К. Хилленбранд КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ Взгляд с Востока. Мусульманская перспектива

Глава 8 - СПОСОБЫ ВЕДЕНИЯ ВОЙНЫ

Победа в войне даруется Богом и не зависит ни от организации и планирования, ни от численности войск и сторонников Усама ибн Мункиз

ВОЕННАЯ СТРАТЕГИЯ МУСУЛЬМАН

Тактика фатимидской армии

Военные историки прошлого говорили о больших размерах и ресурсах армии Фатимидов. В частности, Смайл приписывает поражение Фатимидов в начале Крестовых походов устаревшему вооружению и тактике их армий. "Скопление пеших лучников и всадников, дожидающихся атаки" было идеальной целью для наиболее мощного оружия франков - "стремительного натиска закованных в броню конных рыцарей". Смайл утверждает, что конные лучники из тюркских армий были для крестоносцев куда более опасным противником. Однако недавние исследования внесли изменения в эту точку зрения. Так, Бретт убедительно доказал, что конница арабов-бедуинов вполне могла играть более значительную роль в армии Фатимидов, чем считалось ранее.

Яков Лев оспаривает слишком упрощающее картину предположение, что Фатимиды выставляли на поле боя огромные армии низкого качества. Хотя часто считается, что франкские рыцари имели более тяжелое вооружение, чем их мусульманские противники, Бретт подчеркивает, что к концу X в. фатимидская конница сражалась в доспехах. И их вооружение было столь же тяжелым, как и у франков.

Кроме того, эффективность франкской конницы зависела не только от количества доспехов на коне и рыцаре, но еще и от силы и величины (не обязательно скорости) франкских коней. Что касается пехоты Фатимидов, то в ее состав входили отряды, вооруженные пиками, палицами, дротиками и арбалетами; очевидно, что это войско тоже было прекрасно подготовлено к ведению боевых действий.

Расположение фатимидских войск на поле боя было четко спланировано, и каждое подразделение имело строго определенную тактическую задачу. Как указывает Лев, пехота строилась в плотно сомкнутые ряды, причем тяжеловооруженные воины с пиками стояли впереди, а сзади их поддерживали подразделения с метательными снарядами. Конница выполняла различные задачи: нападение, разведка, рейды, преследование и др. Лев также подчеркивает высокий уровень осадного искусства Фатимидов. Учитывая все это, возникает вопрос: почему же Фатимиды столь безуспешно сражались против крестоносцев?

Поражение фатимидских армий в Палестине произошло скорее из-за проблем командования и обеспечения, чем из-за военной слабости армии. Не следует забывать и того, что Фатимиды противостояли врагу, с которым до этого времени не сталкивались, врагу, привыкшему к такому способу ведения боя, к которому Фатимиды не были готовы. Кроме того, крестоносцев вела воинственная религиозная вера, поднимавшая боевой дух армии франков.

Роль тюркской конницы

Напомним, что именно Центральная Азия - отправная точка для тюркских набегов на мусульманский мир - была источником "небесных" или "потеющих кровью" коней, которые так высоко ценились в Китае, начиная со II в. н. э. Задолго до нашествия франков пишет ал-Джахиз (ум. в 255/868-869 г.), тюрки привыкли сражаться верхом. Однако вторжения кочевников в XI в. обеспечили тюркским конным лучникам еще большую известность, а их поразительный успех проистекал, как об этом пишет Будо-Ламотт, из "гармонии коня и лука". Их исключительная подвижность создавала резкий контраст с рыцарями из Западной Европы с их тяжелыми доспехами и вооружением.

Тюрки славились так называемым скифским методом стрельбы, известным также под названием "парфянский выстрел", который имел очень древнее происхождение. Они на полной скорости мчались на врага, в последний момент резко разворачивались и стреляли, скача назад. Согласно ат-Тарсуси,

"все тюрки [натягивая лук] оттягивают стрелы до уровня груди".

Подобная тактика была просто идеальна, чтобы привести в замешательство франкскую конницу. Последнее, на что были готовы тюрки - это "стоять и сражаться". Важно отметить, что такие тюркские всадники играли основную роль в войсках Hyp ад-дина, Саладина и их преемников.

Репутация туркменов и остальных тюркских войск как конных лучников была легендарной. Более чем за тысячу лет тюрки, ведущие кочевой образ жизни, научились мобильности и быстрому передвижению верхом. Это стало главной характеристикой тюркского военного дела еще до появления стремян. Они появлялись и исчезали, устраивали засады, изнуряли своих противников, сами избирали время и место для сражения, а затем снова исчезали, прежде чем противник успевал отреагировать. Как сообщает ал-Джахиз в своем трактате о достоинствах тюрок, их умение управляться с луком и стрелами было исключительным:

"Если тысяча тюркских всадников атакует и выпустит тысячу стрел одновременно, они повергнут тысячу человек; и нет никакой другой армии, что может атаковать так же хорошо... Их стрелы поражают цель во время отступления столь же точно, как и при наступлении".

Хотя точность их стрельбы в этом случае и понижалась, они, тем не менее, могли ранить лошадей на значительном расстоянии.

Было бы заблуждением утверждать, что тюрки были исключительно лучниками. Когда речь шла о решительной битве, а не о беспокоящих противника налетах на вражеские войска, туркмены могли вступать и вступали в рукопашный бой с использованием копий и мечей; луки при этом перекидывались за спину, чтобы они не сковывали движений. Хотя тюрки разводили многих животных, но в набегах и военных стычках они использовали только лошадей. В источниках отмечается, что туркмены нередко имели не по одному, а по нескольку коней, что помогало им непрерывно беспокоить противника во время набега, поскольку они могли при необходимости пересесть на свежего коня.

Замечания ал-Джахиза, касающиеся тюрок, которых аббасидские халифы использовали в качестве телохранителей и отборных войск, сделанные в IX в., не потеряли своей актуальности и для XII в. - как в отношении кочевых тюрок, так и в отношении военных рабов-мамлюков на службе у средневековых мусульманских правителей.

Ал-Джахиз прежде всего отмечает конное искусство тюрок, их стойкость и мужественную решимость в преодолении трудностей:

"Его выносливость, позволяющая долго оставаться в седле, скакать без остановок, совершать долгие ночные переходы и пересекать целые страны, удивительна... И если в конце жизни тюрка кто-то решит подсчитать его дни, то окажется, что он провел больше времени, сидя в седле, чем сидя на земле".

Тюрки превосходно умели приводить в замешательство противника, группируясь и перегруппировываясь и постоянно возвращаясь к месту боя. В отличие от более регулярного боевого порядка врага, например, армий оседлых мусульманских правителей, тюрки не были организованы в три основные подразделения: правый фланг, левый фланг и центр. Вместо этого они разбивались на множество мелких отрядов, старавшихся окружить противника. Хотя каждый из этих отрядов действовал сам по себе, они при необходимости могли поддержать друг друга и оказывали неослабевающее давление на врага.

Придерживаясь своего освященного веками образа жизни, тюрки сражались ради добычи, и средневековые писатели, происходившие из оседлого общества, часто критиковали их за это:

"Тюрк не будет сражаться ни за религию, ни за толкование Священного Писания, ни за независимость, ни за налоги, ни за патриотизм, ни за ревность. ... ни защищая дом, ни за богатство, а только лишь за добычу".

Ат-Тарсуси помогает разобраться в тактике средневековых мусульманских конных лучников в армии Саладина. Если противник расположился далеко, но в пределах досягаемости выстрела из лука, ат-Тарсуси советует лучникам рассредоточиться и стрелять по отдельности. Он советует лучникам сходиться вместе, если противник приближается. Если противник спешился, ат-Тарсуси предлагает мусульманам спешно занять такую позицию, чтобы противник оказался между водой и болотистой местностью. Если же это невозможно, он заключает:

"Бросайтесь на них, стреляйте в их верховых животных, стреляйте еще и еще, и таким образом они будут разгромлены".

Хронист из Алеппо Ибн ал-Адим ярко описал разрушительное действие града тюркских стрел во время битвы при Балате в 513/1119 г. Отметив, что тюрки атаковали, как один, со всех сторон, он комментирует:

"Стрелы были подобны саранче, так много их летело в коней и людей...".

В своем описании битвы при Балате Ибн ал-Каланиси также подчеркивает, насколько важны были лучники для достижения этой победы:

"Они [очевидцы] видели, что некоторые кони лежали на земле, словно ежи: так много стрел торчало из них".

Главным фактором тюркской военной мощи были кони. Веками тюрок заслуженно прославляли в армии халифа и в других мусульманских армиях за их умение стрелять из лука верхом. Но истинная роль, которую играли лошади, остается таинственно-неясной. Связь между людьми и лошадьми должна была быть очень прочной, но мы не знаем, к примеру, как тюркские кочевники ухаживали за своими скакунами или как использовали их в набегах и сражениях. Медленные, тяжеловесные лошади, вероятно, использовались, чтобы перевозить оружие и припасы; после прибытия к месту сражения их, должно быть, помещали в загоны, а непосредственно для битвы воины пересаживались на более легких и быстрых коней.

Уклонение от стычек и использование военных хитростей

Мусульманские военные руководства отводят много места военной стратегии, хотя их инструкции довольно расплывчаты и неконкретны.

В трактатах подчеркивается важность сохранения людских ресурсов и использование военных хитростей, чтобы избежать столкновений. Ал-Ансари говорит довольно загадочно:

"Победы, одержанные в результате превосходных уловок и изящной находчивости, с сохранением собственной жизни, спасенной армией и без расходования излишних усилий, - вот лучшие победы".

Сражение с противником - это решительно последнее средство, к которому прибегают только в случае, если все уловки потерпели неудачу. Как указывает ал-Ансари:

"В целом, тот, кто хочет сразиться с врагом, не должен выступать на бой с ним, но должен принимать безопасность и мир до тех пор, пока они дарованы ему... Не следует искать победы, дав вовлечь себя в сражение, до тех пор, пока можно достичь этой победы хитростями и уловками".

В своем труде жанра "княжих зерцал" Йусуф Хасс Хаджиб также подчеркивает важность использования обмана и хитрости, с помощью которых "ты заставишь лицо врага пожелтеть".

Свидетельства мусульманских хроник подтверждают, что этот образцовый совет из военных наставлений применялся на практике правителями и командирами. Ал-Макризи в биографии аййубидского султана ал-Адила, брата Саладина (ум. в 615/1218 г.), замечает:

"Ал-Адил не считал мудростью дать вовлечь себя в открытое сражение, предпочитая коварство и обман".

Важность хорошего командования

Судьба командующего армией имела решающее значение для окончательного исхода битвы. Если он погибал, это сильно влияло на боевой дух всего войска. Именно это случилось во время битвы в Мардж ал-Суффар в 520/1127 г., когда Тугтегин упал с коня. Решив, что он убит, его воины бежали.

Подобные инциденты объясняют, почему мусульманские военные наставления подчеркивают важность хорошего руководства армией. Ал-Ансари пишет:

"Командующий армией должен быть совершенен умом, силен сердцем, полон отваги, всегда бдителен, очень осторожен, тверд в решениях; проницателен в правилах войны... владеть хитростями и уловками... знать все об управлении армией и организации войск... усердно поддерживать боевой дух среди воинов; не испытывать склонности к открытому бою, предпочитая хитрости и уловки, когда возможно..."

Хронисты также подчеркивают важность харизматического руководства. Присутствие Саладина могло вырвать победу из пасти поражения. Ибн Шаддад пишет:

"В день великой битвы на равнине Акры центр мусульманской армии был прорван, барабаны и знамена пали на землю, но он (Саладин) твердо стоял всего лишь с горсткой людей до тех пор, пока не сумел отвести всех своих людей на холм, а затем повел их вниз, снова в битву, пристыдив их и заставив повернуть в сторону врага и сражаться".

В конце концов Бог даровал победу мусульманам.

Даже с учетом преувеличенных похвал, которыми осыпан в источниках Бейбарс, он бесспорно предстает выдающимся полководцем, возвышаясь над Hyp ад-дином и Саладином в умении держать в руках все практические аспекты войны. Он правил своими территориями железной рукой и с такой же суровостью и дисциплиной контролировал армию. Согласно Ибн Шаддаду, Бейбарс запретил любые собрания, установил слежку за каждым и, в свою очередь, держал всех шпионов под наблюдением.

Даже дома люди боялись, что у стен есть уши. Тех, кто пренебрегал его запретами, по приказу султана вешали, топили, распинали на кресте, бросали в тюрьмы, отправляли в изгнание и лишали зрения. Последний исследователь его биографии, немецкий ученый Торо, замечает, что Бейбарс последовательно позиционировал себя как военного лидера.

И все-таки даже первоклассный полководец не сможет многого достичь без хорошего войска и вооружения. Как и персидский вазир Низам ал-мулк, среднеазиатский тюрк Иусуф Хасс Хаджиб, писавший на чагатайском языке, тоже проявляет интерес к военной стратегии. Он подчеркивает, что значение имеет не величина армии, а качество войска и оружия:

Смотри не на численность войска,

А на отбор воинов и надежность вооружения.

Лучше всего немного, но дисциплинированных:

Слишком большое войско долго не продержится.

МУСУЛЬМАНСКАЯ АРМИЯ НА МАРШЕ

В период Крестовых походов основным театром военных действий была Сирия. В военных действиях мусульман против франков можно распознать определенные шаблоны. Военные кампании обычно проводились весной. Подготовка к важным походам была длительной и сложной: армия, передвигающаяся на большие расстояния в течение нескольких месяцев, нуждалась в большом количестве провизии, снаряжения и лагерной обслуги. Так что не приходится удивляться, что продвижение значительных экспедиционных войск особенно и не пытались скрывать.

Соблюдение предписаний мусульманской веры было важнейшим аспектом жизни армии в походе не только с точки зрения идеологии и поддержания боевого духа, но также для упрочения общей дисциплины. Этот аспект приобрел особое значение во времена Hyp ад-дина и, несомненно, был исключительно важной частью военной жизни в эпоху Мамлюков. Вероятно, во время похода молитвы совершались прямо под открытым небом, хотя интересно отметить, что в 661/1262-1263 г. Бейбарс приказал изготовить палаточную мечеть (джами хам). В ней имелись мнхраб и максура, и ее устанавливали справа от султанского шатра. Неясно, была ли такая практика связана с его собственным степным происхождением или же исходила из какого-то иного источника.

Среди персонала, сопровождавшего армию Мамлюков, были врачи, в том числе хирурги и фармацевты, а также все те, кто обеспечивал духовные потребности войска, то есть чтецы Корана, проповедники, правоведы и суфийские шейхи.

С войском часто шли и женщины.

Военную экспедицию сопровождал большой обоз со снаряжением, перевозившимся в повозках, запряженных быками или другими вьючными животными. Продовольствие и оружие транспортировалось вместе с войском. Во времена Мамлюков там, где это было возможно, использовали верблюдов. Различные подразделения армии можно было узнать по знаменам (райа). Главнокомандующий имел свой собственный штандарт (лива). Армию также сопровождали барабанщики и трубачи. Усама упоминает случай, когда трубачи были призваны обеспечить порядок и дисциплину в армии во время опасного марша по вражеской территории.

СРАЖЕНИЯ

Введение

Несмотря на искреннее нежелание обеих противоборствующих сторон ввязываться в открытые битвы из-за высокого фактора риска, некоторое количество генеральных сражений все-таки состоялось, и они описаны в мусульманских источниках. В случае победы мусульман они приобретали огромное пропагандистское значение, но сохранившиеся описания фактически бесполезны для того, кто хочет разобраться в боевой тактике или выяснить, что послужило причиной той или иной победы. За почти два века крестоносной оккупации произошло на удивление мало сражений; тем не менее, им уделяется несоразмерное внимание в повествованиях о Крестовых походах.

Боевой порядок мусульманских армий

"Воистину, Бог любит тех, кто сражается за Его дело в едином строю, как будто они - [одно] строение с плотно подогнанными друг к другу частями".

В свете этого указания Корана неудивительно, что правоверные верили в эффективность и необходимость сражаться в ровных и плотно сомкнутых рядах, похожих на ряды верующих во время молитвы. В мусульманских военных наставлениях то же говорится о расположении войск. В сущности, ат-Тарсуси посвящает целый раздел своего наставления расположению (тартиб) мусульманских войск. Сведения, которые он дает, вполне соответствуют тем упоминаниям боевых порядков, которые встречаются в арабских хрониках, хотя в эпоху Крестовых походов наверняка существовали некоторые различия между мусульманскими армиями в разные периоды и в разных регионах. Он пишет:

"Среди принципов [организации войск] есть следующий: армия должна иметь центр, правое крыло и левое крыло".

Боевой порядок войск должен выглядеть следующим образом:

"Пеший солдат должен стоять перед всадником, чтобы быть для него крепостью. Перед каждым пешим солдатом следует поставить изгородь, или панцирь, или бруствер, чтобы уберечь его от тех, кто будет нападать на него с мечом, или копьем, или пронзающей стрелой. Между каждыми двумя такими людьми... следует поставить лучника, чтобы он стрелял, если ему представится такая возможность".

Эти превентивные меры явно предназначены, чтобы защитить конницу и выбрать идеальный момент для атаки. Как поясняет ат-Тарсуси:

"Конница и отборные воины позади них должны находиться в стороне от опасности, от которой их защищают лучники. В нужный момент для них "распахнется дверь", через которую они будут атаковать"

Похоже, ат-Тарсуси хорошо разбирается в тактике противника:

"Необходимо, когда располагаешься на поле боя, выставить отряды (аджнад) так, чтобы они стояли один за другим, выстроить конницу флаг за флагом, подразделение (хамис) за подразделением, ибо в обычае врага атаковать скопом... как делают проклятые франки и подобные им соседи".

Не описывая отдельные битвы, ал-Ансари довольно подробно говорит о том, как войско должно вести себя во время сражения: армия должна опираться тылом на гору, реку или холм; командир должен приказать рыть траншеи и устраивать засады; солнце и ветер должны находиться позади армии, чтобы слепить врага и засыпать ему пылью глаза. Он также дает общие указания о том, как следует устраивать засады. Боевой порядок армии должен включать в себя центр, левый и правый фланги. Пехота должна размещаться перед конницей. Различные части войска должны стараться удержать свои позиции.

Иусуф Хасс Хаджиб предлагает в своей книге следующий совет:

"Помести надежных людей в авангард и в тыл, а некоторых еще и на фланги, на правый и на левый. Потом, когда они приблизятся к войскам противника, пусть встречают их с высоко поднятой головой, испуская крик. Они должны выпускать стрелы, еще находясь на некотором расстоянии; когда они приблизятся, пусть атакуют своими копьями; а когда дойдет до рукопашной, пусть используют меч и боевой топор, хватают за воротник, пускают в ход зубы и ногти".

Мы видим три стадии сражения: стрельба конных лучников, ближний бой с использованием копий и, наконец, ожесточенная рукопашная схватка.

Эти рисующие идеальную модель инструкции, по-видимому, соответствуют реальным боевым порядкам во время сражений. Когда франки появились в Леванте, они принесли с собой свои военные традиции, опиравшиеся в основном на лобовую конную атаку. Такая атака наносила мощный удар, но она осуществлялась только в одном направлении, и, когда она уже была начата, ее направление было очень сложно изменить. Франкская конница часто была весьма эффективной против фатимидской армии, но у нее возникали сложности с легкой мусульманской конницей тюрок.

