древние руины двух застав, входивших в ее систему и игравших важную роль на Шелковом пути.

Юймэньгуань (застава Нефритовых ворот) расположен в 100 с лишним километрах к северо-западу от Дуньхуана. Хорошо укрепленное оборонительное сооружение было построено между 121 и 111 гг. до н. э. Свое название оно получила благодаря ценному минералу, сыгравшему, без преувеличения, выдающуюся роль в истории и культуре Китая. Высококачественный нефрит везли из «западного государства» Хотан (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район), находившегося к югу от пустыни Такла-Макан.

Застава Юймэнь
В конце II в. до н. э. Чжан Цянь сообщал о большом количестве хотанского нефрита, «который привозят в Китай». Из него в Поднебесной изготавливались самые разнообразные предметы — от женских украшений до статуй Будды; в погребальных церемониях он считался камнем, достойным внимания богов; нефрит нашел активное применение в императорской фармакопее; чаши для вина в виде драконов и других мифологических персонажей, фигурки птиц и животных из «небесного камня» неизменно были поистине царскими подарками. Многих правителей в ханьскую эпоху хоронили в своеобразных саванах из нефритовых пластин, скрепленных серебряной проволокой, поскольку считалось, что камень предотвращает процесс разложения умершего. Археологи обнаружили уже несколько десятков таких «костюмов».

Исторические хроники и другие источники свидетельствуют о том, что в Хотане добывался белый и зеленый нефрит. Об этом, в частности, писал знаменитый ученый-энциклопедист Абу Рейхан Бируни (973— 1050 гг.). В своем уникальном труде по минералогии он указал, что нефрит добывается в двух долинах рек области Хотан: в одной — белый нефрит высшего качества, крупные куски остаются собственностью правителя, а мелкие — его подданных; в другой долине нефрит мутной окраски, но иногда встречаются совершенно черные куски. Согласно старинным поверьям, хотанский минерал — это лунный свет, превратившийся в кристалл, а прекрасный нефрит можно найти там, где его много.

Жители Хотана (Юйтяня) занимались в те времена в основном земледелием и скотоводством. При Западной Хань они приняли буддизм, где-то через тысячелетие, при Северной Сун (960 — 1127 гг.), — ислам. Географическое месторасположение государства на стыке многолетнего сосуществования различных этносов и культур оказало значительное влияние на его развитие. Возвращаясь к монете с двугорбым верблюдом, найденной китайскими археологами в 1989 г., следует заметить, что она относится к так называемым хотанским двуязычным (сино-кхароштхи) монетам. На лицевой их стороне помещались изображения коня или верблюда.

Первый экземпляр был обнаружен англичанином Т. Д. Форсайтом в 1874 г. В начале 90-х гг. прошлого века насчитывалось более 350 таких монет, из них лишь около 20 — с верблюдом. Кстати, в КНР в настоящее время 13 монет сино-кхароштхи, но с верблюдом только одна.

Хотанские двуязычные монеты отчеканены из меди характерного красного цвета (известны, правда, две серебряные). Они достаточно четко различаются как по номиналу, так и по весу. Наиболее полновесные экземпляры достоинством в 6 чжу весят 4,70 — 5,07, в 24–16, 00–17,40 грамма. Расположенная по кругу лицевой стороны надпись письмом кхароштхи на монетах в 6 чжу с изображением коня переводится как «великий правитель», а на всех монетах в 24 чжу и на монетах в 6 чжу с изображением верблюда — «великий царь, правитель правителей». Указывается также имя правителя и, возможно, место правления.

Кхароштхи— индобактрийское слоговое письмо, первоначально читалось справа налево, в более поздний период — слева направо. Самая ранняя запись, выполненная этим письмом, датируется 251 г. до н. э. На кхароштхи оказало сильное влияние древнеиндийское слоговое письмо брахми, на котором писал свои указы знаменитый император Индии Ашока. Кстати, упомянутый древнейший текст на кхароштхи — как раз перевод одного из его эдиктов.

Китайская легенда, определяющая номинал, находится на другой стороне рассматриваемых денежных знаков. Иероглифическая надпись на более мелких занимает все пространство — «медная монета в 6 чжу». На крупных она расположена по кругу — «медная монета весом в 24 чжу». Ученые расходятся в определении исторических рамок ее обращения. Обобщив высказанные точки зрения, можно условно говорить о I–III вв. н. э. Любопытно, что примерно к этому периоду относятся и обнаруженные здесь монеты китайского образца, но хотанского производства с прямоугольным отверстием — «юйфан» (?), отлитые из свинца или со значительной его примесью. Известно лишь несколько таких монет, и вопрос с их датировкой еще более запутанный.

Однако вернемся к заставе Юймэнь. Свернув с трассы Дуньхуан— Голмуд (совр. провинция Цинхай), мы оказались в гордом одиночестве на дороге, построенной всего несколько лет назад. Впереди нас ожидали примерно 60 километров пути, причем последние десять — по пересеченной местности, поскольку работы здесь еще не завершены. Вскоре показался своеобразный блокпост, где местные контролеры решительно потребовали оплатить осмотр Юймэньгуаня (30 юаней или менее 4 долларов с человека, без скидок). Навязанный в ультимативной форме расчет за десятки километров до намеченного к посещению объекта показался весьма странным, но затем ситуация отчасти прояснилась, а приобретенный опыт удалось позднее успешно применить на практике.

