Наиль Ахметшин

ТАЙНЫ ШЕЛКОВОГО ПУТИ

Жду Ваших писем!

= ГЛАВНАЯ = ИЗРАНЕТ = ШОА = ИТОРИЯ = ИЕРУСАЛИМ = НОВОСТИ = ТРАДИЦИИ = МУЗЕЙ = АТЛАС = ОГЛАВЛЕНИЕ =

Глава IX. СЮАНЬЦЗАН И МАРКО ПОЛО

В первых веках нашей эры Дуньхуан оказался в водовороте интеллектуальных исканий и концептуального переосмысления окружающего мира. По Шелковому пути в это время в Китай пришел буддизм. Согласно традиционной версии, первыми великое учение о человеческих страданиях и освобождении от них в столицу Восточной Хань город Лоян принесли индийские монахи.

Династийная хроника свидетельствует, что императору Минди ночью приснился «летающий над дворцом золотой образ», его «плоть излучала солнечный свет». Правитель наутро созвал высокопоставленных чиновников и приказал растолковать вещий сон. Один из сановников поведал, что в западных странах есть святой, называемый Буддой и похожий на только что описанного императором. Минди отдал распоряжение незамедлительно направить в Индию специальную миссию в составе 12 человек и привезти в Поднебесную «учение и священные книги». На территории государства Даюэчжи в Центральной Азии, куда в свое время лежал путь первопроходца Чжан Цяня, посланники ханьского двора повстречали двух буддийских монахов. Это были Кашьяпа Матанга и Дхармаратна. Последние, выслушав просьбу озадаченных посланцев, согласились отправиться в Китай, взяв с собой канонические сутры и скульптурное изображение основателя веры Шакьямуни.

В 67 г. священники в сопровождении пышной свиты прибыли в Лоян, их историческую поклажу везли белые лошади. Именно в их честь первый в стране буддийский монастырь, заложенный по августейшему повелению в связи со столь важным событием, был назван Баймасы (монастырь Белой лошади). Он был построен через год и сохранился до сих пор. Ежегодно этот культовый комплекс привлекает внимание многочисленных туристов, приезжающих отовсюду.

В середине II в. наступил этап интенсивного ознакомления китайцев с новой религией. В 148 г. в Лоян приехал другой буддийский миссионер и наставник Ань Шигао. Он был наследником престола Парфянского царства, но после смерти отца отказался от трона в пользу своего дяди и принял монашеский обет. В Китае он активно занимался переводческой деятельностью, на протяжении двадцати с лишним лет перевел свыше 100 цзюаней («свитков») ортодоксальной литературы. Будучи твердым последователем буддизма хинаяны (досл. с санскр. «малая колесница») с ее ориентацией на индивидуальное совершенствование, независимое от каких бы то ни было внешних обстоятельств и условий, Ань Шигао для переводов соответствующих понятий и терминов неизменно использовал близкую ему по духу и мировоззрению даосскую лексику. Фактически он пересказал древние тексты с учетом особенностей традиционной китайской культуры.

Успешное продвижение буддизма на восток было непосредственно связано с возросшим притоком талантливых и превосходно образованных миссионеров-иноземцев. Далеко не всегда они шли из Индии. Монахи-подвижники из Бирмы, Кушанского царства, Парфии, государств Средней Азии и Восточного Туркестана, преодолевая огромные расстояния, также несли свои проповеди и священные тексты в неведомую им страну, находя здесь долговременное пристанище или оставаясь навсегда. Наиболее известны уже неоднократно упоминавшийся Кумараджива, Дхармакшема, Бодхидхарма, Парамартха (Чжэньди) и другие теологи, внесшие свою лепту в адаптацию буддийской философии к конкретным реалиям Срединного государства.

Особую роль играли государства-оазисы на Шелковом пути. Восприняв Закон Будды, вне зависимости от своего статуса на том или ином этапе исторического развития, они оказывали значительное идеологическое воздействие на своего могучего восточного соседа. В результате длительных и интенсивных контактов шел процесс интеграции буддизма в духовную и политическую культуру Китая, становления китайско-буддийской традиции. Хотя периодически учение и подвергалось жестокому остракизму со стороны отдельных правителей, как это случилось, например, при императорах Тайуди (Северная Вэй) и Уди (Северная Чжоу), тем не менее, уже к началу VII в. в стране действовали около 3 тысяч монастырей, где обитали свыше 80 тысяч служителей культа.

Одновременно получила распространение практика путешествий китайских монахов в буддийские государства и прежде всего Индию. Они устремлялись далеко на запад, навстречу опасности и самым невероятным ситуациям в надежде постичь и приобщиться к таинствам религии, приобрести канонические книги для своих сограждан. На первом этапе их странствия в основном совпадали с маршрутами Шелкового пути, но постепенно все большую актуальность приобретали передвижения по морю.

Монах, путешественник и переводчик Ицзин, отправившийся в Индию в начале 70-х гг. VII в., составил жизнеописания священнослужителей, совершивших паломничество в «западные земли». По его данным, из 65 лиц 14 двигались по дорогам Центральной Азии, 8 прошли через Тибет и Непал, 41 плыли по морю мимо Малакки и Цейлона. Об обратном пути сохранились сведения только по 24 монахам: Центральную Азию пересекли 9, Непал и Тибет — 5, морскими судами воспользовались 10 человек.

Из числа самых известных паломников на родину Сид-дхартхи Гаутамы следует выделить Фасяня (337 (?) — 422 (?) гг.), обладавшего не только высокими нравственно-этическими принципами, но и обширными научными интересами, удивительной страстью к перемене мест. В 399 г. он отправился в многолетнее странствие из Чанъани.

Оказавшись в Западном крае, монах со своими спутниками избрал на редкость замысловатый и чрезвычайно рискованный маршрут. Вместо очевидного и в то же время достаточно трудного перехода от озера Лобнор до оазиса Хотан в юго-западном направлении вдоль северных отрогов горной системы Куньлунь они двинулись строго на северо-запад: дважды преодолели Тянь-Шань, отважно пересекли грозную пустыню Такла-Макан с севера на юг и только потом вышли к Хотану. Заслуживает внимания его описание этих мест: «В песчаном потоке есть злые гении, и ветры настолько жгучи, что когда с ними встречаешься, — умираешь, и никто не может этого избежать. Не видишь ни птиц в небе, ни четвероногих на земле».

В Хотане Фасянь задержался на несколько месяцев, регулярно общаясь с местным духовенством и верующими. Дальнейшие его передвижения в сторону Южной Азии определить весьма сложно. Вероятно, следуя в западном направлении, караван сумел выбраться из заоблачных высот гор Афганистана и добрался до Северной Индии. Проповедник прожил в этой стране несколько лет, постигая новый для себя мир, постоянно путешествуя, собирая древние легенды и сказания о Будде, изучая быт и нравы населения.

В Китай он вернулся морем в 412 г., побывав еще на Цейлоне, островах Индонезии и в других государствах. Известно, что после многих лет скитаний его корабль окончательно бросил якорь в прибрежных водах Желтого моря, омывающего Шаньдунский полуостров, неподалеку от современного Циндао. К сожалению, в конце ХХ и начале ХХI вв. регулярно посещая этот восхитительный город с фантастическим по вкусу пивом и роскошными морепродуктами, автор так и не смог собрать интересной информации об этом эпизоде в жизни Фасяня, хотя и проявлял настойчивый интерес.

Остаток жизни наставник провел в Цзянькане (совр. Нанкин), где участвовал в переводе с санскрита 24 «свитков» из числа привезенных им из Индии сутр, написал обстоятельные «Записки о буддийских странах», или «Жизнеописание достойного монаха Ф.». В этом сочинении содержатся ценнейшие исторические, географические и этнографические сведения о 30 с лишним государствах Центральной, Южной и Юго-Восточной Азии, их внешнеполитических связях и культурном наследии. Монах-путешественник проявил исключительную добросовестность и точность при изложении уникального материала, что существенно повысило ценность фундаментального труда.

Личность и литературное творчество Фасяня оказали мощное влияние на последующие поколения буддийских подвижников из Поднебесной. Отныне многие из них считали своим долгом наряду с постижением философских глубин учения Будды и приобретением соответствующих текстов дать подробное описание увиденного, познакомить своих сограждан с дальними странами и народами их населяющими. К его решительным последователям можно смело отнести монахов Сунюна, Ицзина и др. Однако наиболее выдающимся продолжателем дела Фасяня стал легендарный Сюаньцзан — буддийский наставник и проповедник, путешественник и переводчик.