В сражениях франки славились своей конной атакой с использованием длинных копий. Эта атака велась не всей массой, но отдельными отрядами по выбранным целям. В мусульманских источниках приводится много примеров франкских конных атак. Подобные атаки были весьма эффективны, если проводились в нужный момент и на подходящей местности. Франкская конница была очень тяжелой и могла уничтожить противника, если последний оказывался спешенным и был застигнут врасплох.

Очевидно, что мусульманам пришлось разрабатывать новую стратегию, чтобы справиться со страшной франкской конницей. Если мусульманам удавалось уйти с линии конной атаки, затруднить движение франкских коней и втянуть крестоносцев, расстроивших боевые порядки и потерявших скорость, в сражение, то у франков больше не было очевидного преимущества. Путь к успеху для мусульман лежал в том, чтобы не дать франкским копейщикам - неоспоримо сильному, но негибкому противнику - использовать преимущества своей конной атаки. Конные лучники мусульман, разбитые на небольшие отряды, пытались окружить фланги или зайти в тыл противника. Это было опасным делом, если франкам все-таки удавалось атаковать. На открытой местности основной задачей конных лучников было остановить или хотя бы ослабить атаку противника стрельбой с дальнего расстояния.

Боевой порядок почти во всех важных сражениях мамлюкского периода представлял собой все те же знакомые три части: центр (калб), правый (маймана) и левый (майсара) фланги. Лучшие ударные силы размещались в центре; они сражались под личным командованием султана и под его знаменем. Было вполне обычным делом, что первыми поражение терпели фланги, а центр держался дольше. Нередко фланги обеих армий оказывались отрезанными от центра и оставались в стороне от основного сражения. Случалось и так, что один из флангов потерпевшей поражение стороны успевал в начале сражения добиться временного успеха, обратив в бегство противоборствующий ему фланг противника.

Так же как и в решающий момент непосредственно перед захватом осажденной крепости, обычной практикой было поднять в начале сражения сильнейший шум, используя трубы, барабаны и кимвалы, чтобы запугать противника. Герольд отдавал приказ к атаке и мог также вмешаться в самый разгар сражения, чтобы призвать к перегруппировке войск.

ВЕДЕНИЕ ОСАД

Введение

Невозможно переоценить важность осад во время противостояния между крестоносцами и мусульманами. Генеральные сражения происходили редко. Недавние научные исследования высветили тот факт, что хорошо спланированные осады и были ключом к победе мусульман. Подобная интерпретация поддерживается свидетельствами мусульманских источников, в которых имеется множество рассказов об отдельных осадах, и подтверждается тем, какое значение придается осадам в мусульманских военных трактатах. Разумеется, в хрониках нет всеобъемлющего анализа или рассуждений о том, почему мусульманские действия были такими успешными, но средневековые историки с гордостью описывают, живо и ярко, отдельные осады, которые вели Hyp ад-дин и Саладин, а также волну победоносных осадных кампаний, предпринятых Мамлюками в период между 1280 и 1291 гг. Мусульманские сочинения демонстрируют хорошее понимание того, с какими трудностями был сопряжен захват твердынь крестоносцев, размер и неприступность которых особо подчеркиваются.1031

Франки стремились избегать открытых сражений, сберегая свои ресурсы. Учитывая природу франкских поселений в Леванте и концентрацию людских ресурсов внутри укреплений, очевидный путь избавиться от пришельцев состоял в том, чтобы осаждать и захватывать их крепости одну за другой. Часто мусульмане просто стирали их с лица земли. Даже если у них не хватало ресурсов, чтобы замкнуть кольцо блокады, они использовали иную тактику: например, перекрывали доступ к крепости, не допуская поставок продовольствия и воды для гарнизона, и вынуждали франков сдаться.

Мусульманские источники говорят о взятиях крепостей с куда большей точностью, чем о сражениях. Это, впрочем, едва ли должно удивлять, потому что понять последовательность этапов осады намного легче, чем разобраться в подробностях полевого сражения, которое по самой своей природе куда более изменчиво и хаотично и которое невозможно наблюдать на каждом участке поля боя. Даже очевидцы могли уловить лишь часть всего происходящего.

Осадные орудия

Обе стороны во время конфликта использовали очень похожее снаряжение и механизмы для защиты и нападения при осадах. Некоторые осадные машины перевозились уже в собранном виде, другие собирали на месте. Осадные орудия для атаки Сафада в 1266 г. были произведены в окрестностях Акры и Дамаска и доставлены к Сафаду на верблюдах. Они были настолько тяжелыми, что людям пришлось помогать тащить их.1032 Эти устройства для метания снарядов различались по методу, который в них использовался.

Катапульта (манджаник)

Этот осадный механизм был камнеметной машиной с качающимся коромыслом, которая метала камни и другие снаряды при помощи гигантского рычага. Манджаник долго использовался в мусульманском мире. До XII в. короткий конец рычага тянули вниз люди, но позже, во всяком случае, ко времени Саладина, был изобретен другой тип камнемета, в котором вместо мускульной силы использовался тяжелый противовес. Такие машины описаны в трактате ат-Тарсуси. Он называет три вида манджаников - арабские, тюркские и франкские. Согласно этому же источнику, максимальный радиус действия таких механизмов составлял примерно 120 м, но возможно, он был и больше. В качестве снарядов использовались либо специально обработанные округлые камни (их находят в окрестностях многих крепостей крестоносцев в Леванте), либо "греческий огонь".

Усама упоминает, что византийцы использовали манджаник в 532/1138 г. Они могли метать

"камень на расстояние большее, чем покрывает стрела, а камни их весили двадцать-двадцать пять ратлей".

В XIII в. существовали механизмы, которые могли метать куда более тяжелые снаряды, чем эти.

Манджаник с противовесом использовался при осаде Хомса в 646/1248-1249 г. Он мог метать камни весом 140 сирийских ратлей (448 кг). Бейбарс также использовал манджаник в Арсуфе, Сафаде, Бофорте, Крак де Шевалье и Гибелакаре. Он мог сам руководить их боевым применением, и у него было достаточно людей, чтобы быстро построить такие машины в нужном месте и эффективно их использовать. Манджаники применялись на протяжении всего периода франкской оккупации, однако с разной степенью активности. Они оставались главным механизмом для метания тяжелых снарядов во время осады крепостей как в XII, так и в XIII в., но как боевое оружие они практически исчезли после изгнания франков с Ближнего Востока.

Предположительно, это во многом связано с заметно худшим качеством мусульманских укреплений: их можно было захватить более простыми и быстрыми способами.

Айалон и другие исследователи подчеркивали первостепенную важность осадного дела для Мамлюков. Действительно, осады крепостей были решающим, почти единственным фактором, который привел к окончательному изгнанию франков с мусульманской территории.

В мамлюкский период было проведено намного больше осад, чем при их предшественниках Аййубидах. Серьезность этих усилий можно увидеть по возросшим расходам на камнеметы. Айалон провел сравнение между количеством манджаников, применявшихся аййубидскими султанами, включая Саладина (тот использовал максимум десять манджаников, а зачастую намного меньше), и тех, что применялись во время штурма городов при Мамлюках.

Даже если допустить определенное преувеличение, все рекорды были побиты при осаде Акры: одни источники говорят, что манджаников было 92, другие называют цифру 72. То, что во время этой осады - обычно ее считают последним решающим масштабным мероприятием против франков в Леванте - ал-Ашраф Халил использовал так много камнеметных машин, является ярким свидетельством стремления мусульман избавить Ближний Восток от франков. Согласно свидетельству хрониста Абу-л-Фиды, присутствовавшего при осаде, мамлюки использовали большой манджаник под названием ал-Мансури (по-видимому, названный так в честь самого Бейбарса). Чтобы доставить к месту назначения, его пришлось разобрать, причем для доставки потребовалось множество повозок. Манджаники, использовавшиеся при осаде Акры, как и другие камнеметы во время предыдущих осад, имели прозвища: "франкский" (ифранджи), "дьявольский" (шайтани), "черный буйвол" (кара-буга), "шаловливый" (лаиб).

Баллиста (аррада)

Для менее тяжелых метательных снарядов использовалась аррада (баллиста). Этот механизм достигал того же результата, что и манджаник, но при помощи скрученных веревок. Не всегда легко разобраться в источниках, когда речь идет о манджанике, а когда - о баллисте. Похоже, что баллиста весила меньше, и ее можно было сравнительно легко перемещать, в то время как уже собранный манджаник был слишком громоздким для транспортировки.

Колесный арбалет

Третьим механизмом был колесный арбалет (каус аз-зийар). Он действовал так же, как обычный арбалет, чтобы управлять им, требовалось несколько человек. Его изображение интересующего нас периода существует, но в источниках не рассматриваются такие важные факторы, как тип используемых снарядов, их радиус действия и пробивная сила.

Осадные башни и навесы

На ровной местности и атакующие франки, и мусульмане использовали осадные башни (бурдж) и крытые убежища-навесы (даббаба), которые устанавливали на колеса и толкали к крепости. При приближении к стенам эти приспособления защищали тех, кто таранил стену или делал подкоп.

Термин даббаба особенно ассоциативен: арабский корень дабба имеет много значений, в том числе и "ползти" (как насекомое или рептилия), и "медленно двигаться". В голову сразу приходит римская testudo ("черепаха"). В наши дни слово даббаба означает "бронированный танк". Во времена крестоносцев конструкция этого устройства напоминала башню, в которую прятались воины, задачей которых было атаковать стены города или крепости. Иногда в башнях было четыре яруса: один из дерева, второй из свинца, третий из железа, а четвертый из меди. Под прикрытием такой хитроумной конструкции осаждающие могли сражаться с защитниками на стенах, а потом перепрыгнуть на стену и продолжить бой.

Ибн Шаддад описывает особую франкскую башню (бурдж), сделанную на море, на борту "устрашающего судна" (бутса):

"На [судне] они построили башню (бурдж) с цокольным основанием. Если они хотели повернуть ее к стене, она поворачивалась поразительным движением и образовывала переход к тому месту, куда была направлена, и по [переходу] могли идти воины".

Похоже, что эта машина включала в себя искусно сделанные сходни или перекидной мостик.

Тараны

Когда франкские нападающие оказывались близко к стене укрепления, в ход пускался таран, по-арабски известный как кабш или синнаур ("кот").

"Король германцев" (Фридрих Швабский) сделал какие-то замечательные машины в 586/1190-1191 г. Ибн Шаддад пишет:

"Он пользовался поразительными машинами и странными приспособлениями, устрашавшими наблюдателя. Люди в городе боялись этих машин и страшились их. Среди прочего они сделали большую военную машину, под которой могло находиться много воинов; она была покрыта листами железа. Под нею находились повозки, чтобы тащить ее. У нее была большая "голова", чтобы таранить стену. Она называется таран (кабш), которым бьют в стену с огромной силой единым движением многих людей, и она заставляет [стену] рушиться после повторяющихся ударов".

Ибн Шаддад упоминает также осадную машину, известную как "кот" (синнаур):

"[Есть] другая машина, это свод (кабв), под которым находится много людей, чтобы ее тащить. Ее наконечник заострен в форме плужного лемеха".

Сравнивая таран и "кота", Ибн Шаддад приходит к выводу, что таран разрушает только за счет собственного веса, а "кот" - за счет своей остроты и своего веса.

После Бейбарса мусульманские хронисты перестали говорить об использовании осадных машин, хотя энциклопедисты ал-Умари (ум. в 749/1349 г.) и ал-Калкашанди (ум. в 821/1418 г.) включили в свои сочинения главы об осадных механизмах, они не упоминают ни бурдж, ни даббабу.

"Греческий огонь" (нафт)

Термин нафт использовался в средневековых мусульманских источниках, чтобы обозначить зажигательное устройство, которое могло самовозгораться. Использование такого оружия восходит к древним временам, но в ранний мусульманский период византийцы с большим успехом применяли против арабов новый улучшенный вариант "греческого огня", якобы созданного в 673 г. человеком из Сирии по имени Каллиникос.

Корабли были оснащены катапультами, которые стреляли не только камнями и стрелами, но и глиняными горшками, наполненными нафтом. От удара горшок разбивался на части и его содержимое вспыхивало. На кораблях также перевозили зажигательные ракеты вместе с механизмами для их запуска. К середине VII в. мусульмане тоже стали использовать "греческий огонь".

Однако морские сражения случались довольно редко: не много выдающихся примеров можно привести в период между битвами при Акциуме в 31 г. до н. э. и при Лепанто в 1571 г., и, несомненно, в период Крестовых походов на море не произошло ни одного крупного сражения. Но мусульмане успешно применяли "греческий огонь" на суше, атакуя и защищая крепости и окруженные стенами города. Нафт в бутылях метали с помощью камнеметов и пращей с осадных башен и даббаб.

Ат-Тарсуси описывает различные "рецепты" приготовления "греческого огня". Один из его рецептов выглядит следующим образом:

Как приготовить отличный нафт, чтобы метать его с помощью манджаника

Возьми 10 фунтов дегтя, 3 фунта смолы, по 112 фунта сандарака и шеллака (природного лака), 3 фунта чистой, хорошего качества серы, очищенной от всех примесей, 5 фунтов растопленного дельфиньего жира, столько же расплавленного, очищенного жира из почки козла. Растопи деготь, добавь жир, потом отдельно растопи смолу и добавь туда. Потом разотри остальные ингредиенты, каждый по отдельности, добавь их в смесь, разожги огонь и пусть кипит, только хорошенько размешивай. Если хочешь использовать это во время войны, возьми одну часть, добавь в нее примерно одну десятую часть минеральной серы под названием нафт, которая зеленоватого цвета и походит на старое растительное масло, помести все в котелок и кипяти, пока [смесь] почти не загорится. Возьми глиняный горшок и кусок войлока. И брось ее с помощью манджаника в то, что хочешь поджечь. Ее уже будет не погасить.

У Катарфаба один из мусульманских воинов, тюрк, подошел к башне и бросил бутылку с нафтом во франков, стоявших на ней:

"Нафт запылал, как метеор, падающий на твердые камни, а люди, что были там, попрыгали на землю, боясь, что сгорят".

Усовершенствование "греческого огня" как жизненно важного аспекта осадного дела, судя по всему, было ответом мусульман на франкские осадные машины, а именно - бурдж и даббабу. Нафт доказал свою эффективность против деревянных осадных механизмов франков, но был почти бесполезен против их каменных замков и крепостей. Имеет смысл привести пример того, как мусульмане использовали нафт в 587/1191-1192 г. против франкской дабаббы.

Ибн Шаддад пишет:

"Враг построил большую устрашающую даббабу с четырьмя "ярусами". Первый "ярус" был деревянным, второй свинцовым, третий железным, четвертый медным. Она была выше стены, и в ней находились воины. Жители города очень испугались ее и уже решили просить у врага гарантии неприкосновенности. Они [франки] подтащили [даббабу] к стене, так что казалось, что между ней и стеной осталось всего пять локтей. Люди начали непрерывно метать в нее нафт и бросали день и ночь, пока Всемогущий Бог не решил, что она должна загореться".

Ведение осад

Подготовка к осаде

Обе стороны долго и тщательно готовились к осаде и использовали примерно одинаковое снаряжение для обороны и для нападения, хотя, как указывает Маршалл, по-видимому, только мусульмане использовали нафт и ручные пращи для метания камней.

В нескольких случаях, например, во время штурма Арсуфа в 663/1265 г., сообщается, что Бейбарс лично проверял камнеметы. Тщательные приготовления также производились при осаде Акры в 1291 г. Мусульмане потратили несколько дней на рытье траншей, устройство частоколов и размещение своих осадных машин вокруг стен.

Тактика захвата крепостей

Существовали разнообразные способы захвата замка, башни или окруженного стеной города. Иногда удавалось так сильно разрушить стену, что осаждавшие могли войти внутрь. С другой стороны, после длительной осады могли начаться переговоры, в результате которых укрепленный город мог сдаться на определенных, заранее оговоренных условиях. Некоторые из наиболее неприступных крепостей Леванта переходили из рук в руки при помощи хитрости, обмана или подкупа. Такая тактика была, разумеется, наиболее предпочтительной, поскольку удавалось избежать последующих расходов на восстановление крепости после ее захвата (если, конечно, ее собирались использовать в качестве укрепления в дальнейшем).

Однако существовали и другие факторы, имеющие значение для успешного ведения осады. Прежде всего, многое зависело от боевого духа войск внутри крепости. Как очень точно выразился Смайл, "город создают не стены, но люди". К примеру, в период, последовавший сразу же за великой победой Саладина под Хиттином, его авторитет был столь высок, что крепости, которые он начинал осаждать, сдавались ему в течение трех дней, а Акра сдалась всего через день. Однако два года спустя мусульманский гарнизон Акры сопротивлялся осаждающим город франкам в течение почти двух лет, в частности потому, что они знали, что армия Саладина участвует в боевых действиях и помогает им.

Порядок действий при ведении осад

Существовал стандартный порядок действий при осаде городов, хорошо описанный Клодом Каэном и Айалоном. Часть рва засыпали, чтобы атакующие могли перейти через него. Ночью предпринимались попытки взобраться на стены при помощи лестниц и веревок и открыть ворота осаждающим.

Еще один важный аспект большинства осад заключался в том, чтобы пробить брешь в наружных укреплениях и крепостных стенах. Если все складывалось успешно, в стенах появлялись проломы или, что еще лучше, они обрушивались. Бреши делались либо путем подкопа, либо с помощью осадных механизмов. Саперы рыли туннель, подпирая его деревянными стойками и постепенно продвигаясь вперед, пока не оказывались под крепостным валом или стеной. Тогда они поджигали в туннеле дерево, что приводило к оседанию земли и построек над местом подкопа. При рытье туннеля (накб) было очень важным оставаться вне поля зрения осаждаемых, потому что, узнав о подкопе, они делали попытки разрушить его, прорыв к нему свой собственный туннель. Такой встречный туннель рылся, чтобы попасть в туннель к противнику, убить саперов или выкурить их наружу и разрушить вражеский туннель.

Искусство рытья подкопов в мусульманском мире достигло своего пика в XII- XIII вв., вне сомнения, в силу необходимости применять его против нового врага, франков, чье прославленное мастерство в строительстве замков и башен требовало от мусульманской стороны применения технологий, способных разрушить эти укрепления. Разумеется, предпочтительнее всего было использовать подкопы, если это было возможно, поскольку саперы могли работать под землей, вне зоны поражения неприятельских метательных снарядов.

Время, необходимое осаждающим для захвата франкских замков, сократилось в мамлюкский период, так как мусульмане становились все более и более сведущими в применении артиллерии. Как отмечает Кеннеди,

"замки берутся в течение нескольких недель либо вообще не берутся".

Большое количество цитаделей крестоносцев, осажденных Мамлюками во второй половине XIII в., в том числе Арсуф (1266 г.), Крак де Шевалье (1271 г.), Маргат (1285 г.) и Акра (1291 г.), капитулировали всего через шесть недель после начала осады.

