Наиль Ахметшин

ТАЙНЫ ШЕЛКОВОГО ПУТИ

Жду Ваших писем!

= ГЛАВНАЯ = ИЗРАНЕТ = ШОА = ИТОРИЯ = ИЕРУСАЛИМ = НОВОСТИ = ТРАДИЦИИ = МУЗЕЙ = АТЛАС = ОГЛАВЛЕНИЕ =

Глава VII. ВИННЫЙ ИСТОЧНИК У ВЕЛИКОЙ СТЕНЫ

Дорога из Чжанъе в Цзюцюань (22 6 километров) отняла значительно больше времени, чем поездка по не менее протяженному маршруту Увэй — Чжанъе. Дело в том, что наш микроавтобус совместного китайско-итальянского производства «Ивеко» попал в настоящую песчаную бурю со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Примерно за 70 километров до Цзюцюаня погода стала портиться, но особых опасений поначалу не внушала. Ветер усилился, тем не менее окна оставались открытыми, поскольку водитель не захотел или не мог включить кондиционер. День был в меру жарким, и последнее обстоятельство принципиальных возражений у пассажиров не вызвало. Дорога для туриста в этих местах представляет определенный интерес, если не вглядываться настойчиво вдаль, ибо в 200–300 метрах по обеим сторонам от шоссе недвусмысленно просвечивают бескрайние пустынные ландшафты. Жители окрестных деревень энергично пытаются найти себя в земледелии и животноводстве, вода, похоже, здесь все-таки есть. Однако их основное занятие — обслуживание междугородной автомобильной трассы.

Когда до города оставалось порядка 30–35 километров, налетели мощные порыва ветра, в результате чего машина резко затормозила и потом фактически встала. Мы оказались в густом песчаном тумане при видимости не более полуметра. Поскольку все произошло совершенно неожиданно, водитель принялся отчаянно сигналить, информируя окружающих о нашем местонахождении. Транспортных средств, слава богу, на дороге было немного, но теперь каждое из них представляло потенциально серьезную угрозу. Агрессивные песчинки успели ворваться в салон и скрипели на зубах, хотя окна, разумеется, плотно закрыли в первые же мгновения разыгравшейся стихии.

Сразу вспомнились рассказы и свидетельства путешественников, воочию наблюдавших такое буйство природы. Так, В. А. Обручев в книге «От Кяхты до Кульджи», столкнувшись с аналогичной ситуацией в этих местах, со ссылкой на наблюдения своих проводников писал о «хуанфэне» (желтый ветер) и более сильном «хэйфэне» (черный ветер), когда от массы пыли и песка, сорванной с барханов, наступает абсолютная темнота. В нашем случае песчаные вихревые потоки сохраняли естественный цвет, поэтому оставалась надежда, что худшего удастся все-таки избежать. В какой-то момент совсем близко промелькнули застигнутые врасплох путники, которые безуспешно пытались защититься от ветра и песка, и тут же пропали из виду. Микроавтобус медленно продолжил движение, стремясь выбраться из эпицентра застигшей его бури.

Через некоторое время назойливый гул прекратился, а сумасшедший ветер стих также внезапно, как и возник. Появилось солнце, погода заметно улучшилась, что сразу сказалось на настроении пассажиров. Опять всплыли бесконечные разговоры и пересуды о повседневных заботах и хлопотах, но за чрезмерно громкими возгласами и репликами, натужным и искусственным смехом явственно ощущались только что пережитые минуты нервного напряжения и мрачных предчувствий.

В Цзюцюань мы приехали к вечеру. В виду того, что о городе нет даже минимальной информации в самых объемных зарубежных путеводителях по Китаю, пришлось действовать наугад. Поселиться удалось с третьей попытки. В ближайшем отеле «Цзюцюань» кусались цены: самый дешевый стандартный двухместный номер стоил 280 юаней (около 35 долларов), что для уездного центра слишком дорого.

Забавный эпизод произошел в следующей гостинице — «Дружба». Как известно, в Пекине в комфортабельном отеле с тем же названием, возведенном во времена расцвета советско-китайских отношений и расположенном в изумительно обустроенном месте, сейчас проживают специалисты-иностранцы, приглашенные на контрактной основе государственными структурами КНР. Поскольку автор на протяжении нескольких лет проработал в информационном агентстве Синьхуа, что подтверждалось соответствующими документами, вполне логичным выглядело предположение о скором размещении на ночлег по приемлемым ценам. Именно по такому сценарию развивались события в гостинице «Дружба» города Ланьчжоу, где не только максимально учли все пожелания неожиданных клиентов из России, но и подарили на память высококачественные информационно-справочные издания о Китае на русском языке, опубликованные совсем недавно.

Однако в цзюцюаньской «Дружбе» возникли проблемы. Выяснилось, что иностранцев в ней вообще не селят. Недоуменный вопрос о том, как коррелируется название учреждения с подобной практикой, повис в воздухе. Справедливости ради следует сказать, что девушки из обслуживающего персонала были искренне расстроены неизбежным в этой ситуации отказом и наперебой предлагали альтернативные варианты заселения. Именно они порекомендовали остановиться в отеле «Лунтэн» («Взлетевший дракон»), где никаких трудностей, по их мнению, не должно было возникнуть.

Такси в Цзюцюане одно из самых дешевых в Китае. Двухкилометровый проезд с включением счетчика стоит три юаня, так что кататься можно от души. Город небольшой и при всем желании трудно ввести себя в расход. Пятиминутная поездка оказалась весьма кстати, ибо надо было придумать оригинальные аргументы и подготовиться к предстоящему торгу с администрацией гостиницы относительно стоимости жилья.

В длительном путешествии с затяжными и подчас утомительными переездами проблема ночлега всегда актуальна. С одной стороны, надо хорошенько отдохнуть, с другой, — нельзя выбиваться за смету расходов. Технология интенсивного передвижения, размещения в специфических условиях непривычна и достаточно сложна для и без того обремененного изматывающим бытом человека. Поэтому, вероятно, в последнее время все реже встречаются странствующие по Китаю россияне.

Студентов еще можно увидеть в период зимних каникул, а в остальное время пути-дороги сводят с кем угодно, но только не с соотечественниками или гражданами бывшего СССР. Конечно, речь не идет о курортных местах, в которых наших предостаточно, и о крупных городах, где всегда можно встретить российских предпринимателей, командированных и лиц, зарабатывающих на жизнь тем или иным способом.

Примерно пятнадцать лет назад картина была иной. После того как в середине 80-х гг. ХХ в. появилась возможность поездки в КНР, сюда устремились толпы китаистов, на протяжении десятилетий изолированных от непосредственного объекта изучения. Преподаватели и научные сотрудники, доктора и кандидаты наук, оторванные от конкретных реалий и событий, написавшие свои диссертации в лучшем случае по западным, тайваньским и гонконгским источникам с использованием немногочисленной оригинальной периодики, без устали мотались по стране, постигая неведомый мир и открывая собственный Китай. Люди заново учились говорить на давно забытом языке, неожиданно извлекая из памяти отдельные словосочетания и выражения, которые в первый момент с трудом могли перевести на русский. Их энтузиазм был подхвачен немолодыми специалистами, отправленными различными организациями для постижения восточной экзотики.