Сюаньцзан (600 (?) — 664 гг.) родился в небольшом городке на территории современной провинции Хэнань и в 13-летнем возрасте был определен послушником в один из монастырей Лояна, в то время восточной столицы династии Суй. В возрасте примерно 20 лет он принял постриг, стал странствующим монахом и обошел многие монастыри в поисках лучших буддийских наставников. В конце концов дорога привела его в Чанъань, находившуюся в то время на подъеме в связи со сменой династии и грандиозным строительством, которое развернули в городе танские правители. Тем не менее, молодой человек принял твердое решение совершить паломничество в Индию и в 629 г., игнорируя запреты властей, покинул блистательную столицу. Сюаньцзан тайно выбрался за городскую стену и отправился в западном направлении, навстречу запредельным трудностям и лишениям.

Памятник Сюаньцзану в Сиани
Монах строго придерживался маршрута Шелкового пути, но, не имея соответствующего разрешения, постоянно рисковал быть перехваченным официальными лицами, стражниками или солдатами. Поэтому после того как вскоре его покинул проводник, бдительность и осмотрительность в любой ситуации оставались единственными союзниками странника. Сюаньцзан двигался по территории Центральной Азии, часто испытывая недостаток в воде и провианте, сталкиваясь с людскими пороками и недостатками, преодолевая песчаные бури и естественные преграды, нередко находясь во власти сводящих с ума миражей. Серьезные исследователи его биографии очень точно передают атмосферу этого отчаянного путешествия: «Наденьте изодранную одежду наставника, и пусть сквозь ваши рукава, пронизывая до костей, свищут гобийские ветры; сядьте верхом на его гнедую лошадку и обратите лицо на запад. По ночам, разбуженные демонами и духами, вы увидите лишь свет звезд, выступив в путь поутру, будете видеть «воинов, одетых в мех и войлок, фигуры верблюдов и верховых на конях, блеск пик и штандартов и все новые видения, меняющиеся на тысячу ладов, находясь то на огромном расстоянии, то у самой руки и затем исчезая в пустоте». Наступает момент, когда и старый гнедой конь оказывается бесполезным, и перед вами встают очертания громадных снеговых вершин, и вы ползете, подобно муравью, и цепляетесь, подобно мухе, за крышу мира, и на самой вершине, еще далеко от земли обетованной, осознаете две вещи: эфемерность человеческой жизни и величие неукротимого духа». Кстати, в монастыре Дацыэньсы, что в современной Сиани, на посетителей производит сильное впечатление панно, передающее драматизм сложнейшей экспедиции и удивительную убежденность молодого человека в правоте и необходимости своего дела.

Сюаньцзан, миновав Лянчжоу (Увэй), Дуньхуан и Юймэньгуань, обогнул пустыню Такла-Макан с севера, через Хами, Турфан, Карашар, Кучу и другие земли. Его глубокие знания, умение логично их изложить и донести до слушателя были по достоинству оценены разумно мыслящими правителями и интеллектуальной элитой государств, воспринявших буддийское учение. В 630 г. он произнес свою знаменитую проповедь в Гаочане (Турфанский оазис). Наставник прочитал ее на специально отстроенной по этому случаю арене, вмещавшей аудиторию порядка 300 человек.

Из Восточного Туркестана дорога лежала в Среднюю Азию. В двух днях пути от Кучи и в районе озера Иссык-Куль Сюаньцзан вплотную столкнулся с тюрками. Танский монах внимательно вникал в порядки и обычаи неведомого ему прежде народа, беспристрастно анализировал условия жизни людей и особенности их психологии.

Местные правители оказали ему теплый прием, познакомились с его взглядами и воззрениями, выразив уважение и почтение. Интересно, что один из них в деликатной форме рекомендовал Сюаньцзану отказаться от похода в Индию, мотивировав это сложными климатическими условиями, непросвещенностью тамошних жителей и отсутствием учтивого обхождения. Не сумев убедить паломника в собственной правоте, он предоставил в распоряжение последнего квалифицированного переводчика и рекомендательные письма в различные государства, а также «преподнес наставнику религиозные одеяния из красного шелка и пятьдесят штук тонкого шелка».

Среди прочих мест среднеазиатского участка пути оказались Сайрам, Ташкент и Самарканд. На дороге из Самарканда в Кундуз (Северный Афганистан) монах проследовал через известные «железные ворота», где «вершины отвесны», «скалы богаты железной рудой», «проход устлан плитами железняка». После Кундуза и Балха попал в стихию высокогорья и, преодолев на больших высотах снежные перевалы Гиндукуша, добрался наконец до известного буддийского центра в Северной Индии, монастыря Наланда. Именно здесь он постигал санскрит и изучал буддийскую литературу. В дальнейшем, путешествуя по Индии и сопредельным странам, посетил ведущих теологов, неоднократно участвовал в дискуссиях по ключевым направлениям буддизма, побеждая оппонентов в принципиальных спорах по основам учения.

Из Индии в Китай Сюаньцзан, преодолев Памир, возвращался по южному «шелковому» маршруту в обход песков Такла-Макана: Ташкурган, Кашгар, Хотан, Ния, южная оконечность озера Лобнор. Возвращение в Чанъань (Сиань) произошло в 645 г. Он привез с собой большое количество буддийской литературы, которую ему еще предстояло перевести на китайский язык. Путешественник собрал уникальные сведения и описал 110 увиденных своими глазами государств и районов, подарив миру удивительные «Записки о западных землях». Важное место в них занимают материалы об еще 28 территориях, о которых он услышал во время своих странствий.

Фундаментальное образование, разносторонняя эрудиция и наблюдательный взгляд позволили целеустремленному паломнику охватить широкий спектр событий и явлений. Так, наряду с изысканными легендами и красочными описаниями природы Сюаньцзан в своих «Записках» предлагает читателю мозаичную картину реальной жизни и объективных проблем оазисов Центральной Азии, подлинность которых подтверждается результатами археологических раскопок, историческими хрониками и документальными свидетельствами, впечатлениями путешественников, купцов, паломников и миссионеров.

Монах со знанием дела рассказывает о системе орошения в Карашаре и Аксу, развитии сельского хозяйства в Яркенде, Ташкургане и Сулэ, добыче и обработке нефрита в Хотане, где местные жители носят «кожаную одежду», о богатых полезных ископаемых Кучи и многом другом. Его повествование всегда содержательно и увлекательно. На протяжении столетий этот труд остается настольной книгой специалистов в различных областях, занимающихся изучением Индии, Китая и государств Центральной Азии в средние века.

О глубокой вере и четком осознании монахом высокого предназначения своей миссии, его тонком видении и адекватном понимании красоты свидетельствует эпизод, очаровавший, в частности, российского востоковеда С. Ф. Ольденбурга. Сюаньцзану поведали, что в одной очень трудно доступной пещере истинно верующим является на стене тень Будды. Преодолев все опасности и тяготы перехода, он подошел к пещере и посмотрел вовнутрь: там было мрачно, сыро и темно. Проводник сказал, что необходимо войти в пещеру, достичь восточной стены, затем отойти и смотреть на нее в ожидании тени. Сюаньцзан так и поступил, но ничего не увидел. С глубокой верой в душе он положил сто поклонов, однако ситуация не изменилась. Горечь наполнила его сердце, и монах заплакал, упрекая себя в совершенных грехах. Затем стал читать молитвы, регулярно отбивая земные поклоны. Он сделал их еще сто, когда увидел на стене небольшой, величиной с чашу, свет, вскоре исчезнувший. Вдохновленный Сюаньцзан продолжал класть поклоны, свет явился вновь. Восторг овладел паломником, который поклялся, что не уйдет, пока не увидит тени Будды. Он положил двести поклонов, как вдруг пещера озарилась светом: на восточной стене появилась тень Учителя ослепительной красоты, лик его сиял. Восхищенный Сюаньцзан взирал на несравненный образ. Сам Будда и его платье были желтовато-красные. Престол в виде лотоса оставался как бы в тумане, а весь облик, начиная с колен, четко вырисовывался на стене. По обеим сторонам от него стояли бодхисатвы и монахи. Сюаньцзан велел своим спутникам возжечь благовонные курения, но когда принесли огонь, тень исчезла. Она вернулась после того, как огонь убрали, и все присутствующие могли ее созерцать.