В то время как камнеметы оставались важным осадным средством, остальные приспособления: башни, даббабы и "греческий огонь" - играли в мамлюкский период меньшую роль, чем во время более ранних столкновений с франками. Но регулярно применялась техника подкопа под укрепления противника.

Подкопы

Подкопы были техникой, чаще используемой мусульманами, чем франками. С самого начала периода Крестовых походов отмечаются случаи их эффективного применения. Однако это дело было опасным, отнимало много времени и требовало большого мастерства.

В 509/1115-1116 г. султан Мухаммад поручил эмиру Бурсуку возглавить экспедицию против франков. К нему присоединился Усама со своим отцом. Они разбили лагерь перед Кафартабом, находившимся в руках франков. Мусульмане прорыли подземный туннель, который Усама обследовал:

"Я был поражен великой мудростью, с которой туннель был сделан. Туннель был прорыт от траншеи до выносной башни-барбакана (башура). По краям туннеля были установлены два столба, на которых лежала доска, чтобы не дать земле осесть вниз. Весь туннель имел такой деревянный каркас, протянувшийся вплоть до самого основания барбакана... Потом нападающие сделали подкоп под стены барбакана, соорудили под ним опору и начали рыть дальше, под основание башни..."

Набив туннель сухим деревом, саперы подожгли его. Известковый раствор между камнями в стене начал осыпаться, появилась трещина, и башня рухнула.

Усама подчеркивает, что саперы прибыли из далекого Хорасана (Северо-Восточный Иран). Возможно, предполагает Кеннеди, это указывает на то, что описываемая здесь технология была новой и стала применяться в результате сельджукских завоеваний.

Применение подкопов особенно возросло в мамлюкский период, когда мусульмане наращивали усилия, чтобы избавиться от последних оплотов крестоносцев. Как справедливо указывает Айалон, одним из факторов мамлюкского успеха в подкопах было то, что во время осады франкских прибрежных крепостей мамлюки не были ограничены в своих действиях стремлением максимально сохранить укрепления, поскольку они планировали стереть эти крепости с лица земли и покинуть их территорию. Подкопов часто оказывалось достаточно, чтобы заставить крепость капитулировать, но иногда они дополнялись лобовыми атаками на городские стены, как, например, в Кесарее в 1265 г.

Защитники крепостей во время осады

Защитники цитадели или окруженного стенами города могли выбирать различную тактику борьбы с нападающими. Франки устраивали против мусульман вылазки, бросали в них метательные снаряды, рыли встречные подкопы-контрмины. Особенно успешно действовали франки у Арсуфа в 663/1265 г., где вырыли несколько туннелей под траншеями мусульман.

Ибн ал-Фурат пишет:

"Франки коварно вырыли туннель изнутри цитадели, пока не достигли точки ниже [траншей] осаждающих. Тогда они прокопали землю, пока не достигли дерева. Они наполнили бочонки жиром и салом и разожгли огонь, установив в туннелях мехи. Мусульманская армия ничего не знала об этой хитрости, пока не занялось пламя. Случилось это ночью, и сам султан пришел в темноте; люди бросались на огонь, чтобы потушить его, лили воду из бурдюков, но все тщетно. Все деревянное во рву вспыхнуло и превратилось в пепел, так что хитрость франков полностью удалась".

Мусульманские защитники цитадели или города осыпали стрелами людей, приводивших в действие осадные машины и защищенных огромными щитами. Защитники также пытались поджечь эти сооружения, бросая в них нафт. Поразить такую огромную цель было нетрудно, но из предосторожности осадные машины и башни часто покрывались шкурами, пропитанными уксусом, чтобы сделать их огнеупорными.

Другие аспекты осадного дела

Во время осады было обычным делом производить очень много шума, чтобы запугать врага. Во время решающей атаки на город мамлюки били во множество барабанов (кусат), перевозимых на "трех сотнях верблюдов". Шум походил на страшный гром, который переворачивал мир "вверх ногами".

Изображения осад крепостей в иллюстрированных рукописях Джами ат-таварих ("Сборник летописей") Рашид ад-дина, датированных началом XIV в., включают в себя сцены, где осаждающие бьют в эти огромные барабаны. К барабанам привязаны веревки; каждую держит человек таким образом, чтобы удерживать барабан на весу и обеспечить максимальное натяжение, а барабанщик ударяет по нему палкой.

Барабан был не единственным инструментом психологической войны. Бейбарс использовал "подметные" письма, чтобы ослабить боевой дух противника.

Последствия осад

После завершения осады и завоевания цитадели или города одержавший победу завоеватель должен был решить, разрушить завоеванное или укрепить заново.

После завоевания крепости ал-Асариб в 524/1130 г. Зенги со своей легендарной свирепостью разрушил ее, стерев с лица земли. Хронист Ибн ал-Фурат отмечает, что она оставалась лежать в руинах до его времени.

Бейбарс тоже мог проявлять подобную свирепость. Яффа сдалась ему 20 джумада II 666/7 марта 1268 г. Укрепления этой крепости были улучшены Людовиком IX, но Бейбарс разрушил это сооружение, а древесину и мрамор погрузили на корабли и использовали для строительства султанской мечети в Каире. Несомненно, подобное применение трофеев имело и психологический, пропагандистский, подтекст и превратило эту мечеть в мечеть победы.

В 668/1270 г. Бейбарс разрушил укрепления Аскалона и сделал его гавань непригодной для использования, затопив в ней стволы деревьев и камни.

Однако когда в шаввале 664/июле 1266 г. Бейбарс завладел мощной крепостью Сафад, он не поступил так, как поступал обычно с завоеванными замками и не стал ее уничтожать, а превратил в мамлюкскую крепость.

МУСУЛЬМАНСКИЕ СООБЩЕНИЯ ОБ ОТДЕЛЬНЫХ ОСАДАХ

Военный историк Маршалл с осторожностью относится к попыткам придавать слишком большое значение рассказам о конкретных осадах, так как подобные рассказы скорее стереотипны, чем специфичны. Отчасти этот взгляд, несомненно, справедлив. Но правда и то, что в средневековых мусульманских сообщениях об отдельных осадах мусульманская точка зрения иногда высвечивается неожиданным образом, особенно когда рассказ идет от лица очевидца. Хотя все очевидцы неизбежно пристрастны, однако содержащиеся в их рассказах обрывки информации и само воссоздание общей атмосферы помогают увидеть новые аспекты такого феномена, как осадное дело в период Крестовых походов.

Многие хронисты дают описания взятия городов в период франкской оккупации Ближнего Востока. Особенно подробны те, что касаются Саладина. Оба его основных биографа, Ибн Шаддад и Имад ад-дин, очевидно заинтересованы в том, чтобы дать в деталях описания тех осад, в которых участвовал их герой. Несколько примеров помогут уловить специфику подобных рассказов.

Осада Александрии сицилийским флотом в 570/1174-1175 г.

Имад ад-дин цитирует письмо Саладина, в котором описывается прибытие сицилийского флота в Александрию в 570/1174-1175 г. Шесть кораблей везли

"военные и осадные механизмы, сделанные из больших кусков дерева, и другие вещи".

На других кораблях плыли те, кто строил суда, "ползущие" башни, даббабы и манджаники. Атака началась на следующее утро после прибытия флота.

"Утром они приблизились, завязали беспокоящие столкновения и начали осаду. Они установили три даббабы с таранами и три огромных по величине манджаника, что метали черные камни, которые они привезли с собой из Сицилии. Наши товарищи поражались силе их ударов и размерам камней. Что касается даббаб, то они были подобны башням тяжестью дерева, высотой, количеством воинов в них и радиусом [стрельбы]. Они продвигались с ними вперед, пока [осадные машины] не подошли близко к стене. Они [сицилийцы] упорно продолжали стрелять в течение всего этого дня".

Несмотря на устрашающий вид этих чудовищных вражеских военных машин, в письме заявляется, что Бог, в конце концов, даровал мусульманам победу. Они сражались отважно и опрокинули даббабы, которые были уставлены против стен.

Осада Карака в 580/1184-1185 г.

Мусульманские источники откровенно пишут о трудностях при взятии крепости Карак в 580/1184-5 г. Имад ад-дин ал-Исфахани сообщает:

"Он [Саладин] встал лагерем в долине Карака и установил девять манджаников против [крепости], поставив их в ряд перед воротами. Они разрушили стену, которая была напротив них. Единственным препятствием, которое оставалось, был широкий и глубокий ров. Это устрашающая расселина, заградительная пропасть, глубокое и опасное место. Действовать можно было только одним образом: завалить его, забросать всем, чем только можно, и заполнить его землей. И это считалось самым трудным. Рыть туннели было невозможно из-за неровной и каменистой почвы. Тогда султан приказал делать кирпичи, собирать дерево и строить стены, которые вели бы от предместья ко рву и были бы крытыми, и чтобы [деревянные] частоколы были собраны и аккуратно соединены вместе".

Как только был создан этот большой щит против неприятельского огня, ведущегося со стен цитадели, дорога для заполнения рва оказалась свободной. Саладин приказал своим сторонникам нести все, что они только отыщут, чтобы засыпать ров. Все это предприятие облегчалось поддержкой даббаб и туннелей. Как указывает хронист, благодаря такой тщательной подготовке люди были в безопасности:

"Люди увидели широкую дорогу ко рву и собрались [там], не боясь, что их ранят, и работали весело. Люди под крепостью на краю рва не испытывали необходимости действовать осторожно и не боялись ни стрелы, ни камня. Ров засыпали [так хорошо], что даже узник в кандалах сумел броситься в него и спасся, несмотря на камни, которые бросали ему вслед франки".

Под откровенной предвзятостью и эмоциональным накалом рассказа автор все же сумел передать ценные детали, касающиеся практической стороны действий на ранних этапах осады. Подобное повествование показывает проблематичность осуществления подкопов на определенных видах местности. Однако в случае удачи подкоп мог привести нападающих прямо к крепостным стенам, а осажденные так и оставались в неведении о точном расположении туннеля.

Осада Сахйуна в 584/1188 г.

Осада Саладином крепости Сахйун в 584/1188 г. известна как очень трудная. Все средневековые географические описания цитадели подчеркивают ее неприступность.

Имеет смысл процитировать рассказ об ее осаде Саладином в изложении Ибн ал-Асира, поскольку это повествование проливает свет на общие проблемы, с которыми сталкивались мусульмане, осаждавшие франкские крепости в Леванте:

"И тогда Саладин покинул Лазикиййу 27 джумада II (584/24 июля 1188 г.) и направился к цитадели Сахйун, а это хорошо укрепленная вздымающаяся в небо крепость, к которой трудно подобраться: на уступе горы, окруженная глубоким ущельем, достаточно узким в некоторых местах, чтобы камни из манджаника долетали оттуда до цитадели. Однако гора примыкает к ней [к цитадели] с северной стороны. Они [франки] вырыли вокруг нее [цитадели] глубокий ров, дно которого невозможно увидеть, и возвели пять хорошо укрепленных стен. Саладин разбил лагерь на этой горе рядом с крепостью. Были установлены манджаники, и он метал [снаряды] с их помощью. Он приказал своему сыну, аз-Захиру, владыке Алеппо, и тот спустился в узкую часть долины и [тоже] установил там манджаники. Он метал снаряды в цитадель оттуда. С ним было много пеших воинов из Алеппо, чья отвага вошла в легенду".

В конце концов мусульмане обнаружили уязвимое место, откуда можно было получить доступ к стене цитадели:

"Они приставили лестницы к выступу горы, укреплением которого франки пренебрегли, и оттуда между камнями постепенно добрались до первой стены".

Интересно отметить, что в этом рассказе не упоминается основная отличительная черта Сахйуна, - уникальная по масштабу и замыслу для всего Ближнего Востока (хотя известны более поздние версии этой же идеи в Аджлуне и Шайзаре) узкая расселина, высеченная франками в скале, чтобы отделить выступ, на котором стоял замок, от остальной части горы, с оставленным в центре расселины единственным высоким остроконечным утесом, на который мог опереться подъемный мост. Возникает искушение сделать вывод, что Ибн ал-Асир (или его источник) на самом деле не бывал в Сахйуне.

Осада Акры в 586/1190-1191 г.

Существует два подробных рассказа об этой осаде, написанных Ибн Шаддадом и Имад ад-дином.

Последний описывает приготовления франков к осаде Акры в 586/1190-1191 г. следующим образом:

"Они [франки] начали строить огромные высокие осадные башни (абрадж). Они морем привезли свои механизмы, и тяжелые бревна, и куски железа. Они построили три высокие башни в трех местах в окрестностях города. Они трудились семь месяцев [чтобы построить] их, но не закончили до самого раби ал-аввал [апрель-май]. Они были сделаны, словно три возвышающиеся горы; на их этажах находились [осадные] механизмы и войска.

В каждой башне по углам обязательно имелись четыре высоких, толстых, тяжелых столба. Длина каждого составляла 50 локтей, чтобы они были выше уровня городских стен. Их разместили на повозках, потом обшили железом и прочно привязали, а потом покрыли шкурами коров и других [животных]. Каждый день их придвигали все ближе, пусть [хотя бы] на локоть, и поливали уксусом и вином".

Город был готов сдаться, как вдруг ход событий принял поразительный оборот: осадные башни сгорели и рухнули как "знак Божественной власти". Молодой человек из Дамаска по имени Али, сын искусного медника, вызвался построить манджаник, который сожжет башни. Согласно Ибн Шаддаду:

"Он сказал, что знает, как сжечь [башни], и, если он сможет войти в Акру и достать нужные ему средства, он сумеет их поджечь. Ему доставили все, что было нужно, и он вошел в Акру, сварил эти средства с сырой нефтью и положил все в медные горшки, так что все [варево] стало подобно живому углю".

Смесь оказалась весьма эффективной против атак франков:

"Он кинул горшок в одну из башен, и она моментально загорелась и стала похожа на огромную огненную гору".

То же самое произошло и со второй, и с третьей башнями.

Полезную информацию о результатах поджога осадных машин дает рассказ Имад ад-дина. Он сообщает, что семьдесят рыцарей с оружием и снаряжением сгорели в первой башне. Под золой нашли куски железа и металлические доспехи (зардиййат).

Даже с учетом неизбежных преувеличений и предвзятости обоих авторов мы видим яркую картину стратегии нападения и обороны, применявшейся в этих важных осадах.

Осада Кесарей в 663/1265 г.

В 663/1264-1265 г. Бейбарс начал первое серьезное наступление на франкские твердыни в Сирии. Во время этой кампании он захватил ключевое владение франков - Кесарею (Кайсарийа). Эту цитадель было очень трудно штурмовать.

Как указывает ал-Макризи:

"Франки доставили туда гранитные блоки, которые установили горизонтально внутрь стен таким образом, чтобы не бояться подкопа, и чтобы [стены] не упали, когда под них сделают подкоп. Атаки и штурмы шли один за другим без перерыва. На крепость постоянно сыпались удары осадных машин, камнеметов и тучи стрел".

У Бейбарса было пять манджаников магрибинской конструкции (магриби). Дополнительное осадное оборудование, каменщики и плотники были доставлены из близлежащих крепостей, а солдаты принялись изготавливать осадные лестницы. 9 джумада I 663/26-27 февраля 1265 г. Бейбарс окружил Кесарею и взял ее штурмом. Затем началось сражение за цитадель. Она располагалась на полуострове, который можно было атаковать со стороны города, но только с одной стороны.

Людовик IX укрепил ее очень хорошо. Он усилил стены, установив античные гранитные колонны, крест-накрест соединенные между собой. Как указывают сами арабские хронисты, сделать подкоп под них было невозможно. Цитадель стала мишенью для камней и "греческого огня", метавшихся с помощью манджаников, а защитников засыпали тучами стрел из осадных башен. Сам Бейбарс стрелял из лука с близлежащей церковной башни. Когда осадную башню удалось придвинуть к стене, Бейбарс принял личное участие в сражении. 15 джумада 1/5 марта защитники сдали цитадель и на кораблях отплыли в Акру.

Бейбарс приказал стереть с лица земли цитадель и город, по всей видимости, с целью раз и навсегда предотвратить использование Кесарей в качестве плацдарма для армий крестоносцев.

Осада Крак де Шевалье в 669/1270-1271 г.

Источники изобилуют подробностями осады Крак де Шевалье (Хисн ал-акрад). В Саффаре 669/сентябре-октябре 1270 г. Бейбарс, больше не опасаясь франкского нападения с моря, поскольку узнал о смерти Людовика Святого, повел мощное войско в Сирию и осадил Крак де Шевалье. Эта осада проводилась в несколько этапов, и все они отражены в источниках.

Сначала, 19 раджаба 669/3 марта 1271 г. Бейбарс захватил передовые оборонительные укрепления и разрушил внешнее крепостное ограждение.

Два дня спустя он захватил первый барбакан (ба-шура). 1 шабана/15 марта он взял второй барбакан у поворота въездного пандуса (наклонного въезда в крепость).

15 шабана/29 марта он с боем ворвался в центральный двор, а защитники укрылись в главной башне.

Бейбарс продолжал штурм при помощи баллист, и 25 шабана/8 апреля главная башня капитулировала, а рыцарям дали гарантию неприкосновенности и разрешили покинуть крепость, чтобы искать убежища в Триполи.

Эта крепость, несомненно, была жизненно важным укреплением для мусульман, и Бейбарс лично наблюдал за восстановительными работами, прежде чем покинул ее 15 рамадана/27 апреля. Короткий отрезок времени, который потребовался для ремонта и приведения крепости в первоначальное состояние, ясно показывает, что повреждения, нанесенные цитадели, был небольшими, но они наверняка были сделаны в самых ключевых местах обороны.

Осада Маркаба в 683/1285 г.

Ибн Абд аз-Захир дает подробный отчет об осаде Маркаба мамлюкским султаном Калауном в 683/1285 г. В его повествовании показана тщательная подготовка, непосредственно предшествовавшая осаде. Он начинает свой рассказ с того, что подчеркивает, как трудно взять эту цитадель:

"Это огромная грозная цитадель, которой господин наш султан ал-Малик ал-Мансур - да дарует ему Бог победу! - упорно пытался овладеть, стараясь захватить ее во имя ислама".

Однако ему это долго не удавалось, хотя он и предпринимал неоднократные попытки. Госпитальеры в Маркабе очень возгордились и почувствовали себя могущественными, держа под контролем все близлежащие цитадели. И в самом деле, франки верили, что Маркаб захватить невозможно.

Калаун снарядил манджаники из Дамаска:

"Было приготовлено оружие из железа и нафта, подобные которым можно найти только в его хранилищах и арсеналах".

Все это было сделано заранее, а также был использован опыт тех, кто разбирался в осадах.

"Манджаники и оружие несли на шеях и головах".

Мусульмане использовали три так называемых франкских манджаника, три "черных буйвола" и четыре "дьявольских" манджаника.

Взяв цитадель и подумав, разрушать ее или нет, Калаун решил сохранить крепость и заново укрепить ее. Он поместил в ней воинов, 400 ремесленников, манджаники, оружие, деревянные блоки, топливо, стрелы, арсеналы, "греческий огонь" и другие принадлежности, необходимые во время осады.

ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ

Из мусульманских источников становится понятно, что наиболее привычной формой противостояния мусульман и крестоносцев была осада.