Внушительных размеров фрагменты заставы неплохо сохранились, но в целом они не дают реального представления о жизни, бурлившей в этих местах около двух тысяч лет назад. Когда-то тут был мощный оборонительный форпост императорской армии. Если обратить взгляд на северо-запад, то можно увидеть контуры широкой дороги, по которой в обе стороны шли караваны, груженые всевозможными товарами. Высокопоставленный ханьский сановник Бань Чао, проживший в Западном крае многие годы, сыгравший большую роль в укреплении китайского влияния в этом регионе и мечтавший умереть на родине, на склоне лет писал императору: «Не надеюсь на возвращение в Цзюцюань, хотел бы добраться до Юймэньгуаня, пока жив». Читатель, вероятно, помнит, что ему удалось все-таки незадолго до смерти вернуться в Лоян.

В 5 километрах к западу от заставы бросаются в глаза два очень интересных древних сооружения военного назначения. Достаточно высокая сигнальная башня добротно сложена из необожженного кирпича. Когда появлялся вражеский отряд, воины, находившиеся в дозоре, разжигали костер, сообщая главным силам о приближающейся опасности. Основным топливом, как правило, служил волчий помет. Оказывается, он дает устойчивый вертикальный дым, который выдерживает мощные порывы ветра и поэтому виден на большом расстоянии. Автор подобных экспериментов не проводил, но солидным историческим свидетельствам и источникам привык доверять.

Сигнальная башня
В сотне метров от сигнальной башни тянутся крепостные укрепления, вернее то, что от них осталось. Аккуратная табличка, тем не менее, предлагает называть их Великой стеной эпохи Хань. Конечно, эти скромные руины трудно сравнивать со ставшими привычными кирпично-каменными конструкциями где-то под Пекином или в некоторых других районах Северного Китая. Однако следует учитывать, что широко растиражированные для непритязательного посетителя лубочные варианты «восьмого чуда света» и даже кажущиеся более подготовленному зрителю очень старыми его отдельные фрагменты ни в коей мере не соответствуют первоначальному замыслу и исполнению.

Стена у Юймэньгуаня воздвигнута по необычной для оборонительных сооружений, расположенных в округе, технологии. Судя по всему, ее строители сначала изготовили опалубку, а затем постепенно заливали туда глину, постоянно трамбуя ее с помощью специальных приспособлений. В результате получился капитальный и многослойный «пирог», который эффективно защищал воинов, стоявших на страже дальних рубежей империи, от нападений кочевников и вылазок разбойников.

С холма, на котором стоит крепость, открывается прекрасный вид на Сулэхэ. После длительного контакта с бесконечными пустынными горизонтами и пересохшими руслами некогда полноводных рек эта водная артерия в первый момент кажется миражом, но никакого обмана зрения тут нет. Сочная зелень поймы наглядно доказывает, что и под раскаленным солнцем жизнь продолжается, а между тем за рекой возникают манящие просторы Синьцзян-Уйгурского автономного района.

Если, добравшись до Юймэньгуаня, свернуть направо, в противоположную сторону от того места, где находятся упомянутые стена и сигнальная башня, и проехать около 15 километров по бездорожью, то автомобиль уткнется в массивные руины загадочного памятника архитектуры. Китайские археологи считают его гигантским зернохранилищем императорской армии, но при этом почему-то называют крепостью. Планировка прямоугольного в основании комплекса, сложенного из глиняных кирпичей, просматривается довольно отчетливо: длина фундамента составляет почти 140 метров, ширина — менее 20 метров, а высота сохранившихся стен — 11–13 метров. В нижней части последних проделаны сквозные дыры в человеческий рост, которые вполне можно принять за проходы, но ученые настаивают на другой версии — отверстия для циркуляции воздуха.

Грандиозное хранилище провианта, если эта гипотеза действительно верна, вне сомнений, относится к той же эпохе, что застава и другие близлежащие фортификационные сооружения. По мнению специалистов, оно было воздвигнуто в 114 г. до н. э. и на протяжении длительного периода активно использовалось для нужд многочисленного гарнизона, чиновников различного уровня и местных жителей.

Таким образом, можно смело утверждать, что Юймэньгуань в начале христианской эры представлял собой хорошо укрепленный военно-оборонительный рубеж, обеспечивавший не только защиту уже завоеванных территорий, но и стремительное продвижение Китая в западном направлении.

Во времена Южных и Северных династий (420–589 гг.) северный маршрут Шелкового пути был несколько изменен, а заставу перевели в район уезда Аньси, к северо-востоку от Дуньхуана. Кстати, именно там проходит сейчас железнодорожная магистраль в сторону Хами, Турфана и далее на Урумчи. Юймэньгуань постепенно утрачивает свое стратегическое положение: армия покинула прежний район дислокации, вместе с ней ушло окрестное население. С годами жаркое солнце иссушило некогда плодородные земли, а ветер и песок энергично продолжали разрушать все, что было создано здесь людьми на протяжении столетий.