Безусловно, не стоит забывать, что это описание верующего в чудеса буддиста. Тем не менее, если при наличии желания отбросить элементы чарующей мистики в данном рассказе, то перед нами поступки и впечатления одухотворенной личности, открытой и способной к восприятию не только конкретных реалий повседневной жизни, но и истинно прекрасного в окружающем мире.

Вернувшись в Чанъань, Сюаньцзан продолжил подвижническую миссию, немедленно приступив к переводу буддийских сочинений. Просвещенный правитель Тайцзун, узнав о его удивительных странствиях, устроил последнему аудиенцию во дворце, выразил глубокое удовлетворение увлекательными рассказами и философскими размышлениями об основах религии. Вскоре издается императорский указ, по которому наставнику выделяли внушительный штат помощников, предоставлялись необходимые условия для полноценной работы и хранения доставленной литературы. Именно Тайцзун инициировал появление на свет «Записок о западных землях».

Большая пагода диких гусей
В южной части города вскоре был основан монастырь Дацыэньсы, на территории которого, по просьбе Сюаньцзана, построили Даяньта (Большая пагода диких гусей), куда и поместили доставленные классические тексты. Согласно преданию, монах принимал активное участие в ее сооружении, подтаскивая на спине кирпичи. Пагода, как и монастырь, после неоднократных реставрационных работ, всевозможных переделок и поновлений сохранила древние контуры и стилевые особенности. Вместе с чуть более поздней (начало VIII в.) Сяояньта (Малая пагода диких гусей), расположившейся в центральной части древней столицы в монастыре Цзяньфусы, эти памятники китайско-буддийского культового зодчества являются одними из наиболее притягательных мест для туристов, ныне совершающих подлинное паломничество в Сиань.

Массивные 7- и 15-ярусные башни высотой 64 и 45 метров возведены из крупного и прочного светлого кирпича. Квадратные в основании и лишенные архитектурных излишеств они напоминают мощные крепостные укрепления, утверждая идею вечности и незыблемости учения Будды. Изысканная и тщательно продуманная планировка уникальных памятников культуры оставляет несколько необходимых мгновений для постепенного духовного приобщения посетителя к интеллектуальным свершениям прошлого.

Малая пагода диких гусей
Даяньта находится в центральной части монастыря Великого милосердия и благодеяния, построенного в 648 г. по приказу будущего императора Гаоцзуна в память об усопшей матери. Он же пригласил Сюаньцзана стать его настоятелем. На площади перед входом в монастырь в конце 2000 г. был установлен памятник прославленному монаху в связи с 1400-летием со дня рождения. Несколько позднее рядом появилась каменная плита, подробно рассказывающая о его подвижнической деятельности. Застывшая в бронзе одухотворенная фигура буддийского паломника и проповедника с посохом в правой руке логично и эффектно завершила оформление мемориального комплекса в его честь.

Входной билет на территорию монастыря стоит 20 юаней (чуть менее 2,5 доллара) без всяких скидок на возраст, причастность к учебному процессу, службе в армии или правоохранительных органах КНР. Зато пребывание в пагоде оценивается уже по дифференцированной шкале (15 и 8 юаней). Поднявшись на самый верх и с естественным интересом обозревая панораму города, невольно поражаешься размерам древней Чанъани. Следует иметь в виду, что монастырь располагался отнюдь не на ее окраине, а до центра средневекового мегаполиса расстояние от Даяньта совсем неблизкое.

Первоначально Сюаньцзан обратился к танским властям с просьбой возвести пятиярусную пагоду, строительство которой было завершено в 652 г. По имеющимся летописным свидетельствам, высота ее достигала 60 метров, а длина каждой из сторон фундамента в виде квадрата составляла 47 метров. В самом начале VIII в. пагоду кардинально переделали, надстроив еще пять ярусов, три из которых позднее в результате войн и всевозможных потрясений были утрачены. Характерные для современного зрителя черты она приобрела в первой половине Х в.

В настоящее время у западной стены монастыря разместился своеобразно стилизованный дворик, посвященный Сюаньцзану и откровенно напоминающий далеко не лучшие образцы лубочного искусства. При его посещении не покидает чувство, что дизайнеры, строители, скульпторы и художники явно перестарались: без чрезмерной «красивости» вполне можно было и обойтись. Личность монаха на редкость колоритна и не нуждается в аляповато-примитивном разрисовывании.

В нескольких километрах к северо-западу от Даяньта в монастыре Пожелания счастья находится «малая» пагода. Место исключительно тихое и располагающее к неторопливым размышлениям. Древняя буддийская обитель была построена в течение нескольких месяцев после кончины императора Гаоцзуна в 684 г. и первоначально именовалась Сяньфусы (монастырь Преподнесения счастья). Через шесть лет по указу императрицы У Цзэтянь она получила сохранившееся до сих пор название.

На ее территории привлекает внимание двухэтажное здание из красного кирпича с зеленой черепицей на крыше. При его сооружении в качестве строительного материала активно использовалось также дерево. Это хранилище буддийских текстов, привезенных и переведенных уже упоминавшимся монахом Ицзином, который совершил паломничество в Индию вскоре после Сюаньцзана.

В 671 г. он отправился в длительное морское путешествие из Гуанчжоу, административного центра современной провинции Гуандун. Спустя 25 лет Ицзин вернулся на родину, где долгое время оставался настоятелем данного монастыря, занимался переводами обширной литературы и написанием книг. Его перу, в частности, принадлежит содержательный биографический трактат «Жизнеописания достойных монахов, посетивших Запад в поисках Закона Будды».

Малую пагоду диких гусей построили здесь примерно в то же время, когда производилась и первая реконструкция Даяньта. Возможно, именно поэтому с учетом высоты и пропорций она получила свое название. За многовековую историю Сяояньта испытала силу свыше 70 землетрясений, некоторые из них сыграли загадочную роль в ее судьбе.

В результате мощного подземного толчка в 1487 г. вдоль всей конструкции образовалась трещина шириной около 40 сантиметров. Новый удар стихии пришелся на 1521 г. Тогда обвалились верхние ярусы пагоды, что видно невооруженным глазом и сейчас. Однако одновременно произошло чудо: прежняя огромная трещина исчезла. Свидетели случившегося назвали этот феномен «божественным соединением».

Заканчивая короткий рассказ об удивительных архитектурных сооружениях Сиани, связанных в той или иной степени с Сюаньцзаном, хотелось бы вспомнить милый и изящный в своей естественной простоте эпизод в Цзяньфусы. Спустившись с «малой» пагоды, мы случайно набрели на небольшой павильон, где все стены были увешаны разнообразными спичечными этикетками. Владелец частного музея, уроженец провинции Шаньси Цуй Вэньчуань с большим энтузиазмом рассказал о своей коллекции и показал бесчисленные альбомы.

Цуй Вэньчуань — коллекционер спичечных этикеток
Приятно удивил его интерес ко всему, что связано с СССР и Россией. История советского балета и кинематографа, театрального и прикладного искусства, живописи и скульптуры, галерея портретов выдающихся соотечественников-ученых, испытателей и первопроходцев, блистательная плеяда творческой интеллигенции и многое другое вызвали щемящие чувства горечи по утраченному, к сожалению, навсегда. В то же время не покидало радостное ощущение, что история твоей страны интересует людей, живущих далеко за ее пределами. Восторженный коллекционер подарил нам изумительные сувениры-этикетки, повествующие о Сюаньцзане и городе, который на многие годы приютил странствующего монаха.

За долгие годы работы в Чанъани Сюаньцзан вместе с учениками перевел на китайский язык 75 крупных трактатов общим объемом 1335 «свитков». Параллельно он выполнил перевод на санскрит основополагающего даосского трактата «Дао дэ цзин» («Каноническая книга о дао и дэ»), авторство которого приписывается великому мыслителю древнего Китая Лаоцзы, и одного из ключевых текстов китайского буддизма махаяны (досл. с санскр. «большая колесница») «Да чэн ци синь лунь» («Шастра о пробуждении веры в махаяну»), на протяжении длительного времени обязательного для изучения всеми последователями этого направления в странах Дальнего Востока. Санскритский оригинал последнего тогда уже был утерян.