Эти источники подтверждают вывод Маршалла, что именно осады решили участь крестоносцев и что "другие формы военных действий были в основном случайными". На что не указывают исламские источники - так это на тот неопровержимый факт, что численностью мусульмане превосходили франков. Возможно, это казалось чем-то само собой разумеющимся, а может быть, по той причине, что правда подорвала бы славу их побед.

СВИДЕТЕЛЬСТВА ТРЕХ МУСУЛЬМАНСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ИСКУССТВА

Рисунок из Фустата

От XII в. почти не осталось мусульманских рисунков на бумаге. Однако имеется одно сохранившееся художественное свидетельство этого времени, которое в силу своей редкости обладает огромной ценностью. Это очень сильно поврежденный рисунок фатимидского времени, найденный среди гор мусора в Фустате (который до постройки Каира был мусульманской столицей Египта) и, вероятно, датирующийся приблизительно 1150-1180 гг. Этот тонированный рисунок демонстрирует подлинные изображения оружия, которое использовалось в XII в.

В частности, на нем изображен удлиненный книзу треугольный щит, известный в Египте, по крайней мере, со времени возведения в Каире ворот Баб ан-Наср ("Врата победы", построены в 1087 г.), на которых он представлен в виде барельефа. Кроме того, там изображен и круглый щит.

Трудно установить, какое именно историческое событие (если вообще какое-нибудь) воспроизводит рисунок. На протяжении XII в. франки не раз сражались против Фатимидов. В число этих столкновений входили и наступательные инициативы со стороны ал-Афдала на ранних стадиях появления крестоносцев, и участие франков во внутренних делах Египта в 1160-е гг. Поэтому возможно, что на рисунке отражено реальное военное столкновение между Фатимидами и франками, может быть, даже то самое, в котором принимали участие посланные Нур ад-дином сирийские войска.

Здесь следует вспомнить знаменательную дату - 1168 г., когда фатимидский вазир сжег Фустат дотла. Вероятно, рисунок был сделан раньше, поскольку его нашли в мусоре в Фустате.

На рисунке изображено некое военное столкновение, происходящее прямо под стенами города или укрепленного пункта. Семь воинов держат щиты и, по крайней мере, четверо из них облачены в доспехи. Тщательно изображены головные уборы воинов: на одном надет конический норманнский шлем с коротким наносником, на остальных что-то похожее на тюрбаны. На двух конных воинах надеты длинные кольчуги, на одном из пехотинцев - галифеобразные штаны до колен.

Баптистерий (купель) Святого Людовика

Баптистерий Святого Людовика - признанный шедевр мусульманской работы по металлу. Это произведение стало предметом замечательного исследования Сторма Райса, опубликованного вместе с серией прекрасных рисунков и фотографий, Бронзовый резервуар для воды, который теперь находится в Лувре, подписан мусульманским мастером Мухаммадом б. аз-Зайном и, по единодушному мнению ученых, датируется периодом 1290-1310 гг., хотя предлагались и другие датировки. Вся поверхность "Баптистерия" покрыта выгравированными изображениями, инкрустированными серебром и золотом. Поскольку в основном там изображены различные жанровые сценки, они являются замечательным наглядным историческим документом. Там изображен мамлюкский двор, сражения и сцены охоты. Детали костюмов поражают. Один эмир тяжело вооружен, он держит в руках меч, булаву и лук. Двое других вооружены топорами.

Сцены сражений, изображенные на "Баптистерии", представляют особый интерес. На первой сцене центральная фигура облачена в пластинчатый доспех, одетый поверх стеганой одежды. Воин изображен только что выпустившим стрелу из лука. Стрела вонзилась в шею врага.

Вторая сцена изображает троих всадников с копьем, луком и мечом соответственно. Отрубленные части тела вражеского воина лежат под ногами их коней. Художник потрясающе передал ощущение опасности и ужаса, царящих на поле боя. Изображенное на этом резервуаре для воды, который, вероятно, раньше был предметом сервировки стола какого-то высокопоставленного мамлюка, вдыхает жизнь в сухие, в некотором роде безжизненные инструкции военных трактатов. Художник подкрепляет эту информацию и добавляет много собственных живописных подробностей.

Кроме того, это свидетельство из первых рук, подтверждающее стремление мамлюков изображать геральдические знаки (символы ранга) на различных предметах, использующихся эмирами на службе, таких как одежда и оружие.

На чаше изображено самое разное оружие - топоры, палицы, кинжалы - с точными деталями. Она также является отличным источником для изучения военного костюма того времени, начиная с головных уборов и заканчивая обувью, а также деталей конной упряжи и другого снаряжения.

Сельджукское блюдо

Сохранившееся с начала XIII в. полихромное сельджукское блюдо стиля минаи, которое хранится в галерее Фрир в Вашингтоне, - уникальное материальное свидетельство того, как велись войны в период Крестовых походов. Хотя оно происходит из Ирана, а не из районов, подвергавшихся нападениям франков, блюдо имеет прямое отношение к войнам с крестоносцами, поскольку изображает тюркских воинов, атакующих крепость. В армиях Зенги, Hyp ад-дина, Саладина и более поздних полководцев преобладали тюркские мамлюкские войска и вспомогательные отряды туркменов.

Вероятно, не было большой разницы между военной практикой тюрок в Иране и Сирии. Поэтому данное произведение прикладного искусства имеет прямое отношение к интересующей нас тюркской военной среде. Некоторые воины, изображенные на блюде, названы поименно (имена в основном тюркские), но событие, увековеченное на нем, пока не установлено. Оно, однако, может изображать тюркских воинов, штурмующих твердыню ассасинов в Западном Иране. Нападающие изображены в разгар штурма; сражение еще не выиграно. Это не медленная, кропотливая осада, а неистовая конная атака на крепость. Возможно, это кульминация битвы, если падающая с крепостной стены фигура - действительно предводитель обороняющихся.

Атакующие верхом на конях мчатся к крепости параллельными рядами. Их предводители одеты в серовато-пурпурное одеяние, те, кто скачет непосредственно за ними, - в зеленое. Может быть, это свидетельствует о том, что только предводители одеты в кольчуги, которые были очень дорогими. И действительно, атакующий человек в самом центре боя, надпись над головой которого гласит, что это Худаванд Музаффар ад-даула ва-д-дин, похоже, одет в своего рода кольчужную куртку. Ни на одном нет шлема или другого защитного головного убора. Необходимо отметить, что не вполне понятно, какую пользу можно извлечь из такой бешеной конной атаки на хорошо защищенную крепость, но при этом нет и никаких оснований сомневаться, что художник изобразил атаку, которую подобные всадники могли бы вести против врага в реальном сражении.

Защитники крепости, нижняя часть которой украшена изразцами, стреляют из луков между зубцов в стенах. Они также используют манджаник, установленный в наиболее высокой точке крепости и стреляющий в нападающих камнями. На переднем плане несколько пеших защитников вышли из крепости с мечами, копьями или луками для контратаки, которая, очевидно, обречена на провал, если судить по распростертым на земле мертвым телам, с которых уже сняты одежда и доспехи. Некоторые детали в изображении крепости остаются довольно загадочными: возможно, пустые комплекты доспехов и оружие расставлены по зубчатой стене с намерением убедить нападающих, что в крепости защитников больше, чем есть на самом деле, но не исключено, что эта секция изображает арсенал.

Хотя на блюде много стилизованных и символических элементов, рисунки на нем воспроизводят атмосферу настоящего сражения, отобразив самый разгар боя, его кровавый хаос, панику, смятение и ужас. Изображения атакующих воинов наползают на самые края блюда, заставляя предположить угрозу появления пока еще невидимых новых и новых врагов.

ДРУГИЕ АСПЕКТЫ ВЕДЕНИЯ ВОЙНЫ

Набеги и засады

Многие столкновения между мусульманами и франками представляли собой отдельные короткие стычки и были куда более обычным и повседневным делом, чем генеральные сражения с присущими им помпой, кровопролитием и расходами.

Набег имел более ограниченные цели вроде захвата каравана и его товаров или оказания помощи в захвате замка, но быть и частью более крупной операции. Иногда рейды предпринимались с целью отмщения или демонстрации силы. В книге Маршалла подробно рассмотрено значение набегов в военных столкновениях между мусульманами и крестоносцами. В мусульманских источниках иногда трудно отличить полномасштабные сражения от мелких стычек, хотя многие столкновения, вероятно, подпадали под вторую категорию.

Типичной мелкой стычкой была так называемая "битва" при ал-Кухване (ал-Укхувана) на берегу Тивериадского озера в мухарраме 507/июне 1113 г. Передовой отряд тюркских фуражиров из объединенных сил Маудуда из Мосула и Тугтегина из Дамаска разбил лагерь у ал-Кухваны и обнаружил, что там уже поставили свои палатки франки под командованием Балдуина и Рожера Антиохийского.

"Обе стороны одновременно бросились в атаку без всякой подготовки, установки палаток, разбития лагеря или предварительной перестрелки. Они сошлись в рукопашной, и Всемилостивый Бог, да вознесем Ему хвалу, даровал победу мусульманам после трех атак".

Типичным примером мелкого столкновения является засада, устроенная Саладином на франкский отряд возле Рамлы в 1192 г. Для этой схватки Саладин использовал войска арабов-бедуинов, которые сражались копьями, сделанными из тростника. Он выбрал их из-за их скорости и стремительности. Много франкских всадников было выбито из седел напавшими из засады бедуинами. Потом к ним присоединились тюркские войска и нанесли франкским рыцарям серьезные ранения, метая в них дротики. Несомненно, полезным результатом этого столкновения явился захват вражеских лошадей.

От набегов была и другая польза. Они ослабляли врага и подрывали его боевой дух. Набеги устраивали на деревни, церкви и мечети, часто нанося ущерб сельскохозяйственным угодьям. В наставлении ал-Аксараи есть интересный раздел о неожиданных нападениях и засадах. Тантум приходит к выводу, что автор описывает действительно существовавшую практику своего времени. Особенно подчеркивается ценность засад:

"Засады необходимы для армии в качестве меры предосторожности... Люди понимающие оценивают засады по их эффективности; это правило, выведенное для армии в качестве мощного источника силы".

Ал-Аксараи объясняет, хотя и не очень подробно, как устраивать засады:

"Гораздо лучше, если выделенный для засады отряд разделится на две части, поскольку есть вероятность того, что увидев, как их мало, противник захочет напасть на них, а когда мусульмане начнут отступать, то [враги] погонятся за ними и тут-то на них обрушится вторая группа".

Он подчеркивает, как важно выбрать для засады удобное место около воды на случай, если мусульманам придется долго дожидаться нападения, и указывает на необходимость хранить молчание, пока воины прячутся.

Связь

В период Крестовых походов самым простым способом передавать важные военные сведения была отправка гонцов на быстрых конях или верблюдах. Однако использовались также и световые сигналы для передачи новостей с одной высокой точки на другую на значительные расстояния. Для передачи важных сведений использовали даже пловцов. Именно пловец уведомил Саладина о положении в Акре в 586/1290-1291 г. Египетская почтовая служба (в состав которой входила служба разведки) использовала мулов и быстроходных верблюдов. Бейбарс преобразовал почтовую службу, которая в конечном итоге охватила территорию до сирийского побережья и крепостей в горах Тавра, и учредил на дорогах специальные почтовые станции для смены лошадей и отдыха всадников.

Для передачи сообщений использовали также голубей. В своем военном наставлении ал-Ансари говорит:

"Очевидно, что голуби являются одним из самых быстрых средств связи, потому что голубь покрывает расстояние двадцати дней пешего пути в один день".

Согласно ал-Ансари, в Египте была разветвленная сеть голубиных башен.

Что касается Сирии, Ибн ал-Асир дает подробный отчет о том, как Hyp ад-дин организовал там на своих территориях систему голубиной почты:

"В 567 [1171-1172] г. ал-Малик ал-Адил Hyp ад-дин приказал использовать почтовых голубей. Это почтовые птицы, которые прилетают назад в свою голубятню из далеких мест. Их стали использовать на всех его территориях.

Причиной тому было то обстоятельство, что его территории стали такими обширными и его царство столь огромным, что оно протянулось от границы с Нубией до ворот Хамадана, и лишь земли франков вклинивались в него. Франки, да проклянет их Бог, иногда нападали на его границы, но к тому времени, как эта новость достигала его ушей и он мог выступить против них, они уже частично достигали своих целей. И тогда он отдал приказы и разослал их в письменном виде по всем своим территориям. Он установил продовольственные пайки для голубей и их заводчиков.

Все это принесло ему огромное удовлетворение. Таким способом новости тут же доходили до него. На всех границах у него были на дежурстве специальные люди с голубями из ближайших городов. Как только они видели или слышали что-нибудь, тотчас же все записывали, привязывали письмо к птице и отправляли без промедления в город, откуда она родом. Там сообщения передавали другой птице из другого города на пути к Hyp аддину и так далее, пока сообщение не доходило до него самого.

Таким образом, границы стали защищенными, и когда отряд франков нападал на какую-то границу, новость достигала Hyp ад-дина в тот же день.

И тогда он писал ближайшим к границе войскам и приказывал им собраться и быстро выступить, чтобы застигнуть врага врасплох. Так они и поступали, и побеждали, в то время как франки были уверены, что Hyp ад-дин далеко от них. Пусть Бог будет милосерден к Hyp ад-дину и доволен им. Как велики были его заботы о своих подданных и своих владениях!"1107

Во время осады Александрии в 570/1174-1175 г. новости доставлялись в лагерь мусульман голубями ("на крыльях птицы").

Шпионы

Мы можем предполагать, что шпионская сеть существовала у обеих сторон: шпионы поставляли информацию о местных условиях. Такая сеть вполне могла включать в себя и бывших узников, обращенных в другую веру, тех, кто, будучи перед жестоким выбором - обращение или смерть, предпочел новую религию и жизнь.

Низам ал-мулк в своей "Книге об управлении" упоминает о необходимости иметь шпионов. Шпионы должны были постоянно покидать пределы королевства под видом купцов, путешественников, суфиев, коробейников и нищих и приносить сведения обо всем, что услышали, чтобы никакие вопросы не оставались скрытыми. Низам ал-мулк подозревает официальных послов, подчеркивая, что они часто имели тайную цель визита:

"На самом деле они хотят узнать все о состоянии дорог, горных перевалов и рек, чтобы понять, может ли армия преодолеть их или нет".

Потом он говорит о целом комплексе других сведений, которые посол может желать узнать в дополнение к официальной цели своего посольства.

Ал-Ансари также отводит шпионам, курьерам и информаторам значительное место в своем военном наставлении. С его точки зрения, шпионы должны заслуживать доверия, обладать проницательностью и здравыми суждениями, быть рассудительными и хитрыми, обладать опытом странствий и хорошо владеть языком противника.

Типичным примером вероятного шпиона являлся Гильом Франк, генуэзский купец, появившийся в Каире в 607/1210-1211 г. и привезший дары для ал-Адила. Султан пригласил его остаться в своей свите и сопровождать его в Сирию. На самом деле, как говорит ал-Макризи, тот был франкским шпионом. И все-таки, когда ал-Адил четыре года спустя сделал своей резиденцией Каир, Гильому было предложено жить с ним.

Обращение с пленными

Мусульманские пленники у франков

Не возникает сомнений, что во франкских тюрьмах томились захваченные в плен мусульмане, но установить их число не представляется возможным. Так, например, утверждение Ибн Шаддада, что в Иерусалиме в 1187 г. находилось 3000 мусульманских пленников, внушает мало доверия. Еще более преувеличена цифра, которую дает восторженный биограф Саладина Имад ад-дин, утверждающий, что во время своей освободительной кампании Саладин выпустил на свободу 20000 мусульманских узников.

Несмотря на такие простительные неточности, кажется вполне очевидным, что в руках крестоносцев должно было находиться много мусульман, особенно в период величайших военных и территориальных успехов крестоносцев. Кедар доказывает, что пленные мусульмане вносили значительный вклад во франкскую экономику. Согласно Ибн ал-Фурату, 1000 пленных мусульман были заняты на строительстве Сафада.
Нескончаемое строительство замков, которое отняло у франков столько сил в XII в., не могло не вызывать постоянной потребности в людских ресурсах, чтобы добывать камень, перевозить строительные материалы, готовить подъездные дороги и копать рвы. Пленные мусульмане были важным элементом этого бесконечного и амбициозного предприятия.

В 661/1263 г. султан Бейбарс осудил крестоносцев за то, что они не выполнили условий соглашения и продолжали удерживать мусульманских пленных для использования их на принудительных работах, вместо того чтобы обменять на франков, томившихся в мусульманских тюрьмах:

"Мы отправили узников в Набулус, а оттуда в Дамаск, а вы не прислали никого... Вы не пожалели тех пленников, что исповедуют ту же религию (милла), что и вы, и что уже прибыли к порогу вашего дома. И все ради того, чтобы ваши работы, которые выполняют пленные мусульмане, не прекращались".

Усама отмечает, что часто посещал короля франков (Фулька V) в периоды перемирий. Он пишет, что отец королевы король Балдуин "был обязан моему отцу". Во время таких визитов франки обычно разрешали Усаме выкупить нескольких пленных мусульман. Усама также говорит о "франке-дьяволе по имени Гильом Джиба", взявшем в плен около 400 мусульманских паломников. Некоторых из них привели к Усаме их хозяева, и он выкупил тех, кого смог. Позже Усама сообщает, что некоторые из пленных бежали и их спрятали жители деревень около Акки:

"Будучи мусульманами, они прятали любого пленного, что приходил к ним, и заботились о том, чтобы он перебрался на мусульманскую территорию".

К отдельным историям, таким как свидетельство Ибн Джубайра, следует относиться с осторожностью, поскольку их нельзя рассматривать в качестве общепринятой нормы отношения крестоносцев к пленным мусульманам. Очевидно, что обе стороны обращались со своими пленниками с различной степенью строгости в зависимости от конкретных обстоятельств. Ибн Джубайр очень эмоционально описывает положение мусульманских пленных:

"Среди несчастий, что увидит человек, прибывший в их землю, будут мусульманские пленные, которые ходят в оковах и поставлены на тяжелые работы, как рабы. В таких же условиях находятся и пленные мусульманки, ноги их тоже закованы в железные кольца. Когда видишь их, сердце разрывается, но сочувствие не приносит им пользы".

Ричард Львиное Сердце, в основном отмеченный за свое рыцарское поведение, иногда был способен и на чрезвычайно жестокое отношение к пленникам. В 587/ 1191 г., согласно ал-Умари, он приказал убить в Акре много мусульманских пленных. Ибн Шаддад не смягчает выражений, рассказывая об этом:

"Они были под его защитой, а он повел себя по отношению к ним вероломно... Затем они призвали тех из мусульманских пленных, кому Бог уготовил мученичество в этот день. Их было около 3000. [Франки] набросились на них и хладнокровно перебили всех до единого мечами и копьями".

Вполне возможно, что франки применяли принудительные меры по отношению к пленным мусульманам, находившимся в их руках. Об этом, очевидно, и идет речь в письме, написанном Ибн Таймиййей какому-то "королю" на Кипре в 703/1304 г. Ибн Таймийа просит, чтобы король проявил доброту по отношению к неким мусульманским пленным, и предлагает освободить их. Возможно, они оказались жертвами набега франкских пиратов на побережье Леванта и не имели надежды собрать денег на выкуп. В конце письма он просит франкского короля воздержаться от обращения пленников в другую религию:

"Я завершаю это письмо, советуя [королю] обращаться с этими людьми Корана снисходительно... и воздержаться от обращения кого бы то ни было из них в другую веру".