Подъезжая к заставе, разговорчивый водитель «булки» показал несколько фотографий этих мест, сделанных относительно недавно одним из туристов, которого он сопровождал. Бросилось в глаза, что на снимках неизменным фоном было ослепительно голубое небо, чуть-чуть разбавленное изящными мазками перистых облаков. От такой красоты иностранцы, прожившие какое-то время в любом из крупных промышленных городов, быстро отвыкают. При сопоставлении продемонстрированных фото с конкретным оригиналом оставалось лишь глубоко вздохнуть и посетовать на не самые благоприятные погодные условия: жара спадать не собиралась, а небо, казалось, было затянуто легкой дымкой, исключавшей качественную съемку.

Каково же было удивление автора, когда дочь получила в мастерской проявленную пленку и пробные отпечатки. Они ни в чем не уступали ранее увиденным кадрам, а в чем-то их даже превосходили. Сделанные примерно в то же самое время неподалеку от заставы снимки других насыщенных по своему содержанию и символике объектов не смогли настолько выразительно передать гармонию культурно-исторических памятников и окружающей природы. Не хочется в духе оккультных учений пространно рассуждать об особой энергетике и уникальной ауре Юймэньгуаня, но, в очередной раз рассматривая великолепные фотографии, невольно задумываешься о мистических флюидах фантастического мира, затерянного в пустыне.

Яркий символ заставы Юймэнь занимает видное место в творчестве блистательной плеяды поэтов эпохи Тан. Тонкий лирик Ли Бо (701 — 7 62 гг.) посвятил ей стихотворение «Луна над горной заставой», в котором есть такие строки:

Луна над Тянь-Шанем выходит, светла,

И без облаков океан,

И ветер принесся за тысячу ли

Сюда, на заставу Юймэнь.

И воины мрачно глядят за рубеж —

Возврата на родину ждут,

А в женских покоях как раз в эту ночь

Бессонница, вздохи и грусть.

(пер. А. Ахматовой)
Весьма далекая от хитросплетений китайских иероглифов и пустынных ландшафтов Гоби и Такла-Макана Анна

Ахматова удивительно емко передала душевное состояние людей, находящихся во враждебном окружении и в близких к экстремальным природных условиях. Трудно говорить об абсолютной аутентичности перевода, но, оказавшись у древних руин, отчетливо понимаешь тягостные мысли воинов, оторванных от родных мест на тысячи километров.

Перевод данного стихотворения, выполненный А. Гитовичем и опубликованный в 1987 г., более витиеват и многословен. Представляется, что откровенное увлечение описательными конструкциями в какой-то мере выхолостило его содержательную часть, да и Юймэньгуань по прихоти переводчика оказался безымянной «заставой»:

Над горами Тяньшань

Золотая восходит луна,

И плывет в облаках

Беспредельных, как море она.

Резкий ветер, пронесшийся

Сотни и тысячи ли,

Дует здесь, на заставе,

От родины нашей вдали.

Те, кто временно здесь,

Да и весь гарнизон городской —

Все горюют о родине,

Глядя на север с тоской.

Эту ночь я опять

Проведу в кабачке за вином,

Чтоб забыться на время —

Не думать о доме родном.

Поэтические строки о заставе к северо-западу от Дуньхуана можно найти в стихотворениях Ван Чжихуаня, Ли Ци, Ван Чанлина и других поэтов той поры. Так, в «Старой военной песне» Ли Ци эффектна реминисценция о печальном эпизоде многолетних войн ханьского Китая на далеких западных рубежах. Потерпев поражение в жестоком сражении с армией государства Давань, генерал Ли Гуанли обратился к императору Уди с просьбой разрешить отступление во внутренние районы страны через заставу Юймэнь. Однако император не только не дал своего согласия, но и направил туда дополнительный воинский контингент с приказом физически уничтожить тех, кто попытается обратиться в бегство.

В стихотворении Ван Чжихуаня «За Великой стеной» у Юймэньгуаня «не дуют весенние ветры», а везде лишь «желтый песок». Герой Ван Чанлина («Стихи воина») знает, что путь домой лежит через заставу, но «до победы полной не видеть мне родной моей земли».

Чтобы добраться до Янгуаня, нужно проехать порядка 70 километров к юго-западу от Дуньхуана. Время и пески не пощадили заставу. Сейчас от нее остался только стоящий на возвышении остов сигнальной башни, подойти к которому вплотную нельзя — металлическая ограда. В 1987 г. автор был безмерно рад удачному решению сделать слайды, просунув фотоаппарат между железными прутьями. В итоге получилось, как в роскошных рекламных изданиях!

На протяжении многих лет вокруг Янгуаня нередко находили старинные монеты, оружие, бытовые предметы, орудия труда и др. Особенно часто это случалось после песчаных бурь, нередких в здешних краях. Поэтому место стало своеобразной «антикварной лавкой», где можно не купить, но отыскать удивительные вещи и всевозможные раритеты. В 1972 г. археологи обнаружили поблизости руины древних построек площадью более 10 тысяч квадратных метров.

Руины эпохи Хань в пустыне Гоби
Янгуань (досл. с китайского Солнечная застава или застава Южного склона) расположен к югу от другого фортификационного сооружения — Юймэньгуаня. Отсюда и его название, о чем свидетельствуют записи, хранящиеся в Дуньхуанской библиотеке. Даже если об этом ничего не знать, то вариант перевода с оптимистическим прилагательным «солнечный» с самого начала представляется крайне сомнительным: обжигающего солнца тут действительно много, оно везде и совершенно не радует.