Для его переводов характерны серьезная проработка материала, максимальная тщательность и аккуратность формулировок, четкий понятийный аппарат. Российский буддолог начала прошлого века О. О. Розенберг указывал в этой связи: «Переводы Сюаньцзана почти вполне заменяют оригиналы… точность передачи Сюаньцзана нужно признать поразительной, даже если бы его язык и стиль в целом оказались бы не выдерживающими критики строгого китайского стилиста. он создал такой китайский язык, на котором сложнейшая аргументация индийского писателя передается ясно и отчетливо».

В процессе своих теологических изысканий наставник и проповедник оказался одним из создателей школы Вэйши, основанной исключительно на анализе сознания и его содержания, что позволяет, по мнению специалистов, рассматривать данную философскую концепцию в качестве своеобразной буддийской «феноменологии сознания». Сюаньцзан и его самый известный ученик Куйцзи разработали ее наиболее значительную версию Фасян, ставшую теоретической базой школы. Любопытно, что она известна также как школа Цыэнь (милосердие и благодеяние), по названию вышеупомянутого монастыря в Чанъани, ставшего на долгие годы творческой лабораторией танского интеллектуала.

Понятно, что масштабы столь яркой индивидуальности неизменно привлекали к себе внимание окружающих. Поэтому в дополнение к «Запискам о западных землях» его последователь Хуэйли решил составить «Биографию Сюаньцзана». Вскоре он умер, но работу завершил другой ученик — Яньцзун. Эти двое были определены монаху в помощники по переводу канонической литературы после его возвращения из Индии, удостоившись такой чести за хорошее знание буддийского учения и превосходное владение языковыми нюансами. Объемная «Биография» включает 10 цзюаней, из которых первые пять рассказывают о странствиях Сюаньцзана, а заключительные разделы — о его последующей жизни.

Европа близко познакомилась с «Записками» и «Биографией» лишь в середине Х1Х в. благодаря блестящим переводам на французский С. Жюльена. Помимо китайского он владел маньчжурским, персидским, арабским и другими языками, что обеспечило высокий уровень проделанной работы. О ее качестве, в частности, говорит следующий факт: до того как приступить непосредственно к переводу «Биографии», изданной в 1853 г., ученый-лингвист составил вспомогательные словари — санскритско-китайский, китайско-санскритский и словарь индийских названий буддийских сочинений и их китайских соответствий.

Ему в полной мере удалось не только преодолеть многочисленные трудности, связанные с идентификацией конкретных лиц, географических названий, религиозных текстов и специальных терминов, но и передать стилевые особенности авторов, образность, живость и пунктуальность их повествований. «Записки о западных землях» в переводе С. Жюльена были опубликованы чуть позднее, в 1857 г. В результате его кропотливого труда выдающиеся историко-литературные памятники оказались доступны мировой науке и рядовому читателю.

Восхитительные легенды и рассказы о сверхъестественном, изложенные Сюаньцзаном, с одной стороны, оказались ценным материалом для изучения мифологии народов Центральной и Южной Азии, с другой, — превратили его самого в популярного персонажа фольклора и литературных произведений. Так, паломничеству монаха в Индию посвящены известная пьеса У Чанлина (Х в.) «Танский «наставник Трипитаки» добывает сутры на Западе», прославленный роман У Чэнъэня (ХVI в.) «Путешествие на Запад» и др.

Последняя книга на редкость популярна в Китае. О подвигах и злоключениях «великолепной четверки» основных персонажей, в которой Сюаньцзан играет отнюдь не главную роль, знает и стар и млад. Не сходят с «голубых экранов» многочасовые мультфильмы и сериалы, причем в телевизионной версии путешественники в отличие от сюжета романа освоили маршрут «туда-обратно».

Национальным любимцем на протяжении столетий остается вездесущий и беспредельно храбрый «царь обезьян»— Сунь Укун, постоянно выручающий несколько заторможенного и мало приспособленного к трудностям реальной жизни «учителя». Комичные и обаятельные Чжу Бацзе и Ша Сэн — неизменные герои современных детских зрелищно-развлекательных комплексов и рекламных роликов для взрослых. В молодости автор книги с видимым удовольствием погрузился в сказочное очарование средневекового повествования и готов восторгаться им до сих пор. Родительские пристрастия в полной мере ощутила и дочь, уже в младенчестве оказавшаяся в водовороте фантастических приключений с неизменными играми в «отправившихся за книжками монаха и Сунь Укуна».

В конце ХIII в. по маршруту Шелкового пути прошел другой выдающийся человек — венецианский купец и путешественник Марко Поло (1254 (?) — 1324 гг.). Сопровождая отца и дядю, ранее уже побывавших при дворе монгольских правителей, в 1271–1275 гг. он проехал морем к юго-восточным берегам Малой Азии, оттуда сушей через Армянское нагорье, Месопотамию, Иранское нагорье, Центральную Азию в Северный Китай. На протяжении долгих лет (до 1292 г.) венецианец служил при дворе завоевателя Поднебесной и основателя династии Юань великого хана Хубилая, имея возможность посещать многие китайские провинции и города. На родину Марко Поло возвратился морем в 1295 г. Его обратная дорога пролегала через Индонезию, Цейлон, Индию, Иран, другие государства и территории.

Во время войны между Венецией и Генуей путешественник при до конца невыясненных обстоятельствах попал в плен. В тюрьме он познакомился с другим заключенным — пизанцем Рустичано (Рустичелло), который был потрясен удивительными рассказами о заморских странах и записал их на старофранцузском языке, изложив знаменитую «Книгу Марко Поло» (12 98 г.). На протяжении нескольких веков она оставалась одним из основополагающих руководств при составлении географических карт Азии, была настольной книгой великих мореплавателей, в том числе и Христофора Колумба, оказывала значительное влияние на средневековую художественную литературу, будоражила умы и волновала воображение искателей приключений и всевозможных авантюристов.

С годами интерес к ней не иссяк. «Книга», регулярно переиздаваемая на различных языках, до сих пор вызывает интерес у миллионов читателей по всему свету, инициирует бесконечные дискуссии в научных кругах, привлекает внимание подрастающего поколения, мечтающего о собственных открытиях и путешествиях.

На русский язык ее первый перевод (с немецкого) был сделан А. Н. Шемякиным и опубликован в 1861–1862 гг. в «Чтениях в Обществе истории и древностей российских при Московском университете», через год он вышел отдельной книгой. Подлинно научным следует считать перевод известного российского востоковеда второй половины ХIХ в. И. П. Минаева. За основу он взял оригинальные записи Рустичано, но, к сожалению, не успел снабдить текст необходимыми примечаниями. По решению совета Русского географического общества завершить работу было поручено специалисту по Западной и Централь — ной Азии В. В. Бартольду, который и подготовил указанный труд к изданию в 1902 г. В советское время «Книга» в переводе И. П. Минаева выходила под редакцией К. И. Кунина (1940 г.) и И. П. Магидовича (1956 г.).

Марко Поло своими глазами увидел покоренный монголами Китай. Начало его завоеванию положил Чингисхан. При преемнике последнего Угэдэе к 1234 г. сопротивление чжурчжэней, создавших на территории Северного и Северо-Восточного Китая империю Цзинь, было окончательно сломлено. В 1258 г. внук Чингисхана Мункэ, пришедший к власти, кстати, с помощью небезызвестного в истории древней Руси хана Батыя, начал войну против китайских правителей Южной Сун, но умер во время похода.

В конце 50-хгг. ХIII в. империя монголов распалась на несколько государств. Новым (пятым по счету) великим ханом стал еще один внук Чингисхана Хубилай (1215–1294 гг.), под контролем которого находились земли Монголии и Северного Китая. В 1271 г. он основал династию Юань (просуществовала до 1368 г.), а в 1279 г. завершил завоевание южных районов Поднебесной.

Хубилай в дальнейшем неоднократно предпринимал усилия к расширению своих владений. Однако организованные экспедиции и длительные войны против Японии (1274 и 1281 гг.), Вьетнама (1257–1288 гг.), Бирмы (1277–1287 гг.) и др. закончились неудачей. Что же касается собственно Китая, то монгольское владычество привело к возникновению совершенно новой внутриполитической ситуации, когда вся страна впервые в своей истории оказалась под властью иноземцев.

Иностранное влияние в обществе не только усилилось, но и стало очевидным. Для того чтобы не раствориться в огромной массе местного населения и обеспечить сохранение своего господства, монголы постарались максимально дистанцироваться от китайцев, демонстративно отвергая образ жизни и зачастую игнорируя их научно-практические достижения.