Важным документом того времени является арабская надпись на базальтовой плите в мечети, известной как Дайр ал-Муслимин (или Дайр ал-Муслим) в Буере (Бостра) в Южной Сирии. Надпись гласит, что атабек Муин ад-дин Унур отдает в вакф мельницу и печь с тем, чтобы доход от них был использован для "освобождения мусульман из тюрем неверных", особенно

"тех, у кого нет семьи и кто не может освободить себя сам. Они должны быть суннитами, не должны отдаляться от общины и должны знать Коран наизусть".

Кроме этого вакфа в надписи упоминается некий Сурхак, выделивший шестую часть доходов от маленькой деревушки под названием Мардж Хараса для этих же целей. Эта надпись, надежно датированная по историческим данным тем годом, когда умер Унур, то есть 544/ 1149 г., содержит цитаты из Корана (2:177,299 и 231), а титулы Унура подчеркивают его благочестие. Надпись дает нам ценную информацию о механизме и условиях выкупа мусульманских пленников.

Еще одна (ныне утраченная) надпись из Буеры также имеет отношение к выкупу пленных.1119 Обычай был широко распространен в то время и продолжал существовать довольно долго и в мамлюкский период. Так, во время правления Бейбарса губернатор Дамаска основал специальный фонд для этой цели, и даже в XIV в. мусульмане выкупали своих единоверцев у франков острова Кипр. И наконец, имеет смысл отметить, что из "Воспоминаний" Усамы видно, что он и его друг Унур состязались друг с другом в благочестивом деле выкупа мусульманских паломников, захваченных франками.

Франкские пленники в руках у мусульман

Франкских пленных у мусульман было, вероятно, значительно меньше, учитывая, что франки в Леванте всегда были в меньшинстве. Более того, мусульмане нуждались в принудительных работах в значительно меньшей степени, чем франки с их огромными и неотложными строительными мероприятиями - хотя цитадель в Каире была построена с помощью большого числа франкских военнопленных.

Мусульманские источники полны историй о судьбе знаменитых пленников-крестоносцев, попавших в руки мусульман; эти отчеты иногда свидетельствуют о жестокости, иногда - о рыцарстве.

В начале XII в. тюркский правитель Дамаска Тугтегин, принимавший участие в первых мусульманских попытках организовать военный отпор крестоносцам, был жесток и бескомпромиссен в своем отношении к знатным пленникам-крестоносцам, имевшим несчастье попасть в его руки.

В 502/1108-1109 г. он взял в плен племянника Балдуина Иерусалимского. Как пишет Ибн ал-Асир:

"Тугтегин предложил ему принять ислам, но тот отказался, предлагая в качестве выкупа за себя 30000 динаров и освобождение пятисот пленников. Но Тугтегина это не удовлетворило без принятия ислама, и когда тот не согласился, Тугтегин собственноручно убил его, а пленников отослал халифу и султану".

Можно истолковать этот отрывок так, будто Балдуин предлагал освобождение 500 мусульманских пленников, находившихся в руках франков, но кажется более вероятным, что он предлагал Тугтегину освободить не только его самого, но и еще 500 пленных франков за общую сумму в 30000 динаров.

В рассказе имеется подтекст, выходящий за рамки вопроса об отношении к пленным. Он указывает на то, что по политическим или религиозным причинам, но Тугтегин твердо вознамерился заставить племянника франкского короля Иерусалима отступиться от своей веры и что, преследуя эту цель, он был готов отказаться от громадной суммы в 30000 золотых монет. Разумеется, возможно и то, что по военным соображениям он не был готов освободить 500 пленных франков. Но вполне вероятно, что этот эпизод демонстрирует силу благородства обеих сторон в те времена.

Роберт, сын Фулька, правителя Сахйуна, был доблестным воином и находился в хороших отношениях с Тугтегином. Однако ни их прошлые дружеские отношения, ни то, что Роберт был прокаженным (абрас), не привело к более мягкому обращению с ним со стороны Тугтегина. Роберт упал с коня во время сражения в 1119 г. и был взят в плен Тугтегином, который лично его казнил.

Тугтегин взял в плен графа Жерваза Басошского, владетеля Тиверии, в шаввале/14 мая - 11 июня 1108 г.:

"Он выдолбил его череп, пока тот еще был жив, и пил из него вино, а граф смотрел на него. Он прожил час и потом умер".

Подобные отвратительные, а в данном случае и абсурдные с медицинской точки зрения эпизоды часто приписывались тюркским эмирам в XII и XIII вв. Эти выдающиеся тюрки часто упоминаются как невоздержанные в выпивке, а их поведение рассматривается мусульманскими, особенно арабскими хронистами, как неприемлемое. Такие авторы рассказывают истории, в которых тюркские правители разрубают пленников пополам или налагают на них ужасные наказания.

Особенным негодяем был Салах ад-дин ал-Яги-Сийани. Арабский аристократ Усама описывает этого тюркского эмира, не страшившегося ни Бога, ни Зенги, как необычайно свирепого и жестокого. Ибн ал-Азрак, городской хронист Маййафарикина, записывает, что в 528/1133-1134 г. ал-Яги-Сийани наказал одного своего приближенного, привязав его к собаке и засунув обоих в мешок. Находчивый сановник умудрился в мешке зажать шею собаки между ног, задушить животное и бежать.

Истории, подобные этим, пускай даже по большей части недостоверные, являются отражением сильного негодования арабов, которыми правили тюрки. Усама просит Бога не вводить ал-Яги-Сийани в крайности, и говорит, что есть истории, от которых "и новорожденный поседеет".

Похоже, что и Бейбарс настаивал на необычайно жестоких наказаниях, даже по меркам того времени. В 664/1266 г. все защитники Сафада, кроме двоих, были убиты и около 1500 обезглавлены на ближайшем холме.

Высокопоставленные франкские пленники обычно оставались в плену, пока не выкупали свою свободу. Усама пишет:

"Бог предопределил, чтобы франкские пленники, взятые в Кафартабе, были освобождены, поскольку эмиры разделили их между собой и держали их у себя, пока те не смогли себя выкупить".

На выплату выкупа могли уйти годы, и все это время узники томились, а иногда и умирали в темнице. С другой стороны, знатному - а тем более королевской крови - пленному могли предоставить особые условия, подобающие его рангу. Так, в 648/1250-1251 г. французский король Людовик Святой был отправлен в ал-Мансуру. Он был прикован цепью за ногу и размещен в доме, принадлежавшем высокопоставленному чиновнику канцелярии. Ему выделили специального человека, чтобы тот ему прислуживал и приносил еду. Рядовых франкских пленных, однако, казнили группами каждую ночь и сбрасывали их тела в Нил.

Между пленником и пленившим его, вероятно, проходили долгие и сложные переговоры, которые могли свестись к прямым торгам. Типичным примером является эпизод с мусульманским правителем Мосула Джавали и его франкским пленником Балдуином, которого Ибн ал-Асир называет "франкским графом".

В 502/1108-1109 г. он пишет:

"Когда он [Джавали] прибыл в Маскин, он освободил франкского графа, бывшего пленником в Мосуле. Он взял его с собой. Его звали Балдуин, и был он правителем Эдессы и Саруджа и других мест. До того времени он оставался в тюрьме и израсходовал много денег, но так и не был освобожден. В подходящий момент Джавали освободил его и надел на него почетные одежды. Он находился в тюрьме почти 5 лет. Джавали поставил ему условие, что тот должен заплатить за себя выкуп деньгами и освободить мусульманских пленных, которые находились в его тюрьме, а также должен поддерживать его лично и войсками, и деньгами, когда он этого потребует".

Однако этим история не закончилась, так как Балдуин был отправлен в Калат Джабар и не был освобожден до тех пор, пока Жослен, правитель Телль Башира, не стал заложником вместо Балдуина. Потом Джавали освободил Жослена, взяв взамен его шурина и шурина Балдуина.

Заложники были частью повседневной жизни: они предлагались как залог доброй воли в сделках между франками и мусульманами. Усама приводит много примеров подобной практики. Однажды будучи в Шайзаре, Балдуин II отослал заложников - франкского и армянского рыцарей - в обеспечение своего долга артукидскому правителю Мардина Тимурташу. Когда деньги были выплачены, заложники смогли вернуться домой. Когда мусульмане из Хамы захватили в плен возвращающихся домой заложников, отец Усамы настоял на их освобождении. Таково было чувство фамильной чести.

Мусульманские источники не описывают необычную внешность рыцарей-тамплиеров (в белых плащах с красными крестами) и госпитальеров (в черных одеяниях с белыми крестами), хотя такие чуждые по своему облику группы людей должны были сильно выделяться и поражать увидевших их мусульман. Саладин, вошедший за свое рыцарство в легенду и на Востоке, и на Западе, выделил эти военизированные ордены особо и поступил с ниш безжалостно, казнив после битвы при Хиттине в 1187 г. всех попавших в плен орденских рыцарей, которые отказались принять ислам. Торжество над поверженным врагом является одним из высших проявлений религиозного чувства. Воинам- добровольцам, религиозным ученым, суфиям и аскетам, которые были в войске Саладина, было предложено лично казнить одного из таких пленных:

"Султан сидел с довольным лицом, а неверные смотрели мрачно".

Не приводится никаких причин такой жестокости, но можно с большой степенью вероятности утверждать, что именно эти легкоузнаваемые воины символизировали западнохристианский фанатизм, а также пробуждали старинную мусульманскую неприязнь к монашеству. Отсюда и глубокая ненависть, и негодование, которые отчетливо проступают в повествовании.

В более ранний период, в 575/1179 г., Саладин проверил большую группу пленных, всех "закованных в цепи". Среди них находился Балдуин Ибелинский, который был выкуплен через год. Ал-Макризи также пишет, что Одо, Великий магистр тамплиеров, был одним из этих пленников, но умер в тюрьме.

Случалось, что возникала возможность бежать из тюрьмы - при помощи подкупа, хитрости или изобретательности. Вазир ал-Афдал Ридван ал-Валахши был заключен в здании, расположенном рядом с дворцом в Каире, но бежал оттуда, прокопав ход длиной в четырнадцать локтей с помощью железного гвоздя.

Хронист ал-Азими пишет, что артукидский эмир Балак в 517/1123-1124 г. взял в плен правителя Антиохии Балдуина и бросил его в яму (джубб) в Хартперте вместе с Жосленом. Жослен, переодевшись, сумел бежать. Поскольку Хартперт (современный Харпут) находился в Восточной Турции, недалеко от Хисн Кайфы, Жослен оказался вдали от владений крестоносцев и добраться туда ему было нелегко.

Как обращались с пленниками? Мусульманские пленные, пробудившие сострадание в Ибн Джубайре, были закованы в кандалы, а женщины носили оковы на ногах. Согласно Усаме, в одном случае - при капитуляции Кафартаба в 509/1115 г. - оказалось, что мусульманских пленников сковывали по двое:

"Мы освобождали пленных из числа жителей Шайзара, которые были скованы по двое. У кого-то обгорело тело, а ноги остались нетронутыми, кто-то погиб в огне. Я понял, что приключившееся с ними - это великое назидание".

Заключенные в мусульманских тюрьмах, будь они крестоносцами-военнопленными или же мусульманами-еретиками, эмирами или чиновниками высокого ранга, поссорившимися с правителем, - часто страдали от ужасных испытаний. Ибн Васил описывает печальную участь одного такого неудачника, мусульманского военачальника, брошенного в яму (джубб) в Баальбеке:

"Там было темно и не ощущалось разницы между днем и ночью. На день узнику давали маленький хлебец и салат".

Великий мусульманский мыслитель и реформатор Ибн Таймиййа, бывший в свое время словно кость в горле для мамлюкской правящей элиты, вместе с двумя своими братьями был брошен в наихудшую тюрьму каирской цитадели, в джубб (колодец или яма), вонючее подземелье, полное летучих мышей. В одном из писем, датированном 706/1307 г., он описывает свои ощущения, сравнивая свою судьбу с судьбами пленников-христиан:

"Христиане находятся в хорошей тюрьме... Если бы только наша была такой же, как тюрьма для христиан!"

Эти христиане были, вероятно, крестоносцами, потому что маловероятно, чтобы к обычным коптам или восточным христианам так хорошо относились в тюрьмах Каира. Много пленных христиан находилось в Каире после падения Акры в 1291 г. Если эти пленники дожидались выкупа, то вполне понятно, что мусульмане относились к ним более снисходительно, чем к "инакомыслящим" и смутьянам вроде Ибн Таймиййи, провозгласившего себя совестью мамлюкского режима.

Существует интересное свидетельство того, как в мамлюкский период обращались с франкскими пленными. Оно было обнаружено в юридическом документе, составленном в 679/1280 г. неким Ибн ал-Мукаррамом (в правление султана Калауна). В документе содержатся практические советы по ряду юридических вопросов, включая следующий раздел о тюрьмах:

"Тюрьмы следует хорошо сторожить и охранять их днем и ночью. Бороды всем военнопленным - франкам, антиохийцам и другим - должно сбрить и следить, чтобы их сбривали всякий раз, как борода вновь отрастет". Вероятно, за этими мерами лежит желание четко различать бородатых мусульманских и безбородых немусульманских узников.

Довольно строгие юридические рекомендации Ибн ал-Мукаррама косвенно указывают на предшествующую этому мягкость обращения мусульман с узниками-франками. Действительно, из его слов следует, что в прошлом некоторым узникам предоставлялись определенные привилегии, которые необходимо отменить:

"Военнопленные, занятые [на общественных работах], не должны проводить ночи за пределами тюрьмы. Никому из них не должно быть позволено ходить в баню, или в какую бы то ни было церковь, или еще куда-нибудь".

Далее Ибн-Мукаррам подчеркивает необходимость регулярно проверять цепи на узниках. Он настаивает, чтобы меры безопасности внутри и вокруг тюрем, в которых находятся франки, в ночное время усиливались вдвойне. Особенно он отмечает тюрьму, известную как хизанат ал-бунуд, в которой содержались франкские князья и их семьи.

Из источников становится ясно, что франкских пленников использовали в качестве рабочей силы, особенно на строительных работах. Столь грандиозное предприятие, как строительство цитадели в Каире, было бы невозможно без рабочей силы, включавшей в себя большое количество франкских пленных.

Согласно ал-Макризи, который цитирует Ибн Абд аз-Захира: чтобы построить цитадель Каира, потребовалось 50000 франкских пленных. Конечно, это подозрительно круглая цифра, но все-таки она указывает, что их количество было необычайно велико.

Эту же информацию подтверждает Ибн Джубайр, который видел, как строили цитадель в 1183 г.

Саладин также использовал пленников, когда восстанавливал укрепления Акры в 1187 г., "привезя с собой инструменты, животных и пленных". Наджм ад-дин Аййуб использовал франкских пленников для работ на строительстве своей новой цитадели на острове Рауда. Аййубидский султан ал-Малик ас-Салих, давая предсмертный совет сыну, предложил работу по укреплению оборонительных сооружений Дамиетты возложить на франкских пленных.

ВОЕННО-МОРСКОЕ ДЕЛО

При изучении чисто военного аспекта конфликта крестоносцев и мусульман морской стороной дела обычно пренебрегают. Большинство научных исследований практически не уделяет этому вопросу внимания, хотя именно слабость ближневосточных мусульман в морском деле во времена Крестовых походов была, несомненно, основным фактором длительного господства франков в этом регионе. Правда, уже в 1848 г. французский востоковед Рено отметил тот факт, что мусульмане стояли ниже европейцев в морских вопросах. Но это важное утверждение не было воспринято учеными до 1970-х гг., пока исследования Айалона и Эренкройца не подтвердили правильность этого утверждения. Существует высказывание, которое приписывают самому пророку Мухаммаду:

"Кампания на море равносильна десяти кампаниям на суше".

И разумеется, не имеющие отношения к мореходству арабы - те, что жили в пустынях или далеких от побережья городах, должны были бояться моря. Мусульманская традиция утверждает, что арабы якобы испытывали к морю отвращение, которое восходит ко времени второго мусульманского халифа Омара (ум. в 644 г.). На просьбу, обращенную к великому полководцу Амру б. ал-Асу, завоевателю Египта, описать ему море Амр ответил так:

"Море - это безграничное пространство, где большие суда кажутся крохотными пятнышками; ничего, кроме небес над головой и воды внизу; когда оно спокойно, сердце моряка разбито; когда оно бурно - чувства его колеблются. Доверяй ему мало, бойся его сильно. Человек в море - насекомое на щепке; вот - поглощен, вот - напутан до смерти".

Поэтому неудивительно, что Омар советовал мусульманам избегать моря. И даже если они рисковали выйти в море, то делали это втайне от него, за что бывали наказаны.

Откуда же возникла эта приписываемая арабам боязнь моря?

Разумеется, с одной стороны, ее можно считать отражением глубоко укоренившейся тревоги людей пустыни, больше привыкших покорять обширные пространства суши, чем неведомый и опасный океан.

Арабская пословица

"Лучше слышать, как испускают газы верблюды, чем как молятся рыбы"

как нельзя лучше подтверждает это.

Более того, большинство территорий восточной части мусульманского мира не имело доступа к основным морским путям, и их население не было знакомо с мореплаванием и морскими сражениями. Рассказ Омара намекает на досадную нехватку военно-морского опыта у ранних мусульман. И все же гипотеза о том, что навигация была чужда мусульманскому миру, явно упрощена. Народы Аравийского полуострова, жившие на побережье, издавна привыкли не только к рыболовству, но и к дальней морской торговле.

На самом деле они были господствующей торговой силой в водах между Индией и Персидским заливом, начиная с III тысячелетия до н. э., и знали секреты муссонов. Уже в VIII в. существовали арабские торговые поселения далеко на востоке, в Кантоне. Более того, когда арабы завоевали Египет, Сирию и Палестину, они унаследовали освященные веками средиземноморские традиции мореплавания, восходящие ко временам Финикии, и бросили Византии вызов на море.

Далее на востоке мусульманские правители тоже стали наследниками опыта недавно завоеванных ими прибрежных народов, которые занимались торговлей на традиционных морских путях Красного моря, Персидского залива и, как уже было отмечено, за их пределами. Аббасиды опирались на этот надежный фундамент, и Багдад, порт внутри страны, благодаря судоходности Тигра и Евфрата имел выход на далекие горизонты: Средиземное море, Африку, Индию, Индонезию и Китай.

Многовековая традиция мореплавания в Средиземноморье не погибла с началом мусульманского правления. Доки существовали в Александрии, Фустате, Дамиетте и других египетских портах, и острова Крит и Сицилия были завоеваны мусульманами на судах, построенных в Египте.

Военно-морское могущество мусульман достигло расцвета в начале фатимидского периода. Александрия, Дамиетта и Фустат стали основными центрами кораблестроения, после того как Фатимиды в 969 г. перенесли свой центр из Северной Африки в Египет. Александрия с ее великолепной гаванью, большой верфью и кораблестроителями-коптами была идеальной морской базой. Там строились и речные, и морские суда.