Под стать взрослым товарищам действовали и студенты всех вузов.

В любом городе — на вокзале или улице — можно было встретить приятелей и знакомых, путешествующих по своему маршруту. В те времена селились в основном в общежитиях университетов и институтов, реже в дешевых гостиницах. При этом учитывались прежде всего два фактора: стоимость проживания и месторасположение. Цены в надежных и проверенных пунктах пребывания были в пределах 10–15 юаней с человека (по тогдашнему курсу от 2 до 3 долларов). К сожалению, большинство учебных заведений располагались на окраине, что существенно ограничивало возможности передвижения. Из крупных вузов, например, в те годы только Нанкинский университет находился в центре города.

В 1984 г. на Западе появился первый солидный путеводитель по современному Китаю, но рядовому гражданину Советского Союза он был недоступен. Поэтому происходил постоянный и интенсивный внутриобщинный обмен информацией. Всем было известно, что в Шанхае с его огромным населением и транспортными пробками надо останавливаться в общежитии консерватории, расположенном в старой и самой интересной части города. Однако там могли возникнуть трудности в связи с проведением какого-нибудь международного или национального конкурса пианистов, скрипачей, виолончелистов и т. д. Тем не менее и эта проблема успешно решалась.

Впрочем хватит, наверное, предаваться воспоминаниям давно минувших лет, пора вернуться в сегодняшний день. Сейчас на проживание в отелях уходит значительная часть бюджета путешественника. Размещение в вузовских общежитиях утратило всякий смысл, поскольку цены в них почти соответствуют гостиничным, да и добираться туда неудобно.

В больших незнакомых городах предпочтительнее селиться неподалеку от основного железнодорожного вокзала с его развитой инфраструктурой и солидным материальным обеспечением. Конечно, существует опасность излишнего шума и сомнительных соседей, но всегда можно выбрать номер с учетом данных обстоятельств. В частности, в Сиани сутки в такой гостинице обходились в 120 юаней (менее 15 долларов) при классическом наборе услуг. Цифра для всемирно известного и активно посещаемого туристического центра весьма скромная. Удобное транспортное сообщение в разных направлениях позволяло к тому же лишние 20–30 минут проводить в постели, что немаловажно при постоянном недосыпании.

Непредвиденная накладка возникла в Ланьчжоу. Поскольку вокзал, как уже говорилось, находился в процессе капитальной реконструкции, то тамошние сумасшедший грохот и центнеры строительного мусора нас абсолютно не устраивали. В Увэе, Чжанъе, Цзюцюане и Цзяюйгуане, не говоря уже о Дуньхуане, железнодорожная станция находится на приличном расстоянии от города.

На этом отрезке Шелкового пути «наземному» туристу лучше поменять способ передвижения и пересесть с поезда на четырехколесный транспорт. Оптимальный вариант размещения в указанных городах — отели вблизи автовокзала. По приезду всегда хочется как можно быстрее принять душ и привести себя в порядок, а перед дальней и изрядно пыльной дорогой приятно еще чуть-чуть посидеть в чистоте и спокойно выпить чашку чая.

Скромные двухместные номера с необходимыми удобствами летом 2001 г. стоили 90—100 юаней (11–12 долларов). Было, правда, приятное исключение. В Дуньхуане удалось устроиться за 50 юаней. Наоборот, в ранее упоминавшейся гостинице «Лунтэн» в городе Цзюцюань назвали цифру в 150 юаней, что, естественно, вызвало деланное возмущение будущих клиентов. В итоге стороны сговорились на сотне.

При дефиците наличных средств следует останавливаться в комнатах, которые англоязычные путеводители называют «dormitories». Они есть далеко не везде, поэтому предварительно неплохо почитать соответствующую литературу или пообщаться с любым повстречавшимся на пути иностранцем с неподъемным рюкзаком. Существует негласное братство осознанно «мыкающихся по свету», так что по всякому вопросу вам расскажут все, что знают.

В этих комнатах, рассчитанных на несколько человек, есть телевизор, стол, общая вешалка, два-три стула, термосы и тазики, а основные удобства расположены на этаже (очень часто не на нужном). В далеком 1987 г. автор, путешествуя по Тибету, ночевал подобным образом в компании с лидером и солисткой австралийской рок-группы «Crazy Date», с молодыми бразильянками-хохотушками из Сан-Паулу, американскими представителями сексуальных меньшинств и многими другими искателями ярких впечатлений и острых ощущений. В начале ХХI в. койка в такой комнате на западе провинции Ганьсу стоила ненамного дороже — от 15 до 20 юаней.

Цзюцюань переводится на русский язык как «винный источник». Известны несколько версий происхождения столь необычного названия города. Согласно одной из них, неподалеку от древнего поселения существовал источник, где вода была подобна превосходному вину. Сторонники другой теории утверждают, что, когда чистейшую воду, бьющую из-под земли, использовали при изготовлении местного алкогольного напитка, он приобретал восхитительно сладкий вкус. Однако самая известная легенда об источнике и вине — это история, имеющая непосредственное отношение к блестящему полководцу Ханьской империи Хо Цюйбину (вторая половина II в. до н. э.), о жизненном пути которого подробно рассказывалось в главе «Могилы древних императоров».

Разбив в жестоком сражении войско кочевников-сюнну, его армия стала лагерем у населенного пункта, откуда в дальнейшем можно было форсированно двигаться в западном направлении. Правитель Уди, воодушевленный полученными сведениями об очередном успехе своего генерала, отправил ему несколько кувшинов с вином, чтобы тот мог достойно отпраздновать победу. Хо Цюйбин захотел разделить торжество с доблестными воинами, но напитка на всех было явно мало. Тогда он приказал вылить содержимое кувшинов в источник, чтобы каждый мог отведать разбавленного императорского вина. С тех пор источник, а позднее и отстроенный здесь город люди назвали Цзюцюань.

Цзюцюань. Винный источник
Анализируя это красивое повествование, совершенно неожиданно возникает вопрос: что конкретно прислал Уди Хо Цюйбину? Дело в том, что в то время в Китае еще не было вина в традиционном европейском понимании, т. е. алкогольного напитка, полученного в результате брожения винограда. Последний только-только появился в Поднебесной. Его из Центральной Азии, по старинному преданию, привез Чжан Цянь, вернувшийся после уникального путешествия в Западный край. Что же касается производства виноградного вина, то оно возникло значительно позже.