Оказавшись в Восточном Туркестане и двигаясь по Хэсийскому коридору, Марко Поло длительное время шел по тому же пути, что и Сюаньцзан, направлявшийся в Индию за буддийскими сутрами, но, естественно, в противоположном направлении. За шесть с половиной веков природные условия в Западном крае мало изменились. Два замечательных путешественника в равной мере преодолевали тяготы изматывающих долгих переходов, сталкивались с нехваткой воды и провианта, постоянно находились под угрозой нападений со стороны разбойников и грабителей, противостояли суровой стихии.

Сюаньцзан следующим образом описывал эти места: «Пески, подобно широкому потоку, расстилаются далеко вокруг, ветер то наносит, то разметает их. Никаких следов не остается после путников, а часто путь теряется, и тогда они растерянно кидаются из стороны в сторону, утратив всякое представление о направлении. Нигде ни воды, ни травы, и часто дуют горячие ветры. Когда поднимается ветер, человек и зверь теряют голову и доходят до полного изнеможения. Временами слышатся печальные, заунывные звуки, жалобные крики, и от вида и звуков пустыни люди приходят в замешательство и не знают, куда они идут. Вот почему столько народу гибнет в пути».

Не меньше драматизма и в рассказе Марко Поло: «А пустыня та, скажу вам, великая: в целый год, говорят, не пройти ее вдоль; да и там, где она уже, еле-еле пройти в месяц. Всюду горы, пески да долины; и нигде никакой еды. Как пройдешь сутки, так найдешь довольно пресной воды, человек на пятьдесят или сто хватит ее; так и во всей пустыне: пройдешь сутки и найдешь воду. В трех-четырех местах вода дурная, а в других хорошая, всего двадцать восемь источников. Ни птиц, ни зверей тут нет, потому что нечего им там есть. Но есть там вот какое чудо: едешь по той пустыне ночью, и случится кому отстать от товарищей, поспать или за каким другим делом, и как станет тот человек нагонять своих, заслышит он говор духов, и почудится ему, что товарищи зовут его по имени, и зачастую духи заводят его туда, откуда ему не выбраться, так он и погибает. И вот еще что: и днем люди слышат голоса духов, и чудится часто, точно слышишь, как играют на многих инструментах, словно на барабане».

Конечно, с позиции человека начала третьего тысячелетия все эти страхи кажутся сильно преувеличенными. За бесперебойной работой двигателя комфортабельного автомобиля не очень-то расслышишь «печальные, заунывные звуки», «голоса духов», но если сбился с дороги, мотор заглох и запас продуктов минимален, многое становится понятным, а главное, есть время оценить мужество людей, которые столетия назад с риском для жизни смело вступали в единоборство с пустыней.

Оазисы к западу от Дуньхуана венецианец описывает по-разному. В Кашгаре, Яркенде, Хотане и Пиме (?) «всего вдоволь», жители, в основном мусульмане, занимаются «торговлей и ремеслами», «хлопку родится изрядно», «есть виноградники и много садов». В городе Лоб, который ученым до сих пор так и не удалось убедительно увязать с каким-либо конкретным населенным пунктом, всякий человек, кому дорога через пустыню, «останавливается на неделю, самому отдохнуть, да и скоту дать набраться сил».

Более мрачными красками изображены «города и городки» на реке Черчен, «где водятся яшма и халцедон», а Камул (Хами) с его прославленными дынями предстает своеобразной «цитаделью разврата»: «Гостям-иноземцам всегда очень рады; женам приказывают исполнять все желания иноземца, сами уйдут по своим делам и дня два-три домой не приходят, а гость там, что пожелает, то и делает с женою; спит с нею как бы со своею женою; поживает в свое удовольствие. И в этом городе и в этой области жены любятся так, а мужья не стыдятся. Жены и красивы, и веселы, и любят потешиться». Якобы, великий хан Мункэ возмутился тамошними нравами и попытался навести порядок, однако местные жители преподнесли монгольскому правителю богатые дары и умоляли разрешить им жить так, как «завещали деды». На что изрядно удивившийся Мункэ со словами «хотите срамиться, так живите по-своему» в конце концов согласился.

Сей пикантный рассказ увлекателен, но вряд ли имеет какую-либо связь с реальными событиями. Можно предположить, что в данном случае рассказчик воспользовался услышанными историями-байками и «оживил» повествование. В пользу данной версии свидетельствует то обстоятельство, что Хами находился в стороне от пути его следования. Купцы Поло вместе с Марко огибали пустыню Такла-Макан с юга, и для того чтобы оказаться в этом месте, им надо было совершить трудно осуществимый марш-бросок на север. Если бы на их дороге действительно оказался данный город, они ранее неизбежно пересекли бы Турфанский оазис, о котором в «Книге» нет ни единого слова. Правда, путешественники могли попасть в Хами из Сасиона (Дуньхуан), развернувшись на 100 с лишним градусов и пройдя несколько сотен километров в противоположном от основного маршрута направлении, но такая гипотеза представляется весьма сомнительной.

По словам Марко Поло, он «как-то очень скоро присмотрелся к татарским обычаям и научился их языку и письменам». Без ложной скромности венецианец заявляет о «четырех азбуках», ставших ему доступными. Этот пассаж по-разному интерпретируется в известных вариантах «Книги». Так, в итальянском издании Рамузио ХIII в. говорится о четырех разных языках и об умении «читать и писать на каждом». Существуют и другие версии, неизменно объединенные цифрой «4». В данной связи следует заметить, что в юаньский период социолингвистическая ситуация в стране была достаточно сложной и запутанной, поэтому попробуем разобраться в языковых пристрастиях европейца.

Автор абсолютно согласен с теми комментаторами, которые исключают вероятность знания Марко Поло китайского языка. Дело даже не в том, что, как подчеркивает видный отечественный востоковед В. В. Бартольд, главные должности в управленческом аппарате китайцам не поручались, в связи с чем не было острой необходимости в изучении их языка. Само повествование путешественника, используемые им географические названия, бытовые зарисовки, описания нравов и обычаев не оставляют каких-либо сомнений относительно его неосведомленности в китайском. Возникает вполне естественный вопрос о том, что же скрывается за «четырьмя азбуками»?

Представляется, что правомерно включить в их число две письменности монгольского языка. На рубеже ХII — ХIII вв. монголы не имели развитого литературного языка и письменности, которые могли бы служить средством контактов в письменной форме и сохранения этнической общности. На фоне грандиозных завоевательных походов и процесса формирования могущественной империи это обстоятельство вызывало серьезное беспокойство у правящей элиты.

В начале ХIII в. в процессе покорения Чингисханом соседних территорий монголы заимствовали уйгурское буквенно-звуковое письмо. Последнее возникло в конце I тысячелетия и восходит через согдийский к одному из сирийско-арамейских алфавитов. Уйгурским письмом пишут сверху вниз, своеобразно нанизывая буквы на вертикальную черту. Строки размещаются слева направо.

Несколько ранее, в ХI— ХII вв., по мере распространения ислама уйгуры, в свою очередь, начинают все активнее пользоваться арабским алфавитом, который постепенно вытесняет прежнюю письменность. В конце концов полностью исламизированные уйгуры от нее отказываются вовсе. Что же касается монголов, то они приспособили письмо к особенностям фонетики собственного языка, сохранив его вплоть до настоящего времени.

В КНР это официальная письменность коренного населения автономного района Внутренняя Монголия. Через монголов уйгурское письмо восприняли также маньчжуры, сложившиеся в единый этнос и создавшие военно-феодальное государство на территории современного Северо-Восточного Китая в начале K VII в. Тогда же у них появилась и указанная письменность, способствовавшая возникновению объемной маньчжурской литературы.

После завоевания маньчжурами Китая и утверждения династии Цин (1644–1911 гг.) маньчжурский наряду с китайским был признан официальным языком огромной империи. После Синьхайской революции 1911 г. его отвергли. В дальнейшем подавляющая часть маньчжуров полностью интегрировалась в ханьскую культуру и перешла исключительно на китайский язык. По мнению специалистов, в начале XXI в. из 10 миллионов представителей этого национального меньшинства в КНР разговорным языком предков владеют менее 100 человек. Большинство из них люди преклонного возраста, проживающие в сельских районах северо-восточной провинции Хэйлунцзян.