Янгуань
За заставой многие километры пустыни, таящей опасности и лишения. Любой путник задумывается о предстоящих трудностях. Эти мысли очень точно передал в стихотворении «Прощание в Вэйчэне» классик средневековой китайской литературы Ван Вэй (701–761 гг.), которое знает всякий мало-мальски образованный китаец. Вот как оно звучит в переводе Аркадия Штейнберга:

Утренний дождь.

Пыль стала сырой.

Двор постоялый.

Ивы ярче, свежей.

Очень прошу:

Выпьем по чарке второй.

Пройдя Янгуань,

Вам не встретить друзей.

Отсюда в разных направлениях пролегал путь посланников ханьского двора Чжан Цяня и Бань Чао, буддийских монахов Фасяня и Сюаньцзана, венецианца Марко Поло и многих других купцов, пилигримов, путешественников и авантюристов.

Во время нашей поездки к заставе произошел любопытный инцидент. После Юймэньгуаня стало очевидно, что эпоха бесплатного посещения древних руин и природных ландшафтов в отдаленных уголках страны, распространенного в Китае в середине 80-х гг. ХХ в., безвозвратно канула в Лету. Ловкий ход по навязыванию входных билетов за многие километры до культурно-исторического памятника, расположенного в глубине пустыни, свидетельствовал о серьезных достижениях местных властей в совершенствовании технологии сбора денег. Однако в случае с Янгуанем ими был допущен явный просчет, которым и удалось воспользоваться в полной мере.

Единственный фрагмент сигнальной башни четко просматривается с дороги на весьма приличном расстоянии. За полтора десятка лет тут появились всевозможные постройки, создающие видимость музейного комплекса со всеми вытекающими отсюда последствиями. Касса располагается непосредственно при входе, здесь же находится и автостоянка. Автор на правах «старожила» постарался доходчиво объяснить своим спутникам, что вплотную подойти к заставе все равно не получится, поскольку, как уже было сказано выше, она обнесена высокой оградой, а созерцать и фотографировать ее можно с близлежащего холма, причем совершенно бесплатно. Что же касается музейной экспозиции, то она не идет ни в какое сравнение с ранее увиденным. Высказанные идеи встретили всеобщее одобрение, решено было поступить именно таким образом.

Действия ушлых туристов вызвали у администрации резкое недовольство. Сначала «в бой» были брошены два охранника. Тот, кто постарше, вооружился для пущей убедительности солидным булыжником. Каких-то веских доводов в пользу запрета на съемку за пределами территории музея и требования в обязательном порядке приобрести входные билеты не прозвучало, но их действия постепенно приобретали угрожающий характер. Иностранная команда решила дать достойный ответ и заняла принципиальную позицию. Одновременно ее члены, свободные от участия в разгорающемся скандале, продолжали фотографировать и снимать на видеокамеру. Естественно, их объективы фиксировали уже не только руины, но и участников жесткого противостояния.

Оценив сложность ситуации, в район главных событий поочередно, в строгом соответствии с иерархией должностей стали выдвигаться представители администрации. Они действовали намного гибче и в основном пытались успокоить разбушевавшихся охранников, которые стремились максимально «засветиться» в глазах начальства. Справедливости ради следует признать, что и с другой стороны не было недостатка в эмоциях. Пришлось даже вспомнить отдельные статьи Уголовного кодекса КНР и закрепленные в них репрессивные санкции. Обычно знание законов страны пребывания производит благоприятное впечатление на ее граждан.

Потихоньку спор стал выдыхаться, стороны без прежнего энтузиазма повторяли свои аргументы, конфликт себя исчерпал. В заключение администрации было предложено изучить опыт работников Юймэньгуаня и перенести кассу километров за тридцать до посещаемого объекта. Вполне возможно, что в будущем она так и поступит.

От Янгуаня наш путь лежал к Западным пещерам тысячи будд, это в 35 километрах к юго-западу от Дуньхуана. Расположенные на обрывистом берегу Данхэ, они на протяжении свыше полутора тысячи лет неоднократно подвергались интенсивному воздействию воды, что не могло не сказаться на степени их сохранности.

В настоящее время после завершения выше по течению строительства водохранилища, играющего важную роль в жизнеобеспечении города, и в результате значительного потепления о реке тут напоминает разве лишь ее пересохшее русло, но и от некогда крупного буддийского комплекса осталось всего 16 пещер со статуями и фресками. Зато вокруг пока много зелени, что немаловажно после длительного передвижения по пустыне. Отсутствие других посетителей позволило более внимательно осмотреть местные достопримечательности при максимальном содействии хранителей музея.

Пересохшее русло Данхэ
При реализации билетов кассир первоначально исходил из существующих тарифов: взрослый билет 20 юаней (менее 2,5 доллара), льготный —10. Однако, подумав, решил продать один на двоих, что, естественно, возражений не вызвало. Сопровождавшие нас приветливые сотрудники в свою очередь без суеты показали все, что могли. Скульптурные композиции и настенная живопись доступны сейчас в десяти пещерах, еще в шести произошли обрушения и там необходимы масштабные реставрационные работы.