Единственное, чего не хватало Египту, - это хорошего леса. Его приходилось импортировать. О масштабах торговли лесом в раннемусульманский период можно судить по тому, что кафедра проповедника (минбар) в Большой мечети Кайравана в Тунисе, датированная 862 г., сделана из бирманского тикового дерева.

Хотя Ибн Халдун слишком увлекается собственным красноречием, когда утверждает о превосходстве мусульман на море в период расцвета Фатимидов в Египте и Омеййадов в Испании, он справедливо указывает на крепкие мореходные традиции у мусульман Средиземноморья и на их умение сражаться на море и организовывать морские завоевательные кампании, направленные на захват островов Средиземного моря:

"Во времена мусульманской династии мусульмане приобрели контроль над всем Средиземноморьем. Их могущество и господство простирались далеко. Христианские нации ничего не могли сделать против мусульманского флота, нигде в Средиземном море... [Мусульмане] охватили большую часть Средиземного моря своим достаточно многочисленным флотом и путешествовали по нему по делам как мирным, так и военным. И ни один христианский корабль не плавал по нему".

Отношение мусульман к морю в период Крестовых походов

Большинство мусульман море приводило в ужас. Даже путешествовать, не говоря уже о том, чтобы сражаться на море, было рискованным предприятием, на которое, должно быть, решались только самые стойкие. Перевозить морем войска и лошадей тоже было опасно и весьма дорого. Малоизвестным свидетельством о проблемах морских путешествий является рассказ Ибн ал-Араби (1090-е гг.). Им с отцом не повезло: они потерпели кораблекрушение у берегов Северной Африки. Ибн ал-Араби пишет:

"Мы поднялись из моря, как мертвец из могилы... После кораблекрушения мы умирали от голода и находились в непристойно нагом виде. Море [даже] сорвало крышки с сосудов с маслом".

Помимо проблем с погодой, переполненные суда часто испытывали другие трудности, о которых говорит Ибн Джубайр:

"Иногда корпус корабля задевал один из кораллов, когда проходил между ними, и мы слышали треск, вызывавший в нас отчаяние; иногда мы не знали, останемся жить или умрем".

Опыт Ибн Джубайра во время его путешествия на восток демонстрирует типичные страхи путешественника XII в. Еще более опасными было плавание во время военных кампаний на судах, перевозивших ценное оружие, военные механизмы и воинов. В 1189 г. Саладин направлялся в Акру вдоль побережья. Ибн Шаддад повествует о собственных великих страхах, касающихся моря:

"Был разгар зимы, в море вздымались "волны, как горы", как сказал Бог в Коране. У меня было мало морского опыта, и море произвело на меня глубокое впечатление. По правде говоря, я думал, что если бы кто-нибудь раньше сказал мне: проведи целый день, плавая по морю, и будешь господином всего мира, я бы не смог этого сделать. Я думал, что любой, зарабатывающий себе на жизнь морем, должен быть безумцем... И все эти мысли возникли у меня при взгляде на бушующее море".

Подобные предрассудки по отношению к морю выражены и в состоявшемся столетием позже и описанном у Ибн Басила воображаемом разговоре между плененным французским королем Людовиком Святым и мусульманским эмиром Хусам ад-дином, который был послан охранять короля. Хусам ад-дин сказал пленнику королевской крови:

"Как может прийти в голову человеку столь проницательному и благоразумному, как король, довериться морю на хрупком куске дерева, броситься на мусульманскую страну, защищенную многочисленными войсками, и подвергнуть себя и свое войско почти неминуемой гибели?"

На эти слова король улыбнулся и ничего не сказал. И эмир продолжил так:

"Один из наших богословов считает, что любой, кто дважды доверяет себя и свое имущество морю, должен считаться безумцем, и его показания в суде уже не могут приниматься законом".

На это король опять улыбнулся и ответил:

"Тот, кто это сказал, был прав".

Каким бы по достоверности ни был этот разговор, все же это еще одно свидетельство антипатии мусульман к морю.

Типы кораблей

Наши знания о типах средневековых мусульманских кораблей частично почерпнуты из произведений изобразительного искусства, преимущественно книжных миниатюр XIII в., частично строятся на многочисленных разрозненных ссылках в мусульманской географической литературе, описаниях путешествий и исторических хрониках. Такие литературные тексты являются основным источником информации о судах, существовавших до XIII в. Однако главная проблема состоит в том, что многие авторы зачастую считали, что их читателям известно, что означают те или иные термины, поэтому не давали их определений и не проводили различий ни между военными и торговыми кораблями, ни между морскими и речными судами.

Мусульманский географ X в. ал-Мукаддаси (ум. в 378/988-989 г.) перечисляет 36 типов судов, которые существовали при его жизни. Из этих 36 типов 10 упоминаются как корабли, использующиеся в Средиземном море.

Как указывает Агиус, во времена ал-Мукаддаси существовало два основных типа судов: шитые (хайтиййа), которые "были сшиты вместе кокосовой веревкой по принципу "раковины"" (то есть сначала делался корпус, в который затем вставлялись шпангоуты), и сколоченные, то есть суда, которые "сколачивались гвоздями - сначала шпангоуты, а затем к ним прибивались доски" (так называемый каркасный метод). По второму способу строились галеры, хотя он был более дорогим.

Шитые корпуса, согласно Ибн Джубайру и Ибн Баттуте, были более гибкими и пружинили на высокой волне, являясь, таким образом, более устойчивыми к опасностям кораблекрушения. Гойтейн обнаружил в документах из Генизы свидетельства того, что мусульманские суда, перевозившие до 500 пассажиров, не были чем-то необычным для Каира конца XI в. Путешественники и купцы плавали на легких галерах (гураб), приводимых в движение веслами. Писавший примерно в 1190 г. Ибн Маммати упоминает, что на гурабе было 140 весел.

Значение франкского флота в начальный период Крестовых походов и пренебрежение мусульман морскими вопросами

В силу разобщенности и слабости мусульмане оказались бессильны предотвратить захват крестоносцами левантинских портов в первые десятилетия XII в. Своими успехами крестоносцы в немалой степени были обязаны поддержке итальянского флота. Города-государства - Венеция, Генуя и Пиза - с самого начала принимали участие в наступательных морских операциях. Команды генуэзских судов помогали осаждать Антиохию и Иерусалим, а в 1099 г. большой пизанский флот появился в море у берегов Сирии. На следующий год его поддержал флот из Венеции. Корабли итальянских морских городов занимались снабжением армий, спасали попавшие в окружение войска и поддерживали сообщение с Западной Европой.

Отправка этих итальянских флотилий отчасти была обусловлена желанием извлечь коммерческую выгоду, но их помощь оказалась бесценной для основания франкских государств в Леванте начиная с 1100 г.

Они также очень помогли во время захвата в этот период остальных сирийских портов. Ас-Сулами предупреждал единоверцев-мусульман о надвигающейся опасности в своей пророческой книге Китаб ал-джихад. Однако, несмотря на все грозные предупреждения ас-Сулами о страшных последствиях для мусульман потери сирийских портов, крестоносцы быстро захватили большинство из них. И продолжали прибывать морем из Западной Европы, словно волны бесконечного океана.

Но и это не вызывало ответной реакции мусульман ни на суше, ни на море. В результате крестоносцы, захватив левантинские порты, сумели укрепить их, защитив себя от мусульман и обеспечив базы для последующего пополнения войсками, оружием и провизией, беспрепятственно поступавшими из Европы. Крестоносцы извлекли горький и суровый урок из Первого Крестового похода, поняв, что наземные пути в Левант были не лучшим способом достижения их цели. После этого они отправлялись преимущественно морем. И в последующие Крестовые походы воины из Европы добирались до Сирии и Палестины морским путем.

Неослабевающий поток франков, как воинов за веру, так и паломников, текущий в Левант в периоды между официальными Крестовыми походами, тоже осуществлялся морем. Доступ к побережью был решающим фактором для выживания крестоносцев. Необычная природа сирийской береговой линии - одной из самых прямых в мире с ограниченным количеством естественных гаваней - делала обладание немногими существующими портами, такими как Тир, Сидон, Бейрут и др., еще более ценным.

Теперь, по прошествии стольких веков, кажется поразительным, что ни один мусульманский предводитель до Саладина не понимал, что основное внимание нужно уделять портам, а не городам внутри страны, таким как Дамаск, Алеппо или Иерусалим. Именно через эти порты постоянно прибывали подкрепления: люди, оружие, снаряжение и продовольствие. Однако в сложившихся в тот период обстоятельствах мусульмане ничего не могли с этим поделать. Лучше всего было бы проводить объединенные операции на суше и на море, но определенный эффект дали бы даже просто согласованные нападения на порты со стороны суши, которые вполне могли бы быть организованы мусульманскими лидерами в период 1100-1160 гг., если бы они посчитали эти цели приоритетными. Но они этого не делали.

Фатимиды и флот

Поскольку у мусульман осталось очень мало прибрежных городов в Сирии и Палестине, неизбежным следствием этого оказались трудности в строительстве собственного флота и его выходе в море, чтобы противостоять франкам в этой части Средиземноморья. Из всех мусульманских территорий, имеющих свободный доступ к восточной части Средиземного моря, после 1100-х гг. осталась одна лишь империя Фатимидов, сохранившая египетские порты. Дальше на западе находился Тунис, ранее служивший плацдармом для завоевания Сицилии, который мог бы быть снова использован для устройства мусульманских аванпостов на различных островах, чтобы противостоять крепнущей западноевропейской мощи в Средиземноморье. Но и здесь в решающий момент крестоносной экспансии ничего подобного не произошло. Сложно не прийти к выводу, что мусульмане безвольно позволили крестоносцам обеспечить себе невероятное стратегическое преимущество, и восстановление этой изначальной потери отняло у мусульман добрую часть последующих двух столетий.

В XI в. египетская военно-морская мощь пришла в упадок, и с конца первого десятилетия XII в., после ряда неудач в сражениях с франками, Фатимиды, похоже, замкнулись "в своей скорлупе". Потеря баз снабжения, таких как Акра и Тир, нанесла серьезный удар по фатимидскому флоту и разрушила морскую систему оповещения, которая обеспечивала безопасность египетского побережья.

Об отдельных случаях военной активности фатимидского флота сообщается в 496/1103 г., а затем в 516/1122 г. В последнем случае конвой из 40 галер, построенных на верфи в Каире, направился в Яффу в ответ на призыв о помощи со стороны сирийских мусульман, но на обратном пути был уничтожен франками.

Египетский историк Ибн Муйассар сообщает о том, что фатимидский флот продолжал действовать до середины XII столетия. В 546/1151 г. фатимидский вазир ал-Адил ибн ас-Саллар направил военно-морскую экспедицию против левантинских портов, очевидно, в отместку за разрушение франками ал-Фарамы в предшествующем году.

Но подобная инициатива представляется редким случаем морского успеха Фатимидов. Хронист-очевидец Ибн ал-Каланиси описывает этот флот как флот "чрезвычайной силы, изобильный числом и снаряжением". Он насчитывал 70 военных кораблей и был "таким флотом, какой никогда не появлялся в предшествующие годы". Он захватил много византийских и франкских судов в Яффе и опустошил Акру, Тир, Бейрут и Триполи.

Возможность объединенной атаки мусульман против франков с суши и с моря была упущена из-за нежелания Hyp ад-дина выполнять свое обещание об оказании помощи. Так что все эти усилия, судя по всему, произвели лишь незначительный эффект.

После падения в 1153 г. Аскалона, последнего из сирийских прибрежных городов, остававшихся в руках мусульман, Фатимиды утратили последний пункт, который обеспечивал возможность предупреждать Египет о появлении вражеских кораблей. Потеря Аскалона ознаменовала начало периода сильного давления на Египет со стороны крестоносцев, что довольно подробно описал Эренкройц.

После этого последовали объединенные морские и наземные наступательные операции, завершившиеся в 1168 г. решительным наступлением короля Иерусалима Амальрика на Каир. В египетском флоте судов было меньше, чем у крестоносцев (в 1152 г. у Фатимидов был походный флот из 70 кораблей), но даже те суда, которые у них были, сгорели в 1168 г. в разрушительном пожаре в Фустате при попытке помешать продвижению крестоносцев. Когда Саладин попытался построить флот, ему пришлось все начинать с нуля.

Возможно также, что египетский флот пришел в упадок, потому что в XII в. Фатимиды испытывали трудности в доставке материалов, необходимых для строительства новых судов. С того момента, как крестоносцы появились в фатимидской Сирии, строевой лес из самого дешевого источника (то есть из европейских стран на севере) стал относиться к категории "стратегического сырья", необходимого для ведения боевых действий. Несомненно, торговля полностью не прекратилась после того, как разразилась война, но следовало ожидать, что стратегические военные материалы (включая лес для строительства кораблей) из европейских источников стало добывать сложнее. Энергичная поддержка крестоносцев со стороны папы тоже была потенциальным сдерживающим фактором для европейских торговцев-христиан, обдумывавших коммерческие соглашения с фатимидскими купцами.

Морская политика мусульманских лидеров в период 1100-1174 гг.

Почему военные силы сирийских мусульман-суннитов под руководством Зенги и Hyp ад-дина не попытались занять прибрежные города и противостоять франкам на море? Скорее всего, мусульманские лидеры были слишком заняты сложной задачей - создать собственную империю при наличии большого числа политических противников и начать объединение различных постсельджукских государств, возникновению которых послужила слабость Сельджуков и постепенный распад сельджукской державы. Кроме того, все лидеры начального этапа противостояния крестоносцам - Ил-Гази, Маудуд, Тугтегин, Зенги и даже Hyp ад-дин - были чисто психологически привязаны к суше. Все они были родом из областей восточнее Евфрата и не обладали складом ума, позволявшим трезво решать морские вопросы. Судя по всему, этот же недостаток позднее был свойственен и Мамлюкам.

В любом случае вопрос возвращения сирийских портов был не из легких, он требовал полной самоотдачи и немалых ресурсов, а в идеале - одновременных атак с суши и с моря. Характерно, что франки должным образом позаботились об усилении укреплений прибрежных городов, как только захватили их в начале XII в. Поэтому именно на долю Саладина выпало осознание важности создания мусульманских военно-морских сил, когда он получил доступ к морю в результате своего завоевания Египта в 1171 г.

Но его успех в этом предприятии был ограниченным и недолговечным.

Взгляды мусульман на флот крестоносцев

Вполне очевидно, что мусульманские хронисты прониклись благоговейным страхом и находились под впечатлением от военно-морских предприятий крестоносцев. Мусульманским силам на суше постоянно угрожало могущество франков на море. Типично дерзкой и оскорбительной демонстрацией этого факта является печально известный рейд Рейнальда де Шатильона в Красном море в 578/1182-1183 г.

Злоба, с которой описывается этот поход в мусульманских источниках, что было, разумеется, обусловлено общеизвестной целью этого рейда - нападением на святыни ислама, частично была вызвана и тем фактом, что набег этот был морским и притом совершенно неожиданным. Весь этот эпизод был для мусульман не просто очередным военным нападением крестоносцев: он был зловещим, преступным и порочным. Имад ад-дин дает подробное описание сицилийского флота, напавшего на Александрию в 569/1174 г.:

"Первые суда появились в полдень и продолжали прибывать быстро и яростно до самого вечера".

Это был знаменитый франкский флот, который, согласно Имад ад-дину, угрожал островам, принадлежавшим Византии.

Далее он называет количество кораблей и их типы:

"Они выгрузили на берег лошадей с транспортных судов и пехоту с кораблей. Лошадей было числом 1500, а воинов, включая конницу и пехоту, было 30000. Транспортных судов, перевозивших лошадей, насчитывалось 36. С ними было 200 галер, на каждой по 150 пехотинцев. Кроме того, там было 6 судов, перевозивших вооружение и осадные машины, которые были сделаны из больших кусков дерева и других материалов. Кораблей, на которых перевозилось продовольствие и люди, насчитывалось 40. На них находилась королевская конная гвардия, конюхи для лошадей, строители кораблей, башен, осадных машин и манджаников, числом 50000 человек".

Общее количество судов различных типов в сицилийском флоте, перечисленных Абу Шамой, составляет 282. Даже если эта цифра преувеличена, данное свидетельство ясно указывает на сложный состав этого флота, грандиозный масштаб операции и разнообразие используемых судов.

Не уклоняются мусульманские источники и от описания ужасных потерь мусульман на море из-за превосходящего мастерства франков. Ибн Шаддад описывает, как был потоплен мусульманский корабль после прибытия из Англии Ричарда в 587/1191 г. Он упоминает, что Ричард прибыл в сопровождении двадцати пяти галер, полных людей, оружия и запасов провианта. Далее он рассказывает о деталях случившегося, в том числе о морском сражении, хотя, к сожалению, не описывает саму технику боевых действий на море. В его рассказе отсутствует понимание практической стороны войны на море: в нем нет подробностей, касающихся того, как передвигались корабли - на парусах или с помощью гребцов, как корабли шли на таран, как воины взбирались на борт вражеского судна и как проходила последующая рукопашная схватка.

"16 джумада-л-ула из Бейрута приплыл большой корабль (буста), груженный военными машинами, оружием, провизией, пехотинцами и другими воинами. Перед этим султан (Саладин) приказал, чтобы это судно нагрузили и отправили из Бейрута, и поместил на него множество воинов, дабы они смогли войти в город [Акру] наперекор врагу. Число воинов составляло 650. [Король] Англии перехватил его своими кораблями, число которых достигало, как говорили, 40 парусных судов. Они окружили этот корабль со всех сторон и яростно атаковали его. Судьба предопределила, чтобы ветер прекратился. Они сражались отчаянно, и много врагов было убито. Тогда вражеские галеры усилили свои атаки на тех, кто был на корабле. Их предводитель был превосходным человеком, отважным и искушенным в войнах, по имени Иакуб, уроженец Алеппо. Когда он заметил, что [франки] близки к победе, то пробил дыру в корпусе корабля, и все, кто на нем находился, утонули вместе с военными машинами, провизией и другим снаряжением, и врагу ничего из этого не досталось".

Интересно отметить, что, несмотря на довольно подробное, хотя и "со стиснутыми зубами", описание Ибн Шаддадом этой трагедии, он несколько смягчает удар, подчеркивая, что франкам, по крайней мере, не досталось никакой добычи. Вслед за этой историей он рассказывает о том, как мусульмане триумфально сожгли франкскую даббабу, давая понять, таким образом, что мусульмане в состоянии сделать на суше то, что франки могут делать на море. Позже подобное отношение целиком и полностью разделяли Мамлюки.

Нашествие внушающего страх франкского флота должно было вызвать ответные оборонительные меры со стороны мусульман с целью защиты левантинских портов, хотя точных деталей в источниках крайне мало. В начале XIII в. сельджукский султан Ала ад-дин Кайкубад соорудил верфь для строительства кораблей под защитой массивных укреплений, возведенных им в порту Аланьи на юго-западном побережье Турции. Общим правилом обороны важных мусульманских портов была защита входа в них железной цепью. Так, порт Дамиетты в 1180-х гг. был защищен от нападения с моря двумя башнями и цепью (силсила). В XIV в. ад-Димишки упоминает о том, что железная цепь защищала Лазикиййу, "превосходную и большую гавань", от вражеских судов.