Другой письменностью монгольского языка, к которой, возможно, приобщился Марко Поло, в то время стало так называемое квадратное письмо, или в китайской транскрипции «басыба». Последнее слово переводится с тибетского как «святой» и в данном случае связано с именем его создателя тибетца Пакпа-ламы (1235–1280 гг.) — крупного политического деятеля, служившего при дворе основателя империи Юань. Он был родственником известных буддийских теологов. В детском возрасте оказался в монгольских степях, длительное время жил в Силяне (Увэй), пока в 1253 г. его не взял на службу Хубилай. Пакпа принял монашество и являлся приверженцем одной из наиболее значительных ламаистских сект Сакьяпа, возникшей в горном Тибете в KI в.

Ее последователи играли доминирующую роль в тибетской религиозной и светской жизни в ХIII — ХIV вв. Руководство Сакьяпа признало власть монгольских правителей и имело что-то вроде своего представительства при дворе великого хана. Только на рубеже ХIV— ХV вв. главный теоретик ламаизма Цзонкхапа основал новую секту Гелукпа, которая самым решительным образом потеснила своих предшественниц и до сих пор занимает ключевые позиции в этом регионе.

Согласно указу великого хана, Пакпа занимался вопросами буддизма по всей стране и ведал административными делами в Тибете, установив с ним стабильную для своего времени связь. В 1270 г. он получил титул «наставника государя», пользовался непререкаемым авторитетом клерикала-чиновника и оказывал существенное влияние на принятие важных политических решений. Вызывает удивление тот факт, что его имя не упоминается в «Книге».

У нас нет сведений о последних годах жизни тибетца и можно допустить, что венецианец, прибывший в Китай во второй половине 70-х гг. ХIII в., в силу тех или иных причин не имел с ним контактов. Хотя в крупномасштабном совместном проекте китайских и итальянских кинематографистов «Марко Поло», реализованном в начале 80-х гг. прошлого века и к которому есть смысл еще вернуться, их интеллектуальное противостояние является одной из увлекательных сюжетных линий фильма. Конечно, нельзя исключать и того, что амбициозный молодой человек, увлеченный собственной карьерой, избегал общения с умудренным политиком, воспитанным в совершенно иных нравственно-этических традициях.

В поисках наиболее адекватной формы записи монгольского языка Хубилай отдал соответствующее распоряжений, и Пакпа на базе тибетского алфавита, в основе которого североиндийское письмо деванагари, изобрел новую письменность, включающую 41 букву. Внешне они действительно напоминают квадратики.

Письмо «басыба» официально было принято в 1269 г. В соответствующем указе устанавливалось, что «новым монгольским письмом» следует руководствоваться при составлении всех документов. Тем не менее, просуществовало оно недолго. Сразу после свержения в Китае монгольской династии в 1368 г. квадратное письмо было отменено и вскоре забыто. Встретить его можно лишь на монетах и купюрах, а также отдельных культурно-исторических памятниках того времени.

Первая эмиссия бумажных денежных знаков при монголах произошла в 1260 г. Были выпущены купюры 10 видов достоинством от 10 до 2000 монет. Такую банкноту в 10 монет обнаружили в 1982 г. при проведении реставрационных работ в Белой пагоде города Хух-Хото (административный центр автономного района Внутренняя Монголия). Понятно, что образцы квадратного письма на них отсутствовали. Однако при втором выпуске в 1287 г. на эмитированных купюрах (11 видов достоинством от 5 до 2000 монет) отчетливо видны надписи, выполненные письмом «басыба».

Попутно необходимо подчеркнуть, что создание данной системы бумажных средств обращения и платежа стало возможным благодаря усилиям китайского чиновника Е Ли. Ранее он предложил свой план финансовой реформы правителям Южной Сун, но его идеи оказались там невостребованными. Марко Поло называет эти деньги «бумажками», что стоят «десять безантов», а не весят «ни одного». Они вызывают у него настолько искреннее изумление и явное потрясение, что в отношении Хубилая венецианец не считает нужным скрывать свои чувства и абсолютно убежден — «алхимию он знает вполне».

Квадратное письмо запечатлено на юаньских монетах «чжиюань тунбао», которые стали отливать в 1285 г. В те годы эти денежные знаки имели единый номинал и выпускались в двух вариантах: на китайском и монгольском языках. Текст на «басыба» соответствовал содержанию иероглифической записи, а именно: девиз правления императора, во время которого монета находится в обращении. В середине ХIV в. квадратным письмом обозначался уже год ее выпуска.

Монгольское владычество в Китае способствовало интенсивному притоку сюда выходцев из Центральной и Западной Азии. Кого-то привлекали рассказы о сокровищах Поднебесной и благосклонное отношение к иноземцам местных властей, других, в основном воинов и ремесленников, привели завоеватели. Наблюдалось оживление в торговле, стабильным оставалось морское сообщение. К тому времени в результате арабских завоеваний и мощного наступления ислама многие народы этого ареала восприняли новую религию и, разумеется, арабское письмо, которое постепенно получило распространение и в юаньском Китае.

Многочисленные археологические находки свидетельствуют о существовании в южных портовых городах — Ханчжоу, Янчжоу, Гуанчжоу, Цюаньчжоу и др. — многолюдных колоний купцов с мусульманского Востока, о чем в ХIV в. писал знаменитый путешественник Ибн Батута. Обнаружены надгробные камни, стелы с эпитафиями и текстами, выполненными арабским письмом, всевозможные документы, денежные знаки и иные памятники материальной культуры, содержащие соответствующие записи.

Монгольские правители охотно брали на службу иностранцев, всячески подчеркивая свой космополитизм и одновременно ограничивая китайское влияние на чиновничью среду. Марко Поло весьма подробно сообщает о заговоре китайцев в столице против «некоего сарацина по имени Ахмах», «мужа мудрого и способного», который был «у великого хана в силе», «распоряжался всем управлением и назначениями», «властвовал» более двух десятков лет.

Комментаторы «Книги» считают, что в данном случае речь идет об убийстве министра-мусульманина при дворе Хубилая Ахмеда (1282 г.). Его подробности, в какой-то мере совпадающие с повествованием путешественника, имеются в китайских летописях и рассказе персидского ученого-энциклопедиста, историка и государственного деятеля ХIII в. Рашид-ад-дина. По словам Марко Поло, он сам был непосредственным свидетелем произошедших событий, а некоторые данные дают возможность предположить, что именно ему было поручено расследование «дела об убийстве». С учетом перечисленных обстоятельств знакомство венецианца с арабским письмом выглядит вполне логичным.

Судя по тому, как часто в своих заметках Марко Поло упоминает христиан-несториан, складывается впечатление, что он был хорошо знаком с их учением, культурными традициями, обычаями и нравами. Последние весьма энергично и небезуспешно распространяли в то время свою веру в государствах Центральной Азии и Китае. Поэтому неудивительно, что в населенных пунктах на маршруте Шелкового пути, а затем и в городах на юге Китая, согласно «Книге», мы регулярно встречаем их культовые сооружения, узнаем о влиянии несторианства на некоторые монгольские племена и отдельных военачальников, о его идеологическом противоборстве с другими религиями и верованиями.

С этой точки зрения интересен своими деталями малоправдоподобный по сути рассказ о штурме города, в котором активное участие приняли братья-купцы и Марко. В «услугах» у них оказались «немец да христианин-не-сторианец — хорошие мастера», которые по указанию семейства Поло изготовили две машины, метавшие крупные камни на большое расстояние. Оборонявшиеся, увидев «такое неслыханное бедствие», вскоре сдались.

В главе о городе Чингианфу (Чжэньцзян), расположенном на Великом канале, помещена история, датируемая 1278 г., о несторианине Мар-Саркисе. По эдикту великого хана он «начальствовал тут три года» и «приказал построить» две христианские церкви. Указанные и подобные им эпизоды позволяют допустить, что «четвертой азбукой» Марко Поло был сирийский язык. С V в. последний стал письменным языком арамеоязычных христиан Западной Азии, имеет обширную средневековую литературу и поныне остается языком культа у несториан.

Во время своих странствий Марко Поло, по его словам, побывал в трех столицах монгольских правителей: Каракоруме, Шанду и Даду. Все они упоминаются в тексте довольно часто, однако постепенно возникает вопрос относительно вероятности пребывания путешественника в одном из перечисленных городов.