В большинстве увиденных пещер налицо явное смешение эпох и стилей. Объясняется это прежде всего близостью монастыря к транспортным коммуникациям. По суше и воде столетиями сюда относительно легко добирались монахи и паломники, скульпторы и художники, купцы и путешественники, обычные путники и представители криминальных структур. Поэтому было бы наивным ожидать от всех, кто находил здесь приют, бережного отношения к произведениям искусства в оригинальном исполнении. Тем не менее, в пещерах с 1-й по 3-ю и в 16-й заметно доминирующее влияние танских композиций, с 4-й (пещеры 3 и 4 фактически объединены) по 8-ю — росписей Северной Вэй, а в 10-й — скульптур (в том числе изображение Шакьямуни) Северной Чжоу.

В разрушенные наводнениями и паводками пустующие пещеры можно подняться с помощью приставных лестниц. Они высечены в песчанике, привлекают манящей таинственностью и освежающей прохладой. Хочется остановиться в них хотя бы на несколько часов и как следует покопаться в древней породе, но, к сожалению, времени постоянно не хватает, впереди новые дороги и впечатления.

За Юймэньгуанем и Янгуанем далеко на запад простираются сотни километров Такла-Макан — одной из крупнейших пустынь мира. Прославленные путешественники прошлого считали ее исключительно коварной и опасной. Известны многочисленные легенды о том, что целые караваны и армии были поглощены гигантскими волнами дрейфующих песчаных дюн.

В 1900 г. экспедиция известного во всем мире исследователя Свена Гедина (1865–1952 гг.) обнаружила в ее бескрайних просторах к северо-западу от озера Лобнор руины древнего Лоуланя (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район) — столицы одноименного государства. Важному археологическому открытию, как это нередко бывает у увлеченных и преданных своему делу людей, предшествовал курьез. Поиск лопаты, оставленной на месте раскопок, привел к развалинам городской стены. Оказалось, что в районе, где работала группа, пронеслась песчаная буря, которая вскрыла фрагменты большой крепости, построенной из необожженных глиняных кирпичей с примесью соломы. Благодаря удачному стечению обстоятельств был обнаружен некогда процветавший оазис, погребенный под слоем песка около полутора тысяч лет назад.

Государство Лоулань во второй половине II в. до н. э. во время своих долгих странствий посетил Чжан Цянь. В период Западной Хань численность населения составляла примерно 14 тысяч человек. Жители занимались скотоводством, разводили верблюдов, овец, ослов и лошадей. Песчаные и солончаковые почвы в целом были мало пригодны для земледелия, но в западной его части климатические условия какое-то время позволяли выращивать сельскохозяйственные культуры, фрукты и даже виноград.

Несмотря на попытки императора Уди и его преемников установить стабильные контакты с лоуланьцами, последние находились под сильным давлением сюнну и нередко отвечали вероломством на жесты примирения со стороны ханьских правителей, захватывая в плен их посланников. В дальнейшем на протяжении веков в сознании китайцев это государство ассоциировалось с территорией, откуда постоянно исходит угроза Поднебесной.

В стихотворении танского поэта Ли Бо «Песня у заставы» Лоулань — символ врага, которого следует обязательно «покарать мечом». Еще более категоричен его современник Ван Чанлин. Цикл «Стихи воина» воспевает армейскую доблесть, храбрость и решимость ратников, для которых «без победы над лоуланьцами нет пути домой». К сожалению, в опубликованном еще во времена Советского Союза переводе Г. Ярославцева указанного стихотворения на русский язык упоминание о древнем Лоулане почему-то отсутствует.

В 108 и 77 гг. до н. э. китайцы активно вмешивались во внутриполитическую ситуацию в этом государстве, ставив у власти своих протеже. Так, во втором случае по приказу всесильного ханьского генерала Хо Гуана некий Фу Цзецзы убил местного правителя, и во главе Лоуланя оказался человек, угодный императору Чжао Ди. Раскопки подтвердили, что в III–IV вв. район находился под контролем китайских чиновников. Во второй половине IV в. следы Лоуланя в песках Такла-Макан странным образом исчезают, что стало одной из загадок истории Центральной Азии.

Находки в этом затерянном уголке пустыни С. Гедина, а позднее экспедиций англичанина А. Стейна (1908 г.) и шведа Ф. Бергмана (1934 г.) дали обширные сведения о жизни и быте, обрядах и материальной культуре лоуланьцев. Выяснилось, например, что значительную роль играла шерсть. Кроме пошива одежды, шерстяные изделия — пряжа, шнурки, веревки — применялись для самых разнообразных целей. Веревки употреблялись при изготовлении ручек и крышек для корзин. Шнурками украшались одежды, головные уборы и амулеты. Они широко использовались при производстве браслетов, обуви, предметов культа. Основная часть изделий выполнена из шерсти овец кавказской породы, как правило, неокрашенной. Доминирующим цветом в палитре красителей был красный.