Саладин и военно-морские силы

В 1955 г. Эренкройц написал подробную статью о Сала дине и военно-морских силах с перечислением периодов, когда Саладин пытался одолеть крестоносцев на море. Эренкройц справедливо указывает на важную роль Саладина в военно-морской истории Египта, хотя почти все рассказы о его деяниях придают значение только тому, что он делал на суше.

Следует подчеркнуть, что Саладин был первым из мусульманских правителей, боровшимся с крестоносцами, кто предпринял попытку противостоять им на море. Учитывая очевидную невозможность в 1130-1160-е гг. вернуть сирийские порты в связи с продолжавшейся внутренней борьбой за власть между тюркскими правителями, чьи интересы были сосредоточены на суше, и инертностью и беспомощностью египетских Фатимидов, только захват Египта сделал Саладина первым мусульманским лидером антикрестовых походов, который действительно мог начать наступление против крестоносцев на море. Египет имел первостепенное значение для возрождения мусульманского флота, учитывая оккупацию крестоносцами сирийской береговой линии.

В 1169 г., когда Саладин захватил власть в Египте, там были лишь незначительные военно-морские ресурсы. Однако его предыдущий опыт борьбы за Египет ясно показал ему, что с крестоносцами нужно бороться как на суше, так и на море. Начало было многообещающим. Приехав в Александрию в марте 1177 г., Саладин приказал начать строительство флота. Он восстановил верфь в Александрии и увеличил жалованье морякам на 20 процентов, вероятно, чтобы поощрить поступление на эту непопулярную службу.

Согласно Ибн Аби Таййи, египетские корабли находились в очень плохом состоянии. Поэтому Саладин начал собирать мастеров и приобретать материалы, необходимые для восстановления флота. С этой целью он заключил коммерческие соглашения с итальянскими морскими городами-государствами, и они взялись поставлять ему лес, железо и воск. Хотя это были те же самые города, которые отправляли флоты крестоносцев для сражений с мусульманами, религиозные сомнения, определенно, не препятствовали "итальянским" купцам продавать врагам-мусульманам военное снаряжение. Бизнес есть бизнес.

Понимание Саладином важности военно-морского флота отмечено в так называемом завещании аййубидского султана ал-Малика ас-Салиха Аййуба, записанном ан-Нувайри. В письме, "написанном его собственной рукой" (эта подробность придает совету, содержавшемуся в письме, особенную торжественность и силу), Саладин рекомендует передать на нужды флота налоги (харадж?) с ал-Файйума, Саманнуда и Сахила:

"Ибо флот - одно из крыльев ислама. Поэтому матросов следует хорошо кормить".

Далее в письме говорится, что если морякам платить регулярно, они будут поступать на службу. Хорошо обученные люди, умеющие стрелять и сражаться, будут приходить отовсюду. Это "завещание" ясно показывает, что в прошлом моряков не кормили как следует и не платили им регулярно и что в египетский флот шли люди, не умевшие толком сражаться, во всяком случае, в период, непосредственно предшествовавший приходу Саладина к власти.

К весне 1179 г. египетский флот насчитывал 80 кораблей: 60 галер и 20 транспортных. Таким образом, флот был восстановлен до уровня, на котором находился в период расцвета державы Фатимидов. И все-таки он был небольшим по сравнению с уже описанным франкским флотом. 50 кораблей Саладина предназначались для защиты берегов Египта, а остальные 30 - для атак на крестоносцев.

В 1179 г. египетский флот атаковал Акру, захватив все вражеские суда. Казалось, мусульмане, наконец, готовы бросить вызов крестоносцам на море. Как сказал Абу Шама:

"Наш флот, когда-то уничтоженный, стал, в свою очередь, истребителем врага... Никогда еще мусульманский флот не добивался такой победы".

В следующем, 1180 г. Саладин основал диван ал-устул, специальное управление для финансирования военно-морского флота.

Однако затем стала сказываться неопытность Саладина в проведении военных операций на море, и в 578/1182 г. он потерпел серьезную неудачу у Бейрута. В этот раз он попытался провести объединенную наземную и морскую операцию против Бейрута. Он блокировал порт в течение месяца, но когда появились 33 галеры крестоносцев, снял осаду и вернулся в Дамаск. Операция провалилась, потому что Саладин не сумел согласовать действия флота и наземных войск: вместо того чтобы начать одновременную атаку с суши и с моря, он послал флот вперед. Однако прежде всего это нападение на Бейрут потерпело неудачу из-за неумения или нежелания военно-морского флота Саладина принять вызов со стороны флота крестоносцев. Морским командирам Саладина не хватило отваги и мастерства, необходимых для морского сражения, даже в этом случае, когда баланс сил между двумя флотилиями был приблизительно равным. Возможно, они были деморализованы, памятуя о почти столетнем неоспоримом превосходстве крестоносцев на море.

В 1187 г., важнейшем году для Саладина, он начал крупное наступление на левантинские порты, удерживаемые франками. К началу этого года франки контролировали около 350 миль береговой линии, включая Аскалон, Яффу, Акру, Тир, Сидон, Бейрут, Джубайл и Латакию. После победы под Хиттином в том же году Саладин и его полководцы вернули много портов от Аскалона до Джубайла. Но его действия под стенами Тира, наиболее важной морской базы крестоносцев, обернулись катастрофой.

В конце 1187 г. Саладин осадил Тир с суши и приказал своему флоту в Акре покинуть гавань и установить морскую блокаду, тем самым лишив защищающих Тир крестоносцев всякой помощи со стороны моря. Но 30 декабря на мусульманские корабли врасплох напали крестоносцы и захватили 5 кораблей. Саладин немедленно приказал оставшимся 5 кораблям снять блокаду и отправиться в Бейрут. Но худшее было впереди. Несколько галер крестоносцев погнались за 5 отступающими мусульманскими кораблями, команды которых покинули их и вплавь добрались до берега.

Это был постыдный эпизод и серьезный удар по престижу Саладина. Потеря первых 5 кораблей произошла из-за недостатка бдительности, а других 5 - в результате малодушного поведения моряков. Как сказал Имад ад-дин:

"Этот случай показал, что морские власти Египта... не могут обеспечить флот должными людскими ресурсами. Вместо этого они вновь набрали невежественных людей без умения и опыта и без каких бы то ни было военных традиций. Поэтому, когда эти люди сталкиваются с опасностью, то приходят в ужас, а когда необходимо повиноваться, они не подчиняются".

Мусульманские сухопутные силы у Тира были полностью деморализованы поражением на море, и армия Саладина отступила.

Похоже, Саладин и после продолжал недооценивать силу военно-морского флота крестоносцев. Особенно очевидным это стало под Акрой в 1189-1191 гг., перед тем как она сдалась Ричарду Львиное Сердце и Филипу II Французскому в июле 1191 г. После прибытия войск Третьего Крестового похода Акру блокировало уже, как минимум, 552 корабля. Имад ад-дин писал, что они превратили береговую линию "в лес мачт".

Прибытие крестоносцев с такими силами разрушило все честолюбивые намерения Саладина на море. И действительно, к концу Третьего Крестового похода франки восстановили и укрепили свою власть над левантинскими портами от Тира до Яффы.

Оценка военно-морской стратегии Саладина

В целом Саладин совершил отважную, но в конечном итоге безуспешную попытку вступить в схватку на море с намного более опытным противником. Столкнувшись с реальной угрозой у Тира, он продемонстрировал опасное неумение вести военные действия на море. Все предыдущие победы его флота были успехами многообещающего дебютанта, но Саладин не смог справиться с настоящим испытанием во время Третьего Крестового похода. И как бы ни пытались мусульманские хронисты приукрасить его военно-морские достижения, это были всего лишь краткие моменты успеха мусульман в общей картине неизменного морского превосходства крестоносцев.

Усилия Саладина в морской области напоминают аналогичную деятельность Наполеона, чьи действия на море были куда менее эффективными, чем на суше. Саладин понимал, что необходимо сражаться с крестоносцами на море и планировать объединенные атаки и с суши, и с моря. Однако ему недоставало опыта, у него не было достойных советников в морском деле, да и занимался он военно-морскими вопросами лишь урывками. Столкнувшись с накопленными ранее знаниями и ресурсами европейских морских государств, их значительно более многочисленными военно-морскими силами и их более смелым отношением к морю, Саладин был обречен на поражение.

Ибн Халдун хорошо понимал морское превосходство крестоносцев во времена Саладина:

"Когда Салах ад-дин (Саладин) Йусуф б. Аййуб, в то время правитель Египта и Сирии, выступил в поход, чтобы вернуть порты Сирии и отобрать их у христианских народов... один за другим на помощь этим портам прибывали флоты неверных из всех близких к Иерусалиму областей, которые они контролировали. Они поддерживали [осажденных] снаряжением и продовольствием. Флот Александрии не мог устоять против них".

Из этого комментария становится ясно, что различные княжества крестоносцев имели военно-морские силы и помогали друг другу в решающие моменты. Таким образом, все не сводится к тому, что мусульманский флот был сокрушен значительно превосходящими силами, прибывшими непосредственно из Европы. Предшествующая потеря левантинских портов и переход их в руки крестоносцев означали, что предводители различных мусульманских сил не смогли оказать друг другу поддержку на море.

Сегодня, оценивая прошедшие события, можно задаться вопросом, что же должен был предпринять Саладин, дабы противостоять крестоносцам на море?

Очевидно, что в отношении прибрежных городов Сирии, столь хорошо укрепленных крестоносцами, начиная с момента их захвата в начале XII в., ему следовало бы воспользоваться той же тактикой, которую век спустя приняли на вооружение Мамлюки, и попытаться блокировать сирийские порты один за другим и по очереди разрушить их до основания.

Однако в защиту Саладина следует сказать, что в его время силы крестоносцев и мусульман часто были примерно равными, что и было продемонстрировано его единственной едва не удавшейся попыткой полностью ликвидировать присутствие крестоносцев в Леванте после Хиттина. Во времена Мамлюков мусульмане уже превосходили крестоносцев.

Эренкройц описывает Саладина как последнего средневекового правителя Египта, пытавшегося возродить его морскую мощь. Под его властью египетский флот предпринял последнюю попытку сразиться за контроль над Восточным Средиземноморьем. Как пишет ал-Мак- ризи:

"После смерти Саладина на дела флота почти не обращалось внимания... Служба во флоте считалась до такой степени позорной, что обращенные к египтянину слова "О, матрос!" расценивались, как оскорбление".

Военно-морской флот в мамлюкский период

Мамлюки в Египте совершенно точно знали, как строить корабли, и ал-Макризи указывает на возобновление деятельности в этой области. Однако эти знания не были использованы должным образом в борьбе против франков. Статус и эффективность военно-морского флота Мамлюков как боевой силы были подорваны использованием для службы во флоте заключенных и военнопленных. Ни в одном из биографических словарей Мамлюков не содержится ни единой статьи о моряках. Хронист ибн Абд аз-Захир упрекает султана ал-Муаззама Туран-шаха за то, что во время кризиса, спровоцированного походом Людовика Святого, Туран-шах не поскакал на бой верхом на коне, но "поплыл на корабле как зритель". Вероятно, для милитаризованного общества, где центральное место занимал конь, это была вполне предсказуемая реакция.

Бейбарс и военно-морской флот

Судя по молчанию Эренкройца, он, похоже, полностью проигнорировал вклад султана Бейбарса в морское дело. Это единственный вывод, который можно сделать из его утверждения, что при Саладине египетский флот сделал последнюю попытку установить контроль над Средиземноморьем. Бейбарс тоже разделял недоверие и нелюбовь мамлюков к морю, но он был слишком искушенным стратегом, чтобы полностью пренебречь военным флотом.

Действительно, во время его правления мамлюкский флот, по крайней мере, упоминается как играющий определенную роль в военных событиях, хотя насколько значительной была эта роль на самом деле, остается неясным. Непонятно, насколько большим был этот флот, какие средства Бейбарс в него вложил и как он мог рассчитывать на его эффективные действия, не имея ни опытных моряков, ни хороших кораблей. Вероятно, военно-морское дело едва ли улучшилось со времен Саладина.

В 668/1270 г. Бейбарс узнал о грядущем Крестовом походе под предводительством Людовика IX и тут же привел в боевую готовность прибрежные города и флот. Много сообщается о том, что в 669/1271 г. Бейбарс приказал своему флоту атаковать Кипр. Согласно арабским источникам, это был отвлекающий маневр с целью увести Гуго де Лузиньяна подальше от Акры. Чтобы обмануть противника, галеры Мамлюков были выкрашены в черный цвет, как корабли крестоносцев, и подняты флаги с крестами. Но предприятие обернулось катастрофой. Ночью почти все корабли Бейбарса отнесло сильным ветром на рифы у Лимасола, и там они сели на мель. Около 1800 человек из числа моряков и солдат были взяты в плен.

После уничтожения флота Бейбарса Гуго написал торжествующе-ехидное письмо султану, сообщая о катастрофе. Воображаемый ответ Бейбарса записан ал-Айни, который цитирует историка Бейбарса ал-Мансури:

"Примечательно, что Вы [Гуго] цените захват железа и дерева выше, чем захват укрепленных цитаделей. Победа, дарованная ветром, нехороша. Прекрасна лишь победа, добытая мечом. Мы можем за один день построить множество кораблей, в то время как вы уже не сможете возвести ни единого куска цитадели. Мы можем сделать сотню парусных судов, в то время как вы не сможете сделать ни одной цитадели за сотню лет. Любой, кому дадут весло, сможет грести, но не каждый, кому дадут меч, сможет им хорошо рубить и колоть".

Такая беспечность по отношению к искусству строительства кораблей и была, вероятно, причиной того, что суда Мамлюков погибли. Бейбарс продолжает свое знаменитое сравнение мусульманского и франкского миров:

"Для вас конями являются корабли, для нас кораблями являются кони".

Бейбарс полностью принадлежал обществу, где превыше всего ценилось искусство верховой езды. Пренебрежение со стороны Бейбарса, пусть и спровоцированное поведением Гуго и необходимостью должным образом ответить в "эпистолярной войне", все же проясняет умонастроения этого султана, равно как и Мамлюков в целом. С одной стороны, это письмо показывает отсутствие реализма в понимании того, сколько времени необходимо для постройки надежных и прочных судов, не говоря уже об укомплектовании их обученными командами. С другой стороны, оно снова указывает на явные предрассудки, связанные с неприятием морской войны, и выступает за традиционные сражения на суше и захват наземных крепостей. События у берегов Кипра также продемонстрировали, что у Бейбарса не было хороших специалистов в области морского дела.

Источники сообщают, что, услышав весть о катастрофе, Бейбарс возблагодарил Бога за то, что тот послал ему такое легкое наказание: в конце концов, команды его судов состояли только из крестьян и простолюдинов.

Последние наступательные действия Малмюков против крестоносцев

Мамлюки не смогли изгнать последних крестоносцев из Леванта, ведя с ними войну на море. Тогда они разрушили укрепления крестоносцев вдоль береговой линии Сирии и Палестины. Эту политику начал Саладин, разрушив в 578/1191 г. Аскалон. Мамлюки последовали его примеру, уничтожая один за другим порты и укрепления сиро-палестинского побережья. Результаты опустошения были особенно ощутимы в районе между Сидоном и ал-Аришем. После этого сиро-палестинская береговая линия была покинута. С этого времени Мамлюки сосредоточили свои усилия исключительно на укреплении дельты Нила. Египетские порты и береговые укрепления были сохранены, чтобы, с одной стороны, защищать Каир, где в основном концентрировались мамлюкские войска, а с другой стороны, чтобы продолжать торговлю с внешним миром.

СВЯЗЬ МЕЖДУ ВОЙНОЙ НА МОРЕ И ОСАДНЫМ ДЕЛОМ В МАМЛЮКСКИЙ ПЕРИОД

Отсутствие должного внимания Мамлюков к морю сказалось и на их осадном деле. Во всех наступательных операциях против франков нет ни единого примера, когда бы осада производилась одновременно с суши и с моря. Как указывает Айалон, все военные кампании Мамлюков по захвату прибрежных городов крестоносцев проводились так, "словно военно-морской флот Мамлюков вообще не существовал".

Такая важная стратегическая ошибка со стороны Мамлюков привела к тому, что они могли лишь частично блокировать крепости, имеющие выход к морю, и, что еще хуже, это давало осажденным возможность получать подкрепления и даже быть спасенными по морю. Так было во время осады Акры в 690/1291 г., когда у франков был специальный "огнеустойчивый" корабль, чтобы атаковать Мамлюков.

Даже присутствия мамлюкского военного корабля было недостаточно, чтобы помешать франкам эвакуировать беженцев и перевезти их в порты, все еще находившиеся под франкским контролем, а также доставлять подкрепления осажденным. Другими словами, мамлюкский флот просто был недостаточно силен, чтобы помешать высадке франков практически в любом порту сиро-палестинского побережья.

Исключительно трудно было мусульманам захватывать и разрушать франкские цитадели на побережье, но еще труднее было захватывать острова у берегов Сирии, такие как Арвад, который был сильно укреплен франками. Характерным примером является Маракиййа. Это была сильно укрепленная крепость, расположенная в море, "на расстоянии двух выстрелов из лука от берега". Мамлюкский султан Калаун, согласно его биографу Ибн аз-Захиру, заявил, что осаждать Маракиййу невозможно, поскольку

"она находится в море, а у мусульман нет кораблей, дабы отрезать поставки в нее провизии и помешать тем, кто пожелает войти в нее или ее покинуть".

Остров Св. Фомы напротив Триполи был взят Мамлюками не из-за их способности добраться до него на корабле, а в результате удачного использования времени отлива. Согласно Ибн ал-Фурату, лишь благодаря извечной удаче мусульман отлив позволил им "пешком и верхом" добраться вброд до острова Св. Фомы и захватить франкское поселение.

Заметным исключением из весьма безвольного отношения Мамлюков к морю был 703/1302 г., когда они захватили остров Арвад, ставший, как указывает Айалон, единственной франкской твердыней, захваченной в результате морской операции с привлечением египетских военных кораблей и войск из Триполи. Это произошло примерно десятилетие спустя после падения Акры, когда боевой дух Мамлюков по сравнению с крестоносцами был исключительно высок.

Мусульманский военный флот в народном эпосе

В воображаемом мире народного эпоса на реальность накладывается утешительный глянец. В произведениях арабского фольклора мусульмане всегда выходят победителями в морских столкновениях с европейцами. Здесь, в мире народного сказителя, сидящего на уличном перекрестке или в военном лагере, мусульмане сильнее своих противников, как на суше, так и на море, и это не требует никаких доказательств. Как указывает Лайонс, рассказы о морских сражениях в фольклорных циклах просто повторяют наземную войну, в иной обстановке, с использованием той же тактики, что и в сражениях на суше.

В Сират Бейбарс есть особенно подробный рассказ о такой разыгранной на море "сухопутной битве". Бейбарс и его союзник Арнус отплывают из Александрии, чтобы сразиться с каталонским флотом, состоящим из четырехсот кораблей. Интересно отметить, что противники-ка-талонцы удивлены, увидев мусульманские суда, выстроенные, как и их собственные, в боевом порядке, ведь "они [мусульмане] ничего не знают о морском бое".