Каракорум (монг. Хара-Хорин) был основан Чингисханом в 1220 г., а отстроен его сыном и преемником Угэдэем, который, в частности, завершил завоевание Северного Китая. Развалины древнего города находятся на территории современной Монголии в верховьях реки Орхон, крупнейшего притока Селенги, впадающей в Байкал. Они были обнаружены в ХШ в. русскими учеными, в 1948–1949 гг. здесь плодотворно работала монгольско-советская археологическая экспедиция под руководством С. В. Киселева.

О Каракоруме известно из китайских исторических хроник и по впечатлениям посетивших его западноевропейцев. Так, в 1246–1247 гг. в ставке великого хана Гуюка оказались францисканцы во главе с Плано Карпини, где они встретили русского князя Ярослава Всеволодовича (отца Александра Невского), позднее там же отравленного.

В 1249 г. в столицу монгольского государства прибыл посланец французского короля Людовика IХ монах Андре Лонжюмо, в первой половине 50-х гг. ХIII в. при великом хане Мункэ — миссия фламандца Виллема Рейсбрука (франц. Гильом Рубрук). Кстати, создатели киноленты «Марко Поло» довольно изящно «подправили» историю, введя в круг действующих лиц фильма покинувшего главных героев и оставшегося по собственной воле в Китае несколько нескладного священнослужителя Якобо. На самом деле монах-итальянец по имени Бартоломео был вместе с Г. Рубруком и решил посвятить свою жизнь служению богу в христианской (несторианской) церкви в Каракоруме. Все эти пилигримы изложили увиденное в соответствующих записках, которыми при желании вполне мог воспользоваться любознательный венецианец, но этого не произошло.

В конце 50-х — начале 60-х гг. ХIII в. Каракорум стал очевидцем жесткого противостояния в борьбе за верховную власть Хубилая и его младшего брата Ариг-Буки. К моменту смерти Мункэ в 1259 г. согласно воле великого хана последний оставался во главе местной администрации в городе, и шансы более старшего брата на победу были невелики. Понимая бесперспективность варианта с провозглашением великим ханом в Каракоруме, в 1260 г. он захватывает престол и переносит столицу значительно южнее — в город Кайпин (Шанду), на территорию Северного Китая.

В стремлении перетянуть на свою сторону многочисленных оппонентов Хубилай ежегодно шлет им, включая вдову Мункэ, богатые дары и в конечном итоге заручается их поддержкой. Через четыре года, после поражения и смерти Ариг-Буки, практически все прежние враги в регионе присягнули Хубилаю на верность. Исключение составил на тот момент его племянник Кайду, который позднее под своими знаменами сумел объединить свыше 50 монгольских князей, имевших владения в Центральной Азии. Противоборство между этими сторонами, о котором пространно повествует Марко Поло, продолжалось несколько десятков лет. Одновременно в «Книге» нет ни слова об Ариг-Буке, что вполне объяснимо, если иметь по меньшей мере смутное представление о событиях недавнего прошлого и прежней столице монгольского государства.

В пользу такого предположения свидетельствуют «описания» города. В специальном разделе, якобы посвященном Каракоруму, и других местах путешественник упоминает его исключительно скороговоркой и тут же обращается к конкретным темам: конфликт Чингисхана с попом Иваном, завоевания монголов, экзотический рассказ о море-океане далеко на севере, битва армий Кайду и сторонников Хубилая.

Зато не вызывает сомнений хорошее знакомство Марко Поло со столицами Шанду и Даду (с 1264 г.). Развалины первой расположены примерно в 320 километрах к северу от Пекина, неподалеку от города Долунь во Внутренней Монголии. Средневековый рассказ о резиденции правителя впечатляет: «В том городе приказал он выстроить из камня и мрамора большой дворец. Залы и покои золоченые; чудесные и прекрасно вызолочены; а вокруг дворца на шестнадцать миль стена, и много тут фонтанов, рек и лугов; великий хан держит тут всяких зверей: оленей, ланей и антилоп. В той равнине за стеной великий хан, знайте, выстроил большой дворец из бамбука; внутри он вызолочен и расписан зверями и птицами тонкой работы. Крыша тоже из бамбука, да такая крепкая и плотная, никакой дождь ее не попортит. Построен он так, что можно по желанию и разобрать, и собрать». Многочисленные подробности и детали оставляют ощущение душевной легкости и комфорта, которые, по всей вероятности, испытывали тамошние привилегированные обитатели. Известно, что в этом городе Хубилай и другие императоры династии Юань проводили, как правило, весну и лето, а на осень и зиму отъезжали в Даду.

Еще более восторженно венецианец изображает Хан-балык, или Даду (совр. Пекин), где прожил долгие годы. Монголы практически заново отстроили этот город, разрушенный ими в ходе боевых действий с чжурчжэнями. Главным архитектором Хубилай назначил китайца Лю Бинчжуна, создавшего удивительный образец градостроительства. Согласно легенде, последний долгое время не мог определиться с концепцией застройки столицы, пока однажды во сне ему не явился персонаж древнекитайской мифологии — трехликий и шестирукий (в некоторых сказаниях восьмирукий) мальчик на двух ногах по имени Нечжа, и не предложил построить город по его подобию.

Так ли это было на самом деле, сказать трудно, но крепостные стены в форме квадрата в окончательном варианте имели трое основных ворот на юге, двое — на севере и по трое — на востоке и западе (Марко Поло ошибочно указывает двенадцать ворот), а земляные валы, окружавшие Даду, покрыли соломенными циновками, которые, с одной стороны, защищали их во время сильных дождей, а с другой, — напоминали об одежде Нечжы, состоявшей из листьев лотоса.

После свержения монгольского владычества границы Пекина были сокращены за счет его северной части. Городские стены сделали каменными, и нетронутые земляные укрепления постепенно разрушались под воздействием естественной среды и в ходе всевозможных строительных работ. В настоящее время лишь на северо-западе сохранился их фрагмент (кит. Цзимэнь). Руины древних ворот в начале ХХI в. оказались в центре транспортной развязки, вероятно, для расширения кругозора автолюбителей, а старинная стела ныне успешно конкурирует с дорожными указателями.

По свидетельству очевидцев, Даду поражала приезжих иностранцев своими масштабами, блеском и роскошью. При ее планировке и строительстве были удачно реализованы достижения китайской архитектуры, а привезенные из покоренных стран ремесленники, возводя дворцы и храмы, каналы и парковые ансамбли, применяли технологии и материалы, прежде неведомые в Поднебесной. Эффективно функционировал Великий канал, связывавший столицу с южными провинциями империи.

Центром города стала в основном территория современного парка Бэйхай (Северное море), неизменно привлекавшая внимание местных правителей и завоевателей. Некогда тут был водоем естественного происхождения, окруженный пышной растительностью. Чжурчжэни около девятисот лет назад вырыли внушительных размеров пруд и создали насыпной остров с живописным холмом. Вполне логично, что Хубилай, родиной которого были безбрежные и унылые голые степи, облюбовал именно это место, где и приказал отстроить свою резиденцию. Появились новые грандиозные сооружения, восхищавшие венецианца, а пруд был расширен в несколько раз, превратившись в большое красивое озеро, куда «великий хан велел напустить рыб».

Сейчас в так называемом Круглом городке (кит. Ту-аньчэн) к югу от искусственного Яшмового острова (Цюньдао) внимание посетителей парка привлекает старинная чаша диаметром в полтора и высотой свыше полметра, изготовленная из черного нефрита. При дворе Хубилая в ней хранили вино. После падения династии Юань она оказалась в даосском храме в западной части города, где монахи использовали ее для засолки овощей. В середине ХУШ в. чашу обнаружил император-интеллектуал Цяньлун, распорядившийся вернуть драгоценную находку в Бэйхай. Позднее по сему поводу он сочинил оду, текст которой вырезан на ее внутренней поверхности. С внешней стороны изображены всевозможные драконы и морские чудовища.

От монголов Пекин унаследовал хутуны — переулки с бесконечным количеством однотипных домов, на протяжении веков остававшихся местом постоянного проживания подавляющей части населения. Слово «хутун», используемое в разговорной речи и на письме применительно, как правило, к жилым кварталам столицы, с монгольского языка переводится как «колодец». Для особо остро чувствовавших зависимость от природной стихии кочевников вода и колодец напрямую означали источник жизни, вокруг которого только и возможно сохранение человеческого рода и его будущее развитие. Поэтому в процессе массовой застройки Даду данное понятие закрепилось за местами обитания ее жителей. Современный Пекин с широкими проспектами и скоростными автострадами, авангардистскими решениями в центре и стильными новостройками на окраинах удивительно преображается буквально на глазах, но до полного исчезновения хутунов еще далеко.