Высокое мастерство обработки шерсти, характеризовавшее жителей Лоуланя, наиболее полно выразилось в развитом искусстве плетения и ковроделии. Местные мастерицы использовали как технику гладкого плетения, когда один шнур идет под другим, так и саржевое плетение. При изготовлении ковров для прибивания утков применялись деревянные гребни. Изделия имели разнообразный цветной орнамент.

Многое об исчезнувшем государстве рассказали захоронения, обнаруженные А. Стейном и, особенно, Ф. Бергманом. Наибольший интерес представляет могильник 5, обнаруженный последним в 1934 г. и расположенный неподалеку от «маленькой реки» на большом ярданге. Ее высохшее русло находится у северо-западной оконечности озера Лобнор.

Ярданги (тюрк.) — это вытянутые вдоль господствующих ветров узкие, прямолинейные с асимметричными крутыми склонами гряды и желоба в пустыни, образующиеся в результате выдувания в суглинистых отложениях прежних рек и озер. Стоит подчеркнуть, что в китайском языке данное понятие обозначается фонетическим эквивалентом, увязываемым непосредственно с территориями вокруг Лобнора. Правда, с августа 2001 г. для туристов под Дуньхуаном функционирует компактно организованный Национальный геологический парк ярдангов, где заинтересованным посетителям гиды показывают нагромождения блоков из глины и песка под условными названиями «сфинкс», «фазан», «юрта» и даже «Титаник». В действительности, у них мало общего с лобнорскими оригиналами.

Высота ранее указанного ярданга оказалась порядка 7 метров, площадь — 70 на 35 метров. По подсчетам шведского ученого, всего в могильнике было, вероятно, около 120 погребений, но сохранились только 8—12. На поверхности ярданга, особенно его склонах, выявили много фрагментов деревянных конструкций (в том числе и гробов), человеческих костей, полностью или частично разрушенных, мумий, остатков одежды. Там же удалось обнаружить всевозможные женские украшения, деревянную посуду и дощечки с письменами, бронзовые и железные сосуды, предметы мебели и другую утварь.

На западной оконечности размещалась слегка искривленная редкая ограда из не очень прямых деревянных шестов (столбов). Почти через центр ярданга шел мощный и достаточно высокий частокол из толстых круглых столбов с вершинами примерно на одном уровне. У основания они соединялись барьером из бревен, прикрепленных к столбам крепкими веревками из лыка.

По мнению Ф. Бергмана, малая (западная) ограда определяла территорию погребального комплекса, а центральная, возможно, разграничивала группы могил. К востоку от центрального частокола стояли довольно многочисленные отдельные столбы. Их высота в среднем составляла 4,25 метра, диаметр —25 сантиметров. Столбы оказались многогранными — 7—13 граней. В нижней части, засыпанной песком, сохранилась красная краска.

Ученый назвал данный могильник «колонным залом мертвых». Он колебался в вопросе предназначения столбов, склоняясь все-таки к версии о подпорках для легкой камышовой кровли, хотя и отмечал, что никакой системы в их расположении нет. С учетом полного отсутствия предметов китайского происхождения последние погребения датировались III–II вв. до н. э., т. е. до периода энергичного проникновения в Лоулань китайцев.

Вскоре раскопки в этом регионе были прекращены, возобновились они только после образования КНР. Китайские специалисты, нередко при участии своих зарубежных коллег, сделали поразительные открытия в Ние, Черчене и Турфане, бассейне рек Или и Кончендарья, в местечке Пинтай (к северо востоку от Лоуланя) и др. Так, благодаря интенсивным раскопкам в Ние (к юго-западу от Лобнора), начатым еще в конце 50-х гг. ХХ. в., удалось многое узнать о государстве Цзинцзюэ, в котором во времена Западной Хань проживало порядка 30 тысяч человек. Во второй половине III в. н. э. местное население, на редкость миролюбивое и занимавшееся земледелием, из-за наступления пустыни было вынуждено покинуть свои жилища.

В 1995 г. китайско-японская экспедиция обнаружила в районе высохшего русла реки захоронение одного из правителей этого государства. Песок, уничтожавший целые города и страны, был и остается превосходным консервантом. Он оказывает настолько мощное мумифицирующее воздействие на усопших, что сохраняются даже черты лица. А. Стейн, описывая свою широко известную находку 1915 г., заметил: «Кожа на всей поверхности тела погребенного обтягивает кости, и от тела исходит еще резкий запах».

«Пустынный король» Цзинцзюэ и его супруга оказались одеты в красивые многоцветные шелковые и шерстяные наряды, изумительно сохранившиеся на протяжении тысячелетий. На выставке в музее национального китайского шелка в Ханчжоу (административный центр провинции Чжэцзян) в конце 2000 г. эти туалеты вызвали неподдельный интерес у посетителей.

В 1980 г. китайские специалисты раскопали крепость Лоулань, тогда же была найдена «лоуланьская красавица». Мумия женщины в одежде из овечьих шкур и в шерстяной шапочке, украшенная гусиными перьями, пролежала в песке около 3800 лет. В результате научных экспертиз с участием врачей, биологов и химиков из Синьцзяна и Шанхая удалось выяснить ее возраст в момент смерти — около 40 лет.