Далее история приобретает черты средневекового эпоса с его фантастическими преувеличениями: после сорока дней сражения Арнус уничтожает половину каталонского флота (то есть 200 судов) в одиночку. Тогда предводитель каталонцев вызывает мусульман на морской эквивалент рыцарского поединка. В одеждах из кожи черной рыбы он плывет по волнам на корабле, сделанном из "индийского дерева, покрытом пластинами из китайского железа". Он держит в руках сосуд с нафтом, а на его корабле установлены три пушки. Что касается мусульманского воителя Абу Бакра, он щеголяет в одеждах из кожи белой рыбы и плывет на корабле, "сделанном из дубовых досок, обшитых бронзовыми листами, с возвышающейся башней". Он топит вражеский корабль из своей единственной пушки, убивает своего врага в воде, а потом ночью топит еще 50 кораблей, проделав дыры в их обшивке. Таким образом, по крайней мере в мире фантазий, мусульмане мечтали о необыкновенных подвигах, в которых бы проявлялось их морское превосходство над европейцами.

Однако наряду с такими фантастическими историями арабский средневековый эпос содержит множество мелких деталей о мореплавании и кораблях, которые основаны на реальных фактах: использование нафта, абордажные крючья, цепи, препятствующие входу в гавань, корабли, таранящие друг друга. Под морской оболочкой этих историй скрывается нелюбовь к морю; рассказчики просто ждут не дождутся, когда можно будет вернуть своих героев на твердую землю.

Общие соображения о морских аспектах конфликта между мусульманами и крестоносцами

Военно-морской аспект истории Крестовых походов с мусульманской точки зрения был, к сожалению, проигнорирован исследователями, тогда как именно он, возможно, и явился решающим фактором столь долгого присутствия франков на мусульманской земле. Очевидно, что если бы мусульмане взялись за эту проблему быстро и решительно, Крестовые походы завершились бы намного раньше. Нет сомнений, что в период Крестовых походов христианская Европа обладала бесспорным превосходством на Средиземном море, что имело тяжелые последствия для мусульман. В частности, Египет потерял всю свою былую морскую мощь.

До Саладина мусульманские правители Сирии не смогли справиться с проблемой прибытия все новых и новых крестоносцев из Европы морским путем и не сумели решить неотложную задачу возвращения под свой контроль сирийских портов. Более того, Фатимиды, имевшие выход к морю, не воспользовались своим преимуществом, чтобы начать морские наступательные операции против крестоносцев. Как указывает Гойтейн:

"Обладание одним-единственным укрепленным морским портом давало христианам возможность возобновить Крестовые походы и снова стать в Леванте той силой, с которой приходилось считаться".

Попытки Саладина возродить флот, безусловно, делают ему больше чести, чем деятельность Бейбарса в этой области. Источники рисуют картину истинной решимости со стороны Саладина одолеть крестоносцев на море, но его, очевидно, сдерживало отсутствие обученных моряков и необходимого стратегического и тактического опыта. Что касается Бейбарса, то, несмотря на все красноречие источников, можно сделать вывод, что он действительно уделял некоторое внимание военно-морским вопросам, однако его усилия не дали ощутимых результатов. "Сухопутная" стратегия разрушения прибрежных крепостей гораздо больше соответствовала специфике его военной подготовки, опыту и взглядам. И все-таки, хотя мусульмане все в большей и большей степени доминировали на суше, крестоносцы могли посылать помощь осажденным гарнизонам морем, как это было в случае с Аскалоном в 1247 г. и в Акре в 1291 г.

Саладин и Бейбарс попытались переломить ситуацию на море, но их усилия не были ни последовательными, ни длительными, а их преемники не продолжили их политику. В целом усилия мусульман в военно-морской области, направленные против крестоносцев, потерпели фиаско.

Что послужило причиной этой неудачи?

Разумеется, значительную роль сыграл экономический фактор. Уже существовала хроническая нехватка средств, чтобы платить сухопутным войскам. Как в этих обстоятельствах могло своевременно выплачиваться жалованье морякам, своего рода низшей категории воинов? Держать в готовности флот было дорого, равно как и укомплектовывать его людьми. Одной из причин упадка судостроения на Ближнем Востоке в XII в. могла быть все усиливающаяся нехватка леса. Более того, когда мусульмане потеряли левантинские порты, они также потеряли и находившиеся там верфи для строительства судов.

Главная морская инициатива с мусульманской стороны должна была прийти из Египта. Мамлюки в целом удерживали первенство в военных вопросах, и им противостоял более слабый противник, чем раньше. И все же они, как до них Фатимиды и Аййубиды, не смогли справиться с проблемами, связанными с морским делом.

Как справедливо замечает Маршалл: "Обычно мусульманский флот не использовался против христианских объектов, - ни в целом, чтобы угрожать морским коммуникациям, ни локально, чтобы поддерживать мусульманские сухопутные кампании против крепостей крестоносцев".

У Мамлюков, имевших выход к морю, не было серьезных препятствий, мешавших строить флот против франков. Они вполне могли знать о сложном устройстве доков (терсхане), созданных Сельджуками Рума в XIII в. в Аланье, на южном побережье Анатолии, поскольку Аланья была важным транзитным портом при перевозке рабов с рынков Черного моря в Египет. И все-таки они, видимо, не сумели построить такие сооружения сами. Так что же помешало им?

Обычно утверждается - и очень убедительно делает это Айалон, - что искусство верховой езды и навыки конного боя, определявшие жизнь Мамлюков, были неизбежно связаны с сушей. Их общество было всегда готово к войне, но, как указывалось выше, идея войны на море рассматривалась лишь в отдельных случаях, и соответствующие меры принимались лишь в порядке эксперимента. Таким образом, неудачи Мамлюков в борьбе с превосходящим их искусством Западной Европы в военно-морской области не удивительны.

Близорукость Мамлюков и их боязнь моря сыграли свою роль в общем провале их попыток сражаться с врагом на море, но все же это в полной мере не объясняет значительного отставания в этой области при всем остальном грозном арсенале военных навыков.

Поэтому чтобы понять причину провала попытки мусульман создать флот, сопоставимый с флотом крестоносцев, следует тщательно исследовать экономические факторы. Так же как существовали постоянные трудности с платой войскам, сражавшимся на суше, точно так же было дорого нанимать людей для службы на кораблях, а нехватка дерева и необходимость импортировать его из Европы или Анатолии (через Аланью?) затрудняла строительство судов.

Даже когда Мамлюки решили вплотную взяться за сирийские порты, все еще остававшиеся в руках франков, их окончательной целью не был захват портовых городов с целью последующего восстановления и использования в качестве элементов собственной оборонительной системы. Вместо этого Мамлюки сознательно уничтожили порты вдоль сирийского побережья и сосредоточились на обороне самого Египта со стороны моря.

Ибн Халдун со своей обычной проницательностью заявляет:

"Византийцы, европейские христиане и готы жили на северном берегу Средиземного моря. Большая часть их войн и большая часть их торговли происходила морем. Они были искусны в мореплавании и в войне на море".

Взгляд военных историков

Согласно знаменитому военному историку Оману, военные аспекты Крестовых походов представляют собой

"предмет достаточно обширный и разнообразный, чтобы заполнить многие тома".

Уже в 1848 г. французский востоковед Рено отметил, что воинское искусство мусульман должно было быть эффективным, раз они сумели изгнать франков из Святой земли.

Контраргументом этому утверждению может служить вопрос: почему мусульманам потребовалось для этого так много времени?

Однако Рено был прав, подчеркивая, что опыт военной тактики двух главных агрессоров, вторгшихся в мусульманский мир - франков и монголов, - вполне мог усовершенствовать методы ведения боя мусульманами и помочь им в задаче изгнать непрошеных захватчиков.

В исследовании, написанном более века спустя после Рено, Скэнлон утверждал, что приход франков показал мусульманам их уязвимость и в связи с этим необходимость улучшать свое вооружение и военную тактику

"перед лицом более тяжелой европейской конницы и более сложных осадных машин и вооружения".

Линн Уайт соглашается с этой точкой зрения, утверждая, что франки появились на Ближнем Востоке, имея преимущество в вооружении. Мусульмане переняли франкскую технику ведения боя, и в конце концов это помогло им победить франков.

Однако другие исследователи считают, что, несмотря на то, что мусульмане переняли у франков отдельные виды вооружения и некоторые способы ведения боя, усовершенствовали собственную тактику, чтобы успешно противостоять франкам, не следует преувеличивать влияние франкских военных методов на мусульман. У мусульман имелись собственные и весьма разнообразные военные традиции, а также опыт противостояния наводящим ужас смертоносным военным методам монголов.

Историки, изучающие военную тактику, такие как Оман, сосредоточились на том, что именно происходило на поле боя. Смайл и Маршалл смотрят шире, исследуя разные виды военных столкновений, происходивших в период Крестовых походов. Они убедительно доказывают, что именно захват крепостей и замков, а не победы в сражениях оказались решающими в военной истории Крестовых походов XII и XIII вв. Маршалл утверждает, что к XIII в. мусульмане достигли превосходства почти во всех видах военных действий.

Маршалл также акцентирует внимание на том, что военные столкновения малого масштаба были отличительной чертой периода Крестовых походов, и подчеркивает важность набегов - и самих по себе, и как составной части более широкой стратегии, например, когда они служили подготовкой к осаде. Целый ряд рейдов, организованных в XIII в. на Акру, с его точки зрения, был частью общей военной стратегии мусульман. Они осмотрительно использовали свои ресурсы, постепенно усиливая давление на владенья христиан. Целью большей части военных кампаний в этот период был захват или оборона территорий с помощью взятия или удержания крепостей.

Всепоглощающая франкская программа строительства замков в XII в. в Леванте возникла из этой же традиции.

Многие военные историки указывают на то, что хотя у обеих сторон в период Крестовых походов всегда была готовая к бою небольшая регулярная армия, они все же до последнего момента избегали больших сражений. Как справедливо пишет Скэнлон:

"Битва, таким образом, считалась последним средством".

Другой военный историк, Киган, считает, что слабость франков в битвах крылась в их излишней зависимости от стремительной атаки тяжелой конницы, рассчитанной на то, что противник не сможет выстоять и принять бой. Мусульмане же были вполне готовы сражаться на расстоянии и отступать, чтобы избежать опрокидывающего удара.

ОБ ИСТОРИЧЕСКОЙ ЦЕННОСТИ МУСУЛЬМАНСКИХ ИСТОЧНИКОВ, КАСАЮЩИХСЯ ВЕДЕНИЯ ВОЙНЫ

Анализ мусульманских источников, как хроник, так и военных руководств, оставляет без ответа обширный круг вопросов. Хотя в мусульманских источниках и есть редкие ссылки, проливающие свет на различные аспекты военных действий, они не дают достаточной базы для построения убедительных гипотез. Ибн ал-Каланиси, например, говорит о "[конных] атаках, которыми славились [франки]", но в его хронике, как, впрочем, и в любых других хрониках того времени, мало конкретных деталей о характере и последовательности отдельных конных атак во время крупных сражений между франками и мусульманами. Образное сообщение Имад ад-дина, описывающего франкскую конную атаку как "дуновение горных ветров", впечатляет, но в нем нет точности.

Мусульманские источники не дают ясного описания франкских армий, ни того, как те сражались и как приспосабливались, если приспосабливались вообще, к местным условиям и военным методам по мере течения времени. Мусульманские источники не дают нам никакого реального представления ни о том, как действовали мусульманские армии,1182 ни о деталях конкретных сражений, ни о том, повлияли ли, в свою очередь, на мусульман франкские военные методы и технологии.

Использование военной терминологии в источниках расплывчато и дается без объяснений. Сообщения хроник о численности мусульманских и франкских армий нельзя принимать всерьез. Все, что можно вынести из них касательно численности войск, - это весьма расплывчатый порядок их величины.

В мусульманских источниках нет ясного указания на тот факт, что мусульмане могли пользоваться весьма обширными источниками пополнения людских ресурсов, хотя в этом нет никакого сомнения.

Мусульманские правители Сирии, такие как Hyp ад-дин и Саладин, часто обращались за военной помощью к своим вассалам в далекой ал-Джазире и получали оттуда значительные подкрепления. Франкам же, наоборот, зачастую не хватало людей, чтобы защитить свои крепости или снарядить армию в поход, если только они не получали подкреплений в виде нового Крестового похода из Европы. Численное превосходство мусульман было, несомненно, решающим фактором в их конечной и неизбежной победе.

Мусульманские источники оставляют в стороне важный вопрос, касающийся слабости мусульманского флота, и предпочитают игнорировать тот факт, что это был важнейший фактор в длительном присутствии франков на мусульманских территориях. Если бы мусульмане были хозяевами моря так же, как хозяевами суши, весь конфликт мог бы, как утверждалось выше, закончиться намного раньше.

О чем же говорят мусульманские источники?

Они дают ясное представление лишь об общем количестве мелкомасштабных столкновений - набегов, стычек, засад, а также коротких и длительных осад на протяжении периода Крестовых походов. Они также указывают на сравнительную редкость крупных сражений. Разумеется, в этот период не произошло ни одного крупного морского сражения. Источники ясно показывают, что мусульмане победили франков благодаря стратегии систематических осад отдельных крепостей и портов крестоносцев.

Мусульманские источники не скрывают и того факта, что одна коалиция крестоносцев и мусульман часто сражалась против другой коалиции крестоносцев и мусульман. Такая прагматичность плохо укладывается в экзальтированную концепцию Крестовых походов и джихада. Поэтому совершенно очевидно, что при необходимости идеалы могли быть проигнорированы в пользу хладнокровной "реальной политики". Такие совместные действия, неоднократно имевшие место в XII и XIII вв., заставляют предположить, что методы ведения боя обеих сторон должны были быть схожими или, по крайней мере, совместимыми.

Обширная и эффективная сеть замков и башен, построенных франками, сильно повлияла на способ, которым мусульмане решали проблему изгнания крестоносцев. Сколь бы полезными ни были набеги и сражения для ослабления франкских войск и снижения их боевого духа, оставалось препятствие в лице франкских укреплений - замков и крепостей, куда истощенные франкские войска могли отступить и где они восстанавливали силы и дожидались подкреплений из Европы. Пока сеть замков оставалась в руках франков, всегда сохранялась возможность возрождения могущества крестоносцев и их последующих контратак.

Из такого положения вещей следовало, что единственным надежным способом победить франков было ведение безжалостных осад замков крестоносцев с целью захвата и уничтожения этих чужеродных элементов одного за другим. Именно в этом и был ключ к победе мусульман, а не в решительных полевых сражениях, сколь бы многочисленны и успешны они ни были.

Если бы мусульмане последовали этой тактике раньше, франки не продержались бы в Леванте так долго. Тот факт, что на их изгнание потребовалось столько времени, свидетельствует об отсутствии согласованного желания мусульман избавиться от франков. Более того, это служит доказательством тому, что мусульмане за длительный период времени привыкли к присутствию франков на Ближнем Востоке и относились к ним почти так же, как если бы они были одной из многочисленных "местных" групп в политической мозаике этого региона.

Слова "Крестовый поход" пробуждают в западном сознании представление о каких-то особенных воинах-крестоносцах, но они не вызывали никакой ответной реакции в сообщениях средневековых мусульманских хронистов, для которых франки были авантюристами, осквернителями и неверными, а вовсе не авангардом западнохристианского мира в его длительной экспансии в Леванте.

Только у Мамлюков хватило мастерства, ресурсов и желания для проведения многочисленных осад и окончательного искоренения франков. Если бы мусульмане также сумели создать эффективный флот, если бы они заблокировали и захватили все левантинские порты, тем самым не дав франкам продолжать высаживать войска и подвозить продовольствие, они смогли бы подорвать власть франков значительно раньше.

Слова ал-Сулами в начале Первого Крестового похода прозвучали пророчески, потому что уже тогда он предвидел, что франки захватят сирийские порты, если мусульмане не станут действовать быстро.

Однако такая дальновидная политика потребовала бы единства всех мусульман, сильного и мудрого военного руководства, но прежде всего - преодоления прочно укоренившегося предубеждения против морской войны. После Хиттина мусульмане были близки к победе, но утратили свое преимущество, вероятно, из-за нехватки средств для борьбы с франками на море. В аййубидское и мамлюкское время у мусульман не было постоянного флота и опытного морского персонала. Флоты строились время от времени в ответ на внешнюю агрессию со стороны франков, и обычно их приходилось создавать с нуля. Поэтому неудивительно, что франки "правили морями", опустошая берега Леванта и спокойно уходя в море, а также выгружая людей и снаряжение для своих осажденных единоверцев на суше.

Как уже упоминалось, мусульмане не всегда воспринимали франков как врагов. К ним могли относиться как к некоему "раздражителю", даже угрозе, но не до такой степени, чтобы объединенными силами организовывать против них непрерывные военные кампании. Франки, должно быть, сделались своеобразной составной частью единой ткани левантинского общества. Это очень много говорит об их умении приспосабливаться к сначала незнакомому образу жизни и в этой связи демонстрирует ложность привычного и даже банального образа фанатичных западных христиан, преданных идее истребления мусульман на Святой земле.

Что же побудило мусульман начать последнее и решительное наступление на франков в мамлюкский период?

Представляется, что катализатором ухудшения отношений между мусульманами и франками стало вторжение монголов. Последовательные нападения на мусульманский мир другого, намного более опасного, чем франки, врага укрепили решимость мусульман избавить дар ал-ислам от любых чужаков.

Ксенофобия усилилась, когда мусульманский мир подвергся нападению и с Востока, и с Запада.

Оба врага - и западные христиане, и язычники-монголы - должны были быть изгнаны из мусульманского мира раз и навсегда. Более того, опасения, что Западная Европа и монголы собираются заключить союз против мусульман, взяв их "в клещи", должны были только усилить решимость Мамлюков выступить против них.

Падение одного за другим мусульманских государств Средней Азии, Ирана и Ирака, завершившееся разграблением Багдада в 1258 г., представляло собой череду катастроф для всех мусульман. То было самое страшное бедствие, какое когда-либо испытывал мусульманский мир.

Разрушение монголами Багдада, древнего центра халифата, переложило руководство центральными мусульманскими землями на плечи Мамлюков. Именно они во время битвы при Айн Джалуте ("источник Голиафа") дали первый серьезный отпор дотоле непобедимым монгольским ордам. Боевой дух мусульман вырос неизмеримо, и приблизительно через поколение крестоносцы собрали горький урожай этой победы.

Мусульманские источники не проявляют удивления по поводу того, что франки оказались такими упорными, хотя после падения Эдессы в 1144 г. они были вынуждены ограничиваться территорией между Средиземным морем и сирийской пустыней. Разумеется, мусульманские источники не восхваляют неверных франков за то, что они со своими все уменьшающимися ресурсами так долго цеплялись за каждый клочок земли в Леванте, хотя само по себе это уже было достаточным доказательством военного искусства необычайно высокого порядка. Однако франки, несмотря на традиционные проклятия, которыми сопровождаются любые упоминания о них в мусульманских источниках, считались вызывающими уважение врагами, обладавшими огромным военным опытом и мастерством.