В стране в основном пили напитки, изготовленные из злаковых культур — риса, пшеницы, гаоляна и др. Они напоминают по цвету и крепости скорее водку, которая по-китайски произносится «байцзю» (досл. «белое вино»). Иероглиф «цзю» является структурообразующим элементов во всех словах, обозначающих виды алкогольной продукции, включая пиво. Поэтому можно смело предположить, что ханьские солдаты разбавляли в источнике все-таки водку, но затем она в народном сознании плавно трансформировалась в более благородное виноградное вино (кит. «путаоцзю»).

Фирменное и широко рекламируемое сейчас в городе вино «Цзюцюаньцзю» производят из сладкого красного винограда. По своим вкусовым качествам оно мало отличается от других схожих алкогольных напитков, которые пользуются устойчивым спросом в КНР, где лишь относительно недавно появилась мода на более дорогие и респектабельные сухие вина.

Посещение источника, расположенного в живописном парке, не занимает много времени. 2,5-метровая стела, подробно излагающая события далекого прошлого, возведена в 1911 г. Через несколько месяцев, кстати, началась Синьхайская революция, поставившая крест на императорской власти в государстве. Авторы текста на обратной стороне плиты уверяют, что источник на протяжении нескольких тысяч лет оставался неизменным. Если это действительно так, то поражает чистота и прозрачность воды в маленьком водоеме, выложенном красивым серо-белым камнем.

На обширной территории парка с примитивным зверинцем и маловыразительным озером заслуживает внимания небольшой музей оригинальных камней, добываемых совсем рядом— в горах Циляньшань (Наньшань). В первый момент, признаться, предложение заплатить два юаня за его посещение кажется очередной попыткой заставить туриста раскошелиться. Однако экспозиция музея весьма любопытная и содержательная. Особый шарм придает ей магазин готовых изделий, что у входа в парк. Его посетитель имеет шанс приобрести по щадящему тарифу чашки, рюмки и бокалы для вина, сделанные из местного нефрита. Продукцию данного художественного промысла легко купить и в других городах, в том числе Пекине, но ассортимент, качество, антураж и цена будут принципиально иными.

Существуют четыре разновидности наньшаньского нефрита: черно-зеленый, светло-желтый, насыщенный белый (досл. с китайского «как бараний жир») и ярко-оранжевый. Самый редкий, ценный и дорогостоящий — белый, но наиболее знаменитый — черно-зеленый. О чарках для вина из нефрита именно этой цветовой гаммы знает любой китаец, закончивший среднюю школу, поскольку в ее программе значится стихотворение танского поэта VIII в. Ван Ханя. В лаконичном четверостишии его герои хотят выпить прекрасного виноградного вина из люминесцирующих нефритовых чаш, под звуки национальной лютни седлая лошадей и отправляясь в военный поход; не надо смеяться, если кто-то из них окажется пьян и рухнет на землю, ведь многие никогда не вернутся с поля брани.

О других произведениях Ван Ханя почти ничего неизвестно, но это считается национальной классикой.

Черно-зеленый нефрит из провинции Ганьсу был известен уже около трех тысяч лет назад. Чжоускому князю Мувану, правившему страной в Х в. до н. э., преподнесли в дар такую чашу: она была изысканна, словно белый нефрит, мерцанием своим освещала ночь, поэтому и получила название «чаши лунного света».

Цзюцюань и прилегающие к нему земли неоднократно переименовывали, постоянно меняя их административный статус. В толковом китайском словаре «Цыхай» («Море слов») соответствующая статья напоминает кроссворд, который на трезвую голову разгадать невозможно. Особенно это касается калейдоскопа единиц административного деления: округ, область, уезд, город и т. д. При династии Тан какое-то время его статус вообще непонятен. Изрядная путаница и с названиями. Из тех, что сохранялись более или менее длительный период, можно выделить Люйфу, Фулюй и Сучжоу.

Марко Поло в нескольких репликах обозначает область Суктур, где «есть и христиане, и идолопоклонники», а «главный город называется Суктан». Большинство ученых полагает, что речь идет о Цзюцюане. Не вдаваясь в детали их аргументов, следует заметить, что венецианец весьма скуп в своих оценках населенного пункта. Единственный нюанс, представляющий интерес, это фраза о ревене, который «купцы, накупив его тут, развозят по всему свету».

С 1729 по 1913 гг. оазис известен как Сучжоу. О нем упоминали русские и зарубежные путешественники, побывавшие в этих краях. Честно говоря, их краткие и фрагментарные сюжеты не впечатляют. Населенный пункт выглядит довольно заброшенным уголком, далеким от достижений мировой цивилизации. Пожалуй, у В. А. Обручева заслуживает внимания описание местной тюрьмы конца ХIХ в., где содержались уже осужденные преступники.

По его словам, большой двор был окружен высокой глинобитной стеной, к которой были прислонены отдельные камеры-каморки, больше похожие на стойла конюшни. Двери держали открытыми, и заключенные могли свободно передвигаться по двору. У каждого из них левая рука была закована в цепь, а правая — свободна, чтобы он мог сам себя обслуживать. Все осужденные носили собственную одежду, зачастую превратившуюся в лохмотья, поскольку казенной не выдавали.

Следственный изолятор являл собой более удручающую картину. Арестанты численностью до двадцати человек содержались в общей камере, вся мебель которой сводилась к грязной циновке, брошенной на земляной пол. На некоторых висела знакомая по старым фотографиям и рисункам, а также книжным картинкам канга (деревянные доски с отверстием для головы), у других руки были зафиксированы в растянутом положении на железном шесте, прикрепленном цепью к шее. В камере находилась и яма для нечистот. Во время пыток подследственных хлестали бамбуковыми палками и плетьми, использовались тиски для сдавливания запястий и пальцев, специальными кожаными хлопушками били по щекам, губам и другим уязвимым местам. Содержание в таких условиях могло затянуться на несколько месяцев, поэтому зачастую арестанты не дотягивали до суда.

В конце ХIХ — начале ХХ вв. самой заметной фигурой в Сучжоу был бельгиец Поль Сплингерд. Он на протяжении десятилетий оставался на хорошем счету у цинских властей, среди окрестного населения пользовался репутацией справедливого чиновника, о нем весьма доброжелательно отзывались практически все европейцы, волею судеб оказавшиеся в тех местах. В современном Китае его недвусмысленно противопоставляют многочисленным иностранцам со всего мира, которые в те смутные годы буквально хлынули в страну в попытке либо вывезти обнаруженные бесценные раритеты, прославив себя в глазах потомков, либо сколотить состояние путем откровенного разграбления национальных сокровищ. Редкое единодушие в оценке положительных качеств одного и того же человека свидетельствует прежде всего о неординарности личности. Поэтому захотелось собрать о нем какие-то интересные сведения.