После вскрытия мумии ученые обнаружили, что сердце, легкие, печень, почки, селезенка, толстая и тонкая кишки, некоторые другие органы сохранились целиком, но затвердели и атрофировались. Легкие содержали черные песчинки, что указывало на наличие частых песчаных бурь в этом районе. Причину смерти установить не смогли, но врачи подтвердили, что женщину похоронили сразу после кончины. Тело покойной в условиях сухого климата быстро мумифицировалось, а то обстоятельство, что «красавица» умерла зимой, способствовало замедлению процесса размножения микробов, хотя в волосах ее и были обнаружены гниды. Кстати, свое необычное имя мумия получила за яркие черты лица, характерные для женщин кавказского типа. С этой находкой связано очень лиричное стихотворение «Невеста из Лоуланя» современной тайваньской поэтессы Си Мужун, популярное среди китайской молодежи. Позднее на эти слова был написан модный шлягер.

В 2000 г., через 60 с лишним лет после экспедиции Ф. Бергмана, археологи КНР вышли на «тот самый» могильник 5 у «маленькой реки». Дело в том, что после прекращения всех изысканий в регионе в конце 30-х гг. прошлого века пески Такла-Макан, естественно, засыпали следы древнего государства. С помощью карты Ф. Бергмана удалось-таки определить местонахождение захоронений, о которых поведал шведский ученый. К сожалению, в распоряжении автора только газетные публикации и впечатления от просмотренного по центральному китайскому телевидению двухсерийного документального фильма о первых результатах раскопок. Однако даже они дают возможность говорить об идентичности находок: те же многогранные столбы высотой от 4 до 5 метров, расположенные по центру ярданга, та же красная краска у их основания, те же предметы материальной культуры Лоуланя.

В пяти километрах к югу от Дуньхуана расположены Поющие пески и источник под названием «Серп луны». Во время последнего путешествия мы предполагали добраться до водоема на «кораблях пустыни», но от затеи с использованием верблюдов пришлось отказаться по причине, о которой будет сказано чуть позднее.

Поющие пески, или по-китайски Минша, тянутся на многие километры. Всевозможные песчаные горы и дюны под воздействием ветров находятся в постоянном движении: меняют свою форму, разрушаются и вновь возрождаются. В это время со всех сторон слышится однообразный, довольно резкий звук, то усиливающийся, то затихающий. Если резко всей подошвой ботинка провести по песку, то и под ногой раздастся тот же звук.

«Поющие пески»
Ученые уже более полувека изучают столь загадочное явление, и в настоящее время существуют несколько версий пустынного феномена. Так, по одной из них, сцепление песчинок в этих местах не столь плотное, из-за чего образуются своеобразные «воздушные подушки», создающие при определенном воздействии соответствующий шумовой эффект. Ряд специалистов настойчиво эксплуатируют «электрическую тему». Намного больше о Поющих песках сложено легенд. Вот только некоторые из них.

По рассказу Сюаньцзана, много лет назад одна армия расположилась здесь лагерем. Внезапно налетел страшный смерч и заживо похоронил все войско, насыпав целую гору песка. С тех пор, когда начинает дуть ветер, слышны плач и стенания погребенных воинов и лошадей.

Похожая история переносит в эпоху Хань. После жестокого сражения с кочевниками отряд под командованием генерала, не знавшего поражений в боях, проследовал через Янгуань и встал лагерем неподалеку от Дуньхуана. Прежде на этом месте не было песка, на склонах живописной горы росли величавые сосны, из-под земли бил источник, возле которого благоухали роскошные цветы и травы.

В условиях абсолютного покоя и завораживающей тишины военачальник подумал: солдаты, измученные тяжелым походом, заслужили полноценный отдых и вполне могут провести здесь какое-то время. Все считали, что враг далеко. Поэтому лошадей расседлали, воины сняли оружие и доспехи, был отменен запрет на вино и мясо. Даже часовые толком не выполняли своих обязанностей.

В это время в горном массиве Наньшан скрывалась крупная банда профессиональных разбойников и дезертиров, испугавшихся суровых армейских порядков. Пока китайский отряд сражался с сюнну, они регулярно совершали нападения на окрестные села: грабили и убивали местных жителей, забирали скот и зерно, устраивали поджоги. Узнав о приходе регулярных сил, обеспокоенные преступники затаились и выжидали.

Когда главарю доложили о затянувшемся солдатском привале, он собрал всех единомышленников и отдал приказ атаковать практически безоружных и ничего не подозревавших воинов. Глубокой ночью тех разбудили звуки, напоминавшие вой волков. Это оказался сигнал бандитской атаки. Разбойники наступали отовсюду, в считанные минуты отряд был почти полностью уничтожен. Опьяненный легкой победой и потоками пролившейся крови главарь призвал своих подручных идти на штурм города.

Однако в тот же момент внезапно со всех сторон подул страшный ветер. Небо стало черным, на живых и мертвых обрушились тонны песка и пыли. Никто не смог укрыться от разгула стихии, а зеленый холм мгновенно превратился в песчаную гору. С тех пор, как только ветер в этих краях усиливается, до путника начинает доноситься гул сражения: лязг мечей, бой барабанов, удары гонгов.

Согласно еще одной легенде, тут сошлись в смертельной схватке два дракона — желтый и зеленый. Желтый дракон оказался слабее и рухнул на землю, превратившись в песчаные барханы. Его стоны неизменно сотрясают округу.