Примерно в десяти километрах к юго-западу от столицы КНР находится древний мост, названный европейцами именем Марко Поло (кит. Лугоуцяо). С ним связаны различные драматические события в истории государства. Своенравная Лугоухэ, доставлявшая массу хлопот крестьянам, оставалась естественной преградой и серьезной помехой на пути тех, кто следовал в южном направлении, вот почему мост через реку был необходим. Впервые его построили в конце ХII в., и именно он вызвал восторженную оценку путешественника, рассказавшего и о «сером прекрасном мраморе», и о «двадцати четырех сводах и водяных мельницах», и о «мраморных столбах и львах», на которые «любо посмотреть».

Половину тысячелетия отстоял красавец Лугоуцяо без капитального ремонта. Реконструированный мост с одиннадцатью пролетами, помимо четко выраженного до недавнего времени практического значения, сохранил самобытную изысканность и эстетическую притягательность. В 80-е гг. ХХ в. он был отреставрирован и превращен в сугубо туристический объект. Особый интерес вызывают фигурки львов на столбиках ограждения. Китайская поговорка гласит, что «нельзя сосчитать львов на Лугоуцяо». Ее обычно произносят в тот момент, когда хотят подчеркнуть обилие предметов. Тем не менее, во второй половине прошлого века на официальном уровне их все-таки пересчитали и окончательно утвердили итоговую цифру — 496.

Лугоухэ в дальнейшем неоднократно переименовывали, сейчас она называется Юндинхэ, но воды, увы, под мостом уже нет. Дело в том, что выше по течению реки расположено водохранилище, которое играет важную роль в жизни Пекина, испытывающего крупные проблемы из-за неблагоприятных климатических изменений.

С давних пор в столице общепризнанными считались восемь канонических видов-пейзажей, в максимальной степени отражающих красоту и гармонию окружающего мира. В ХVIII в. там были установлены каменные стелы с начертанными поэтическими надписями, воспроизводившими каллиграфию кисти императора Цяньлуна. К настоящему времени сохранились семь из них; три стелы можно увидеть в местах, где бывал Марко Поло и о которых только что шла речь: «Паутина дождя у Цзимэнь», «Весенние тени на Цюньдао» и «Утренняя луна над Лугоуцяо».

Завоевание Южного Китая создало для Хубилая дополнительные проблемы, связанные с организацией и функционированием системы эффективного управления на просторах обширной империи. Наряду с чиновниками из числа монголов, пользовавшихся наибольшими привилегиями, к работе в административных структурах активно привлекались лояльные иностранцы; они же регулярно направлялись в поездки по стране, в том числе и на длительный срок, не только для составления подробных отчетов о положении дел на местах, но и для выполнения конкретных поручений по контролю за соблюдением действовавших законов, взиманием налогов, торговыми сделками, таможенными постами и т. д.

Одновременно посланники великого хана информировали его о внутриполитической ситуации в соседних государствах и их военном потенциале. Обласканный вниманием при дворе Марко Поло с гордостью подчеркивает, что постоянно выполнял такого рода указания императора. Проанализировав его передвижения по Китаю, исследователи абсолютно правомерно выделяют два основных направления: на юг и юго-запад.

Из городов на берегах Великого канала, оказавшихся на пути следования венецианца, заслуживает внимания «большой» и «могущественный» Янгуи (Янчжоу), где народ «торговый и промышленный», и которым он «три года управлял». По мнению англичанина Генри Юла, наиболее авторитетного комментатора «Книги», это могло произойти ориентировочно в период с 1282 по 1287 или 1288 гг. Именно здесь в уже неоднократно упоминавшемся фильме «Марко Поло» главный герой встречает свою возлюбленную по имени Моника Виллиони, с которой очень скоро в силу сложившихся обстоятельств будет вынужден расстаться. В воспоминаниях путешественника о ней нет каких-либо упоминаний, но в данном случае не следует торопиться с выводами и обвинять кинематографистов в естественном стремлении придумать в сценарии «женскую составляющую». Вопрос на самом деле далеко не простой и имеет под собой реальную основу.

Известно, что европейцы появились в Янчжоу при монголах. Католический монах Матиуш Одорик, посетивший город в первой трети ХIV в., увидел там одну католическую и три несторианские церкви. Согласно историческим документам, католический храм основал некий богатый купец. Весьма сомнительно, что его прихожанами были исключительно христиане-китайцы.

В 1952 г. в окрестностях Янчжоу нашли надгробные плиты сестры и брата Виллиони — Катарины и Антонио, скончавшихся соответственно в 1342 и 1344 г. Тексты обеих эпитафий выполнены старым готическим письмом на латинском языке. Некоторые ученые даже полагают, что семейство Виллиони имело венецианские корни. Простой арифметический подсчет показывает, что в случае, если Катарина прожила более семидесяти лет, то ее знакомство с Марко Поло уже не выглядит сумасбродным предположением. Не знаю, как читателю, а автору искренне хочется верить, что все было именно так.

Феерию восторга и восхищения у путешественника вызвала столица Манзи (южносунский Китай) Кинсан (Ханчжоу). Знакомясь с описанием этого города, понимаешь природу возникновения прозвища «милионе» («миллион»), которое дали Марко Поло некоторые его сограждане. В знаменитых венецианских карнавалах среди прочих участвовали и маски «Марко Милионе», рассказывавшие публике самые невероятные истории. Действительно, в стремлении поделиться переполняющими его чувствами увлекающийся итальянец утрачивает чувство меры, когда говорит о городе в «сто миль в округе», с «двенадцатью тысячами каменных мостов», «четырьмя тысячами бань», «миллионом шестьсот тысяч домов» и т. п., хотя по сути своей повествование весьма содержательно и представляет интерес. В частности, те же бани стали популярны в китайских городах еще в Х в., поэтому ситуация, когда местные жители «по нескольку раз в месяц ходят туда», ибо «чистоту в теле соблюдают», бесспорно, была откровением для Европы того времени.

В последнее время на волне «исторического нигилизма» в обществе, обусловленного социально-политическими и идейно-нравственными потрясениями конца ХХ в., стало модным опровергать давно известные факты и события, развенчивать крупных политических и исторических деятелей, создавать новых кумиров из числа аутсайдеров прошлого, выискивать в различных документах, свидетельствах и хрониках ошибки и нестыковки для последующего отрицания общепринятых представлений и взглядов. Среди тех, кому регулярно достается от всевозможных авторов, оказался и Марко Поло. С удивительным упоением рассуждают «теоретики» от истории о неточностях и искажениях в его «Книге», агрессивно настаивая на самых фантастических гипотезах и умозаключениях. Бессмысленно вступать с ними в полемику, обсуждая перипетии более чем 700-летней давности, при реальном отсутствии у кого бы то ни было солидной источниковедческой базы.

Можно только напомнить в этой связи, что постигавший абсолютно новый для себя мир молодой венецианец эпохи средневековья не был студентом географического факультета университета, не обзавелся дипломом магистра истории или степенью доктора этнографии. Эмоциональная открытость и юношеский порыв зачастую не оставляли места для четкой фиксации, тщательной проверки, серьезного обобщения и своевременного анализа происходивших событий и конкретных явлений. В конце концов, разве резонно ожидать даже в наше время от талантливого и увлеченного математика комплексного, квалифицированного и научно выверенного описания флоры и фауны бассейна Амазонки?

Интересно, что ни один мало-мальски известный в мировом масштабе путешественник, посетивший Центральную Азию, не подвергал сомнению авторитет Марко Поло, отмечая одновременно ошибки, просчеты и откровенные «заимствования» последнего. Н. М. Пржевальский и В. И. Роборовский, С. Гедин и А. Стейн, П. К. Козлов и П. Пельо, а также многие другие исследователи скорее наоборот воспринимали его мощную энергетику и оптимизм первопроходца, которые помогали им преодолевать трудности и лишения, природные катаклизмы и стихийные бедствия. К сожалению, современная околонаучная пишущая тусовка исповедует другие ценности…


= ГЛАВНАЯ = ИЗРАНЕТ = ШОА = ИТОРИЯ = ИЕРУСАЛИМ = НОВОСТИ = ТРАДИЦИИ = МУЗЕЙ = АТЛАС = ОГЛАВЛЕНИЕ =