П. Сплингерд приехал в Китай в 1865 г. вместе с первыми бельгийскими миссионерами в качестве слуги, затем перебрался в Пекин, где некоторое время работал в прусском посольстве. В столице быстро усвоил китайский язык и в 1869 г. был рекомендован в качестве переводчика известному немецкому исследователю Ф. П. В. Рихтгофену (1833–1905 гг.).

Следует напомнить, что именно последний сформулировал ныне общепринятый термин «Шелковый путь» для обозначения торговых маршрутов, существовавших в древности и раннем средневековье между Востоком и Западом. Ф. П. В. Рихтгофен неоднократно путешествовал по отдаленным уголкам Китая, собрав обширный материал о его природе и геологическом строении. Авторитет крупного ученого и практика в области географии и геологии до сих пор исключительно высок в научном мире, а в горной системе Наньшань его именем назван один из хребтов.

Поступив на службу, бельгиец сопровождал Ф. П. В. Рихтгофена во всех его перемещениях по стране, что продолжалось около трех с половиной лет. За эти годы П. Сплингерд лучше узнал особенности функционирования государственного аппарата и специфику чиновничьей службы, установил тесные контакты с людьми и сумел проявить свои незаурядные дипломатические способности. Получив превосходные рекомендации от своего работодателя, с которым в дальнейшем поддерживал теплые отношения, он несколько лет, как сейчас принято говорить, занимался бизнесом в Монголии: скупал шерсть и кожу, продавал хлопчатобумажные изделия.

На честного и порядочного коммерсанта обратил внимание губернатор столичной провинции Чжили Ли Хунчжан (1823–1901 гг.). Этот влиятельный сановник прославился тем, что пытался осуществить политику «самоусиления», суть которой сводилась к заимствованию зарубежного опыта в модернизации вооруженных сил и ключевых отраслей национальной промышленности. В сфере дипломатии он старался играть на противоречиях между правителями стран, чрезмерно увлеченных разделом Китая. К сожалению, его начинания в целом оказались тщетными, поскольку императорский двор уже ничего не мог противопоставить давлению извне и утратил контроль над процессами, происходившими в обществе. С ним связаны важные события в истории государства: после поражения в китайско-японской войне в 1895 г. он подписал на тяжелых для страны условиях Симоносекский договор; в 1896 г. от имени Китая заключил направленный против Японии секретный договор с царской Россией об оборонительном военном союзе и предоставлении ей концессии на постройку небезызвестной КВЖД; после разгрома восстания ихэтуаней (боксерское восстание) и интервенции восьми держав в 1901 г. подписал Заключительный протокол и др.

Ли Хунчжан помог П. Сплингерду получить должность главы таможенного управления Сучжоу. В пределах Великой стены сей город находился в самой западной ее точке, поэтому товары, поступавшие из Синьцзяна и некоторых районов Монголии, облагались здесь таможенными пошлинами. Руководство провинции Ганьсу высоко ценило энергичного и неподкупного чиновника-европейца, который в действительности мог без особых усилий быстро обогатиться на столь ответственном посту государственной службы при отсутствии четко налаженного контроля на границе. У бельгийца в то время было уже китайское имя — Линь Ичжэнь, несколько жен-китаянок, родивших ему более полдюжины детей. Он существенно изменил свой внешний облик и стиль жизни.

П. Сплингерд выполнял огромный объем работы: помимо основных обязанностей разбирал тяжбы между тюркоязычными купцами из Синьцзяна, монголами и китайцами, выступая в роли мирового судьи; занимался вопросами медицины и предохранительных прививок против оспы. К десятилетию его пребывания в Сучжоу жители города преподнесли ему в дар роскошный парадный навес, который был закреплен при входе в дом.

Попутно следует заметить, что продолжительная карьера на такого рода должностях встречалась крайне редко, местные чиновники держались не более 3–4 лет. В беседе с В. А. Обручевым он как-то заметил: «В Китае еще много устарелых обычаев, злоупотреблений и преступлений, главной причиной их я считаю продажность всех должностей, деморализующую правящий класс».

После выхода в отставку П. Сплингерд намеревался вернуться на родину. Перед отъездом ганьсуйские мандарины решили подарить ему несколько древних буддийских свитков, обнаруженных в 1900 г. в пещерах Дуньхуана. Об этом без преувеличения феноменальном открытии читатель подробно узнает позднее, сейчас же представляют интерес ответные шаги, предпринятые бельгийцем. По мнению ряда современных китайских исследователей, он не знал их подлинной стоимости и поэтому по приезду в Синьцзян отдал уникальные рукописи некоему китайскому военачальнику.

Утверждение достаточно странное и в чем-то даже возмутительное. П. Сплингерд, безусловно, не был дипломированным синологом, но обладал разносторонней эрудицией, прекрасно знал несколько языков, легко общался с учеными и путешественниками европейского, если не мирового, уровня. В 1903 г., например, он послал Ф. П. В. Рихтгофену на 70-летие фотографию своего многочисленного семейства с соответствующей надписью. Поэтому говорить об ограниченности его познаний в области культурно-исторического наследия Китая, по меньшей мере, некорректно. Даже если предположить, что начальник таможни не сумел сразу по достоинству оценить шедевры тысячелетней давности, оказавшиеся у него в руках, он всегда мог проконсультироваться по данному вопросу у научных корифеев.

Скорее наоборот, китайские провинциальные чиновники абсолютно не представляли реальной стоимости того, что они дарят иностранцу, уезжающему из страны. В пользу данного предположения убедительно свидетельствует вся цепочка событий вокруг дуньхуанских находок.

Трудно в деталях объяснить мотивы поступка П. Сплин-герда, но основная линия его поведения представляется очевидной. Исключительно щепетильный и бескорыстный человек, проживший в Китае многие годы и испытывавший глубокое уважение к его народу, не мог в силу своих убеждений вывезти отсюда национальные реликвии. Одновременно, в полной мере постигший особенности менталитета и социальной психологии китайцев, многовековые традиции общества, в конкретно возникшей ситуации он не имел возможности от них отказаться и при первом удобном случае вернул стране, давшей ему приют на долгие годы, то, что ей по праву принадлежало. Возможно, именно по этой причине рукописи попали к человеку военному, более дисциплинированному и ответственному в своих действиях.

Упомянутые специалисты правы только в одном: П. Сплингерд в то время действительно оказался единственным иностранцем, проявившим редкую принципиальность и не покусившимся на богатство, которое, кстати, уже было у него в руках. Самое обидное заключается в том, что те, кто в силу тех или иных причин растащили знаменитую Дуньхуанскую библиотеку по всему свету, фигурируют в солидных энциклопедиях и объемных справочниках, о них написаны серьезные статьи и монографии. Что же касается начальника сучжоуской таможни, то его имени нет в списках крупных востоковедов или китаеведов, о нем можно узнать интересные подробности лишь порывшись в отчетах научных экспедиций и воспоминаниях его титулованных современников.