Участниками четвертого повествования оказались местные жители, устроившие праздник с танцами и музыкой по случаю богатого урожая. Смертоносный самум накрыл развеселое карнавальное шествие столь стремительно, что музыканты даже не успели остановиться и продолжают играть.

Не менее интересны и содержательны другие предания, но бесспорно одно: оказавшись в этих местах испытываешь определенное напряжение. Хотя здравый смысл пытается объяснить происходящее законами физики, становится немного не по себе. Невольно оглядываешься по сторонам и ищешь глазами своих спутников.

В билетной политике властей за последние годы произошли кардинальные изменения. Некогда бесплатный вход на территорию Поющих песков оценен ныне в 50 юаней (более 6 долларов). При этом достаточно сесть на велосипед, взятый в аренду за минимальную плату у администрации любой гостиницы или в пункте проката, и отъехать в сторону от главного входа с его многочисленными контролерами, чтобы в полной мере оценить красоту здешних мест.

Особенно содержателен и зрелищен на закате солнца 2—3-километровый пробег в восточном направлении (влево от центральных ворот). На окраине небольшой деревушки расположено кладбище, которое на фоне могучих и безжизненных песков создает сюрреалистическое полотно беспросветного пессимизма и отчаяния. Однако вскоре на горизонте появляются верблюды, группы туристов и ландшафт мгновенно преображается. Картинка насыщается действующими лицами, в результате чего быстро меняется и настроение.

Непродолжительная поездка на верблюде до водоема и обратно в начале третьего тысячелетия стоила 60 юаней (плюс к стоимости входного билета). Во второй половине 80-х гг. ХХ в. тариф был совершенно иным — 10 юаней. Заметно откорректирован и сам маршрут. Ранее караван останавливался на берегу источника, при желании там можно было искупаться. Сейчас туристам предлагается полюбоваться им на расстоянии, да и само озерцо обнесено металлическим забором, исключающим какой-либо контакт с водой. Значительно дешевле обходится автобусная экскурсия, а спортивная и соответствующим образом экипированная молодежь предпочитает пеший переход по песчаным дюнам.

В первых числах мая 1987 г. автор впервые в жизни взгромоздился на верблюда, испытывая поначалу явный дискомфорт. Неожиданно возникло и постепенно нарастало удивительное чувство сопричастности и единения с суровой природой, а очаровательные жующие животные вскоре казались почти родными. Как и две тысячи лет назад, караван уверенно двигался вперед, стремясь достичь оазиса.

Если не знать заранее, то трудно представить, что среди бесконечных песков может сохраниться маленькое озеро.

Путешествие на верблюдах
Оно возникает совершенно неожиданно, восхищая своей простотой и непостижимой естественностью. Источник, который находится у подножия самой большой, пожалуй, в обозримом пространстве песчаной горы, длиной примерно в 150–180 метров (с запада на восток) и шириной около 30–40 метров (с севера на юг) действительно напоминает по форме лунный серп, поэтому название не удивляет. На одном из берегов растут деревья, сохранились постройки, которые за прошедшие годы неоправданно разрослись. Вода в озере чистая и чуть теплая. Говорят, тут до сих пор водится рыба.

Серп луны, о котором знали еще во II в. до н. э., хранит яркие истории и легенды. Однажды, якобы, сюда прилетела даже богиня Луны, приняв по ошибке водоем за свой собственный дом. Известно предание о девушке, которая пришла в эти места в поисках своего возлюбленного. Измученная долгим переходом она легла на песок и тут же уснула, превратившись в чистый источник. Уже более тысячи лет ее никто не может разбудить.

Упоминание о нем есть в материалах В. И Роборовского. Российский путешественник писал о местных жителях, которые приезжают на озеро «гулять, привозят с собой закуски, пьют, едят, играют в кости, отдыхают, спят, и вообще их поездки сюда имеют характер пикников». В одном из них он принял непосредственное участие и «сделал несколько фотографий». Сибаритствующих китайцев не удалось увидеть здесь ни в 1987, ни в 2001 годах, но источник действительно очарователен и располагает к сиесте.

Кроме того, В. И Роборовский пересказал услышанное от китайцев любопытное предание. Во времена династии Хань неподалеку от того места, где расположено «лунообразное озерко», стояла крепость с гарнизоном, которым командовал военачальник Ма — богатырь, известный всей стране. Солдаты радовались беспечной службе и хорошим условиям, больше всего боялись отправки на фронт. Узнав о замене личного состава и предстоящем походе, они замыслили убить своего командира. Однако добрые духи были милостивы к нему: во время покушения на Ма и его немногочисленных сторонников под бунтовщиками разверзлась земля и возникло озеро, поглотившее смутьянов, а генерала и верных ему людей «морские лошади» перенесли на родину. С той поры, по словам китайцев, в этом озере слышится шум от сильной и бестолковой свалки, издаваемой большим войском. Иногда на его поверхности появляется конь, спасший военачальника.


= ГЛАВНАЯ = ИЗРАНЕТ = ШОА = ИТОРИЯ = ИЕРУСАЛИМ = НОВОСТИ = ТРАДИЦИИ = МУЗЕЙ = АТЛАС = ОГЛАВЛЕНИЕ =