Спустя сто лет Цзюцюань, судя по всему, изменился кардинально и заметно похорошел. Строительство в городе идет полным ходом, чувствуется, что денег на его развитие на жалеют. Вероятно, это связано в первую очередь с тем, что в 270 километрах к северо-востоку находится космодром. Отсюда баллистические ракеты выводят на околоземную орбиту спутники различного назначения, а совсем недавно был совершен успешный запуск экспериментального космического корабля «Шэньчжоу».

На главных улицах в изобилии магазины и ресторанчики, много современных жилых зданий в 5–6 этажей. Совершенно очевидно, что застройка ведется с учетом фактора сейсмической устойчивости. Привлекательно выглядят харчевни с пластиковыми столами и стульями под открытым небом, где все аппетитно жарится и варится на глазах у многочисленных посетителей. Местные кулинары-частники тут же активно предлагают ароматную выпечку и другие мучные изделия.

Из старых зданий выделяется Башня-колокольня, расположенная в самом центре небольшого города. Высота 27 метров, поэтому при отсутствии небоскребов она хорошо просматривается отовсюду. Ее построили еще в 346 г., а нынешний свой облик 3-ярусное сооружение на массивной основе приобрело после реконструкции 1905 г. Строго по сторонам света установлены сводчатые ворота, над каждыми лаконичная (четыре иероглифа) надпись. Запомнились две из них: «на юге окажешься в горах Циляньшань», «север встретит пустыней». Ничего не скажешь, суровая правда жизни.

Несмотря на новые впечатления и в целом благодушный настрой, вечерняя прогулка не заладилась. Длительное отсутствие в Цзюцюане иностранцев сыграло заметную роль. Беспрерывно рассматривая двух приезжих туристов, пешеходы забегали вперед и натыкались друг на друга, некоторые велосипедисты сталкивались между собой или врезались в естественные преграды, взрослые вместе с детьми тыкали на нас пальцами и всевозможными подручными средствами, выражая искреннее удивление. Никакой агрессии в их действиях не было, но и настроения общаться с ними не возникало.

В те дни в зверинец на территории парка, о котором выше шла речь, привезли льва, о чем красочно сообщала пятиметровая вывеска при входе — «Африканский лев из Увэя приехал!» Похоже, на несколько часов мы составили ему достойную конкуренцию. Неудивительно, что ужинать на улице быстро расхотелось и, закупив кое-какие продукты, пришлось возвращаться в гостиницу.

Переезд из Цзюцюаня в Цзяюйгуань должен занимать не более 30 минут (порядка 20 километров), но нам понадобилось более часа. Выехав за ворота автовокзала, где в микроавтобус сели пассажиры с заранее купленными билетами, водитель и контролер стали подбирать всех «голосовавших» на шоссе.

В субботний день желающих выехать в другой город было много и очень скоро в автомобиль набилось непомерное количество людей, раза в два превышавшее число посадочных мест. Возникла неприятная ситуация как с точки зрения комфорта, так и, прежде всего, безопасности. Слабым утешением служило лишь то обстоятельство, что наше транспортное средство двигалось по ровной дороге, где не было ущелий, водных преград и крутых поворотов.

Китайские средства массовой информации регулярно информируют об автомобильных авариях в разных районах страны с большим количеством человеческих жертв. В принципе частота таких сообщений вызывает некоторое удивление. Качество дорог в последнее время существенно повысилось, автотранспорт в целом постоянно совершенствуется и обновляется, да и водители, хотя к ним куча претензий, обычно не любят мчаться на бешеной скорости, алкоголь за рулем почти не употребляют и у них неплохо развито чувство дистанции. По крайнем мере, они не врезаются друг в друга, в стоящие на обочине столбы, деревья и т. п. на скорости 120–150 километров в час, рассуждая перед этим, что не могут ездить медленно на иномарке.

Конечно, горные перевалы и сложные участки трасс на Тибете, в Сычуани, Юньнани, Гуйчжоу, Синьцзяне и других местах всегда представляют повышенную опасность. Не случайно, именно там чаще всего происходят катастрофы. Оставляет желать лучшего физическое состояние многих водителей, измученных каждодневным (практически без выходных) трудом при отсутствии полноценного отдыха в домашних условиях. Можно перечислить и иные причины, но одной из ключевых является их безудержное стремление заработать по максимуму. В погоне за мифическим золотым тельцом вопросы безопасности отступают на задний план, что и приводит к печальным последствиям. За примерами далеко не надо ходить.

По свидетельству англоязычной «Чайна дейли», выходящей в Пекине, 10 августа 2001 г. пассажирский автобус, следовавший по непростому и популярному среди путешествующих иностранцев маршруту Урумчи-Кашгар (Синьцзян-Уйгурский автономный район), упал в реку с 9-метровой высоты на территории уезда Синьхэ. Из машины успели выскочить лишь водитель и шесть пассажиров, всех остальных унесло течением. В результате погибли 32 человека, в том числе пакистанский турист, трое пропали без вести. Согласно данным предварительного следствия, причинами аварии стали усталость водителя и перегруженность автобуса. Вместо 29 человек в нем находились 42. Этот факт, к сожалению, отнюдь не единичный.

В Цзяюйгуань мы приехали в 10 часов утра. Идти в гостиницу не имело смысла, поскольку до 12.00 (расчетный час) там нечего делать. Кроме того, нам предстояло многое успеть за день, поэтому, сдав вещи в камеру хранения при автовокзале, отправились на поиски транспорта, чтобы добраться до знаменитых в истории государства окрестностей города. На самом деле «поиски» заняли несколько минут. Цена автопробега на вполне приличном такси по интересовавшему нас маршруту, установленная еще во второй половине 90-х гг. прошлого века, до сих пор не изменилась и обсуждению не подлежит, т. е. попробовать в принципе можно, но без шансов на успех. Всего за 60 юаней (около 7 долларов) водитель доставит клиентов в четко определенные два места и привезет обратно, безропотно поджидая их на выходе из музейных комплексов. Общий расчет, естественно, производится в конце, и вся поездка занимает примерно 2,5–3 часа.

Город появился на карте страны только в 1971 г. Ранее это был населенный пункт уездного уровня. Сейчас в нем проживают менее 150 тысяч человек, что по китайским масштабам совсем мало. Тем не менее, он быстро развивается: обзавелся широким центральным проспектом, полным ходом идут строительство и реконструкция отелей, офисных и жилых зданий. В течение года сюда постоянно приезжают туристы, поэтому иностранцам на улицах особо не удивляются.

На протяжении столетий Цзяюйгуань для большинства китайцев оставался символом далекой окраины и глубокой печали по поводу предстоящей разлуки с отправлявшимся почти на чужбину близким человеком. В 1372 г. здесь был возведен самый западный форпост Великой стены, отныне она заканчивалась именно в этом местечке. Отважные путешественники и смелые купцы, двигавшиеся с востока, прекрасно понимали, что находятся под защитой империи только до поры, до времени. Выйдя за ворота крепости, они оказывались перед лицом неведомых испытаний и непредсказуемых ударов судьбы. Совсем в иной последовательности одолевали мысли тех, кто стремился с запада добраться до надежного укрытия, поскольку лишь тут можно было перевести дух и почувствовать себя в безопасности.

Приказ о строительстве мощных оборонительных укреплений в Цзяюйгуане отдал основатель династии Мин (1368–1644 гг.) Чжу Юаньчжан, правивший страной более 30 лет и получивший посмертное имя Тайцзу. Он родился в бедной крестьянской семье на территории современной провинции Аньхой. В юности пришел в буддийский монастырь и стал монахом во многом для того, чтобы избежать голодной смерти.

В 1352 г. он примкнул к крестьянам, поднявшим восстание против иноземного монгольского владычества. За долгие годы кровавого противостояния Чжу Юаньчжан, отличавшийся храбростью в сражениях и решительностью в поступках, зарекомендовал себя талантливым военачальником и на определенном этапе возглавил народное движение (восстание «Красных войск»). Объединенная армия повстанцев под его командованием осадила столицу государства Даду (совр. Пекин) и вскоре низвергла династию Юань.

Тайцзу, захватив трон, приступил к проведению реформ. В экономической сфере его усилия были направлены прежде всего на восстановление сельского хозяйства, пришедшего в упадок из-за изматывающих и продолжительных войн, а политические преобразования в основном сконцентрировались на беспощадной борьбе с казнокрадством и злоупотреблениями чиновников, сопровождавшейся жесточайшими репрессиями в отношении всех недовольных новым режимом и установленными порядками. Столицей Китая на короткое время провозгласили Наньцзин (Нанкин), разграбленный Даду переименовали в Бэйпин.

Наряду с возведением великолепных дворцов для себя и своих многочисленных родственников император параллельно уделял должное внимание укреплению государственных границ. Как раз тогда на стратегически важной дороге в западном направлении, в расщелине между труднодоступными горами Циляньшань и Мацзуншань было начато сооружение массивных крепостных стен.

Великая стена в эпоху Мин
Форт расположен в 5 километрах к западу от города и занимает площадь порядка 33,5 тысячи квадратных метров, его внутренний двор — 25 тысяч квадратных метров. Длина толстых и прочных стен с внешней стороны превышает 700 метров, а высота составляет 10 метров. Попасть в крепость можно через ворота, которые находятся соответственно в восточной и западной ее частях. У них есть свои лирические названия — «Ворота просвещения» и «Ворота примирения». Над каждыми установлены внушительные 17-метровые башни, так что общая высота от основания стены в этих точках почти 30 метров. Любой путник, оказавшийся поблизости или в пределах оборонительных укреплений, всегда имел возможность по достоинству оценить их размах и масштабы.

Те же, кто приходил сюда с дурными намерениями и пытался штурмовать грандиозное и величественное сооружение, должны были заранее знать, что за крепкими воротами с заманчивой для агрессора надписью «Цзяюйгуань» находился прямоугольный двор-ловушка. Ворвавшиеся в форт захватчики попадали в ограниченное и замкнутое пространство. Со всех сторон из различных видов оружия их обстреливали защитники крепости, скрывавшиеся в том числе и в специально отстроенных башнях на северной и южной стенах. Кстати, современному посетителю высотных укреплений предлагается попробовать свои силы в стрельбе из арбалета по мишеням, расположенным как раз на земле.

Это оружие активно применялось еще во времена Цинь Шихуана (III в. до н. э.). В руках умелых стрелков оно поражало цели на большом по тем временам расстоянии (до 1 километра), что достигалось за счет огромной силы натяжения пружины. Чтобы его зарядить, воин ложился на спину и с помощью ног натягивал тетиву. Поэтому арбалетчики всегда начинали сражение, издалека осыпая врага смертоносными стрелами, способными пробить даже самую крепкую броню.

Рассказывают, что в возведении крепости принимали участие на редкость талантливые проектировщики и искусные ремесленники. Первые грамотно составили план комплексной застройки и смету затрат, а вторые рационально использовали поступавшие материалы. В результате по окончании всех строительных работ остался единственный неизрасходованный кирпич. Эта легенда весьма популярна среди местных жителей, вот почему, прогуливаясь по стене, неизбежно натыкаешься на одиноко лежащий кирпич; говорят, тот самый.

Несмотря на свою недолгую историю, по китайским понятиям, форт неоднократно перестраивался. Только в 1988 г. ему вернули изначальный внешний облик, так что рассуждения о древности стен и их хорошей сохранности, которые до сих пор встречаются в различных изданиях, совершенно неуместны. Похоже, что реставраторы в процессе восстановительных работ ориентировались на среднестатистического экскурсанта, не склонного восторгаться при созерцании пусть и очень старых, но плохо сохранившихся руин. Налицо чистенький, тщательно ухоженный и широко популярный туристический объект, приносящий, судя по всему, солидную прибыль.

Интересна в этой связи динамика роста цен на входные билеты. В 1998 г. его посещение обходилось в 20 юаней (менее 2,5 доллара), в 1999 г. — 25, в 2000 г. — 30, с 1 мая 2001 г. — 40 юаней. Приобретение льготного билета (20 юаней) при наличии реальных оснований, но отсутствии соответствующего документа крайне затруднительно и доставляет массу хлопот, что для музеев глубинки в общем-то нехарактерно.

В 7 километрах к северо-западу от крепости находится еще одна достопримечательность, известная под названием «Висячая стена» (кит. Сюаньби), ее история достаточно любопытна. В первой половине ХVI в. местный воевода Ли Хань, обеспокоенный напряженной ситуацией на границе и в регионе, предпринял решительные шаги по усилению оборонительного потенциала стратегически важного для интересов страны форта. По его приказу в 1540 г. (на входном билете почему-то указан 1593 г.) был построен 1,5-километровый участок Великой стены, уходивший стремительно в горы и надежно прикрывавший Цзяюйгуань с северного направления.

Изначально стену возвели из глины и щебня. Ее внутренняя и внешняя части состояли из плотно утрамбованной глины, а середину засыпали щебнем. Толщина в основании составляла 4 метра, в верхней части — 2 метра. Высота укреплений доходила до 6 метров. Сюаньби фактически блокировала проход через ущелье и по восточному склону Черной горы (кит. Хэйшань) уверенно взбиралась на ее вершину. Увы, примененный при сооружении строительный материал исключал всякую возможность сохранения стены на века. К середине ХХ в. от нее остался лишь небольшой и сильно пострадавший фрагмент.

В 1987 г. в ходе восстановительных работ значительная часть Висячей стены была отстроена заново уже в кирпичном варианте. Сейчас ее длина достигает 500 метров. Нижний ярус интереса не представляет, поскольку выполнен по шаблону последних десятилетий, регулярно используемому при обработке такого рода исторических памятников, а вот заключительные 230 метров требуют повышенного внимания, немалых усилий и определенной сноровки. Перепад высот здесь составляет 150 метров, поэтому карабкаться очень непросто. Единственное, что утешает в данный момент, — это хорошо просматриваемая впереди вторая дозорная башня, за которой стена обрывается.

Добравшись до нее, можно вдоволь полюбоваться близлежащими окрестностями, в том числе и крепостью Цзяюйгуань. В богато иллюстрированных книгах и специально выпущенных рекламных буклетах при перечислении открывающихся отсюда красот в числе первых упоминаются снежные горные вершины. Под воздействием жаркого июньского солнца снег, вероятно, уже растаял, зато в тот день с высоты птичьего полета удалось понаблюдать за буднями расположенного к востоку от стены военного полигона, где происходили боевые стрельбы.

Свое название Сяньби получила именно за эти несколько сот метров в горах, и следует признать, что оно вполне оправданно. Человечество вряд ли теперь узнает, как в действительности были смонтированы «висячие сады Семирамиды», но после посещения столь оригинального участка стены конструктивные идеи их создателей становятся чуть ближе и понятнее. Крутой спуск по каменистой тропе в противоположном направлении от пугающего своим треском полигона ведет к буддийскому монастырю, основанному, со слов немногочисленных служителей, в 1931 г. Его территория внешне никак не ограничена в пространстве, поэтому находящаяся буквально в нескольких метрах изящная белая ступа прекрасно смотрится на фоне высокогорной стены и бескрайних суровых просторов.

В настоящее время местные строители энергично возводят стену, которая, как показалось, должна связать воедино два главных тамошних объекта. Если это так, то, с одной стороны, в ближайшее время будут восстановлены исторические контуры Великой стены в этом районе провинции Ганьсу, а с другой, — туристам предложат очередную бутафорию под видом древности, которая многих, вероятно, устроит.

Музей Великой стены размещен на двух этажах небольшого здания в южной части города, куда из центра можно добраться пешком или на автобусе, направляющемся в сторону железнодорожного вокзала. Его достаточно обширная и насыщенная экспозиция отражает основные вехи создания грандиозного архитектурного сооружения и уникального памятника инженерно-технической мысли древнего и средневекового Китая, сохранившегося до наших дней.

Первые свидетельства о строительстве стен, ставших прообразами общенационального феномена, встречаются в исторических документах и хрониках событий более 2,5-тысячелетней давности. Самое раннее упоминание датируется 657 г. до н. э. и касается участка в государстве Чу (совр. провинция Хунань). В грозную эпоху Борющихся царств в стремлении отгородиться от чрезмерно неуступчивых и агрессивных соседей его примеру последовали государства Ци, Вэй, Янь, Чжао, Цинь и Чжуншань.

Объединив страну после затянувшихся междоусобных войн, Цинь Шихуан в 214 г. до н. э. отдал приказ связать на северной границе фортификационные сооружения трех прежних царств — Цинь, Чжао и Янь, чтобы создать единую линию обороны в борьбе с постоянными набегами воинственных кочевников-сюнну. Строительство, в котором участвовали сотни тысяч человек, продолжалось девять лет. После его завершения заговорили о «стене в десять тысяч ли», т. е. примерно в пять тысяч километров.

Указанная цифра скорее символ, чем результат точных измерений. Великая стена (кит. Чанчэн) головокружительным серпантином извивалась по горным хребтам, склонам и ущельям, пересекала равнины и долины рек, разбегалась в радиальных направлениях, прикрывая наиболее уязвимые, по мнению ее проектировщиков, позиции, выстраивалась в несколько рядов, создавая цепь защитных рубежей на пути возможного прорыва вражеских сил. Она брала начало на территории современной Ганьсу, пересекала провинции Шэньси, Шаньси, Хэбэй, Ляонин и заканчивалась на Ляодунском полуострове. Ее руины и сейчас доступны в отдельных районах.

В те годы самая западная точка оборонительных укреплений была в местечке Линьтао (совр. Миньсянь, восточная Ганьсу). Известный поэт Ван Чанлин, живший спустя почти тысячу лет, упоминает его в печальном стихотворении «Пограничный мотив»:

Коня напоив,

я осенней проехал водой.

Вода холодна,

да и ветер как острый нож.

Над ровным песком

еще свет не совсем померк,

И в сумерках бледных

Линьтао легко угадать.

Когда-то давно

здесь в боях у Великой стены,

Согласно молве,

был высокий проявлен дух…

Но в желтой пыли —

все, что древле, и все, что теперь.

Лишь белые кости

разбросаны на траве.

(пер. Л. З. Эйдлина)
К сооружению новых и восстановлению старых участков энергично приступили ханьские императоры, но позднее из-за наступившей политической нестабильности в государстве работы были прекращены. Строительство в дальнейшем неоднократно возобновлялось: в конце IV— начале VII вв., а также в XII–XIII вв. Яркую страницу в историю создания Великой стены вписали правители династии Мин, за исключением трех последних императоров, озабоченных изматывающей борьбой с повсеместно вспыхивавшими народными восстаниями.

Абсолютное большинство участков, сохранившихся до настоящего времени, возведены как раз в ХIV— ХVI вв. Власти тогда были вынуждены систематически отбиваться от татар (так минские источники называют восточных монголов) и ойратов (западные монголы). По скрупулезным подсчетам китайских специалистов в тот период ее реконструировали, восстанавливали и достраивали 18 раз. С запада на восток Чанчэн раскинулась от Цзяюйгуаня до Шаньхайгуаня, что на берегу Бохайского залива; ее протяженность тогда составляла почти 6700 километров.

Совершенно неожиданно в последние годы удалось выявить ее южный участок, также возведенный минскими императорами. Длиной в 190 километров он укрылся в горах на границе провинций Хунань, Гуйчжоу и территории, примыкающей к Чунцину — недавно образованному городу центрального подчинения в юго-западной провинции Сычуань. По мнению историков, данная стена защищала китайский гарнизон от нападений со стороны народности мяо. На протяжении столетий ветровая эрозия оставила на ней глубокие следы, а крестьяне из близлежащих деревень регулярно растаскивали кирпичи на сооружение своих домов и бытовые нужды.

В качестве исходного сырья при строительстве использовали землю, глину, камень и кирпич. На раннем этапе в дело шли прежде всего земля и глина, которые усиленно трамбовали с помощью деревянных приспособлений. Позднее стал активно применяться камень, в том числе в виде щебенки. В минский период особую популярность приобрел кирпич.

Важную роль играл фактор наличия в непосредственной близости того или иного строительного материала. Например, в 2001 г. неподалеку от города Цяньань провинции Хэбэй был обнаружен старый участок Великой стены, возведенный из довольно дорогостоящего мрамора. Его длина составляет около 1,5 километра, включая 4 сигнальные вышки. Выяснилось, что он построен около 500–600 лет назад. Местные чиновники, руководствуясь сомнительной экономией средств, в процессе реконструкции оборонительных сооружений интенсивно задействовали подконтрольные им полезные ископаемые. Любопытно, что геологи нашли здесь залежи мрамора только в 1985 г.

При возведении наиболее известного и монументального участка стены в Бадалине, расположенном в 60 километрах к северу от Пекина, широко использовался гранит. Массивными плитами из него выложено основание стен, высота которых достигает 7,8 метра, а ширина в верхней части — 5,5 метра. Поверхности укреплений облицованы кирпичом, внутреннее пространство заполнено землей и камнем. В древности сюда же сбрасывали тела умерших и погибших строителей, их число за многие века в масштабах всей страны не поддается даже приблизительной оценке.

Надежные кирпичные укрытия с бойницами на гребне стены помогали ее защитникам отражать наступление превосходящих сил противника. Оружие, боеприпасы и запасы продовольствия хранились в массивных башнях, отстроенных на стене через каждые 60–70 метров. Там же размещались дозорные отряды, в некоторые были установлены чугунные пушки.

Несмотря на свой внушительный вид и огромные размеры, Чанчэн далеко не всегда становилась непреодолимым препятствием на пути армий, приходивших с севера. Сюнну и тюрки, кидани и чжурчжэни, монголы и маньчжуры, даже восставшие крестьяне обманом или штурмом брали мощные оборонительные сооружения и решительно продвигались на юг, принуждая местных правителей платить дань, захватывая и разрушая существовавшие государственные образования, свергая прежние и создавая новые императорские династии. Впрочем, имена подавляющего большинства из них уже навсегда канули в Лету, а Великая стена стоит до сих пор.

Дорога из Цзяюйгуаня в Дуньхуан (383 километра) занимает порядка шести часов и в основном проходит по автомобильной трассе Шанхай — Синьцзян (Урумчи), хорошо знакомой по предыдущим участкам маршрута, начиная еще с разъездов в окрестностях Сиани. Поскольку в кочевой жизни с почти ежедневной сменой городов и гостиниц намечался солидный перерыв, было решено выехать после обеда, чтобы добраться до Дуньхуана под вечер: в пути не так жарко и меньше пыли.

Нам предстояло сделать две короткие остановки в городах Юймэнь и Аньси. Первый из них особого интереса не вызывает, а второй знаменит пещерным монастырем Юйлинь, превосходными арбузами и сладкими дынями. Когда-то, давным-давно, его так и называли — Гуачжоу («Область дынь»)

«Ущелье десяти тысяч будд» находится в 75 километрах к юго-востоку от Аньси. Большинство специалистов считает эти пещеры составной частью дуньхуанского комплекса, о котором читатель подробно узнает позже. Они высечены в скалах примерно в одно и то же время, близки интеллектуальные искания и творческие почерки работавших здесь мастеров.

Из нескольких сотен пещер, расположенных в округе, культурно-историческую ценность представляют 41. Самая известная — пещера 25, по всем внешним признакам расписанная в эпоху Тан. Наличие тибетских мотивов во фресковой живописи позволяет внести некоторые уточнения в ее датировку. Этот регион находился под контролем тибетцев с конца VIII до первой половины IХ вв., когда в результате стихийного народного восстания они были окончательно изгнаны. Логично предположить, что художники работали в пещере именно в указанный период.

Буддийские сюжеты на южной и северной стенах чрезвычайно насыщены и экспрессивны. «Западный рай» будды Амитабы изумителен в своей откровенной иллюзорности, всеобщем торжестве благоденствия и умиротворения, безудержной радости и восторга. Превосходно изображены увлеченные танцоры и музыканты, которые точно передают атмосферу бесконечно продолжающегося праздника.

Мир будды Майтрейи (северная стена) более спокоен и величественен. Одухотворенные лики божеств и священнослужителей, роскошные павильоны и беседки, экзотическая растительность, органично вписавшиеся жанровые сценки придают удивительную глубину и цельность всей композиции. Эта фреска с множеством мельчайших смысловых деталей и нюансов, сочной и яркой цветовой гаммой при высочайшем исполнительском мастерстве ее создателей считается не только шедевром танской живописи, но и одной из лучших работ дуньхуанских художников.

В другом ключе решены будда Вайрочана и окружающие его восемь бодхисатв на восточной стене, а также бодхисатвы на голубом льве и белом слоне в сопровождении своих последователей, изображенные по обеим сторонам от входа в пещеру. Все фигуры утонченны и естественны в застывших позах. Несмотря на внешнюю отрешенность от повседневных забот и медитативную погруженность в собственный мир, они кажутся вполне осязаемыми и доступными в реальной жизни.

Настенная живопись разных эпох чутко реагировала на изменения, происходившие в обществе. В пещерах более раннего периода сильно влияние традиций индийского буддизма с его мягкими и изысканными формами, замысловатыми сюжетами. В первой половине ХII в. эти и близлежащие земли завоевали воинственные тангуты. Тем не менее, их правитель Цзинцзун, как выяснилось, был человеком незаурядным. Он увлекался литературой и историей, неплохо разбирался в изобразительных искусствах, на протяжении всей своей жизни оставался ярым поклонником буддийской философии. Побывав в Юйлине, император государства Западная Ся отдал приказ начать там восстановительные работы, благодаря чему в пещерах появились самобытные мотивы дальних просторов Центральной Азии.

Сразу за Аньси нас ожидала развилка. На Дуньхуан шоссе уходило вправо, а левая дорога шла прямо в горы, где вскоре терялась из виду. Водитель микроавтобуса и попутчики ничего толком объяснить не сумели. Их частые смешки и невразумительные ответы могли означать как нежелание сказать иностранцу правду, так и неосведомленность в данном вопросе. Последнее предположение значительно более правдоподобно. В горах, конечно, может находиться какой-нибудь военный объект, но скорее всего там ведутся разработки полезных ископаемых. Район хорошо известен богатыми минеральными ресурсами; на протяжении многих лет здесь добывают золото, серебро, медь, железо, алюминий, цинк, свинец, мрамор, гранит, кварц, доломит, базальт и т. д.

Однако нас интересовали ценности исключительно духовные, поэтому маршрут пролегал строго на юго-запад — в овеянный тайнами и легендами древний оазис, тысячелетиями притягивающий к себе людей с разных концов земли.


= ГЛАВНАЯ = ИЗРАНЕТ = ШОА = ИТОРИЯ = ИЕРУСАЛИМ = НОВОСТИ = ТРАДИЦИИ = МУЗЕЙ = АТЛАС = ОГЛАВЛЕНИЕ =